– Вы не нервничайте,– попытался успокоить её Артём.– Вы, наверное, в курсе, что вы не первая, кто… кто выздоравливает таким необычным образом?
Женщина кивнула.
– Тот пациент, что ожил первый,– продолжил он,– рассказывает тоже самое. Тишина, мрак, жуткий холод, грохот, вспышка.
– Да?
Женщина прикрыла сковородку крышкой, выключила газ и внимательно посмотрела на Артёма, будто размышляя, стоит ли ей рассказывать дальше или нет.
– А к нему приходила…
Она бросила на гостя умоляющий взгляд.
– Только не смейтесь, но мне кажется, я видела… смерть!
– Дорогу! Дорогу!
Санитары поспешно везли каталку в сторону реанимации.
Света подняла с пола игрушечного клоуна и тревожно посмотрела им вслед.
На каталке с закрытыми глазами лежала Катя.
Проходивший мимо Воронков замедлил шаг и внимательно вгляделся в бескровное, тусклое детское личико с заострившимися чертами. Подняв голову, он встретился взглядом с Поповым. Главврач недобро наблюдал за ним.
– Знаете, как обычно изображают смерть?– спросила женщина.– Старуха в черном балахоне с косой. Или скелет. Череп с пустыми глазницами.
Артём едва разбирал слова сквозь громкую музыку.
Cross my heartI wear no disquise.If I tried, you’d make believeThat you believe my lies.– Ничего похожего. Смерть молода и красива. Это девушка с длинными светлыми волосами.
– Девушка?!
Артём решил, что ослышался.
– Я никогда не увлекалась мистикой, религией и подобными вещами,– оправдывалась женщина.– Но теперь…
– Вы разглядели её лицо?– перебил Артём.
– Что вы!
– Вы видели девушку в реанимации или в покойницкой?
– Я… Я не помню. Может быть, и там, и там? Тишина, мрак, холод, потом девушка, гром, вспышка.
– Вы когда-нибудь занимались йогой?
– Когда мне было заниматься!– женщина вздохнула.– Я ж не москвичка. С восемнадцати лет моталась по общежитиям. В тридцать заработала эту однушку. В тридцать пять родила Владика. В четыре года он заболел. Сахарный диабет. Его отец сразу же нас бросил. Так обычно бывает. Пришлось вертеться на трёх работах. Я спасла Владику ноги, но не смогла спасти зрение.
Женщина виновато посмотрела в сторону комнаты.
– Может, всё-таки пообедаете? Владик будет рад. Ему так не хватает мужского влияния.
– Нет, спасибо,– мягко извинился Артём и направился в прихожую.
Одеваясь, он видел, как женщина подошла к сыну, что-то спросила и ласково погладила мальчика по голове. Тот улыбнулся и прижался щекой к её ладони.
Thank you for loving me,For beeing my eyesWhen I couldn’t see.For parting my leapsWhen I couldn’t breathe.Thank you for loving me.Thank you for loving me!– Последний вопрос. Вы знаете, что такое сомати?
– Это…– женщина озадаченно поморщилась.– Какая-то рыба?
Выйдя из подъезда, Артём остановился и открыл свой рабочий блокнот. На первой странице крупными буквами было выведено: «Дубровский? Сергеева? Соловьёв?»
Артём перечеркнул крест-накрест жирной линией первые две фамилии. Потом перечеркнул третью и задумался.
– Вот он, внучек.
Пожилая женщина перелистнула страницу семейного альбома и украдкой смахнула слезу.
Щекастый карапуз лет двух с небольшим, с воздушным шариком в руках, задорно улыбаясь, смотрел на Артёма с выцветшей чёрно-белой фотографии.
– Мой сын был обычным ребёнком,– сказала безразличным, механическим голосом женщина помоложе, жадно курившая у открытой форточки.– В меру хулиганистым, в меру непоседливым.
Худощавый семилетний мальчишка нежно прижимал к себе обезьянку.
– Это мы в зоопарке. Последнее лето перед школой.
Женщина потушила сигарету, захлопнула форточку и села на старый продавленный диван рядом с Артёмом.
– Учился он на четвёрки,– сообщила бабушка.
Всё тот же мальчик, на этот раз в школьной форме, крепко сжимал в руках букет гладиолусов.
– Хороший был парень.
Женщина криво улыбнулась.
Тринадцатилетний длинноволосый подросток, скорчив забавную рожицу, музицировал на гитаре.
– Мы, конечно, слышали о наркотиках, но…– женщина замялась.
– Знаете, как это бывает,– подхватила бабушка,– все уверены, что уж с их-то ребёнком такого не случится.
– В девятом классе у Серёжи появился друг- некий Дима,– продолжила женщина.– Он учился в ПТУ. Серёжа сразу изменился- стал злым, раздражительным. Дальше обычная история- пропажа вещей, денег, скандалы, истерики, следы уколов на руках.
Женщина захлопнула альбом и отложила его в сторону.
– Ты вдруг понимаешь, что это уже не твой ребёнок. Я читала, что у наркоманов со стажем мозг гладкий, без извилин. Это не люди.
Обе женщины поникли: им было стыдно за сына-наркомана, за убогую мебель и свою напрасно прожитую жизнь.
– Может быть, вы меня осудите, но я рада, что всё кончено!– призналась, прощаясь, мать.
За стеной вдруг что-то зашипело и громко заиграл магнитофон.
You pick me up when I fall downYou ring the bell before they count me out.If I was drowing you would part the seaAnd risk your own life to rescue me.– Опять соседи напились,– пожаловалась женщина.– Напьются и врубят музыку на полную громкость.
– А меня сегодня весь день эта песня преследует,– признался Артём.
Thank you for loving me,For beeing my eyesWhen I couldn’t see.For parting my leapsWhen I couldn’t breathe.Thank you for loving me.Thank you for loving me!– О чём она?– спросила женщина.
– «Thank you for loving me»– «Спасибо за то, что ты любишь меня»,– эту фразу произносит герой Бреда Питта в фильме «Знакомьтесь, Джо Блэк», когда любовь девушки возвращает его на землю после смерти. «Спасибо за то, что ты любишь меня. За то, что ты была моими глазами, когда я не мог видеть. За то, что ты была моими губами, когда я не мог дышать. Спасибо…» Чёрт побери! Чёрт побери!
Артём махнул рукой и, не дожидаясь лифта, бросился вниз по лестнице.
– Оригинальное окончание припева,– недоумённо сказала женщина ему вслед.
Лана сидела на полу, скрестив ноги и закрыв глаза.
– Тишина, мрак, холод, девушка, гром, вспышка, воскрешение!
Лана внимательно посмотрела на разгорячённого Артёма, поднялась, убрала коврик в шкаф и как ни в чём не бывало уселась за стол, на котором красовалась груда новых комплектов постельного белья.
– У тебя красивые длинные волосы- зачем ты прячешь их под косынкой?
– Попов не разрешает.
– Для такого человека, как ты, он мог бы сделать исключение.
– А что во мне особенного?– равнодушно поинтересовалась Лана.
– Тишина, мрак, холод, девушка, гром, вспышка!
– Это я уже слышала.
Артём подошёл ближе, опёрся кулаками о стол и, не сводя глаз с лица девушки, потребовал:
– Расскажи, как ты это делаешь?
– Ах, вот ты о чём,– всё так же равнодушно протянула Лана.– Я знала, что рано или поздно ты придёшь ко мне.
По телевизору передавали новости. Экран старенького доперестроечного «Рекорда» рябил, так что лиц было почти не разобрать, но лежавшей на диване перед телевизором Катиной бабушке было всё равно. Мысленно она находилась в больнице и поэтому, когда раздалась резкая трель телефона, не сразу взяла трубку.
– Алло?
Её лицо вдруг исказилось.
– Как?! Не может быть! Это какая-то ошибка!– выдохнула она и беззвучно зарыдала.
– Всё элементарно.
Лана набросала на бумаге непонятную, на первый взгляд, схему.
– Кроме физического, грубого мира существует тонкий мир. Мир сверхвысоких частот. Тонкий мир состоит из торсионных полей. Душа- это не что иное, как сгусток энергии тонкого мира, закрученный определённым образом. Когда человек болен или мёртв, торсионные поля закручены негативно.
Лана добавила к схеме несколько штрихов.
– Но если найдётся человек с высоким положительным энергетическим потенциалом, он сможет раскрутить негативные поля, присущие смерти и болезни. Раскрутка отрицательных торсионных полей приводит к восстановлению тканей физического тела. Дух, покинувший тело, может вернуться и оживить его. Такие случаи известны.
Артём не мог оторвать взгляд от изогнутых глаз атланта.
– Юноша из Катманду?
– Да. Ты где-то читал о нём?
– Нет. Мне рассказала Света.
Лана озадаченно пожала плечами.
– Не подозревала, что она интересуется подобными вещами.
– Она сказала, что услышала эту историю от тебя.
Лана задумчиво вывела жирный вопросительный знак.
– Не помню, чтобы я рассказывала ей эту историю.
Артём осторожно отодвинул в сторону карандаш и листок со схемой.
– Так как ты это делаешь?
Лана бросила на него осторожный взгляд и поспешно отвела глаза.
– Это не я делаю.
– Хорошо. Бог, Высший разум, Древний человек…
Лана молчала.
– Зачем ты рассказала про Воронкова? Пыталась сбить меня с толку?
Артём коснулся пальцами её подбородка и медленно поднял лицо вверх.
– Я сначала действительно думала, что это дело рук Воронкова. Но потом у меня появилась другая версия, и я попыталась подсказать тебе…
– «Сомати» на двери покойницкой ты написала?
Лана отвела его руку и снова опустила голову.
– Да.
– Ну что ж, отлично!– он громко хлопнул в ладоши.– Ты станешь знаменитостью. Гастроли по всему миру, толпы жаждущих исцеления больных, воскрешение любимых детей, отцов семейств. Браво! Может…
Он сделал паузу.
–… ты и есть мессия?
Лана грустно посмотрела на него.
– Это не я. Честно.
В кабинете Попова Куликов и Ветлицкий распаковывали новую мебель. Увидев Артёма, Попов сделал им знак рукой и те, что-то недовольно бурча себе под нос, неспеша удалились.
Артём сразу приступил к делу.
– Моя ошибка в том, что я искал правду где угодно, но только не там, где её следовало искать. Интриги Воронкова, халатность, злой умысел… Я искал связь между диагнозом и воскресением, между лечащим врачом и воскресением. А надо было- между воскресением и… самим воскресшим!
Брови Попова удивлённо поползли вверх.
– Знаете, почему не воскрес Соловьёв?
–Ещё бы!– воскликнул главврач.– Его лечил сам Воронков. К тому же я лично удостоверился в его смерти. Да и вы в подвале караулили.
– Соловьёв не воскрес вовсе не потому, что я его караулил! Он и не должен был воскреснуть. Если бы умер Дубровский, его жена и ребёнок оказались бы на улице. И не только поэтому. Их любовь вернула его! Смерть Сергеевой погубила бы её сына. Любовь мальчика вернула её! Воскресение наркомана Соловьёва только ухудшило бы страдания его матери и бабушки.
– Версия, конечно, замечательная, но… какая-то уж больно фантастическая.
Попов нервно постучал костяшками пальцев по столу.
– Видите ли в чём дело- начальство не станет разбираться, кто воскрес- хороший или плохой. Меня уволят, а, если это безобразие- я имею в виду воскресения- продолжится, больницу просто закроют… Хорошо ещё журналюги ничего не пронюхали…
Попов помолчал, потом поднялся, подошёл к Артёму и положил руку ему на плечо.
– Найдите того, кто это делает… И остановите его. Здесь не Палестина времён Иисуса Христа. Мы живём в другое время. Воскрешения нам ни к чему.
Главврач умоляюще посмотрел ему в глаза.
Артём отвёл взгляд и аккуратно снял руку со своего плеча .
– Хорошо,– сухо согласился он.– Мне нужен список сотрудников, устроившихся на работу в течение последнего месяца. Из них особое внимание обратите на девушек с длинными светлыми волосами.
– Это я вам и так скажу,– облегчённо вздохнул главврач.– За последний месяц, не считая грузчика на кухню, совершенно лысого, к нам устроились всего два человека. Две девушки. Две Светланы- бельевщица и санитарка.
Жизнь в больнице потихоньку входила в прежнее русло. После того, как воскрешение Соловьёва не состоялось, все решили, что имела место какая-то нелепая ошибка, и успокоились. Артём заметил это, едва выйдя от главврача. Никто уже не суетился, не требовал немедленно выписать домой; никто не шушукался по углам и не провожал недоверчивыми взглядами врачей. Больные деловито сновали от кабинета к кабинету, гремели вёдрами санитарки, спешили по своим делам врачи.
– Постойте!
На лестнице Артёма нагнал Попов.
– Я, честно говоря, весьма скептически отношусь к вашей версии, но, если то, что вы сказали, правда…
Он оглянулся и продолжил полушёпотом.
– Там, в подвале, в покойницкой, находится очень подходящая для воскрешения кандидатура. Маленькая девочка- единственная внучка. Мы её бабушку час валерьянкой отпаивали.
– Что же вы сразу не сказали!
Перепрыгивая через ступени, Артём бросился в подвал.
– Помните- мы живём в другое время!– крикнул главврач ему вслед.
На ступеньках больницы, безучастно глядя перед собой, застыла Катина бабушка. Она стояла на самом проходе, так что людям приходилось огибать её; время от времени тяжёлая стеклянная дверь, распахиваясь задевала её по руке,– пожилая женщина ничего не замечала.
В правой руке она держала наспех собранную сумку, левой- прижимала к груди потешного, разноцветного клоуна.
Наконец, женщина сообразила, что мешает движению, медленно спустилась вниз и понуро побрела прочь.
Катя, укрытая не первой свежести простынёй, лежала на каталке.
– Труповозка приехала!– крикнул кто-то в дальнем конце коридора.
Дверь в покойницкую бесшумно открылась и тут же захлопнулась. Вошедший почему-то не стал включать свет, а сразу уверенно прошёл к девочке. Простыня медленно сползла на пол.
Запыхавшись, Артём остановился посреди коридора и огляделся. В подвале как всегда не было ни единой души. Артём поймал себя на мысли, что начинает ненавидеть эти тускло горящие лампы, обшарпанные стены и извивающиеся по потолку полуржавые трубы. У него вдруг возникло горячее желание бросить всё и убежать наверх- к солнцу, свежему воздуху и живым людям. Но он сдержался- где-то в глубине души появилось предчувствие, что на этот раз всё получится и загадка будет разгадана.
Ключ почему-то не поворачивался.
Артём достал пистолет и осторожно толкнул дверь. Как он и ожидал, та послушно распахнулась.
Его взгляд упёрся в лежавшую на полу простыню.
У каталки же, спиной к нему, стояла девушка- невысокая, худощавая, с длинными светлыми волосами.
Артём моргнул. Девушка не исчезла.
– И что теперь?– громко сказал он, пытаясь нашарить выключатель.– «Талифа- куми»?
– «Талифа-куми!»– словно эхо, повторила девушка.
Артём вздрогнул: ему почудилось, что девочка на каталке шевельнулась.
– А теперь развернись лицом ко мне!– скомандовал Артём.
И на всякий случай предупредил:
– У меня пистолет.
Не оборачиваясь, девушка вытянула руку в сторону и развернула её ладонью к Артёму.
– Я стре-
Что-то раскатисто громыхнуло, и убогую комнатушку залил яркий голубой свет.
– Это какая-то ошибка!– громко сказала сама себе Катина бабушка и, резко свернув, поспешила назад, к больнице.
От неловкого движения ручка оборвалась и содержимое сумки высыпалось на свежевыпавший снег. Опустившись на колени, бабушка принялась собирать детские халатики, колготки, носочки, игрушки. Взяв в руки клоуна, она не смогла сдержать слёз.
– Это какая-то ошибка!
Бабушка всхлипнула и вдруг испуганно охнула: прямо перед ней кто-то стоял.
С недоумением она разглядывала стоптанные кроссовки, джинсы, белый халат. Слёзы застилали ей глаза,– бабушка с трудом сообразила, что перед ней стоит женщина с закутанным в одеяло ребёнком на руках.
Она поднялась с колен, пригляделась и попятилась.
Женщиной оказалась Света, а ребёнком- её собственная внучка.
– Это была ошибка!– сказала Света и протянула девочку бабушке.
Та всхлипнула и осторожно взяла Катю на руки. Всё ещё не веря своему счастью, женщина судорожно ощупала внучку, провела трясущейся рукой по мягким волосам и, звонко расцеловав, крепко прижала к груди.
Девочка выглядела совершенно здоровой; желтушный цвет кожи бесследно исчез, а на щеках заиграл румянец.
Света подняла клоуна и протянула его малышке.
Девочка счастливо улыбнулась.
Шатаясь и держась обеими руками за голову, Артём вышел из подвала через торцевой выход.
У труповозки курили Куликов и Ветлицкий.
– Курите?– усмехнулся Артём.– А труп-то ваш- тю-тю!
– Как это «тю-тю»?– не поняли санитары.
– Домой ушёл!
Осторожно ступая по глубокому снегу, Артём обогнул здание и скрылся из виду. Санитары переглянулись; Куликов покрутил указательным пальцем у виска.
Света стояла на том же месте, глядя вслед спешащей к остановке женщине с девочкой на руках.
– Так это была ты?!– выдохнул Артём, благоговейно разглядывая стоявшую к нему спиной хрупкую фигуру в белом халате и длинные светлые волосы.
– Что я?– спокойно спросила Света.– Я просто шла по коридору, и мне навстречу выбежала девочка. Я завернула её в одеяло и отнесла бабушке. Вот и всё.
– Угу!– буркнул всё ещё слабо соображавший Артём.– А ты никого там не видела больше? Лану, например.
– Никого, не считая маленького чёрного котёнка.
Артём откашлялся.
– Э… Я вот тут подумал…
Странное происшествие в подвале неожиданно придало Артёму несвойственную ему смелость.
– Знаешь… Я… один живу… Мать год назад умерла от рака, отца я вообще не знал… Может… Скучно одному… Давай куда-нибудь… Ну там, поужинать. Или в кино сходим.
– Не сегодня.
Он понимал, что его заплетающийся язык производит на даму не слишком приятное впечатление, но не мог удержаться.
– Ты дашь мне свой телефон?
Артём даже удивился, как легко он произнёс когда-то необыкновенно трудную для него фразу.
– У меня нет телефона.
– Как это так- нет?!
– А вот так- нет.
– И электронной почты?
– И электронной почты.
– И странички…
– И странички! Я сама тебя найду.
Артём вздохнул.
– Я буду ждать.
Он внимательно посмотрел на неё.
When I couldn’t flyOh, you gave me wings.You parted my lipsWhen I couldn’t breathe.Thank you for loving me!For loving me…Девушка стояла к нему спиной, и потому он не мог видеть, как её лицо на несколько секунд стало золотистым, а глаза изогнулись. Совсем как на плакате.
Мой дорогой Лео! Часть1-я
Театр размещался в захудалом Доме культуры периода развитого социализма. Перед двухэтажным особняком с колонами в псевдостаринном стиле мёрз на промозглом февральском ветру гипсовый мальчик-горнист, облепленный свежевыпавшим снегом; его горн указывал куда-то вверх, в направлении гигантских облупившихся букв под покатой крышей.
«Слава труду!» – едва угадывалось в тусклом свете единственного горевшего у здания фонаря.
«Ольга Островская «Мой Дорогой Лео!»– гласила аляповатая, нарисованная неумелой рукой афиша рядом с дубовой входной дверью. «Только у нас! Премьера!»– было приписано мелкими буквами ниже. В самом низу афиши красовались два нелепых, с крючковатыми носами лица, женское и мужское, и некто в размалёванной клоунской маске.
Заполненный лишь наполовину зал выглядел также убого: продавленные рыжие кресла как нельзя больше гармонировали с пыльным потёртым занавесом и выщербленным полом.
Зрители тихо переговаривались в ожидании начала спектакля.
Наконец свет погас, занавес медленно отъехал в сторону, открывая уютную комнату, стилизованную под старину, с тремя окнами и двумя дверьми. У каждого окна высился массивный стол тёмного дерева и несколько стульев с красной плюшевой обивкой; на стене висели картины в позолоченных рамах; на столах стояли изящные вазы с букетами сухих цветов, резные фигурки а также пепельницы, солонки, и подставки с салфетками. Очевидно, это было кафе или ресторан.
Внезапно одна из дверей распахнулась и на сцене появилась высокая красивая женщина лет тридцати пяти.
Зрители восхищённо ахнули.
Незнакомка сняла шубку и провела по меху рукой, будто стряхивая снег.
– Ужасная метель!
Она оглядела комнату.
– Ну, куда сядем? Мне хочется у окна.
Женщина уселась за стол.
– А мы везунчики: вечер, выходной день- и никого! Садись, малыш!
Зрители завертели головами, пытаясь понять, с кем она разговаривает.
– Что? Не называть тебя больше малышом?– спросила женщина невидимого спутника.– А раньше ты не обижался. Ладно, не буду. За эти десять лет ты совсем не изменился…
Если бы зрители не были так увлечены спектаклем, они бы непременно обратили внимание на другую женщину, тоже высокую и красивую, тоже лет тридцати пяти, сидевшую в дальнем углу зала, и повторявшую шёпотом слово в слово все реплики актрисы.
Незнакомка на сцене задумчиво провела рукой по скатерти и повернулась к бутафорскому окну, за которым в сумерках виднелись силуэты многоэтажек с ярко освещёнными окнами.
– Сколько огней! Среди них можно затеряться и никогда не найтись. Иногда мне кажется, что именно это с нами и произошло. А тебе? Тебе тоже так кажется? Но, тем не менее, мы встретились. Или не встретились? Нам не следовало встречаться? Нет! Ты не прав! Ты думал об этом? И что надумал? Никогда. Мы слишком разные. Но, Лео, разве мы не любили… разве мы не любим друг друга?
В голосе актрисы слышалась неподдельная боль.
У странной зрительницы в дальнем углу зала на глаза навернулись слёзы.
На пороге комнаты возник молодой человек, лет на десять младше незнакомки. Его взгляд упал на женщину у окна, и на мгновение в его глазах мелькнули безумная радость и любовь, тут же, впрочем, сменившиеся холодным, недовольным выражением.
Несколько минут женщина и молодой человек пристально смотрели друг на друга.
– А мы с тобой везунчики,– начала женщина.– Вечер, выходной день,– и никого! Я не думала, что ты придёшь, Лео. Но, раз уж пришёл, садись, малыш.
– Не называй меня больше малышом, Ада,– с лёгким акцентом сказал молодой человек.– Пожалуйста…
Они сделали заказ и официант вскоре принёс кофе, пирог и мороженое.
– На меня на днях такая ностальгия накатила! Достала старые фотографии, стала разглядывать и обнаружила одну любопытную вещь.
Женщина достала из сумочки кипу фотографий и протянула их молодому человеку.
– Узнаёшь?
– Это выцветшая,– грустно сказал Лео, разглядывая снимок.
– Она стояла у меня на столе.
– Вспомнил. Десять лет назад. Наше последнее свидание. Парк. В тот день там что-то праздновали. Гремела музыка. Сверкал фейерверк.
Он усмехнулся.
– Мы выглядим, как влюблённая парочка!
– А кто за твоей спиной?– спросила Ада.
– Клоун,– несколько растерянно ответил молодой человек и задумался.
– Погоди! Я помню этого клоуна. У фонтана стоял цирк-шапито, и рядом крутился клоун. Он пронзительно свистел и строил гримасы прохожим. Когда мы проходили мимо, он сделал страшные глаза и показал кулак. Ума не приложу, как он очутился за нашими спинами? Но, как бы там ни было, ничего криминального здесь нет.
Женщина протянула ему свой мобильник.
– А теперь взгляни сюда. Твоё пятнадцатилетие. Традиционный пикник. Мы уже год знакомы. Припоминаешь? И полгода… и полгода… ну, неважно.
– Моя мать, отец, младшая сестра, друг … это я не знаю, кто…
Лео медленно водил пальцем по фотографии.
– А за деревом?
Он пригляделся.
– Немножко размыто. Клоун?!
– И вот ещё. И здесь,– указывала Ада, перебирая снимки.
– Ну, это уж слишком!– воскликнул Лео.– Я не могу поверить! Кто? Зачем?
– Он всюду,– подметила женщина.– Везде, где мы вдвоём.
Она внимательно посмотрела на молодого человека.
– Но почему мы его не замечали?!– спросил тот.
– Он, по-видимому, держался на расстоянии. Если бы не фотографии, мы бы о нём вообще ничего не знали. Какой-то мистический персонаж. Что это за человек, и зачем он нас преследует?!
В зале повисла зловещая пауза.
Благодаря умело вплетённой детективной интриге банальная мелодрама превратилась в захватывающий триллер.
В антракте большинство зрителей осталось в зале, лишь кое-кто наведался в убогий буфет, чтобы разжиться бутербродами с подсохшим сыром и не первой свежести красной рыбой.
Женщина в углу неподвижно сидела в продавленном рыжем кресле. Проходивший мимо мужичонка в потёртом вельветовом костюме ободряюще подмигнул ей и похлопал по плечу.
– Приготовила вазы для цветов?– шутливо поинтересовался он.
Женщина напряжённо улыбнулась.
Погас свет, началось второе действие.
Когда тайна клоуна была разгадана, зал оживлённо зашептался.
К разочарованию женской аудитории, в конце пьесы герои всё же вынуждены были расстаться.
Лео долгим взглядом посмотрел на Аду, встал и молча вышел. Из распахнутой двери донеслось завывание вьюги.
Ада поднялась и, шатаясь пошла к выходу. На её лице было написаны такое горе и отчаяние, что вся женская часть зала и даже кое-кто из мужчин участливо вздохнули.