Авитар
Инос Ранец
Если ты вчера был нищим и голодал, а сегодня на тебя свалились миллиарды, то не выпендривайся и не строй из себя честного, порядочного моралиста, – а просто – наслаждайся жизнью ! Иначе – ты глупец.Все события и персонажи вымышлены. Все совпадения случайны.
Инос Ранец
Авитар
Глава 1
Дождь мариновал меня дома почти всю неделю. В те редкие перерывы на один-два часа, когда небеса немного светлели в прорывах между туч, я ходил на рыбалку – для хоть какой-то смены местоположения и для пополнения пищевых запасов. Безплатная речная рыба – чуть ли не единственный источник белка для моего истощавшего тела вот уже второй месяц. Пожрать мяса мне удаётся очень редко, в основном когда на берегу останавливаются на ночёвку или на несколько дней туристы, сплавляющиеся на байдарках, или местные жители, иногда на выходных устраивающие себе небольшие праздники. Третий вариант восстановления моего белкового баланса мясом – это сенокос, прошедший в июле. Но обо всём по порядку.
Туристы. Мясо у них бывает, но редко, потому что с собой на маршрут они обычно берут консервы и сух-пайки. Вечером пришвартовались. Поставили палатки, развели костёр, заварили чайку, поели консервы, ночь проспали, утром собрались – и в путь. Другой коленкор, если туристы решили остаться на этой стоянке на несколько дней. Я уже по опыту знаю: ежели ребятки решили затормозить своё путешествие, – значит будут «гулять». Гулянка туристов для меня всегда способ не только заработать копеечку, но и возможность пожрать на халяву. Хотя получается не совсем халява – я конечно деньги за еду не плачу, но зато помогаю людям информацией, да и физически тоже всегда готов помочь. Не местным людям информация нужна почти всегда одна и та же – где ближайший магазин? Иногда спрашивают про почту, администрацию, больницу или где можно найти банкомат. Бывает заезжают и эстеты какие-нибудь, замороченные на экологической продукции, и эти могут поинтересоваться где и у кого прикупить бы мёда, например, или молока свежего, или – были однажды и такие – у кого бы добыть самодельного подсолнечного масла. То есть домашнего чтоб изготовления, чтоб нерафинированного, чтоб с ароматным запахом, чтоб такого исконно народного масла из подсолнуха. И я даю им информацию – где и у кого можно добыть нужный им продукт, или где находится тот или иной объект, и как туда быстрей добраться.
Или, другой вариант, – я сам нахожу и приношу им то, что они хотят. Но так бывает редко – не все доверяют человеку, которого видят первый раз в жизни. Вы бы доверили деньги незнакомому парню, пусть он и утверждает, что он самый честный человек на свете? Да я бы и сам наверняка не доверился. Но бывали и такие отчаянные – давали мне денег и список для закупки, и отправляли с надеждой, что я всё-таки вернусь. Я садился на велосипед и уезжал. И всегда возвращался. К радости не верящих в меня и к гордому спокойствию в меня верующих, – я появлялся с полным рюкзаком за спиной, и всегда возвращал сдачу. В большинстве случаев сдача оставлялась мне, а если сдача была совсем маленькой, то всегда находился понимающий жизнь человек, который оплачивал мой нелёгкий труд по доставке продуктов.
В сенокос конечно мясо доводилось употреблять гораздо чаще. На огромном лугу дикорастущих находилось восемь паевых участков жителей двух близлежащих деревень – Щемиловки и Семёновки. И когда начиналась страда, те владельцы участков, которым не хватало рабочих рук, просили меня о помощи, соответственно за определенную оплату труда, плюс харчевание за одним столом. Так что весь июль я был в меру уставшим, довольно сытым, и иногда слегка пьян. После косьбы, сушки, загрузки в транспортные телеги и становления копны, – хозяева обычно устраивали праздничный стол со всеми втекающими и вытекающими. Я наедался от пуза, напивался хорошенько и ложился спать там, где уложат хозяева дома. Поутру я похмелялся, получал заработанные деньги и кое-какие снадобья, которые мне предлагались, и отправлялся в свою хижину, находившуюся примерно в одинаковом отдалении от обеих деревень, километров в пять.
Моё нынешнее жилище, это бывший домик лесника. В советские времена здесь обитал лесник вместе со своим семейством, и было у него два дома, два сарая, скотник, птичник, и огромный земельный надел. С исчезновением Союза, видимо отпала надобность в наблюдении и соблюдении лесного закона, и должность лесника, во всяком случае на этом участке, стала не востребована. Не знаю – куда подался сам лесник и что стало с его семьёй, – я появился здесь уже после более двадцати лет с развала СССР, – но когда я набрёл на бывшее владение бывшего лесника, то картина предстала мне не совсем радужная. Не буду утомлять перечислением сворованного, в общем так – почти всё, что можно было утащить – утащили. А скорее всего увезли – ввиду удалённости объекта от населённых пунктов, на себе волочить не шибко получится. Из двух домов, целым остался кирпичный. Почти всё, что было бревенчатое – растащилось. Остались только те брёвна, которые подгнили. Как ни странно, в растасканных и полуразрушенных сараях осталось довольно много инструмента, хоть и ржавого, а в кирпичном доме уцелели все окна и довольно крепкие полы, не было только входной двери, поэтому решение остаться здесь было быстрым и твёрдым – хватит шарахаться, пора уже осесть, хотя бы на время. Хотя бы с весны до осени, а там будем посмотреть. И за несколько часов, с помощью оставшегося инструмента и валявшихся то там то сям досок различных длинот и широт, я сварганил входную дверь. Получилось очень даже неплохо. Как-то сразу всё сколотилось, всё, что нужно, нашлось, дверь как-то быстро встала в петли, и как-то ровно всё повесилось и вошло, мне не пришлось ничего подгонять и переделывать. Я даже сам удивился – как у меня так всё чётко и быстро получилось.
Может быть достаточно одичавшая земля и предельно охреневший от бесхозяйственности дом – помогли мне? Может быть им тоже порядком осточертел весь этот бардак и хаос? И хочется им спокойной и размеренной хозяйственной жизни, а? Чтоб добрый человек в доме, чтоб вовремя ремонтировал, чтоб вовремя косил, поливал, собирал урожай, а? Чтоб не видеть эти воровские рожи и пьяные хари, которые только сюда и заглядывали в последние двадцать лет? И тут, вдруг появился на их территории человек, который пришёл не воровать и тащить, но которому требуется пристанище, жильё, мало-мальский уют, и хоть чуточку домашнего тепла, и этот человек начал что-то созидать, – и решили земля и дом помочь этому человеку. Поэтому наверно у меня всё так быстро срослось и получилось. И когда я закрыл дверь, и присел на стоявший посреди дома старый скрыпучий стул, – я вдруг почувствовал что-то родное, родственное, спокойствие какое-то, будто я жил здесь всю жизнь, и всё в моей жизни стабильно, и корова мычит, и конь ржёт, и петух заливается, и жена в косынке и фартуке, и детишки во дворе визжат босиком, а я – весь такой хозяин, в сапогах и косоворотке. И так меня сожмакали эти несбывшиеся картинки, что не выдержал я, охватил буйну головушку мозолистыми ладонями, – да и зарыдал, почти завыл как дикий зверь, отчаянно и гулко в пустом, но гостеприимном доме.
Но человек всё же не зверь, и для жития в доме ему нужен хотя бы минимальный комфорт. Спать на голых досках было не совсем удобно, поэтому первые ночи я провёл на охапках луговых трав, но с каждым днём старался умножить количество мебели в моём новом пристанище. Я сделал немало рейдов по окрестным свалкам и помойкам, прежде чем моё жилище было обставлено необходимой мебелью и утварью. Стулья, столы, тумбочки и всяческую посуду я таскал на себе, на что мною было потрачено немало времени и сил, так как приходилось пешком покрывать расстояния в несколько километров.
Честно говоря, меня удивило и обрадовало количество, качество и ассортимент вещей, которые народ нынче выбрасывает на свалки. Как бы там ни было, но уровень жизни, по сравнению с временами советского союза, поднялся на много ступеней. Я сильно сомневаюсь, что во времена моего детства на свалках в сельской местности можно было бы обнаружить не то чтобы цельную мебель, а вообще хоть какие-то предметы мебели. Это вам не город, и деревенский житель навряд ли выкинул бы стул или даже очень старый шкаф. Во-первых – всё эксплуатировалось бы до предельного предела, неоднократно ремонтируясь, и даже будучи уже не применимо в доме, вещь вполне могла быть ещё применима в других хозяйственных постройках. Как говорится: в хозяйстве всё пригодится. А во-вторых, если уж вещь из дерева приходила в полную непригодность, то она очень даже хорошо могла сослужить последнюю службу своему хозяину – сгорая в печи и отдавая прощальное тепло дому, в котором жила не один десяток лет.
Совсем другое дело сейчас. Я находил абсолютно целые предметы мебели и интерьера. Да, они были не новые, но многие находились ещё в довольно крепком состоянии и могли прослужить ещё не один год. Но видимо благосостояние некоторых деревенских жителей возросло до такой степени, что они предпочитают выбросить стул на четырёх стойких ножках, – потратив на это время и деньги на бензин, так как до свалки ещё надо доехать, – чем разломать этот стул и бросить в печку.
Вот это обстоятельство меня сильно удивило. Люди готовы тащить вещь на свалку, чем просто сжечь, для обогрева дома. Даже если ты разбогател, даже если в твоём новом доме нет печи или камина, а есть газ, электричество, центральное отопление и канализация, то в твоей деревне наверняка ещё есть те, кому пригодится лишняя пара деревяшек для обогрева своей избушки – отдай их, зачем выбрасывать? Но обогатившиеся сельчане видимо думают, по другому, нежели я. И это меня радовало.
Радовался я измененному сознанию новых русских сельчан с чисто прагматической позиции и эгоистической точки зрения. Всё, что не нужно зажравшимся крестьянам – в моём хозяйстве будет кстати. Прагматично? Всё, что те же типажи не отдали менее зажиточным односельчанам – я с удовольствием загребу «до-себэ». Эгоистично ведь? Ну да. Зато практично. И самое главное – экономично! Из той царской обстановки, которую я устроил в своей хижине с помощью халявных подарков со свалки, была только одна вещь, за которую мне пришлось заплатить деньги. Это был диван. Обычный диван, раскладывающийся книжкой. Но обивка была в идеальном состоянии и все ножки целы, а механизмы работали. Совершенно случайно, но абсолютно вовремя я встретил на дороге вдоль лесо-полосы мужика на тракторе с тележкой – боги свалок благоволили мне. За тысячу рублей мужик помог мне загрузить диван в телегу, доставил его и меня до дома, и помог выгрузить долгожданный предмет мебельной роскоши для лесного жителя. Для моего скудного бюджета тысяча рублей – сумма немалая. Но уж больно мне хотелось побыстрее закончить эту эпопею с обустройством. Так что мужику я этому благодарен был и без сожаления распрощался с синенькой купюрой.
Оглядев мой дом, тракторист Вася почесал затылок и задумчиво спросил:
– И ты вот здесь жить собрался?
– Ну да.
Он посмотрел на меня, как на инопланетянина, но видимо решив, что не стоит полоскать мозги человеку, который дал тебе только что тысячу рублей, только и сказал:
– Ну, удачи!
И пожав мне руку, запрыгнул в свою тарахтящую шарманку.
Был ещё один предмет, который теперь украшал мой дом и давал мне возможность периодически расслаблять в нём свои чресла. Это шикарное такое, широкое, глубокое, и очень тяжёлое кресло. Кто-то уже совсем зажрался, выставив такую красоту на свалку.
Кресло я «приобрёл» ещё до дивана. И в тот раз мне не повезло – никакого попутного или встречного транспорта мне не подвернулось и я в течении двух дней на своём горбу тащил несколько километров по полям и лесам предмет будущего расслабона. В первый день, когда я пыжился по пыльной дороге посадок, я услышал вдалеке шум автомобиля. Опустив кресло, я стал всматриваться в марево горизонта. И правильно сделал. Я узрел белосинюю боевую раскраску милицейской машины, двигающейся в моём направлении. Документы у меня были в порядке и на бомжа я вроде бы не смахивал, но всё же я предпочёл затащить кресло за кусты бузины. Сам я рухнул тут же за кустом в сочную высокую траву. Чёрт их знает – как они отреагируют на одиноко бредущего мужика с креслом на голове? Была бы куча вопросов, масса ответов, и закончиться всё могло бы в отделении – "для разбирательства и установления личности". Оно мне надо?
Я полежал в траве, наблюдая местную микро-жизнь. Вот божья коровка поднимается по стеблю пижмы, разминая крылья, наверно готовится к взлёту. Вот рыжий муравей тащит бревно, раз в десять больше его самого, причём бревно висит спереди него. Вот бревно его упёрлось в песочную кучку, и он веером мечется вокруг этой кучки, но никак не может сдвинуться с места – бревно плотно засело в песке, а он никак не сообразит сдать назад. А вот откуда-то сверху пожаловал кузнечик. Присел на травинку, хотел наверно отдохнуть, но увидев меня, тут же сиганул опять ввысь – мне показалось, что я даже увидел, как у кузнечика расширились глаза то ли от удивления, то ли от страха.
Наконец менты промчались мимо меня. В их машине окна были открыты и я услышал песню в стиле «шансон». Подождав ещё немного, я продолжил путь, периодически сбрасывая свою ношу и устраиваясь в неё же для отдыха.
Так я добрёл до леса. И теперь у меня было два пути: напрямую через лес без дороги или сделать петлю, но по лесной дороге. По времени конечно было бы быстрее напрямки. И я было уже разбежался чесать по лесу, но пройдя метров пять, я осознал глупость своей затеи. Идти по смешанному лесу с креслом на горбу – это как обмотаться двусторонним скотчем и пытаться пролезть по шерстяной трубе. Сквозь цепляющиеся со всех сторон ветки я пробирался бы ещё дольше, чем по лесной дороге в обход, да ещё при этом гораздо больше истратив силы.
Я в отчаянии бросил кресло и плюхнулся в него. Пока я соображал, что же делать дальше, я вдруг заметил гриб. Белый. Большой такой. В отдалении увидел ещё один. Потом ещё. Так, шаг за шагом, обнаружилась большая грибная семейка, которую я безпощадно вырезал под корень. В виду отсутствия при мне какой-либо сумки или пакета, я снял футболку, завязал её узлом с одной стороны и приспособил как лукошко. Примерно за час моё лукошко было под завязку набито грибами и я решил на сегодня закончить с доставкой кресла. День уже клонился к вечеру, я порядком устал, да и комары стали докучать. На всякий случай прикрыв кресло ветками, я навострил лыжи до дому – побаловать себя жареной картошечкой с грибами. Забегая вперёд скажу, что потом часто приходил на это грибное место и в моём рационе всегда могли быть грибы в разных ипостасях – жареные, вареные, маринованные или солёные.
На следующий день к заданной координате я вернулся со свежими силами и примерно за два часа дотащил-таки кресло до дома, чему и был рад несказанно, и горд собой. Пашка смог! Пашка сделал!
Ну и напоследок стоит отметить, что пол в моей комнате, а также стены, были застелены коврами, которые я точно также находил на свалках и как тот рыжий муравей упёрто нёс в своё хозяйство. Правда, прежде чем по мещански украсить своё логово коврами, мне пришлось несколько часов выбивать из них всю пыль, нажитую в течении десятилетий бывшими хозяевами.
Глава 2
Вообще – я люблю Дождь. Я могу под его однотонную дробь часами сидеть и глазеть в окно, при этом о чём-то размышлять, или наоборот – не думать ни о чём. Но когда он долбит целую неделю, то устанешь и размышлять, и не думать ни о чём. В последние дни, между перекусами и дремотой, я часто сидел на крыльце, поставив рядом удочку и банку с червями на изготовку – ждал окончания небесного полива. Вот и в тот «исторический» день я пребывал на крыльце. Пялился на засохший уже Иван-чай, и думал: " А ведь я хотел его оборвать… Так руки и не дошли… Там ферментация ещё какая-то…" Так я и закемарил.
Проснулся я от шума проезжающей машины. Где-то недалеко, судя по звуку мотора, двигался внедорожник. Протерев глаза, я обнаружил, что дождь уже прекратился. Пора на рыбалку! Схватив удочку и банку, я ринулся на добычу безплатного источника белка, в виде речной рыбы.
Минут через пятнадцать я уже был на своём излюбленном месте для рыбалки. Здесь река Ворона делала поворот, и была небольшая тихая заводь, где течение было не столь быстрым, как в самой реке. Даже после недельных дождей, когда воды в реке прибавилось наверно на полметра, а течение усилилось раза в два, в этой заводи было все равно спокойней, хоть и не так, как обычно, что позволяло реже перезакидывать леску. Так же это место мне приглянулось ещё и тем, что оно было окружено со всех сторон раскидистыми вётлами, и кучно свисающие их ветки создавали такое натуральное ограждение как от ветра, так и от посторонних глаз. Да и сверху была хоть и не плотная, но крыша, временно укрывающая от дождя. Если конечно этот дождь не продолжался неделю. В крутом обрыве, я ещё в начале лета выдолбил лопатой ступеньки, а уже у самой воды что-то типа сиденья, на которые уложил кусок широкой доски.
Установив удочку на рогатульке, я закинул и стал ждать поклёвки. Поклёвка не торопилась и поплавок сделал несколько рейсов по течению, сопровождаемый моим внимательным взглядом, прежде чем он наконец дёрнулся, и наполовину погрузился. "О-па!" – воскликнул я и потянулся к удилу. Но радость моя была преждевременной, и я несколько минут так и просидел с вытянутой рукой, в надежде что сейчас начнётся бешенный клёв, и я только и буду успевать насаживать червяков, и таскать рыбёшку одну крупнее другой, и еле до дому донесу тяжёлый улов, и нажарю, и наварю, и неделю буду только и делать, что жрать от пуза да спать.
Но Нептун, или кто там – Перун или Водяной, – показал мне огромный влажный кукиш, и после первой поклёвки, если это можно назвать поклёвкой, я надолго застыл в безнадежном ожидании рыболовецкого чуда и рыболовного счастия.
Я было уже погрузился в пучину тоски и отчаяния, как вдруг тучи разверзлись и выскочило радостное жёлтое солнышко, и вода из мутной тяжёлой субстанции моментально превратилась в блестящую русалкину чешую, радуя взгляд и поднимая настроение. И листва на деревьях, и трава на берегу – всё вокруг стало изумрудным, и как-то отсутствие клёва уже было не таким невыносимым, а в душе забрезжила надежда на удачу, да и вообще – на всё самое лучшее в жизни.
– Всё будет ха-ра-шо! – сказал я себе и сжал кулаки.
В это время послышался гул мотора. Звук усиливался и вскоре из-за поворота появился огромный чёрный внедорожник, который двигался в моём направлении. Кто сидит за рулём я не видел, по причине уж больно затонированных стёкол, да и ехал он со стороны светящего солнца, которое меня слепило. Казалось, будто автомобиль выезжает из солнышка. "Солнечный вестник" – почему-то подумалось мне. Джип тем временем проехал мимо меня и остановился в сотне метров от моего рыбацкого места. Я понял, где он остановился – там был самый пологий берег, почти ровный пляж, длиною метров в двадцать. В жаркую погоду именно в этом месте собирались кучки отдыхающих туристов и бухающих местных. Поэтому я подумал, что сейчас из машины высадится толпа пьяных мужиков и баб, однако вышел один мужик. Подошёл к берегу. Постоял. И вдруг стал раздеваться.
– Во как! – воскликнул я, не ожидая такого манёвра от дядьки. Меня-то он не видел за густой стеной зелени, а вот я его созерцал отлично. Его желание искупаться меня ошарашило. После недельного небесного поливания окрестностей, течение было настолько быстрым, а вода такой мутной, что купаться было не только не эстетично, но и опасно – по реке постоянно проносились то обрывки крупных веток, то целые брёвна, и можно было легко встретиться головой с плывущим по своим делам деревом. По такому «наивному» поведению «купальщика», я понял, что это приезжий дядя – местные до такого безобразия не додумались бы, ну или надо было быть уж совсем ужратым!
Тем временем хозяин джипа разделся и погрузился в пучину. "Ну му*ак…" – подумал я, напрочь забывший о рыбалке и пополнении белкового запаса, и с ужасом наблюдавший за этим комикадзе, – "… И ведь не пьяный вроде, не шатался… Наркоман наверно… Городской наркоша искупаться прикатил… Вот тебе и "солнечный вестник"…"
На секунду отвернув глаза от русой головы, упорно дёргающейся навстречу течению, я бросил взгляд на свой поплавок, и не обнаружил его на поверхности воды. Поплавок блуждал в глубине, а натянутая леска моталась из стороны в сторону, согнув удочку в дугу. Рванув уду, я вытащил огромного окуня, граммов на пятьсот!
Бросив свой улов в пакет, насадив червяка и забросив наживку в воду, я продолжил наблюдение за купальщиком. Но увидел только как его голова скрылась под водой – а обратно не всплыла. "Ну ваще…" – подумал я. – " Он ещё и ныряет…"
Прошло секунд десять, а голова так и не появилась. Тревога посетила мою душу.
– Эй, мужик! – зачем-то крикнул я.
А в ответ – тишина. И я ломанулся к месту десанта этого глупца, на ходу сбрасывая с себя одежду.
– Эй, мужик! – заорал я ещё раз, и ещё громче, наверно надеясь, что мужик услышит и вынырнет. Ответом мне был лишь шум бурливой реки.
Прежде чем броситься в воду, я ещё несколько раз крикнул что-то типа «эй», старательно вглядываясь в поверхность реки, надеясь что он сейчас появится, я со злости скажу ему пару ласковых и пойду доуживать свой драгоценный речной белок. Я совсем не герой, и не тот, чьему "безумству храбрости" поёте вы песни. И мне было страшно заходить в сошедшую с ума реку – страшно было доставать возможно уже труп и страшно перед возможностью стать самому утопленником. И где-нибудь километрах в пяти ниже по течению найдут вместо одного взбухшего тела – двоих.
Но я всё-таки полез в воду. Река меня подхватила и понесла к тому месту, где последний раз наблюдал эту безумную голову. Гребя навстречу течению, я старался снизить скорость, дабы не проскочить тонущего. Место, где он погрузился определить было не сложно. Здесь течение встречало некую подводную преграду, образуя своеобразный порог. Скорей всего это было нагромождение принесённых брёвен и веток, скрытых под водой.
Наконец меня поднесло к этому порогу. Подплывая к нему, я выставил ноги вперёд и мне повезло – я упёрся в толстое дерево. Мне повезло ещё раз – я сразу же увидел этого безумца. Он был ещё в сознании и тянул ко мне руки. Он попал в щель между нагроможденного древесного хлама, а течение не дало ему возможности выбраться, как он ни старался.
