Идя долиной смертной тени
– Котей – Арти, – переключив рацию на вещание, сказал Котов, – притормозите и дайте конвою вас догнать, не лезьте в пекло поперёк батьки. Котей – всем: вперёд не гнать, моторы на низкие обороты. Идём тихо и не шуршим сандалями, ребята!
Гном было хмыкнул, но тут же поджал губы, и Котов вновь мимолётно поморщился: что за бабья манера наказывать молчанием!.. Ладно, пусть его. Вернутся – и можно будет разобраться.
Рекламные щиты, почётным караулом окружающие торговый центр, выцвели, отчего счастливо лыбящиеся рекламные люди превратились в синюшных облезлых призраков и производили тягостное впечатление. Особенно на фоне разросшихся, всё ещё зелёных деревьев и кустов и зарослей мальв, пламенеющих на месте бывших клумб… Возможно, в том виновато было тягостное молчание в кабине тягача, или дурные предчувствия, или слишком яркие цветы на обочинах, но неладное Котов заметил только когда из рации прозвучал негромкий и мрачный голос Арти:
– Котей, у нас проблема.
Приподнявшись с сиденья, капитан вгляделся вперёд и почувствовал, как яростно зачастил пульс, а кровь прилила к лицу.
– Какого хрена? – процедил он сквозь зубы.
Вокруг заправки – ржавый бело-красный козырёк, торговый павильон с выбитыми окнами, облупившиеся красные цилиндры по горло утопленных в землю хранилищ – царило деловое оживление, а со стороны противоположного въезда на территорию торгового центра торчали два тягача с четырьмя разномастными цистернами и массивные хищные туши бронеавтомобилей. Котов зажмурился и тряхнул головой не в силах поверить своим глазам, а Гном внезапно запрокинул голову и истерически захохотал.
Судя по тому, что Котов мог рассмотреть, конкуренты приехали часа на два раньше: техники в сопровождении вооруженных бойцов сновали по заправке, следя за работой насосов, гонящих топливо в цистерны. На крыше одного из тягачей, топтался боец с биноклем и автоматом на ремне. Сейчас он смотрел в сторону цитаделевского каравана и что-то говорил в поднесённую ко рту рацию.
Гном всё ещё нервно подхихикивал, и этот звук неимоверно бесил, до кровавой пелены перед глазами. Опять, мать твою, опять! Три рейда в убыток из-за этих гондонов, и они снова встают поперёк дороги!..
– Ковчег! – с ненавистью выцедил Котов, сжимая кулаки. – Как?! Какого хрена они здесь, почему сейчас?! Я их ща лично разнесу всех!..
– Серый, – резко посерьёзнев и прервав смех, проговорил Горняк. – Это не зомбари, это люди, военные, и они до зубов вооружены. Они тут уже окопались. Давай не будем лезть в бутылку…
У Котова от ярости потемнело в глазах.
Не лезть в бутылку?! Отступить и позволить этим обмудкам забрать их топливо?! Он зарычал и рванул из крепления рацию: это его рейд, это его колонка, и никакие уроды Божича не имеют права здесь хозяйничать!
– Котей – всем! Полная боевая готовность, – прорычал он, так сжимая пальцы, что пластиковый корпус захрустел. – Конвой-один, конвой-два, пропустите флагман вперёд.
Гном побледнел так, что буроватые старые шрамы показались багровыми открытыми ранами.
– Серый, ты долбанулся?! – сипло выдохнул он, до белых пальцев сжав руль. – Зомбари, Ковчег с оружием и бензоколонка! Ты хочешь сгореть, поймать пулю или быть сожранным?
Как ни странно, этот полный ужаса шёпот слегка отрезвил Котея: уж кто-кто, а Гном трусом не был… Котов стиснул зубы. Ладно!
– Сразу стрелять не начну. Сперва… поговорим, – процедил он. – Рули вперёд, я сказал. На малом ходу.
Горняк вздохнул и плавно, как хрустальный, тронул с места тягач. Комендант, сплюнув в окно кислую слюну, нашарил в бардачке початую пачку бинтов и на вытянутой руке выставил наружу рыхлый ворох белых лент. Конвойные бронеавтомобили, повинуясь приказу, раздались в стороны, пропуская тягач, и двинулись следом с небольшим отставанием.
Ковчеговские, по всей видимости, поняли их манёвры правильно: оружия, за которое схватились при появлении чужого каравана, не убрали, но целиться перестали. А техники – Котов скрипнул зубами – и не думали прервать работу, перекачивая в цистерны содержимое хранилищ…
Когда до чужого флагмана с вывешенной в ответ условно-белой (а если точнее – пятнисто-серой) тряпицей оставалось метров пять, Котов сквозь зубы приказал Гному тормознуть и высунулся в открытую дверь, подняв руку с оттопыренным пальцем (увы, не средним, могли не так понять): «рации на первую волну».
– Комендант Котов, Цитадель. С кем говорю? – мрачно представился он в квакнувшую на приём рацию.
Дверь вражеского тягача распахнулась, и Котей не схватился за оружие только потому, что Гном до боли впился ему в ногу твёрдыми, как гвозди, пальцами: эту будто топором вырубленную рожу, полуседую башку и жилистую фигуру он знал даже слишком хорошо, знал – и люто ненавидел. И провальные рейды были самой ничтожной из причин…
В отличие от Котова, Серб снял очки, и под его прямым неприязненным взглядом становилось не по себе даже бесстрашному коменданту Цитадели.
– Комендант Божич, – тем не менее, осклабившись, негромко и ядовито сказал Котей в рацию. – Не ожидал вас здесь увидеть. И ваш сброд тоже.
– Аналогично, комендант Котов, – подчеркнуто ровно ответил Серб.
– Что, решили прогуляться в центр? Погодка располагает? Или решили, что всегда вперёд нас успевать будете, шакалы?
– Вот уж не тебе в позу вставать, – прохладно отозвался Божич. – Как ты там остроумно заметил в начале августа? «На войне как на войне»? Ну так и не скули теперь.
Котов сжал челюсти так, что заломило в висках, сдёрнул свободной рукой очки и с ненавистью посмотрел на техников, продолжающих как ни в чём не бывало выполнять свою работу.
– Последнее китайское предупреждение, Серб, – чужим, страшным голосом сказал он, не обращая внимания на боль в ноге там, где в неё впивались пальцы Гнома. – У тебя десять минут, чтобы собрать своих недоносков и свалить отсюда нахрен. Иначе я прикажу открыть по вам огонь, а там уж… кому повезёт!
Божич презрительно хмыкнул. Рация доносила не только его голос, но и невнятное бормотание ковчеговских на фоне, но Котов не стал даже пытаться разобрать, что там эти будущие покойники говорят.
– Ты этого не сделаешь. – Голос Серба был негромким и спокойным. Самоуверенная мразь!.. – Во-первых, вы и сами пришли за этим бензином, и не будете рисковать его сжечь. Во-вторых, ты не мясник, ты не станешь без надобности убивать живых. А сейчас надобности нет.
Котов обнажил зубы в злой усмешке. Серб морали ему читать вздумал? Ну-ну… Странное ощущение: ярость, пылающая внутри, достигла предела и теперь будто перегорала в какое-то нездоровое возбуждение. Мир сделался кристально ясным и одновременно нереальным, и ни слова, ни действия Серба уже не имели значения: Котей уже решил, что именно он сделает. Как – пока не знал, придумает, но… но нужно было что-то отвечать, эту сцену ещё нужно было доиграть по прежним правилам, и Котов поднёс рацию к губам:
– Это наш бензин. Либо ничей.
– А это, – явно начиная злиться, резким тоном отозвался Божич, – наш тягач. Так что встречное предложение: вы с водителем выметаетесь из кабины нахрен и оставляете нам то, что украли из Ковчега!
Котов терпеливо дождался окончания фразы, не вслушиваясь в её смысл, равнодушно проговорил:
– Десять минут, Серб, потом пеняйте на себя.
И нырнул обратно в кабину, переключив рацию на внутреннюю волну.
– Котей – всем. Отходим на двадцать пять метров. Боевую готовность не снимать.
Гном недоверчиво глянул на капитана, но промолчал и, заведя мотор, принялся сдавать задом. Кто-то из бойцов подавал ему сигналы, высунувшись в люк конвойного «Тигра». Перегруппировка заняла всего пару минут, и всё это время Котов не отводил взгляда от ковчеговских, так что мог уверенно сказать: Серб забил на предупреждение, явно посчитав его пустым сотрясением воздуха. Сам виноват.
Отвернувшись от окна, капитан уставился на наручные часы – старые, механические, принадлежавшие отчиму… Секундная стрелка у них не бежала ровно, как у более новых моделей с электронным моторчиком, а перескакивала с деления на деление, и в такт ей в ушах размеренно бился пульс, отдавая в виски. Голос Горняка, нарушивший молчание, донёсся сквозь этот гул будто издалека:
– Серый, может, поедем? Чего стоять?
Три минуты. Ударить от реки? Или лучше от центра?
– Серый. Ты меня слышишь?
Полторы минуты. А если… но нужен автомат. Их караван ближе к зданию, но у Ковчега – насосы, цистерны открыты, техники и бойцы не в машинах…
– Серый… – в голосе Горняка зазвучало отчаяние, но и оно лишь царапнуло поверху, не дойдя до сознания. – Серёжа, я тебя умоляю, скомандуй возвращение!
Десять секунд. Пять. Одна… всё.
Котов распахнул дверь и спрыгнул на потрескавшийся асфальт – Гном попытался было схватить капитана за куртку, но не удержал. Тот, в несколько прыжков добравшись до «козла», рванул на себя дверь, потребовал:
– Швец, автомат мне, Арти, прикрой. Остальным машины не покидать, это приказ!
Кажется, андреевский прихвостень пытался что-то вякнуть, но Арти ткнул его локтем, цыкнул на Швеца, вцепившегося было в ремень своей «АК-шки», а сам рванул наружу. Котов развернулся и, на ходу накинув ремень автомата на шею, побежал в сторону «Меги».
Грохот пульса в ушах ускорился, слился в непрерывный гул, громада гипермаркета приближалась рывками, будто сознание мигало, не успевая за ним, сзади неслись чьи-то крики и, кажется, даже выстрелы, но Котей уже видел свою цель – среди заколоченных дверей и заваленных мусорными баррикадами окон отлично были видны железные двери грузового хода и ржавый велосипедный трос с замком, намотанный на грубо наваренные скобы…
Может, Цитадель и уедет ни с чем, но ублюдки из Ковчега – не уедут вовсе!
Котов остановился за несколько метров, как в тире, вскинул автомат и высадил весь магазин практически в одну точку. На несколько мгновений вокруг наступила оглушительная после грохота выстрелов тишина, потом одна из створок пронзительно скрипнула, открываясь…
Он бежал назад, размахивал руками, сигналя своим – отступаем! – а сознание снова мигало, вспышками стробоскопа выхватывая какие-то куски реальности: грохот автоматов сразу с двух сторон, белое лицо Сани-Гнома за рулём тягача, мат и выстрелы Фишера по левую руку. И – смерть, преследовавшая их по пятам.
Он не оборачивался, не хватало споткнуться и упасть. Котей и так знал, что мог бы увидеть: волна тварей, рвущихся наружу из складских дверей «Меги» – стремительные узкотелые «гончие», медлительные мощные «гориллы», жмущиеся позади одутловатые «овцы». Белые буркала, длинные, ничем не прикрываемые зубы, серые от грязи лохмотья. И никаких звуков, кроме топота ороговевших лап по асфальту: зомби не дышат и потому не рычат.
Со стороны заправки неслась непрерывная пальба, и Котов на бегу торжествующе оскалился не хуже зомбаря – а нечего было ставить машины со стороны торгового центра! За своих он не боялся: они все по машинам, сейчас подхватят его с Арти и только их и видели, а вот Ковчег завязнет. Ну а через пару дней можно будет вернуться сюда и слить остатки топлива… Хорошо бы Серба сожрали!
…А потом Фишер споткнулся.
Котов развернулся на бегу, едва не полетев кубарем. Почти не целясь, нажал на курок пистолета, который давно держал наготове – и ещё, и ещё, пока не опустел магазин. Сбоку и сзади тоже кто-то стрелял, несколько бойцов бежали к ним, нарушив последний приказ коменданта, на Котея с драконьим рёвом гудка надвигался тягач с распахнутой дверью кабины, а Гном, вцепившийся в руль одной рукой, тянул к Котею вторую и что-то беззвучно кричал, широко распахивая рот… Арти поднимался медленно-медленно, как во сне, припадал на неестественно подвёрнутую ногу, медленно вёл стволом автомата в сторону зомбарей, Они были всё ближе и ближе в Фишеру, а потом вдруг оказались совсем рядом и сразу три «гончих» повисли на Арти как волки, впиваясь зубами куда попало…
За пять лет Котей так и не смог привыкнуть к этому звуку – крику живого, которого рвут на части мертвецы. А они рвали, выгрызали куски плоти зубами, выдирали нечеловечески сильными пальцами, заливая себя и всё вокруг тёмной, почти чёрной кровью.
Котов зарычал и в каком-то тупом остервенении снова вскинул пистолет, бессмысленно давя на курок, но в следующий момент его ударило волной воздуха – визжащий тормозами тягач пролетел в полуметре от него, и Гном, не дожидаясь полной остановки, вцепился в капитанский ворот, с невозможной, нечеловеческой силой вздёрнул в кабину. Котов брыкнулся, не столько помогая ему, сколько отпинываясь от чересчур резвого мертвяка, захлопнул дверь, едва не оставшись без пальцев, а тягач уже разворачивался, рискуя потерять цистерну, и чёрт с ней, всё равно пустая… Главное, что остальные машины тоже разворачивались прочь, пусть и облепленные тварями, а автоматчики строчили без остановки, не жалея припасов, давая тяжёлым тягачам набрать скорость. Котов застонал сквозь зубы, увидев, как увешанный зомбарями «Волк» с приоткрытой дверью дернулся и встал, как вкопанный. В рации зашипело, загрохотало, перекрывая чьи-то ещё команды и ругань. А затем – снова чёртовы крики.
Гном вцепился в руль, глядя прямо перед собой. Его бескровные губы подрагивали. Машины набирали скорость, покидая наводнённое мертвецами сердце Города.
***
Только когда Город окончательно скрылся за деревьями, Котов наконец поднёс рацию к губам. Руки дрожали, как у пьяницы, в груди было пусто и холодно:
– Котей – всем… стоп колонна. Доложите о потерях.
С минуту, пока машины тормозили, в эфире стояла тишина, потом вразнобой зазвучало:
– Конвой-пять – потерь нет.
– Конвой-шесть. Нет потерь.
– Тягач-два. Потерь нет.
– Тягач-три, все целы.
– Конвой-два. Капитан, у нас… – голос дрогнул, – у нас заражённый. Рядовой Серый… Денис Серегин.
Котов устало опустил веки.
– Действуйте по инструкции, – приказал он безжизненным тоном.
Из рации донёсся отчаянный возглас, но оборвался со щелчком – Конвой-два отключил рацию. Сзади через окна донёсся одиночный выстрел.
– Конвой-четыре. У нас потерь нет, но… конвой-три потерян в полном составе.
Гном издал сдавленный звук, похожий на предсмертный хрип, и Котов невольно метнулся к нему взглядом, но тот сидел прямой и бледный, закрыв глаза и зажав рот ладонью.
– Конвой-один, все целы, – после паузы хмуро продолжили отчёт.
– Разведчик-один, – последним прозвучал надтреснутый голос Швеца. – Один заражённый, Гадя… то есть, младший лейтенант Михаил Гладких, и один погибший…
Он запнулся, а когда заговорил снова, Котов шёпотом закончил вместе с ним:
– …погибший – старший лейтенант Артур Фишер.
Глава 6
Окна Тедова кабинета смотрели на кладбище.
Правильнее было бы называть это место «колумбарий», но Божич не любил это слово, ассоциировавшееся не то с баром, не то с клумбой. Так или иначе, могил на базе, по понятной причине, не было – только сложенные из кирпича стены с козырьками и маленькими квадратными нишами. Часть была пуста, заполненные же ячейки закрывали разномастные – металлические, деревянные, глиняные, даже каменные – заглушки с именами и датами: последняя дань живых мертвым, вместо привычных памятников… Сами стены тоже были такой данью. Не имея возможности хоронить близких, как положено, ковчеговские без колебаний рискнули жизнью, потратили уйму сил, чтобы привезти из заражённого Города кирпичи и сложить из них эти… сооружения вместо прежних грубо сваренных из железного лома стеллажей. А крематорий на базе и так уже был.
И теперь Теодор Божич, комендант Ковчега, стоял у окна своего кабинета, глядя на стены колумбария, в вечернем сумраке похожие на странную шахматную доску: более светлые пустые квадраты, более тёмные – заполненные…
Вчера прибавилось сразу девять тёмных.
– Тед, прекращай туда пялиться и скрипеть зубами, – раздражённо сказал сзади вошедший без стука Макс. – Ты сейчас их до корней сотрëшь, а у нас стоматолога нормального нет.
– Ты, смотрю, шутки шутишь? – мрачно отозвался Божич, отворачиваясь от окна.
– А что прикажешь делать – плакать? Это не первые погибшие бойцы и, как бы мы ни хотели иного – не последние!
Тед оскалился:
– Вот только раньше наши бойцы гибли из-за наших ошибок, из-за обстоятельств непреодолимой силы, из-за собственной глупости, в конце концов! А не потому, что тупорылому ублюдку Котову моча ударила в голову и он решил разворошить мертвячий улей!..
– Комендант, таки из коридора слышно, как сильно вы хотите полюбить своего коллегу-коменданта руками за крепкое горло, – вклинившись на Тедовом вдохе, с характерными интонациями сообщил от дверей Лем. Маячивший за его спиной Мишин сочувственно нахмурился. – Глубоко разделяю ваш порыв, но давайте убавим накал, пока наши бойцы не побежали радовать вас через штурм чужой базы!
– Вень, не надо, – сквозь зубы буркнул Божич. – А то сейчас сам… побегу радоваться через штурм.
Лем со вздохом тряхнул головой и сел на ближайший стул, благо, в кабинете коменданта их было достаточно – совещаться узким кругом Тед предпочитал здесь, а не в офицерской.
– Ну, ты хотя бы перестал реветь, как раненый буйвол, – нормальным голосом сказал Венька, встретил злобный взгляд друга и с досадой продолжил: – Тед, я серьёзно! Ребята после вчерашнего и так на взводе…
– Сложно их не понять, – процедил Макс, пристроившийся на стуле в углу между окном и шкафом.
– Кто бы спорил! Но это же не повод убиваться об чужую стену?
– Не, так-то есть у нас в запасниках пара игрушек, которые для рейдов мощноваты, – прогудел Василь, хлопнув Лема по плечу так, что того слегка перекосило. – Если знать, куда бить, можно даже в нашей стене сквозную дыру проковырять, а у них, насколько я знаю, заборчик потоньше будет…
– Правильно! Зачем убиваться об стену, когда можно убиться о целый гарнизон внутри! – раздражённо вскинул на него взгляд Лем и снова тряхнул головой, отбрасывая волосы с лица.
«Надо бы ему сказать, чтобы постригся, – машинально отметил про себя Тед, за время их короткой перепалки успевший худо-бедно взять себя в руки, – оброс опять, как пудель…»
– Хорош собачиться, – сказал он вслух негромко, но таким тоном, что умолкли и Венька с Василем, и Макс, уже открывший рот для какой-то реплики. – Ни об стену, ни обо что-либо ещё мы убиваться, разумеется, не будем. Мы вообще…
Он сделал глубокий вдох и на миг прикрыл глаза: гневному чудовищу внутри принятое решение категорически не нравилось, вот только его никто не спрашивал. Справившись с собой, Тед медленно, весомо продолжил:
– Мы вообще не будем больше приближаться к Цитадели. Ни к базе. Ни к их людям. Ни к их рейдовым маршрутам. Пока они сами не встают у нас на пути – Цитадели не существует.
На несколько долгих секунд в кабинете повисла тишина, а затем Макс кашлянул и с неодобрением уточнил:
– Серб… ты серьёзно? Ты же понимаешь: Котов тут же решит, что мы испугались и примется борзеть!
– Хрен с ним, с Котовым! – отмахнулся Лем. – Наши собственные бойцы решат, что у офицеров кишка тонка, и хорошо, если просто пойдут мстить своими силами, а не бунтовать!..
– Ну, своих ребят я, положим, удержу, уж не знаю, как ты, – ядовито возразил ему Макс, вскочив и принявшись расхаживать взад-вперёд. – Но вот что мы будем делать, если эти ублюдки начнут залезать на нашу территорию? Патрули мертвякам на радость пускать или забор строить?
– Что я слышу, ты боишься их, что ли? – всплеснул руками Лем. – А ты уверен, что сможешь один удержать всю свою роту?..
Ну хватит!
– Я вам не мешаю? – ядовито поинтересовался Божич, не дав Максу ответить. – Может, нам с Василем выйти, чтобы вы могли уединиться? Кстати, Вась! Ты-то чего молчишь? Как считаешь, что хуже – бунт или нападение Цитадели?
– Злой комендант Ковчега, – буркнул Мишин, глянув исподлобья. – И вообще, я блюду субординацию и приказы командира не оспариваю.
– Вот, учитесь, как с командиром разговаривать! – с мрачным весельем указал на него Тед. Обвёл друзей тяжёлым взглядом и уже без намёка на улыбку продолжил: – Значит так. Что там себе думает про меня рыжий ублюдок, мне плевать, начнёт борзеть – мы ему быстро напомним, каково приходить из рейда без добычи. Впрочем, едва ли он полезет: у него на заправке старшего офицера на лоскуты порвали, Котова сейчас свои же без соли сожрут. Это раз. Если среди наших бойцов найдутся дебилы, которые так жаждут пойти войной на Цитадель, то скатертью дорога. Откроем им ворота и ещё пинка для ускорения дадим: нам здесь идиоты не нужны, так своим горячим головам и передайте. Это два. Если вы ещё помните, нам есть, чем заняться помимо стычек с соседями – уборка урожая в разгаре, на станции снова что-то требует ремонта, сентябрь на дворе, а у нас новые бараки до сих пор без крыши стоят… и так далее, и тому подобное. Это три. Я достаточно ясно выразился?
Макс сухо кивнул, отведя взгляд, а вот Лем буркнул:
– Можно подумать, не ты полчаса назад бегал тут кругами и рычал, как дракон!..
Тед длинно выдохнул.
– Ты будто первый день замужем, Доктор, – почти ровно отозвался он. – Мало ли, как я рычу и кого убить обещаю! У меня почти пять тысяч человек на базе, я, по-твоему, должен их под удар ставить в угоду своему дурному нраву?
– Ну да, если у тебя шторка падает, ты убиваешь без предварительных обещаний, – нервно фыркнул Лем.
– Венька! – возмутился Василь, а Макс, зашипев, двинул болтуну локтем в бок.
До боли сжав зубы на пару секунд, Тед зло мотнул головой:
– Можно подумать, он неправду сказал… Всё, прекратили истерить. И так уже почти отбой, а мы на месте топчемся! Василь, давай – итоги рейда, текущее положение по прочим запасам, в первую очередь, какие есть проблемы. Про станцию я уже в курсе, там плохо, но решаемо, так что дальше обсудим этот чёртов урожай, и если успеем – бараки и прочее. Вень, не вздыхай как лебедь умирающий. Я тоже терпеть не могу все эти цифры и сметы, но можно подумать, у нас есть выбор!
…Слушая отчёты, роясь вчетвером в бумагах, переругиваясь с офицерами на тему приоритетных направлений работ и сопутствующих сложностей, краем сознания Тед продолжал думать о том, что произошло на заправке. Он пока не знал как этого добьётся, но готов был поклясться: Котов дорого заплатит за свою… выходку.
***
– Давай-ка вон туда полей, на стыки, что ты осторожничаешь? Боишься, что протечёт? – прикрикнул Божич.
Стоящий на крыше рабочий покосился на ЕгорБорисыча, прораба, мнущегося рядом с комендантом внизу, получил обречённый кивок и направил струю воды из шланга на залитый битумом шов. Меньше минуты спустя из открытой настежь двери в новый барак донёсся отчётливый стук капель по полу.
Тед мрачно развернулся к побледневшему прорабу:
– Борисыч, ты охренел?
– Теодор Горын… Горанович! – Квадратное загорелое лицо оговорившегося мужчины сделалось из просто бледного каким-то синюшным. – Ой, простите, я… это ребята мои шутят, вот и прицепилось…
Божич отмахнулся. То, что среди гражданских за ним закрепилось прозвище «Горыныч» его не волновало совершенно: по крайней мере, они начали забывать про «Головокрута». А вот качество работ – очень даже волновало!
– Борисыч, ты мне какого хрена пытаешься сдать барак с текущей крышей? Что, думаешь, если самому там не жить – можно и схалявить?
– Так Теодор Го…ранович! Вы ж сами послали туда Саньку, вот он и протоптал, видимо! – возопил тот, судорожно обтерев ладонью пот с лысой, как колено, головы. – Рубероид – он же хрупкий, это ж картонка со смолой!
Тед сделал глубокий вдох, борясь с желанием просто дать прорабу в лоб.
– А у тебя там один рубероид, что ли?! Ты рассчитывал, что мы на эту крышу дышать не будем? – зло поинтересовался он вместо этого. – У нас почти три сотни детей на базе, думаешь, ни один из них не залезет наверх? А град пойдёт, что скажешь – форс-мажор?!
– Капитан Божич, разрешите обратиться!
– Не сейчас, лейтенант! – не оборачиваясь, рыкнул Тед. – Так вот…
– Капитан, это срочно, – с нажимом сказал Лем, вклиниваясь между ним и прорабом.
Тот с готовностью отступил, явно пытаясь прикрыться офицером от комендантского гнева. Выглядело это почти смешно – высокий узкий Лем и почти квадратный коротышка-Борисыч с пузцом, – но раздражённому Теду хотелось не смеяться, а кого-нибудь побить. Будет у него хоть один день, когда всё идёт по плану?!
– Отойди, Доктор, – мрачно велел он и, поймав прораба взглядом «в прицел», закончил: – Значит так, Егор. Делай что хочешь, крой крышу чем угодно, хоть собственной слюной, как ласточка, но течь она не должна. Даже если я лично там гопака спляшу! Понял?
– А материалы…
– С Мишиным договаривайся! Всё, проваливай, пока я добрый… В чём дело, Вень?
Лем проводил взглядом Борисыча, показал кулак гревшему уши Саньке (тот принялся поспешно сматывать шланг) и негромко сказал: