Пальма в снегу

Города и страны

И еще будут Фиджи и форт Кюрасао,

И еще черта в ступе и черт знает что,

И красивейший в мире фиорд Милфорд Саунд…

В.С. Высоцкий

Аруба – райский остров к северу от Венесуэлы, пляжный рай. Бывшая голландская колония живет в основном за счет туризма. Все, на что способно самое изобретательное воображение для развлечений на морском побережье, здесь уже придумано и активно используется к радости отдыхающих и выгоде местных жителей. Экскурсионный автобус-амфибия, позволяющий полюбоваться не только кактусами и пальмами, но и красотами морского пейзажа. Мини-субмарина, увлекающая любителей приключений на глубину 50 м, к чудесам кораллового рифа. Многочисленные рыболовные катера, приглашающие на морскую рыбалку: «Улов гарантируем, в противном случае возвращаем деньги!» Вертолетные экскурсии над островом, а также банальные кайтинг, дайвинг, яхтинг и прочие инги. И, конечно же, как и на любом другом курорте, огромное количество отелей, ресторанов и казино, в общем, источник всех тех удовольствий, которые для нас когда-то символизировали Канарские острова. Ранним утром ошвартовались в Оранджештаде, столице этого островного государства. Стоянка четыре часа. Кто-то успеет добежать до пляжа или многочисленных магазинов в центре города, до которого «рукой подать». Мне, как обычно, придется сидеть на борту. Старпом является грузовым помощником, то есть, отвечает за все вопросы, связанные с безопасной погрузкой, выгрузкой и сохранной перевозкой грузов, и таковые заботы, как правило, не дают возможности сойти на берег в течение такой короткой стоянки, как эта. У меня здесь свои развлечения. Стивидоры13 пытаются начать погрузку, не предоставив на судно план с номерами и весами контейнеров. Останавливаю грузовые операции, ко мне подходит возмущенный бригадир, объясняю ему причину. Он выражает крайнее удивление: я-де единственный старпом, который выдвигает такие необоснованные требования, а все другие суда довольствуются исполнительным грузовым планом, составленным уже по факту погрузки. Я это заявление слышу от него же, раз эдак в двадцатый, но не спорю и не пытаюсь ничего доказать, а просто напоминаю о том, что в соответствии с требованиями безопасности и охраны они обязаны предоставить перед началом погрузки план размещения груза на судне, составленный на основании предварительного грузового плана, который я отослал на их терминал до прихода судна в порт, и пока я его не получу, погрузка производиться не будет. Он жалуется на операционные сложности и уверяет, что план невозможно подготовить ранее, чем через два-три часа, что приведет к необоснованной задержке судна. Я с пониманием киваю, но напоминаю ему о том обстоятельстве, что он после окончания погрузки останется на берегу, а я уйду в море на этом самом судне, поэтому для меня вопрос безопасного размещения груза жизненно важен в буквальном смысле слова. Он грозит пожаловаться фрахтователю, судовладельцу и папе Римскому, я со своей стороны предполагаю, что к его проблемам с большим пониманием отнесутся в Лиге сексуальных меньшинств. Через двадцать минут после того, как возмущенный бригадир грузчиков покидает судно, появляется пресловутый грузовой план – могут ведь, когда хотят – но, к сожалению, без описанной выше увертюры не обходится почти ни одна погрузка.

Переход с Арубы в Пуэрто-Кабэльо всего несколько часов. Лоцманская служба в стране побеждающего социализма отличается крайней неповоротливостью. Полчаса болтаемся в дрейфе в полумиле от входа под бодрые заверения диспетчера, что лоцман уже в пути и вот-вот поднимется на борт. Время около полуночи, теплый воздух пахнет скотовозом. Эти своеобразные суда с грузом живых парнокопытных на борту, заходят в сей порт довольно часто, и их присутствие мгновенно ощущается во всем городе. Первый признак строящегося социализма – запущенное сельское хозяйство. Наконец, появился лоцманский катер, и вскоре кадет приводит нашего проводника на мостик. Грэгори, выполнив свою миссию, отправляется на бак, таскать швартовные концы под чутким руководством боцмана. Второй помощник командует на корме, а я остаюсь на мостике, постигать искусство маневрирования судном. Старпомом работаю уже седьмой контракт, потому прилежно усваиваю все навыки и умения, связанные со следующей должностью. Капитан с пониманием относится к этому стремлению и иногда позволяет выполнить маневр самостоятельно, но, к сожалению, в Пуэрто-Кабэльо это не возможно, так как почти каждая швартовка сводится к противостоянию мастера и лоцмана. Вот и сейчас наш Алексей Владимирович, все больше раздражаясь, пытается убедить высокомерного аборигена заполнить форму обмена информацией между лоцманом и капитаном. Оба увлечены спором настолько, что перестали обращать внимание на движение судна, которое потихоньку сваливается вправо, опасно приближаясь к стенке канала. Считаю нужным вмешаться и даю команду рулевому на корректировку курса, лоцман тут же набрасывается на меня за необоснованное, по его мнению, вмешательство в процедуру проводки, а капитан, осознав, как близко мы были от аварийной ситуации, высказывает свое не слишком лестное мнение об уровне компетентности лоцмана и его отношении к своим обязанностям – конфликт принимает угрожающие формы. Первым опомнился капитан, осознав, что главное безопасно довести судно до причала, а не доказать свою правоту в бессмысленном, в общем-то, споре. Мастер, взяв себя в руки, сказал несколько примиряющих фраз лоцману, и обстановка на мостике вернулась в нормальное, рабочее русло. Проводник наш, в глубине души понимая, что был неправ, до окончания маневров вел себя подчеркнуто корректно и сдержанно. Ошвартовались спокойно и уверенно, но в такой ситуации, как вы понимаете, не до учебы.

Стивидорная компания, заказанная нашим новым фрахтователем, удивила быстротой и четкой организацией грузовых операций. Никогда не думал, что здесь такое возможно. Принесли план погрузки в виде файла в формате бапли, общепринятом для контейнерных перевозок, подогнали береговой кран, и к утру все уже было закончено, и мы отправились в Ла-Гуайру, небольшой порт рядом с венесуэльской столицей.

За всей этой суетой я практически позабыл о мимолетном знакомстве с очаровательной ямайской девушкой, но как-то, приводя в порядок бумаги, наткнулся на акт передачи судна в тайм-чартер, и тут же передо мной возникла ее чарующая улыбка и озорной взгляд темно-карих глаз. Вспомнилась сюрреалистическая картинка: прелестная девушка в джинсах и белой блузке спускается по отвесному трапу в грузовой трюм. Я слез первым и, стоя на пайоле трюма, с интересом наблюдал за ней. Было видно, что девчонке неловко, что лазанье по трюмам не является для нее обычным времяпровождением, но, при всем желании, ничем помочь я ей не мог, а потому просто стоял и смотрел, как она спускается вниз с десятиметровой высоты, жадно впитывая каждое движение ее стройного гибкого тела. Отогнав чудесное виденье, я отыскал бумажку с ее номером и записал его в свой мобильный, сделав ментальную пометку обязательно позвонить и добиться встречи, как только снова окажусь на Ямайке. А пока наш путь лежал к берегам Соединенных Штатов (Ла-Гуайру тоже проскочили практически незаметно), и экипаж усиленно готовился к возможной проверке безопасности судна со стороны американской береговой охраны. Впрочем, эта подготовка не помешала провести обещанный капитаном праздник через день после выхода из последнего венесуэльского порта.

Как обычно в такой день, в 15:20 трудолюбивая палубная команда, едва передохнув после работ по техобслуживанию судна, отправилась разжигать мангал, устанавливать на открытой палубе большой стол, расставлять стулья и скамьи. Вскоре подтянулись и «дети подземелья»: моторист пошел таскать стулья, а третий механик подключился к приготовлению салатов. Когда я вышел на вахту, с кормы уже вовсю тянуло костерком. Самый приятный момент, это предвкушение. Именно в эти минуты и создается ощущение праздника. Потом, когда все сядут за стол, может оказаться, что мясо вышло жестким, а пиво теплое, и кто-то, не подумав, может произнести что-то обидное в адрес другого члена экипажа, но это все потом. Сейчас же все пребывают в состоянии радостного возбуждения по поводу предстоящего события, приятно разнообразящего монотонную судовую жизнь.

– Там все готово. Тебя сейчас менять или как? – Обычно второй помощник подменяет меня на ужин, но сегодня случай особый.

– Не надо Олег, спасибо. Ты лучше кадета подгони сюда пораньше, часов в семь, чтобы уже не прерываться.

– Добро. Тогда, спокойной вахты.

– Приятного аппетита.

Когда, наконец, спустился на шлюпочную палубу, праздник был в самом разгаре. Капитан как раз произносил очередной затяжной тост с нравоучительным подтекстом. Отношение экипажа к таким речам было как всегда неоднозначным: кто-то слушал мастера, раскрыв рот, кто-то скучал, ковыряя в тарелке.

– О, а вот и Чиф пришел! Что, уже восемь? – восклицает мастер, опустив стакан.

– Нет, семь. Кадет пришел пораньше. – Говоря это, усаживаюсь на свое место и спешу наполнить стакан пивом, чтобы присоединиться к тосту.

– Добро, ему это зачтется. Так о чем это я?.. – Мое появление сбило капитана с высокого слога. Пользуясь заминкой, боцман выкрикивает:

– За экипаж! – этот тост подхватывает еще несколько голосов, и все дружно сдвигают стаканы, кто с пивом, кто с «жидкостью номер два».

Общение за столом уже разбилось на группки. Матросы на дальнем конце беседуют о своем, третий механик учит жизни машинного кадета, стармех что-то оживленно повествует капитану о родном Ильичевске. Стол для праздничного ужина накрыт на открытой шлюпочной палубе. В тропиках темнеет рано, южное небо уже глядит на нас широко открытыми глазами звезд. В свете палубных фонарей видно, как бурлит за кормой кильватер, убегая в темноту. Судовая надстройка прикрывает нас от свежего ветра, смиряя его грозные порывы до легких ласкающих дуновений. Однако, есть один негативный фактор, разрушающий эту идиллию. Звук вентиляции машинного отделения сопоставим с ревом мотора изделия отечественного автопрома, которое пытаются заставить везти в гору семейство дачников вместе с прицепом полным рассады на скорости более ста километров в час. Остановить этого монстра нельзя, так как он обеспечивает доступ свежего воздуха к главному двигателю. Даже с человеком, сидящим рядом, нужно разговаривать достаточно громко, а чтобы быть услышанным на другом конце стола, необходимо существенно напрячь голосовые связки. По этой причине тосты произносятся хорошо поставленным командным голосом (тех, кто им не обладает, просьба не беспокоиться), а последующее общение ограничивается соседями по столу. Мое место – по левую руку от капитана, справа от него сидит стармех, и это не случайно. Машинного начальника Алексей Владимирович ценит больше, так как не обладает его знаниями, и в случае неполадок с механической частью вынужден будет целиком полагаться на добросовестность и профессионализм механика, будучи не в состоянии его грамотно проконтролировать. Старпомовские же обязанности мастер выполнял не так давно сам и потому, в критической ситуации способен решить вопросы, связанные с погрузкой или техобслуживанием палубной части. С одной стороны, такой подход понятен, но с другой, случись, что с капитаном (дай ему Бог здоровья и долголетия), именно старший помощник примет на себя командование судном и будет делать все возможное и невозможное для безопасности находящихся на нем людей. Тем временем внимание капитана переключается на меня.

– Старпом не может быть хорошим, – это он еще обращается к стармеху, – если старпом хороший для экипажа, значит он плохо выполняет свои обязанности, верно, Чиф?

– Абсолютно! – С готовностью подтверждаю неприятную, в общем-то, истину.

– Капитан может быть добрым по отношению к экипажу, потому что, если ему надо на кого-то гавкнуть, он может послать старпома. А у старпома работа собачья, он должен гонять людей, и если экипаж его любит, значит, свою работу он делает плохо.

Все правильно, все так и есть. Эх, скорей бы в капитаны. Мастер как будто прочитал эту мысль:

– Я знаю, Дима, что ты стремишься к продвижению, и мы с тобой уже говорили на эту тему. Как к старпому, вопросов к тебе нет никаких, ты хорошо делаешь свою работу, но я хочу, чтобы ты уже сейчас изменил свое отношение к происходящему. Ты должен почувствовать, что все это твое, – он развел руками, показывая на наше судно, – что за спиной нет никого, кто сможет подсказать или проконтролировать. Я хочу, чтобы уже сейчас ты начал относиться к тому, что ты делаешь не как старпом, а как будущий капитан. Покажи мне свое правильное отношение.

Слова «будущий капитан» бальзамом ложатся на душу. На пьяный треп это не похоже. Алексей Владимирович в любом состоянии отдает себе отчет в том, что говорит и что делает. И снова, он как будто читает мои мысли:

– Ты не подумай, что я это тебе говорю потому, что подвыпил. Я вижу тебя капитаном, но ты должен показать мне свое изменившееся отношение. Представь, что это уже случилось и действуй так, как будто ты уже капитан. Договорились?

– Хорошо, постараюсь. Главное что вы меня потом не обвинили в превышении полномочий.

– А ты не волнуйся, осадить я тебя всегда успею, – довольный собой, смеется капитан.

– Добро, будем стараться!

В завершение разговора капитан произносит тост за старпома, то бишь за меня. Это уже перебор. Смущаюсь, аки красна девица, и вскоре ухожу к себе.

Снова утренняя вахта, но солнце сегодня поднимается не из глубин морских, а из-за гаитянских гор. Идем Наветренным проливом: слева Куба, справа – Эспаньола. Два тропических острова, такие похожие и такие разные. Остров Свободы, страна, ставшая на социалистический путь развития, небогатая, но очень спокойная и безопасная, с приветливым, доброжелательным народом. И Гаити, страна победившей черной идеи, где белое население было вырезано практически подчистую в ходе кровавого восстания 1791 года, проходившего под девизом: «Христос пришел к белым, и они его убили. Отомстим белым за Бога!» Похоже, католические миссионеры, благодаря деятельности которых, в головах черных рабов родилась эта извращенная идея, не успели донести до них заповедь о необходимости добывать хлеб в поте лица своего. Благосостояние местных жителей вполне соответствует уровню их трудолюбия. Грязь, нищета, периодические перестрелки – ООНовские миротворцы в состоянии обеспечить безопасность только верхней части города, где живет местная элита. В порту девчонки выстраиваются в очередь у трапов приходящих судов, в надежде заработать двадцать долларов единственным возможным для них способом, и потом неделю содержать на эти деньги всю семью. Многие кубинцы не скрывают того, что ждут смерти Фиделя, в надежде на более свободную и благополучную жизнь. Не хочу делать мрачных пророчеств, но, по-моему, без твердой руки Куба скатится в ту же пропасть, что и Гаити. Отношение к труду в этих странах очень похоже, тем более, что большинство кубинцев, которые хотят и умеют работать, давным-давно уже в Майами. Вспомнился старый анекдот. Встреча американского президента с бессменным кубинским лидером. «Когда, наконец, вы освободите от американского присутствия кубинскую территорию в Гуантанамо?» – грозно вопрошает Фидель. «Не раньше, чем вы освободите Майами» – парирует американец.

В порту Эверглэйдс вышел на причал, чтобы решить проблемы с погрузкой судна. Обратился с вопросом к первому попавшемуся стивидору, по-английски, конечно, мы ведь в Америке.

– No entiendo, senor. No me abla engles, – недоуменно отвечает тот.

– Y quién abla? – вопрошаю на более понятном языке.

– El Jefe! Voy a llamarle, espera por favor,14 – и поспешно убегает, чтобы не задавали больше вопросов на незнакомом наречье. То есть, только бригадир является достаточно образованным для того, чтобы говорить на чуждом английском языке. И такова вся Флорида, да и большая часть других южных штатов (выделяется, пожалуй, только Техас). Работяги, таксисты, продавцы в магазинах, даже иммиграционные офицеры, все говорят по-испански. Некоторые из них владеют английским языком в достаточной степени, чтобы объясниться с чужаком, большинство же не считает это необходимым. Напоминаю, действие происходит в Соединенных Штатах Америки.

Решив к обеду все существенные вопросы, связанные с погрузкой, передал вахту второму штурману и отправился прогуляться в Форт Лодердейл. Городишко этот – райское место для любителей катеров и яхт. Он весь пронизан каналами с множеством причальных мест и огромными эллингами15 прямо на воде. Широкие удобные слипы16, непосредственно в центре города, дают возможность каждому спустить на воду свое плавсредство с автомобильного трейлера, не выплачивая мзду какому-либо яхт-клубу. Яхт там тысячи, включая суперсовременные из кевлара и углепластика. В Питере таких лодок единицы, и о постройке каждой кричат как о великой победе отечественного спортивного судостроения, а здесь это обычное серийное изделие. Глядя на такое великолепие, невольно охватывает белая зависть (и это при моем-то шовинизме). Когда-то у нас дойдут до понимания того, что в центре города нужно строить не только торговые комплексы и офисные здания. Город оставил очень приятное впечатление, я готов был бродить бесконечно по берегам его каналов, изучая богатейшую экспозицию яхт и катеров, но, увы, работа есть работа и совсем скоро мой путь лежал от чужих яхт к родному судну. Надо сказать, что наш контейнеровоз выглядел вполне достойно даже на фоне роскошных круизных лайнеров, которых всегда много в Эверглейдсе. Красивая лодочка, меньше года от роду, сто двадцать семь метров в длину, как «Аврора», но вдвое больше по объему, полное водоизмещение двенадцать тысяч тонн. Стремительный синий корпус, высокая белая надстройка на корме и два сорокатонных крана на левом борту – вполне стандартная компоновка для этого типа судов.

Когда вернулся на пароход, там заканчивалась приемка топлива. Старший механик, брызжа слюной, что-то оживленно доказывал донкерману17 на берегу. Рабинович, не самая обычная фамилия для стармеха, еще забавнее тот факт, что, не смотря на национальность и солидный возраст, он прошлой зимой отправился из родного Ильичевска в Киев вершить оранжевую революцию. В каюте Вениамина Борисовича висят портреты лидеров движения и огромный оранжевый флаг. Трудно сказать, чем так приглянулись старому еврею, кстати, ни слова не знающему по-украински, местные националисты, но москалей ненавидит люто и при каждом удобном, а чаще неудобном случае, с жаром рассказывает о том, как они заклятые вредят матинке-Украине. Национализм, в принципе разрушительное чувство. Если патриот любит свою страну и стремиться сделать ее лучше, чтобы испытывать еще большее чувство любви и гордости, то националист своей страны стыдится, а другие страны ненавидит за то, что они успешней и удачливей и, движимый этим комплексом, желает не то чтобы у себя жизнь стала лучше (ни во что хорошее в своей стране он давно не верит), а чтобы у других она стала хуже.

– Что случилось, Борисыч, кто Вас обидел? Они не принимают идеалов оранжевой революции?

– Они вообще ничего не понимают! Ты можешь им объяснить, что при этой температуре они должны дать нам еще пять кубов?

– А ты на каком языке с ними разговариваешь?

– Ты зачем это спрашиваешь? На английском, конечно.

– А ты на ридний мови спробуй: хлопци явно нэ москали, – показываю взглядом на черного донкермана, – тож повынни розумиты украйинську,18 – в отличие от борца за украинскую национальную идею, я на его родном языке говорю свободно и всегда, когда не хочу с ним спорить, могу сказать, что «нэ розумию вашу москальску мову» и гордо удалиться.

Пока Рабинович, пыхтя от возмущения, подбирает слова, объясняюсь с бункеровщиками. Моих познаний в испанском с трудом хватает, чтобы изложить механическую проблему, но, в конце концов, они понимают, куда-то звонят и соглашаются добавить три куба вместо пяти. Предоставляю торговаться дальше стармеху, это его стихия, и здесь он своего не упустит.

После Эверглэйдса отправились дальше на север. В Джексонвиле январские морозы доходят до плюс семи, ямайский кадет страдает от невыносимого, по его представлениям, холода и мечтает о возвращении на родину. Капитан собрался по магазинам вместе с судовым агентом. В Штатах низкие цены на электронику, а он большой любитель всевозможных компьютерных аксессуаров. У меня, как обычно, на берег выйти шансов нет, поэтому прошу его посмотреть очередную книгу Джорджа Мартина, из серии «Песнь льда и огня», которая должна была выйти в печать несколько месяцев назад. Как оказалось, это произведение только-только поступило в продажу, и мне, вместо ожидаемого томика карманного формата, привезли коллекционный фолиант с золотым тиснением.

– Агент мне говорит: «Это очень дорого, ваш старпом, скорей всего, имел в виду покет-бук, они появятся месяца через два», – рассказывает наш капитан с довольной улыбкой на лице, – а я отвечаю, что если русский старпом хочет прочесть какую-то книгу, то он не будет ждать два месяца и не постоит за ценой.

Я, конечно, благодарен мастеру за столь лестное мнение о моей щедрости и страсти к литературе, но расплачиваясь с ним, чувства испытывал двоякие. Раскрыть заветный том удалось только через три дня, после выхода из следующего порта, и тут я не мог не признать, что капитан был прав. Книга стоила своих денег и даже больше. Она написана в жанре фэнтази, но основу повествования составляют не сказочные чудеса, а европейская рыцарская традиция, которая описана там с академической точностью. Очень цельные, реалистичные персонажи, захватывающий сюжет, остроумные диалоги – читая такую книгу, испытываешь истинное наслаждение.

На выходе из Джексонвилла, в устье реки, расположена военно-морская база. За волноломом уютно расположилась дюжина фрегатов УРО19, суда-снабженцы и огромная махина авианосца, безусловно доминирующая над базой. При этом, «Джон Кеннеди» – далеко не самый большой из американских плавучих аэродромов. Вспомнился «Адмирал Кузнецов», неоднократно виденный в Мурманске. По сравнению с этой махиной единственный и неповторимый российский авианесущий кораблик вызывает жалость и сострадание. Я не милитарист, но «за державу обидно»! В детстве у меня была книжка под названием «Откуда исходит угроза миру» с качественными цветными фотографиями американских линкоров, авианосцев и подводных лодок. Мощь неприятельского флота вызывала невольное уважение. Даже тогда, в советское время, было очевидно, что в отношении военно-морских сил говорить о паритете с американцами не приходится. Теперь же, наглядное напоминание о беспомощности своей страны вызывает тягостное и неприятное ощущение.

Переход до следующего порта всего четыре часа. Стоянка в Фернандина Бич короткая, на берег снова не выйти. В этом порту у нас по носу ошвартовался забавный кораблик, на фок-мачте которого было поднято сразу два флага: справа американский, а слева «Веселый Роджер». По правилам, при стояке судна в порту, флаг своей страны поднимают на кормовом флагштоке, а под правым ноком20 фок-мачты21, флаг страны захода. С этим все понятно, но причем тут череп и кости? Расспросили агента. Оказалось, что этот небольшой городок очень гордится своим пиратским прошлым, и экипаж судна, зная это, выражает, таким образом, уважительное отношение к истории этих мест. Само суденышко стоит на линии между Фернандина Бич и Бермудскими островами, поэтому его экипаж хорошо знает местные обычаи.

Взял книжку с собой на вахту. Оно, конечно, не совсем правильно, но море пустое, берега далеко, и я не вижу смысла изображать из себя истукана, от этой работы и так тупеешь. Между нами говоря, современная работа в море не требует ни обширных знаний, ни уникальных умственных способностей. Вполне посредственный человек может успешно выполнять обязанности штурмана или механика (до старпома или стармеха включительно), при этом, от него в большей степени требуются внимание и аккуратность, чем выдающийся интеллект. «Нам не нужны умные, нам нужны верные!» – в отличие от оригинала22, здесь эта фраза не несет негативного подтекста. Вполне естественно, что при таком положении дел морская профессия теряет в наше время свой престиж, так же, как и некогда присущий ей ореол романтизма. И дело даже не в том, что все страны уже открыты, и все пути давно пройдены, а в том, что в легендарную эпоху парусников работа в море представляла собой непрерывное противостояние человека и стихии, и моряк, уходя в рейс, никогда не знал, вернется ли он домой. Это воспитывало в людях совершенно особые качества и требовало постоянного самосовершенствования, так вопрос профессионализма был вопросом жизни и смерти. В наше время простота и безопасность привели к профанации этой гордой профессии. Нынешние труженики моря утратили ту неуловимую ауру, которая вызывала благосклонность женщин и восторг мальчишек по отношению к их предшественникам. Сейчас моряки, в большинстве своем, невыносимо скучные люди и как это ни странно, не считают нужным соответствовать даже тому невысокому уровню профессионализма, который требуется современными условиями. По моему сугубо личному мнению именно профессиональные качества делают человека достойным уважения. Большинство неприятностей в жизни нам причиняют не злонамеренные личности, а те, кто невнимательно или небрежно относится к своей работе, либо не обладает достаточной квалификацией для ее выполнения. При этом, в глубине души они могут быть милыми добрыми людьми, что само по себе, к сожалению, не сможет компенсировать вам впустую потраченное время, деньги, а главное, потрепанные нервы. Кстати, о нервах. У людей, долгое время проработавших в море есть, по крайней мере, одно положительное качество по сравнению с теми, кто провел всю жизнь на берегу. Это высокая терпимость к чужим слабостям и умение приспосабливаться к неблагоприятным бытовым условиям. Без этого просто невозможно долговременное пребывание в небольшом коллективе, помещенном в замкнутое пространство. Забавно слышать, как какая-нибудь теле-звезда, помещенная с дюжиной своих собратьев на тропический остров, жалуется в камеру: «Они здесь все чужие, за три дня мне было не с кем поговорить! Это ужасно!» А как насчет того, чтобы провести среди совершенно чуждых тебе людей полгода? Девять месяцев? И не просто проживать на одной территории, но работать вместе. При этом прошу заметить, что судовой экипаж не является клубом по интересам, людей подбирают исключительно исходя из наличия специалистов на определенные должности, независимо от их психологических особенностей и жизненных пристрастий. Некоторые компании стараются, чтобы национальный состав экипажа был однородным, у других, напротив, количество разных национальностей на борту соответствует числу членов экипажа. Очень популярный вариант: европейский комсостав и филиппинские рядовые члены экипажа. Единого принципа здесь нет, все приведенные выше схемы имеют свои достоинства и свои недостатки, но при этом все выполняют свою функцию. На нашем судне весь штатный экипаж (исключая ямайских кадетов) был русскоязычным. Я и капитан русские, остальные с Украины, всего двенадцать человек. Как и на большинстве современных судов, каждый живет в отдельной каюте. Питаются моряки раздельно: комсостав в своей столовой, рядовые члены экипажа – в своей. В свободное время можно посмотреть фильм на видео или почитать книжку, – и все! Такой вот нехитрый быт. А в остальном, традиции рушатся… Кто из нынешних моряков знаком с творчеством Джозефа Конрада? Кто может читать погоду в облаках? Кто без компьютерной программы может подобрать звезды для определения места судна? А кто сможет по ним определиться? Только те, кому уже за пятьдесят. Про управление судном под парусами я молчу, но многие современные выпускники не имеют элементарного представления о взаимодействии корпуса судна с ветром и волной и не могут правильно завязать узел при подъеме флага. Все это напоминает старческое брюзжание, я знаю. Я далеко не старик, просто я из тех, из прежних, чей «вольный дух вил вольный свой полет над радостною ширью синих вод»23 и чей восторг и пьяный пульс живут и во мне, и мне больно видеть, как умирают даже не традиции, а целый пласт жизни, консорция, своеобразная этническая общность.