Я уже почти забыла о том, как все быстро происходит, когда общаешься с правящим. При всем при том, что мне никто ничего не ответил – смартфон просто щелкнул, будто нас разъединили. Я сначала подумала, что он не поверил. Попыталась набрать снова, попутно отбиваясь от Элегарда, который говорил, что я совершаю самую большую ошибку в мире, а потом готовясь драться за своих детей – потому что Бен во второй раз не ответил, а за Риа и Роа приехала спецбригада.
Ну или как назвать медиков, которых пригласил Дэйн? Няня в немом ужасе наблюдала за тем, как я встала в дверях, готовая реально с ними подраться, но драться ни с кем не пришлось. Спецбригада просто оказалась оттеснена в одно мгновение, будто их сжало в один маленький комок в углу нашей квартиры – перед тем, как в нее вошли сначала вальцгарды, а потом Бен. На меня он вообще не смотрел, словно я была пустым местом, а когда заговорил, обращался преимущественно к няне:
– Где они?
Женщина, бледнея, зеленея и краснея, проводила его наверх, и я, когда первое оцепенение прошло, бросилась за ним.
В своих мыслях, как бы я ни пыталась себе лгать, я тысячу раз представляла эту встречу. Не знаю, чего во мне было больше – ожиданий, страхов, отчаяния… наверное, всего. Я принимала этот смузи внутривенно каждый раз, когда думала, что произойдет, если Бен узнает о детях. Какой будет их встреча. И вот сейчас он смотрел на Роа, которому уже не помогали жаропонижающие пластинки, и в его взгляде была пустота. Такая пустота, по сравнению с которой любая даже самая страшная бездна покажется ерундовой ямкой.
Не знаю, почему это было так больно. Наверное, потому что я ждала другого… а чего я ждала? От того, кому не нужны были от меня дети? От того, кто хотел предложить мне сделать аборт, если бы узнал, что я беременна? Он же, кстати, после нашего расставания подписал указ, разрешающий аборты в Рагране.
– Ты сможешь им помочь? Это…
Бен развернулся ко мне, и я подавилась продолжением фразы. Так, как сейчас, он на меня никогда не смотрел. Сказать, что его взгляд был страшным – значит, ничего не сказать, меня ударило его холодной яростью, как металлическим заостренным стержнем в самое сердце. Потом его взгляд скользнул на мое плечо, за меня, и стал еще более страшным.
Я обернулась и увидела няню, которая принесла Риа. Дочь положила голову ей на плечо, покрасневшая от жара, на сгибе локтя белели новые пластинки. Она выглядела хрупкой поломанной куколкой. Но она всегда была такой куколкой, ребенком, над которым тряслись все – начиная от Лара и Роа, меня, Элегарда, и заканчивая нянями и всеми, кто с ней знакомился. При мысли о том, что я могу ее потерять, сердце болезненно сжалось, и стержень Вайдхэна я почувствовала особенно остро.
– Забирайте детей. Мы уходим, – коротко произнес он.
– Огненная лихорадка… – завел было свою песню Дэйн, но одного взгляда Вайдхэна хватило, чтобы врач заткнулся.
А потом стержень провернули в моем сердце еще раз, когда Вайдхэн взял Риа на руки. Так осторожно, словно боялся сломать.
Лар сидел с большими глазами. В том, что он узнал Бена, не было никаких сомнений, что же касается Роа, тот приподнялся, глядя на Вайдхэна широко раскрытыми глазами – как его маленькая копия, его отражение.
– Вы кто такой? – спросил грозно. – И куда вы нас забираете?
Вайдхэн не ответил, потому что сына взял на руки один их вальцгардов. Они вышли из комнаты, и я, бросив на ходу няне:
– Собери Лара, – вылетела за ним.
– Куда вы их забираете? Бен!
Роа попытался вырваться, но вальцгард держал крепко. Тем более что жар делал свое дело, и сын слабел с каждой минутой. На мой вопрос Вайдхэн даже не обернулся, и мне приходилось бежать, чтобы подстраиваться под него и под его шаг. Нас посадили во флайс: меня, Риа, Роа, рядом с нами сел Бен. Обернувшись, я увидела, как на парковку выбегает няня, за которой едва успевает Лар, но флайс уже взмыл в воздух.
Я едва успела облегченно вздохнуть, увидев, что их сажают в другой, который будет подниматься следом за нами, вместе с сопровождающими, когда Роа дернул меня за рукав:
– Мам. Кто он?
Риа просто молча жалась ко мне, я ощущала ее горячую кожу, как будто это внутри меня разгоралась наблова огненная лихорадка.
– Тот, кто может нам помочь.
Бен на нас не смотрел. Смотрел поверх наших голов, сквозь заднее стекло, на уменьшающийся в высоте Зингсприд. Он никак не отреагировал на мои слова, его лицо оставалось каменным даже когда Роа снова спросил:
– Он доктор?
– Да, Роа. Он врач. – Это даже не было ложью. – Очень хороший.
– А правда, что мы умрем? – мой сын спросил это так, что я дернулась.
– Роа… что за…
– Я слышал, что говорил Дэйн. Огненная лихорадка – смертельная. Я читал.
Где?! Где и когда он это читал?!
– И еще я читал, что она бывает только у иртханов. Мама, я же не могу быть иртханом?
Я прикрыла глаза.
– Роа, – голос Бена прозвучал как взрыв, от которого все внутри меня разлетелось осколками. От того, что он назвал сына по имени. От того, что все это было настолько неправильно, насколько это возможно. – Я обещаю, что мы во всем разберемся. Еще я обещаю, что ты не умрешь. С тобой и с твоей сестрой все будет хорошо. Ты мне веришь?
Роа моргнул.
– Да.
– Бен, – не выдержала я. – Куда ты нас везешь?
Я согласна была выдержать еще десять таких взглядов и сотню металлических стержней в своем сердце, лишь бы получить хотя бы малейшую определенность. Лишь бы знать, что вот это вот обещание – не пустые слова для успокоения маленького ребенка. Что он правда может сделать. Он же может? Правда?
– В Рагран? – спросила я, когда молчание слишком уж затянулось.
Честно, я уже даже не ждала ответа, потому что он перевел взгляд с сына на то, что было над спинкой наших сидений, и так и застыл. Поэтому вздрогнула от неожиданности, когда услышала:
– В Ферверн.
Глава 4
Черное пламя Раграна
«Бен, твои дети умирают. Нам нужна помощь».
Сначала ему показалось, что это шутка. Глупая шутка, насмешка, издевка – да что угодно, потому что не может это быть правдой. Просто не может.
Но еще более невероятным было то, что это насмешка. Аврора, которая на протяжении всех этих лет не выходила у него из головы, точно не стала бы так издеваться. Начать с того, что она просто не стала бы ему звонить. Как не звонила все эти годы. Ее номера не было в его смартфоне. Только в памяти.
Он там отпечатался, будто цифры выжгли раскаленным клеймом. Кто бы мог подумать, что он, тот, кто выбрасывал всю ненужную информацию из головы в секунды, будет помнить номер женщины, с которой давно все кончено.
Отпускать ее было сложно. Поначалу даже казалось, что не получится – этот предлог, Лаура Хэдфенгер, до которой сейчас ему по сути не было никакого дела, мог обмануть кого угодно, но только не его самого. Лаура Хэдфенгер осталась в прошлом, Аврора Этроу – нет. Но он должен был ее отпустить, потому что семьи у них не получится. Не получится того, что нужно ему… и ей. А у него не получится смириться с тем, что есть только Лар. Не его сын, который забирается к нему на руки, или не его дочь. У них с Авророй никогда не будет общих детей.
И это было больно.
Потому что он хотел своих. Он хотел стать отцом и, видимо, любил ее недостаточно сильно, раз выбрал гипотетических детей, предпочел их женщине, с которой хотел провести каждый день своей жизни. Тем не менее это был его выбор, и он его принял. Точно так же, как принял выбор Авроры – через месяц после их расставания, сразу после переезда в Аронгару она сошлась с набловым Элегардом.
Да, химия между ними определенно была, и даже сама эта мысль заставляла скрежетать зубами. Потому что Аврора все отрицала. Говорила, что нужен ей только он. А потом… потом он узнал про ее беременность, и этот миг – миг, когда информация легла к нему на стол, то ли растянулся во времени, то ли сжался в одно мгновение. Потому что именно тогда он утратил весь свой долгоиграющий мифический контроль, готовый прямо сейчас лететь в Аронгару, выдрать из нее признание о том, что она лгала, а гонщику свернуть шею. Он представил это так ярко, в плавающей перед глазами пламенно-черной дымке, что ему стало страшно.
Беременность. Не от него.
