Сухим из морской воды. Месть Афганца. Книга 1
– Вы отзовете свое разрешение на освобождение и скажете, что он вас запутал и обманул. Мы вернем его обратно, правда, уже в такую зону, где ему не будут ноги облизывать, как Иисусу Христу!
– В смысле, как это отзову разрешение? – нахмурился Фролов.
– Отзовешь, полкан, и все! Или в морду, хочешь? – офицер КГБ выставил вперед здоровенный кулак и направил его к левому глазу Фролова.
– Как вас там по званию? – едва сдерживая гнев, спросил полковник.
– Майор я! Майор Вячеслав Клюнгер, собака!
– Ага, так вот, майор Клюнгер Слава! Я, мастер спорта СССР по боксу, честный полкан и таких как ты, дебилов, не боюсь! Насмотрелся за жизнь. Меня самого приглашали в твою контору. Многие меня знают, и я многих. Смотри, Клюнгер, тут тайга длинная и темная… Ночи холодные, а волки голодные. Даже очки сожрут, не срыгнут…
– Ого!? Угрожаете?.. Мне?.. Я ведь при исполнении…
– Вышел на хер! Я тоже в своем кабинете! Вы мне только что угрожали! О местных достопримечательностях повествую. Тут природа, а грибов тьма. Ягоды, клюква, брусника… Трупы в болотах… Поезжайте-ка вы в Москву и займитесь настоящей работой.
– Так что будем делать? – тихо спросил майор.
– Что? Я еще что-то делать должен? Сымать штаны и бегать, – улыбнулся Фролов.
– Значит, товарища Чебрикова тоже не боитесь?
– Я и Андропова как-то не очень шугался. Он мне часы наградные подарил, во! – Полковник выставил вперед запястье левой руки с золотыми часами – командирскими, красиво снял их с руки и поднес к круглым очкам майора.
– Чего еще суете мне? «От Председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова за безупречную службу майору Фролову…» Черт!
Эти простые позолоченные часы с памятной надписью на тыльной стороне от самого покойного председателя КГБ, а потом руководителя СССР Юрия Андропова ввели майора в новое оцепенение, из которого он пытался выйти минут семь. Судя по его взгляду, он увидел не надпись на металлическом круге, а отражение самого покойного председателя всесильного чрезвычайного комитета, а вместе с ним и срез ствола пистолета ТТ. Вид у него стал жалковатый и даже какой-то пространный, словно майор уже давно страдал болезнью Альцгеймера.
– Может, чаю? У меня есть и шоколадные конфеты, – наконец предложил Фролов.
– Не нужно уже… Вы поймите, Бельмов убил, то есть, ранил офицера КГБ во время боевых действий. Это особо опасное деяние против властей. Десять лет ему дали и то благодаря Горбачеву! А вы его раз и через годик на свободу?
– Согласно приказу. Отвяжитесь от него, там дело белыми нитками пошито…
– Вот список людей, которых нельзя было отпускать! Видите, Бельмов здесь первым указан. Как у вас со зрением?..
– Не виноват он. Я настоящих уголовников знаю, а этот, этот чистый. Сфабриковали дело-то ваши следователи, вот так… Как еще не расстреляли парня?
– Как вы думаете, куда он направится? – наивно и примирительно спросил назвавшийся Клюнгер.
– А черт его знает? – усмехнулся Фролов.
– С вами не о чем говорить, вы засиделись на своей должности! Прощайте…
– Счастливого пути, господин Клюнгер! Может, и засиделся я, на пенсию пора.
– Я вашей выходки просто так не оставлю! Я все рапортом доложу своему начальству.
– Тебя выгонят с работы, майор. Побираться будешь по помойкам и уже без удостоверения. Помяни мое слово. Ты мне угрожал расправой и еще фамилию фальшивую назвал. Иди, гуляй, пока не стемнело, или в зоне заночуешь? У меня шконка свободная есть в камере с людоедами. Они если узнают кто ты, мне смешно представить, что они с тобой делать будут. И в полной тишине, они профессионалы.
– Я майор Валентин Варов, запомни меня, полковник! Хорошенько запомни наш разговор.
– Помяни мое слово, ох и упадет тебе кирпич на голову. Что ты злой такой?
– Все, у меня более вопросов к вам нет. Прощайте…
– Вам откроют ворота, не хворайте.
21 июня 1987. Москва. После семейного ужина в дверь квартиры Бельмовых неожиданно позвонили.
– Отец, а кто это к нам?
– Не знаю, сынок. Я никого не приглашал…
– На всякий случай, скажи, что я уехал. Что-то мне не спокойно, – тихо сказал Алексей и решил переждать незваный визит в маленькой комнате.
– Понял тебя сын, спокойно. Кто там?..
– Свои, – послышалось за дверью.
– Кто такие свои? Кого там черти?.. – крикнул Бельмов старший через дверь.
– Откройте, Борис Иннокентьевич. Я к вашему сыну, на минуту…
– Не понял?.. Его освободили, но он тут не проживает, – ответил отец, не открывая двери.
– Так вот я и говорю, его же освободили. Я орден его принес за Афганистан и медаль «За Отвагу». Я из военкомата, майор Васин моя фамилия…
– Васин? Так это, сын мой уехал давно. Погостил день и того…
– Откройте, только распишитесь в получении медали и ордена, и я уйду, – грустно закончил просьбу Васин.
– Ладно, раз уж такое дело. Какие там еще награды?..
Отец осторожно открыл дверь и впустил лысоватого пожилого мужчину лет семидесяти. Гость добродушно улыбнулся и стал снимать потрепанную курточку.
– Вы знаете, я ведь Алешу помню с семнадцати лет, еще когда готовил его документы для поступления в Рязанское десантное. Сейчас давно уже в отставке, так иногда помогаю, выполняю разные поручения, типа свадебного генерала…
– Проходите за стол, как вас зовут? – успокоился отец.
– Васин Николай Семенович, инвалид военной службы, защищал Даманский, был в Египте советником, там и ранили. До сих пор нога болит, видно кость осколок все же задел…
– Присаживайтесь, мой сын не виноват в том, что на него навешали. Это все происки людей из кагебе.
– Возможно, вы и правы, Алеша он всегда за справедливость был. Я написал на него отличную характеристику и несколько раз отправлял ее военному прокурору, потом в зону. Если он в городе, об этом никто не узнает. Клянусь честью офицера! Мне так хотелось его повидать, он мне как сын. Вы, может быть, не в курсе, что мой сын тоже был лейтенантом и сгорел в танке в Афганистане. Будут они прокляты, кто придумал туда влезть…
Алексей слышал весь разговор из соседней комнаты и решил выйти.
– Здравствуйте, Николай Семенович, огромное вам спасибо за характеристику, присланную в зону. Мы вместе ее читали с начальником. Собственно, после нее он ко мне изменил отношение, в лучшую сторону.
– Леша? Значит, ты дома! – расцвел майор запаса. – Подойди, обниму тебя!
– Не плачьте Николай Семенович, не плачьте…
Старик встал, крепко обнял Бельмова, снова присел и вытер носовым платком лицо от горючих слез.
– Я понимаю, такая судьба, значит, у моего сына, погибнуть в угоду чужих интересов в далекой и жестокой стране. Я вот пока служил, три ранения получил, жив остался, а сын в третьем бою сгорел вместе с экипажем своего танка…
– Помянем героя, – предложил отец Алексея.
– А подбил их танк мальчишка, пацан лет тринадцати, потом разведчики танкового полка сделали из него решето. Я ведь что тут подумал, мальчик тот, в чем был виноват? Разве в том, что пошел защищать от вооруженных чужаков свой кишлак, перевал, долину, где провел всю свою маленькую жизнь. Подбил он танк из Советского эрпэге, того, что продали мы когда-то в Египет. Ну а Египтяне продали этот эрпэге, как и тысячи других в Афганистан. Получается, что наших ребят там убивают из Советского оружия? Моего сына обманули, заставили воевать против Афганского населения! Иногда я хочу мести. Тупой и слепой жажду мести! Но не знаю я, кому должен мстить? Разве что всем генералам, которые планировали операции в Афганистане, не считаясь с солдатскими потерями? Мрази, отпетые мрази! Я вот что, хочу разработать математический алгоритм мести, потом найти тех людей и рассчитаться с ними… С каждым, чтобы они ползали на коленках и сами в себя…
Последнюю фразу майор в отставке проговорил почти шепотом, взял стопку водки и опрокинул ее одним махом.
– Разве что вам придется убить сотню? – ответил Алексей угрюмо. – Много там сволочей было, но встречались и идейные командиры, берегущие своих солдат. Таких было мало, прямо скажем… Ну а тех, кто думал о местном населении вообще единицы. Если по мне, я бы вам посоветовал отказаться от мести, а наоборот молиться о душе сына. Ему будет легче и вам. А так попадете в ад и не встретите сына…
– Но почему, Леша? Виновный должен понести наказание! – воскликнул Николай Семенович.
– А если его нет? Нет уже в живых виновного. Если он погиб через пять минут в том же кишлаке в следующем бою…, или ходит сейчас по какому-нибудь провинциальному городку на одной ноге и с обожженным лицом, с пластмассовым членом в штанах? Не людское это дело, мстить… Тем более, когда ты не уверен, что твоя жертва виновна в твоих бедах.
– Интересные ты вещи говоришь, Алексей. Смотри, какой мудрый стал, лейтенант. Так, я чуть не забыл, сейчас, – сказал майор, встал из-за стола и ушел в прихожую. Через минуту он вернулся. – Вот, герой, смотри, что я тебе принес…
Майор раскраснелся после водки, энергично вынул из старого Советского дерматинового чемодана, сделанного так, словно это был настоящий нильский крокодил, целлофановый пакет с документами и двумя орденскими коробочками.
– Вот, лейтенант! Документы о восстановлении в офицерском звании «Гвардии лейтенант» и награды: орден «За службу Родине в вооруженных силах» и медаль «За Отвагу»; удостоверение «О праве на льготы».
– Значит, пару звездочек с меня все же сняли? Молодцы… – усмехнулся Алексей.
– Да, видимо, так. Ротозей в штабе, наверное, не доглядел, – пожал плечами майор.
– Бог с ними. Мне расписаться нужно? – безразлично спросил Алексей, разглядывая новенькие орден и медаль.
– Да, Алексей Борисович… Впрочем, может расписаться и отец. Тебя же нет дома?.. – подметил майор.
– Точно, папа, распишись за мои побрякушки, будь другом.
Отец расписался в документах о получении и вопросительно уставился на сына.
– Что? – спросил Алексей и подмигнул отцу.
– Мать наша где-то задерживается? – сам себя спросил отец Алексея.
– Ну, мне пора! – засобирался Николай Семенович.
– А как вашего сына наградили? – вдруг спросил Алексей.
– А никак. Сам удивляюсь. Сына нет, наград нет, – заплакал майор и достал платок.
– Этот орден, возьмите его! Я вручаю его вам за вашего сына! – Алексей протянул ему орден.
– Нет, нет! Не возьму.
– Он в каком звании был? – спросил строже Алексей.
– Лейтенантом! Кажется, гвардейского танкового полка…
– Я был в Афганистане гвардии старшим лейтенантом, потом несколько дней капитаном щеголял, поэтому имею право передать свою награду младшему по званию офицеру. Или наградить его. Берите… Дайте бумагу, я напишу наградной лист на вашего сына. Когда был бой, хотя бы примерно?..
– Сейчас припомню…
Когда майор забрал орден и ушел, отец строго и в тоже время ласково посмотрел на Алексея, и спросил:
– Что-то я раньше не знал, что один младший офицер может наградить другого, сын? Орден-то твой, не жаль?
– Может, отец! Когда все командиры убиты, ротным становится взводный. Я наградил его посмертно. Пусть отец хранит орден сына до самой своей смерти. Все лучше, чем ничего. Отец, Афганистан – это была страшная ловушка для Советского Союза. Мы попали в черную дыру. И не последнюю роль в этом сыграл председатель конторы Андропов. Старый майор хотел мести и должен был убить единственного человека, бывшего председателя КГБ. Все остальные – винтики и шестеренки военной машины, исполнители. Ордена мне не жаль, я и не помню вовсе, за что мне его дали… А вот медаль «За Отвагу», знаю за что.
– Говорил я тебе, и мать говорила, чтобы не ходил в офицеры! Не послушался ты нас, сын, видишь, в какие жернова попал… На всю жизнь ярких впечатлений, а толку ноль.
– А может, это судьба, отец. Многое предначертано. Ты сам мне так говорил.
– Говорил, конечно, но кто же знал, что страна бешенством заболеет, ведь в каждую дыру залезали. Все адские котлы собрали…
– Мне нужно было понять, кто я в этом мире. Я не жалею, что был в Афгане, я ведь тогда пацанов в том кишлаке спас. Бачата, малышня, подростки, стояли у белой стены и ждали выстрелов в головы. От этих подонков, которые решили провести допрос. Все допросы на боевых заканчивались одним и тем же…
– Детей?.. Допрашивать местных детей под стволами?.. – промямлил отец и побледнел.
– Обычная практика оперативных отрядов, это же летучие мыши. Появляются, словно черти из преисподней и исчезают также. Ни следов, ни свидетелей. Только трупы вдоль улиц… и тишина под звездным афганским небом.
– Ты что? Думаешь, завалили ли бы пацанов?
– Конечно, отец, конечно. Это ведь не картины писать, это война. Война со всем народом. Которой нет конца. Потом ордена на грудь себе цепляют, суки. Первая звезда, вторая, третья…
– Только матери ничего не рассказывай, она и так ревет, как белуга. Все не верит своим глазам, что ты дома…
– Уехать мне надо, отец. Хотя бы на год…
– Поезжай, но куда?
– Есть у меня хороший друг, инвалид тоже с Афгана. Старший лейтенант без ноги, к нему и поеду. Сын у него родился недавно…
– Вот, и поезжай, к добру! Люди из кагебэ придут, я скажу, что ты на север уехал, на заработки, за длинным рублем! – рассмеялся отец и сильно обнял своего сына.
Алексей всегда помнил тот момент, словно отец снова и снова обнимает его. Колючая черная борода, еще сильные руки бывшего хоккейного вратаря, теперь художника-самоучки, мечтающего о славе Ренуара или Пикассо. Он тоже хотел стать художником, но вначале нужно было пройти сквозь огонь и кипучую воду.
Глава IV. Кишлак в Кунарском ущелье
– Попрыгали, братва! Попрыгали! Хоп! Ну, вперед, десантура, взвод, за мной! В вертушку вперед! Не спеша, спокойно и смело… – подбадривает свой взвод гвардии старший лейтенант Бельмов.
– С Богом, командир! – рассмеялся сержант Смертин.
– Комсомолец, отставить разговоры! С Богом можно, конечно, но молча…
Четверка МИ-8, поднялась в горячий воздух Кабула и взяла курс на Кунар. С флангов их прикрывала пара «крокодилов» с комплектом ракет воздух – земля. С этими огнедышащими драконами было легко и покойно на сердце у десантников.
«Куда мы снова летим? – размышлял Бельмов, рассматривая лица своих солдат и сержантов, расположившихся в темном брюхе «стрекозы». – Мне сказали, летим в провинцию Кунар, на границу с Пакистаном. Задача моего куркового взвода в составе парашютно-десантного батальона прочесать несколько кишлаков, обнаружить полевых командиров и сдать их афганской контрразведке… Но почему, зачем так далеко от Кабула? Если те кишлаки на границе с Пакистаном, значит, в них живут афганцы, у которых много родственников в Пакистане. Сороковая армия хочет перекрыть пути поставки оружия из Пакистана? Перерезать словно вены пути торговых караванов, но зачем? Какое отношение мы, русские коммунисты, имеем отношение к этим древним караванным путям? Перерезать путь, это как? Разгромить караван или тысячу караванов, напугать местных, чтобы они впредь и не помышляли ходить там? Чтобы не торговали и вообще не шевелились… Мы, русские, строим социализм в Афганистане, огнем и мечом насаждаем такой порядок вещей, который они, маленькие люди в верблюжьих одеялах, должны принять вместо своего и своей веры предков? Принять, молчать, подчиниться, склонить головы? А что принять? Что мы можем им дать? Труды Ленина, материалы съезда партии коммунистов? Наши слова и буквы, наш образ мышления и веры? Веры, которой у нас самих больше нет? У них есть вера в Аллаха, у нас нет веры в Христа. Нет веры ни во что… Только в неизбежный дембель и крах капитализма…»
– Командир, слышь? А по нам, кажись, стреляют! Эй, капитан, ты живой? – истошно крикнул его заместитель прямо в ухо Бельмову.
– Черт с ним! Будем садиться! Взвод! Приготовиться к десантированию! – Бельмов пришел в себя и огляделся. Трое солдат были в крови, но пока еще и улыбались.
– Эй, командир! Зависаем! Покидайте живее борт! – крикнул в салон один из пилотов.
– Давай ниже! Очумели что ли? Тут три метра под ногами! – крикнул Бельмов открыв дверь и посмотрев вниз. – Еще ниже, браток! Вот так! Раненых обратно в Кабул! Взвод, кто еще живой, за мной, гвардия!..
В те минуты все прошло просто прекрасно. Мой взвод молниеносно занял оборону на хорошем высоком и ровном плато. Над нами не было вершин, а значит, и пулеметчиков моджахедов. Синее небо, два горных орла в вышине наблюдали за нами. Справа хороший зеленый кедровник. Тех раненных солдат я оставил в вертушке. Приказал летчикам везти парней в Кабульский госпиталь. Ранения у них были не опасные, но воевать в таком состоянии я им позволить уже не мог. Вертушка ушла в небо. Забавно, двое были из молодых, как и я три месяца в Афгане. Это была их первая война, а моя?.. Я уже и не считал, кажется восьмая. Через полчаса я повел взвод на проческу кедровника, может, это был сосняк, в любом случае сосны, или кедры те были невысокими и имели толстые стволы и мягкие длинные иголки. Эта зеленая зона была совершенно пуста, мин нет, местных тоже. Мы нашли небольшую расщелину похожую больше на пещеру. Белые плоские камни, кедры и сухая пещера. Да еще снующие повсюду темно-зеленые и коричневые ящерки и несколько черепах. Я выставил боевое охранение и взял в руки бинокль.
– Ротный! Слушай меня, Бельмов! Мать их… – окрикнул Алексея, усатый майор, тот самый командир десантного батальона.
Он поднимался на плато в сопровождении снайпера, радиста со станцией на спине, и пятерых автоматчиков. Лицо его было искажено неприятной болью. Левая рука и голова комбата были перевязаны серыми бинтами.
– Я! Командир взвода гвардии старлей Бельмов! Товарищ гвардии майор! – опешил Бельмов, изучая внешний вид командира десантной группы.
– Я Рогов! Слышал о таком?
– Никак нет! – ответил Бельмов.
– Меня это, зацепило, в общем! Слегка! Нас же из пулемета басмачи обстреляли. Оставляю тебе этих бойцов. А сам возвращаюсь в Кабул, ранен я, – оправдываясь, начал майор, – меня заберут через часок, другой! Ой, вот и голова кружится.
– Есть! – отчеканил Бельмов, понимая, что остается теперь за всех. Командир, отец и мать солдатам.
– Короче, там внизу еще десять бойцов и прапорщик Туполов, забулдыга правда. С утра пойдешь с ним в тот кишлак, проверите его, найдете духов! Ну, хотя бы парочку и домой! – хитро произнес майор. – А я того, по ранению! Скажу по секрету, тебе, капитан…
– Слушаю, товарищ гвардии майор! Я пока не капитан, – жестко ответил Бельмов.
– Я в Афгане, почитай четыре года! У меня две Красные звездочки и «Орден Шерифа» … Мне третью звезду на могилку не надо! Я завтра домой улечу! Документы уже в строевой части. Ждут меня дома, в Рязани. Давай, капитан, будь здоров… Береги себя и бойцов. Я приказ в штабе дивизии видел, ты уже гвардии капитан, примешь роту в своем батальоне. Усек?
– Так точно, но мне приказ еще не довели, так что я старлей…
– Бывай, добро…
Бельмов видел, как за майором Роговым прилетела вертушка, восьмерка. Поднялись и улетели. Здесь по-другому не бывает, все взглядом провожают вертушки и самолеты, молясь, чтобы «стрекозу» или борт не сбили духи. Сбивают регулярно и на это страшно всегда смотреть. Зависли, подхватили майора вместе с его большим рюкзаком, как у туриста, сделали вираж, растаяли в небе, как муха. Вертолет маленький, небо необъятное. Все стихло. Алексей забыл о нем уже через час. Теперь он здесь был старшим. С наступлением сумерек, когда огромное красно-оранжевое солнце стало садиться за дальние западные перевалы, прихватив с собой нескольких автоматчиков и снайпера, он решил навестить прапорщика Туполова.
К удивлению Алексея, прапорщик, старший сержант сверхсрочной службы и еще один солдат, по виду седой и небритый дембель, сидели в углублении среди камней и распивали бутылку водки, закусывая ее салом, луком и толстолобиком в томате, из только что открытой жестяной банки. Рядом с ними стояли два ручных пулемета на сошках, готовые к стрельбе. Остальные солдаты, помладше, вяло и сонно несли службу по периметру.
– О! О! Ха! – а вот и командир! – дико и громко засмеялся молодой прапорщик. – Вот и наш командир! Новый и кленовый! Привет, старлей! Говорят, у тебя первые боевые? Присаживайся, и для тебя водичка найдется! Святая огненная вода! Хорошо то как! Сейчас бы Машку, да за ляжку…
– Встать! Смирно, прапорщик! – вдруг взбесился Бельмов, разглядывая веснушчатое лицо ровесника с погонами прапорщика.
– Ого?.. Сильно! На, лучше, браток, гитару возьми. Подыхаем со скуки, говорят, ты можешь… Нашу любимую знаешь? «У духов на прицеле бывали мы не раз… Я остался целым, меня товарищ спас, мой брат, Семенов Вовка, красавец и пижон, из духовского бура в Панджшере был сражен. Он не пройдет со мною по Арбату…». Знаешь, лейтенант?..
– Знаю, но здесь не место песням под гитару. Вернемся, там, пожалуй, сыграю и станцую, – строго отрезал Бельмов.
– Ты ча, в натуре? Голубь мира! Я тут уже два года, кончай базар, не в штабе и не на плацу! Пить не будешь, можешь гулять и дальше. Афган большой, кишлаков много… Комсомольцы, добровольцы…
– Встать! Пристрелю за неподчинение приказу старшего по званию!
– Есть! Спокойно, офицерик… Не кипишуй, в натуре, на пацанов!
Высокий, словно шпала прапорщик, и его дружки поднялись и нехотя поправили ремни.
– Доложите обстановку и вашу задачу, – спокойней спросив Бельмов.
– Задачу? Какую еще задачу? Я что, опять в школе? – засмеялся прапорщик и хотел допить бутылку с остатками водки прямо из горлышка.
Бельмов рванул из его рук бутылку и мигом бросил ее вниз, в расщелину между камней. Где-то внизу раздался звон стекла.
– Еще раз, товарищ гвардии прапорщик… Доложите боевую обстановку и задачу, которую поставил вам майор Рогов, – повторил вопрос Бельмов.
– Ха, майор Рогов… Майор смылся, как кусок дерьма в унитазе! Его царапнуло, он и завизжал, как поросенок на вертеле…
– Отставить базар. Это не наше дело. Майор здесь четыре года, уважать надо стариков. Разве не так, парни?
– Ладно, так и есть…
– Значит, он не поставил вам реальную задачу на ночь?
– Задача простая, старший лейтенант. У меня это двадцатое десантирование. Сегодня спим, а завтра с утра спустимся в кишлачек. Поищем духов, найдем, повяжем, сдадим, или в расход. Там броня придет. Вот на ней и поедем домой, стало быть, в родную дивизию, в Кабул… Усе, взводный?
– Ясно! Ставлю вам новую задачу на ночное время суток! Наблюдать за кишлаком, на тропах установить сигнальные мины, два скрытых секрета! Водку не жрать! Личный состав накормить! Организовать боевое охранение, часовых менять. Шкуру спущу! Пароль – пять! Фамеди, товарищ гвардии прапорщик?
– Усе понял! Разрешите присесть, мой «генерал»? А то, не ровен час, снайпер – бача малолетний снимет? Бах и готово! – нервно рассмеялся прапорщик.
– Действуйте! Не подведите роту!
– Есть! Не подведемс, не впервой. Ха…
– Отойдем, прапорщик…
– Бить будете? – заржал он.
– Не стану я вас бить. Мне с вами задачу выполнять. У меня не первый выход, восьмой. Не оскорбляйте впредь старшего по званию, тем более в присутствии солдат и сержантов. Сколько у вас прыжков с парашютом?
– У меня? Так это, пятнашка вроде как…
– Маловато… Все, идите организуйте службу по уставу.
– Есть…
Последняя фраза офицера Бельмова подействовала на прапорщика отрезвляюще. Видно, давно так жестко и в то же время доверительно с ним не разговаривали товарищи офицеры.
– Разрешите, товарищ гвардии старший лейтенант, спросить.
– Валяйте, только быстрее…
– У вас есть прыжки? Сколько же у вас, позвольте поинтересоваться?
– Немного… Сто двадцать три. Что еще, прапорщик?
– Так точно… Все…
Под тенью выступающих холодных скал и говорящих под берцами камней, Бельмов со своими солдатами вернулся на вершину каменистого плато, еще раз все обошел, проверил потенциально опасные участки на склонах. Оставив на плато трех часовых, он вернулся в расщелину и распределил время смены часовых… Спать самому не хотелось, если только покемарить часок. Что-то не спокойно на сердце. Как бы прапорщик не пришел ночью и сам не вырезал его солдат. Иногда свои бывают страшнее всяких духов, или горных демонов, потому что свои могут исподтишка, все испортить, навсегда… Здесь, в Афгане, старший лейтенант никому не доверял. Ничего не поделаешь, надо быть на чеку, когда с виду нормальный человек мог стать убийцей, трусом или негодяем. Горы, они влияют на нас, они спрашивают нас каждую минуту: «Для чего, для какой миссии ты пришел сюда, белый человек? Только не ври нам, что с миссией миротворца. Если так, то выброси свое оружие в ущелье, а сам иди к нам, в кишлак, с миром, не обидим, если поверим». Наши солдаты знали, что могут и не поверить, а применить к сдавшемуся неверному закон кровной мести, убить зверски, а мясо и кости скормить собакам, чтобы чуяли запах чужого человека. Они для нас «Горные Духи», а мы для них «Шурави – Советский». Ситуация осложнялась еще одним крайне неприятным фактором. Неписанный закон в горах распространили командиры банд: «Полосатых, то есть десантников в плен не брать, наоборот, уничтожать зверски и на месте».