Вандал (сборник)
Парень это тоже сразу же сообразил и праздновать труса не стал – живо сбросил мохнатую свою жилетку на пол – ее тут же кто-то втихаря и подобрал, так, что потом и не нашли, – и, выставив вперед правую ногу, издал зычный клич, чем-то похожий на тот, что совсем еще недавно орал на носу бутафорской ладьи и сам Александр в роли вождя вандалов Гейзериха.
– Водан! Донар! Тор!
Вот что-то типа подобное…
На спине у Ингульфа Саша заметил татуировку – большая такая, почти во всю спину, змея, свернувшаяся изумрудно-зелеными кольцами. Да уж…
– Герулл!!! – пригнувшись, злобно ощерился коренастый.
Он закружил, цепко ступая босыми ногами по утоптанному песку пола, прищурился и, вытянув вперед руки, зашевелил пальцами, словно бы намеревался вцепиться противнику в горло, и теперь лишь выбирал удобный момент. И вот… гад! прыгнул!
Однако и юный знакомец Саши тоже оказался не лыком шит! И не таким уж он был доходягой, нет – молодой, крепенький, поджарый, словно волк.
Оп-па! Резко метнувшись в сторону, он поставил коренастому подножку, еще и рукой подтолкнул – плоскорылый так и покатился по полу, едва не в угол. Но тут же вскочил, злобно шипя и сверкая глазами, и, без всякой передышки, снова бросился в бой… Ингульф встретил его в прыжке, ударив обеими ногами в грудь – коренастый завыл и снова покатился по полу. И опять так же быстро вскочил на ноги – ну, прям ванька-встань-ка!
Постоял, примериваясь… бросился, прыгнул… Ингульф махнул кулаком, однако на этот раз удар его не достиг цели – плоскорылый оказался хитрее, вмиг упал в песок, прижался, метнулся вперед хищной тенью… оп! Ухватил замешкавшегося парня за щиколотки, дернул… Ингульф упал на спину, дернулся… безрезультатно! Коренастый уже набросился сверху, сдавил лапищами горло…
– Ну, нет, так не пойдет! – бросившись к дерущимся, Саша коротко, без замаха, ударил плосколицего ладонями по ушам.
Тот завыл, отпустил парня…
– Все, говорю! – сурово произнес Александр. – Брек!
И в тот же момент на него бросилось двое. Один – лысый до блеска, – второй – с колтуном на голове…
– Ах, вы так?
Лысого Саша остановил прямым ударом в челюсть, того, что с колтуном – достал ногой, с ноги же ударил и метнувшегося было на выручку своим коренастого, потом снова обернулся к пришедшему в себя лысому, подпрыгнул, нанес удар рукой в шею.
За десять секунд успокоил троих!
Да уж… не такие уж они оказались бойцы, так, один эпатаж только! Да и драться, по сути, не умели, ясно было видно – ни о боксе, ни о дзюдо, не говоря уже про карате, не имели вообще никакого представления, привыкли брать нахрапом да наглостью. А Сашка драться умел – тот же бокс, карате, дзюдо – всего понемногу.
– Ну? – он сурово взглянул на утирающего хлынувшую из носа кровь коренастого. – Может быть, еще кто-то хочет рыпнуться?
И скосил глаза на тех двух… Господи – ну и доходяги! В чем только душа держится, а туда же – драться. Судя по всему, среди всего этого сброда только коренастый и был способен на более-менее хороший бой, да и то больше так, чисто по-детски, с вращанием глаз, угрозами и размазыванием по сусалу юшки.
– Мххх!!!
Что-то глухо буркнув, коренастый понуро потащился в свой угол. Никто за ним не шел – даже бывшие защитнички, те, наоборот, по-собачьи заглядывали Александру в глаза и несмело улыбались.
– Ну что, друг Ингульф, – Саша посмотрел на подростка. – Похоже, мы тут теперь мазу держим!
Ингульф улыбнулся, что-то сказал по-своему, потом добавил уже более-менее понятно:
– Ту эс виктор!
Ну, ясное дело – победитель!
Это здесь поняли все, правда, большинство восприняло все довольно-таки равнодушно, однако нашлись и такие, что попытались задобрить нового вожака, чем могли. Вот тот же лысый, наверное, стремясь загладить свое нехорошее поведение, подвел к Саше за руку голого мальчика и, похлопав того по заднему месту, цинично осклабился: мол, бери, угощайся, вот я какой человек – ничего для нового господина не жаль!
– Ну, вот только гнусностей не надо, а? – ухмыльнувшись, победитель, насколько мог вежливо, отказался от такого подарка и, махнув рукой приятелю, уселся у ближней к воротам стены, слева.
– Вот тут, дружище, мы пока и будем жить.
Юноша улыбнулся и уселся рядом. Тут же, невдалеке, примостились и лысый, и тот, что с колтуном. Главные здешние доходяги. И все этак посматривали, улыбаясь – мол, не нужно ли чего?
– Вот ведь привязались, гады! Шугануть их, что ли? Ладно, пусть себе сидят. Интересно, долго мы все здесь сидеть будем? Ты не знаешь, Ингульф? Нет? Вот и я не знаю. А вообще, если долго, то хорошо и поесть бы… или хотя бы попить – во рту уже давно пересохло. Хотя… – Саша поморщился. – Заразу бы тут какую-нибудь не подхватить, вот уж еще не хватало! Тебе-то, Ингульф, хорошо, ты, я смотрю, ко всякой грязи да микробам привычный… а мне как быть? Гепатит тут какой-нибудь подцепить или, упаси, господи, спид – вот уж никак не хотелось бы! Эти еще тут… мальчиков предлагают, черти… Вы хоть на спид их проверяли? Нет? Так я и знал!
Александр пытался шутить, насколько сейчас мог – в принципе, его нынешнее положение, по здравому размышлению, вовсе не представлялось таким уж ужасным: ну, сколько его еще здесь продержат? Ну, день, два… вряд ли больше. А потом явятся полицейские. Или – судейские. Возможно – и те, и другие сразу. И тогда…
Ох, скорей бы отсюда выбраться! Черт… надо тогда еще было бежать, сразу, сбросил бы мешок, нырнул в толпу, уж как-нибудь добрался бы до более цивилизованных мест, с туристами, с полицейскими, с такси… Да, наверное, и надо было бы рвануть… Да вот, понадеялся, что здесь все удачнее выйдет. Ладно… Теперь уж, ежели появится удобный момент, так уж обязательно!
Снаружи вдруг скрипнул засов, ворота открылись, впустив солнечный свет и чистый, пусть даже и довольно жаркий, воздух.
Двое дюжих носильщиков внесли на длинной палке дымящийся чан – похлебку, что ли… Впереди шагали еще двое парней, с острогами… или нет – с короткими копьями! Да-да, именно так, вот до чего дошло уже! Этими самыми копьями они отгоняли бросившуюся было к пище толпу…
Вот, наконец, поставили… Нет, это была вовсе не похлебка. Какие-то овощи… вареная – небольшими кочанами – капуста, брюква, еще что-то подобное… Пахло, между прочим – гнилью, ну, на запах здешние обитатели не обращали никакого внимания, сами-то тоже не благоухали.
Один из парней выпрямился и что-то громко сказал… Узники жалобно и вместе с тем, нетерпеливо уставились на Александра. Ага… теперь, похоже, он был тут главным. Ну да, все как в игре – кто на Питере хозяин? или там – «Царь горы».
Подойдя к чану, молодой человек выбрал брюквину почище, то же самое сделал и Ингульф… ну а затем настала очередь и всех остальных, нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу отщепенцев. Коренастый, кстати, подошел к раздаче самым последним… да-а… вот уж поистине – побежденный плачет!
Глава 6. Вилла
…и сердце воина
впервые исполнилось
недобрым предчувствием…
«Беовульф»Обеда узники не дождались, да и был бы ли здесь обед? Скорее всего, что нет. Просто вошли какие-то молодые люди с острогами… нет, наверное, все-таки лучше было бы говорить – с копьями, именно так – с короткими копьями, Александр уже этому не удивлялся, и все гадал – что за странный город? На побережье, с римскими достопримечательностями, но почему-то без туристов, без указателей, вывесок. Действительно, в высшей степени странное место.
Не особенно церемонясь, парни с копьями выгнали всех на улицу, под навес, пристроенный с дальней стороны сарая. Там же, рядом, располагалось что-то похожее на древнюю кузницу – какие иногда показывали туристам – все, как положено: меха, горн, наковальня, молоты-кувалды-щипцы – и дюжий, до самых глаз заросший кудлатой бородищей кузнец в кожаном, местами прожженном искрами фартуке. Рядом с наковальней, на широкой скамье, лежали цепи, по мнению Саши, антураж здесь совершенно излишний – ведь туристов-то все равно нигде видно не было. Так, может, придут еще?
При подходе узников, рядом с кузнецом возникли двое амбалов, тут же схвативших первого подвернувшегося под руки мужика – им, кстати, оказался лысый. Схватили, подтащили к наковальне, кузнец махнул молотом… оп! И прямо на глазах у Александра лысого заковали в цепи!
– Э!Э! Вы что творите-то?! Что за глупые шутки?
Острые копья тут же уперлись в бока, и молодой человек понял – никто тут и не собирался шутить, даже не думал. Все делалось на полном серьезе, взаправду, и даже как-то буднично, словно бы и кузнец этот, и его дюжие помощнички, и охрана занимались насквозь – до рутины – привычным делом.
Сковали и Сашу – и довольно ловко, молодой человек и глазом моргнуть не успел. Заковали и грубо подтолкнули к навесу. Следом за ним тут же оказался Ингульф, парнишка звякнул цепями, неожиданно улыбнулся и ободряюще подмигнул – мол, ничего, бывало и хуже. Ну, бывало, конечно… Но чтоб вот так!
Ага… там, под навесом были и женщины, полуголые, без всяких оков, они испуганно жались к глинобитной стене. Никто ни с кем не разговаривал, все стояли понуро и молча. Александр исподволь осматривался – все те же беленые домики, крепостная стена, море, римский амфитеатр вдали… и небо. Огромное, светло-синее, словно потертые джинсы, небо. Оно тоже было неправильным, это небо, слишком уж чистое – ни силуэта какой-нибудь телефонной вышки вдали, ни небоскребов, ни даже инверсионных самолетных дымков – а ведь они должны быть, аэропорт совсем рядом. Ничего этого не было, и Саша начал уже подумывать, что его отнесло куда-то намного дальше, наверное, ближе к Бизерте… но – суда? Почему в море не видно судов? Нет, не этих рыбацких лодочек с белеющими парусами, а красивых пассажирских лайнеров, прогулочных теплоходов, каких-нибудь грузовозов, танкеров… Нет! Одни лодки!
И шмыгавшие взад-вперед людишки – похоже, здесь где-то рядом, вот, буквально за углом, располагался восточный базар, уж точно – судя по шуму. Людишки несли на плечах какие-то увесистые тюки, такие же тюки были навьючены на небольших осликов, кое-кто толкал перед собой небольшие тележки, груженные… да всем подряд груженные: глиняные горшки и кувшины, сырцовые кирпичи, какие-то тростниковые кипы…
Весь этот довольно шумливый народец одет был традиционно – в длинные развевающиеся хламиды, а кто и вообще – почти голый, лишь чресла прикрывали белые куски ткани. И никаких джинсов, шорт, маек. Наручных часов и мобильников Александр тоже что-то не заметил. Может – это фундаменталисты? Живут своей закрытой общиной под владычеством какого-нибудь муллы и в ус себе не дуют! Что им до прогресса? Однако, с другой стороны, такие вот общины, наверное, больше характерны для Ливии, а уж никак не для европеизированного Туниса, тем более – на кишащем туристами побережье!
Подумав, Саша решил для себя так – громко обратиться по-английски и по-французски к первому же человеку в джинсах, шортах или в майке с рекламой, в общем, к тому, у кого имелся бы хоть какой-то признак цивилизации. Пока молодой человек ничего подобного не видел, хотя внимательно за всеми проходящими наблюдал. А таковых уже столпилось много – именно у самого навеса. Кое-кто даже был в богато расшитых блестящими узорами одеждах, роскошных сандалиях, сверкающих драгоценными камнями, с цепочками, с золотыми браслетами на руках. Некоторых даже принесли слуги в красивых носилках-портшезах… экзотика, мать их за ногу!
Ага! Вот появился какой-то плюгавенький человечек, чем-то похожий на гнома из волшебной сказки (впрочем, тут все напоминало волшебную сказку). С непропорционально большой головой и большими оттопыренными ушами, он казался бы смешным, если б не тонкие, кривившиеся в нехорошей усмешке губы, и не глаза – мутно-карие, презрительно смотрящие, казалось, сквозь людей. Длинная белая накидка с короткими широкими рукавами была гному явно великовата, грязные полы ее волочились по земле.
– Ишшь! – коротко кивнув в ответ на поклон охранников, гном повернулся к любопытным и обвел всех пленников широким жестом – мол, чем богаты, тем и рады!
Толпившиеся у навеса людишки оживились, загалдели, кто-то уже схватил гнома за рукав, указал под навесом на кого-то из женщин… Эта оказалась совсем юная девушка, довольно – но не настолько, как местные – смуглая, однако с длинными рыжеватыми волосами, одетая во что-то напоминающее дырявый картофельный мешок с прорезями для рук и головы.
По знаку гнома – судя по всему, именно он и был сейчас здесь за главного – парни вытащили девчонку из толпы пленников и, ничтоже сумняшеся, сорвали одежду. Девушка не реагировал никак… лишь закрыла глаза.
– Хош, – гном с улыбкой погладил ее по бедру. – Хош!
Подошедший к девушке тип – похотливого вида старик с вздувшимися на узловатых руках венами – деловито осмотрел пленницу, придирчиво, словно новобранца на медосмотре. Безо всяких эмоций потрогал грудь, потом велел девчонке нагнуться, похлопал по ягодицам, заставил попрыгать, расставить ноги – заглянул и в лоно, даже пошарил там рукой.
Ой, до чего ж было мерзко на все это смотреть!
– Хош? – с гнусной ухмылкой осведомился у похотливца гном. И, растопырив пальцы, добавил что-то еще…
Да ведь ее продают, – наконец-то дошло до Саши. Нас всех здесь продают, вот что! И этих несчастных женщин, и коренастого, и Ингульфа и… и его самого тоже! Рынок рабов! Молодой человек слыхал, конечно, что в Африке такие есть… и не только в Африке… но чтоб прямо вот так, на побережье? Возмутительная наглость, куда только соответствующие органы смотрят? Такое впечатление, что – туда же, куда и этот мерзкий старик – между ног несчастной пленницы.
Ага! Гном уже показывал четыре пальца… потом – после долгих пререканий – три… Торговались, ясное дело. На трех монетах и сошлись. Кроме девчонки, старый похотливец купил еще трех мальчиков, причем выбрал почище, и заплатил сразу оптом. Гном при всем при этом делал расстроенное лицо – дескать, отрываю от сердца, – но, как только старый черт вместе со своими слугами и «покупками» ушел, принялся обрадованно подсчитывать барыш.
Вообще-то среди женщин по-настоящему красивых не было: пожалуй, только вот эта вот рыженькая девчонка, остальные же – либо старухи, либо совсем еще маленькие девочки. Впрочем, покупатели на них находились, как и на прочих доходяг – расчетливый гном, видимо, счел за лучшее не слишком загибать цены. Правда – это относилось отнюдь не ко всем. Уж, конечно же, многие посматривали на Александра, Ингульфа, коренастого – это явно были бы сильные и выносливые работники… вот хозяин и не хотел продешевить.
Уже ближе к полудню, когда живой товар уже оказался почти наполовину распроданным, гном вдруг со всех ног бросился навстречу некоему важному господину, которого несли в портшезе четверо здоровенных негров. Видать, по здешним меркам это был какой-то богатый и, может быть, даже очень влиятельный в местной общине человек, внешним своим видом походивший на римского рабовладельца-патриция, какими их изображают в учебниках истории Древнего мира. Тучный, осанистый, горбоносый, с тщательно выбритым двойным подбородком и светлыми завитыми волосами, он был одет в несколько – одна поверх другой – просторных туник из явно недешевых разноцветных тканей – лимонно-желтой, изумрудно-голубой, палевой. Самая верхняя туника, небрежно распахнутая, застегивалась на золотые – или просто позолоченные? – пуговицы, ремешки на сандалиях также были позолочены и сверкали на солнце.
– Сальве! – изогнулся в поклоне гном. – Сальве, онестус Нумиций!
– Гай Нумиций Флор! – с восхищением и плохо скрытой завистью прошелестело в толпе. – Гай Нумиций…
– Сальве, Каймак, – «патриций» лениво махнул рукой, и носильщики, осторожно опустив портшез, помогли хозяину подняться.
Гном тут же подвел к нему Александра, небрежно ухватив за руку. Изогнулся, умильно заглядывая «патрицию» в глаза:
– Хош?
– Милес? – презрительно оттопырив нижнюю губу, тучный толстяк. – Милес германикус? Готус? Вандалус?
Александр только плечами пожал – и при чем тут готы с вандалами? Странный тип.
Не дождавшись ответа – да он его и не ждал, похоже – «патриций», внимательно осматривая рабов, указал пальцем на Ингульфа… и коренастого.
– Милес? Готус?
– Силинг! – юноша гордо выпятил грудь, и толстяк, тут же потрогав его мускулы, довольно улыбнулся.
– Бене, бене… Э? – он перевел взгляд на коренастого…
Тот в ту же секунду бросился на колени:
– Эго… эго нон милес… Эго – Миршак! Нон милес, нон.
– Бене, – внимательно осмотрев всех троих, «патриций» удовлетворенно кивнул и, обернувшись к гному, бросил:
– Окто денериус!
– Бене!!! Бене!!!
– …пор трез!
Ну, эту фразу Александр тоже понял – восемь денежек за троих. Предложенная цена работорговца, судя по его искривившейся роже, устраивала не ахти.
– Фортес, фортес! – повернувшись, он пощупал Сашины мускулы. – Ах!!! Секс денариус! Эт катур – пор дуо! – он кивнул на Ингульфа и коренастого… как там его – Миршак?
Ясно, набавляет, сволочь, цену – типа, оптом дешевле.
– Ай эм рашен ситизен! – обратившись к «патрицию», громко произнес Александр. – Же суи ситуаейен рюс!
С таким же успехом мог бы и добавить про «облико морале». Никакого эффекта слова Саши ни на кого не произвели – их просто не поняли. Или – может быть – просто не хотели понимать? Не может быть, что б такой богатый, изображающий из себя римского патриция, тип не владел хотя бы французским – уж этот-то язык в Северной Африке все знают. Хотя… «патриций», похоже, не африканец – явный европеец… или какая-то смесь. Смуглый – да, но глаза светлые… серые, кажется… или светло-голубые. Должен, должен хотя бы французский знать! Притворяется, сука… ладно, посмотрим, что дальше будет, может быть, удастся по дороге бежать. Эх, прояснить бы только – куда? Ладно полицейский участок, хотя бы какой-нибудь отель увидеть, может быть – просто автостраду, шоссе…
Тем временем продавец и покупатель наконец-то пришли к консенсусу. «Патриций», запустив пухлую руку в висевший на поясе кошель, отсчитал несколько блеснувших на солнце монет и, погрозив пальцем только что купленным невольникам – без глупостей, мол – кивнул своим.
Ага… кроме носильщиков, этого косившего под римлянина толстяка – судя по всему, редкостную гниду – сопровождали еще с полдюжины крепких бойцов с дубинками и большими ножами, больше напоминавшими опять же римские мечи – гладисы. Да, и еще позади тащилась запряженная парой волов телега с каким-то чаном… с известкой, что ли?
Носильщики – точнее сказать, их хозяин – не торопились, видать, не хотели выпускать из виду медлительную телегу. Впереди, перед портшезом, настороженно посматривая по сторонам и время от времени расталкивая зазевавшихся прохожих – всякую рвань, – шли двое парней, остальные же шагали сразу за пленниками, перед повозкой.
Александр невольно улыбнулся – ну и процессия! Это видел бы кто… хоть тот же Валентин, или Саныч, Ленка… Негры! Носилки! Патриций! Волы эти, чан… И – во всей, так сказать, красе – Сашка – полуголый, с цепями! Картина – лишь на съемках реальная… и вот почему-то – сейчас.
Пройдя узкими улочками, он вышли на какую-то большую площадь, тоже без всяких реклам и автомобилей – уж за этим Саша тщательно следил, – потом миновали крепостные ворота – натуральные крепостные ворота! – вышли на вымощенную желтоватым кирпичом дорогу шириной метров пять, по ней и пошли.
Дорога вилась меж невысоких холмов, усаженных оливковыми рощами и виноградниками, кое-где, в низинах, на полях колосилась пшеница, на полных сочной травою лугах пасся скот – коровы, козы, овцы. А море! Какое было море! Сине-синее, с разноцветными проплешинами парусов, оно, казалось, нависало над берегом, так, что вот-вот прольется. И – опять же! – никаких современных судов. Да куда ж они все подевались-то? И дорога эта… с позволения сказать – шоссе. Нет, хорошо, конечно, идти, да и ехать было бы удобно, гладко, но… ни дорожной разметки, ни знаков, ни многочисленных предупреждений – «Раппель!» А во-он на том холмике скорость вполне можно было бы и ограничить этак километров до пятидесяти, а то и до сорока.
Черт! А это еще что такое? Какое-то пожарище, пепелище и, судя по пеплу – совсем недавнее.
А чуть впереди, на холме – еще одно! Ни дома, ни сада – одни только закопченные стены. Странные дела, однако. Что же тут, банда поджигателей объявилась? Впрочем, там этим козлам и надо – ишь, взяли моду, людьми торговать. Интерпол на вас натравить – это как минимум!
Они шли, наверное, часа три, а то и больше, пока не оказались у роскошного особнячка, раскинувшегося на склоне одного из поросших веселенькой зеленой травкой холмов, хороший был особнячок, двухэтажный, ослепительно-белый, с колоннами и плоской крышей – на крыше тоже имелась балюстрада и тенистый навес. А кроме всего прочего – обширный двор с садом, целой рощицей с оливковыми и еще какими-то – какими, Саша не знал – деревьями, за которыми виднелся ухоженный виноградник, тянувшийся по всему склону холма вниз, к дороге. Что и говорить, поместье богатое… к нему вся процессия и свернула, шедшие впереди воины перешли на бег, вот застучали в ворота, да их уже заметил стоящий в надвратной башенке часовой.
О, хозяина здесь встречали с помпой!
Из распахнувшихся настежь ворот – крепких, обитых широкими металлическими полосами – выбежало человек двадцать челяди – иначе как было бы их назвать? В коротких белых туниках, кое-кто – в сандалиях, но большинство – босиком. В основном разновозрастные мужчины, от мальчиков до седобородых старцев, однако попадались и девушки… и очень даже ничего девушки – молоденькие, стройные, смуглокожие.
Несмотря на всю непостижимую абсурдность ситуации, Александр неожиданно для себя улыбнулся – девушки ему понравились, особенно после того, как они взглянули на него с явной заинтересованностью и симпатией.
На широких ступеньках особнячка, тоже мраморных, как и поддерживающие карниз колонны, «патриция» встречала молодая женщина, на вид лет тридцати, высокая, с аппетитными формами и красивым надменным лицом. Кожа ее казалась вовсе не такой смуглой, как у окружающих, а облегающая тонкий стан туника вовсе не скрывала всех женских прелестей, скорей – их подчеркивала. Рядом с женщиной, слева и справа, стояли чем-то похожие на нее дети, мальчик лет десяти и года на два его младше девочка. Оба светловолосые, светлоглазые…
– Сальве, Нумиций! – женщина обняла сошедшего с носилок «патриция».
Тот ухмыльнулся, что-то сказал, показывая рукой на только что приобретенных невольников, потом нагнулся, по очереди поцеловал детей:
– Сальве, Авл! Сальве, Анна.
– Сальве, ностер!
Тоже говорят по-испански? Или это какой-то другой язык, португальский или даже латынь? А зачем им говорить меж собой по латыни? А затем же, зачем и изображать из себя патрициев – выпендриваются, с жиру бесятся, падлы!
Полуголые слуги проворно закрыли ворота, один из челяди – высокий худощавый старик, впрочем, вполне еще крепкий с виду – подошел к новым невольникам и, сделав повелительный знак – мол, следуйте за мной, не оглядываясь, зашагал по неширокой, усаженной кустами акации аллее куда-то за дом. На задний двор, наверное… Переглянувшись, Александр и Ингульф неспешно зашагали следом, за ними, что-то бурча себе под нос, тащился Миршак. Ох, что-то подсказывало Саше, что они еще намучаются с этим мерзким типом… Впрочем, с другой стороны, долго торчать на этой дурацкой вилле молодой человек явно не собирался – выяснить, что тут к чему, да рвать! Можно еще и Ингульфа с собой прихватить – неплохой, кажется, парень…
Сразу за особняком располагался двор с различными постройками, многие из которых были совершенно непонятного предназначения, вон тот грязный коровник, пожалуй, мог бы быть и повыше, так почему-то казалось Саше.
Вот именно к коровнику они сейчас и подошли – старик оглянулся, показав на строение, что-то сказал и, не останавливаясь, пошел дальше.
– Это что же, нас, что ли, здесь держать собираются? – догадался молодой человек. И, уже гораздо тише, добавил: – Одно утешает – что не очень долго.
Александр все-таки принял решение бежать при первом же удобном случае, в ожидании которого, конечно, было бы неплохо кое-что разузнать, разведать, хотя бы – примерно где они? И в какой стороне столица? Вообще любой город, автострада…
Оглянувшись на дом, молодой человек невесело усмехнулся – он тоже был насквозь неправильный, этот особнячок, неправильный даже на первый поверхностный взгляд – не было спутниковой тарелки, вообще никакой антенны, и провода к домику не подходили… или кабель проложили под землей? Может быть, и так, а может быть… может быть, это просто логово какой-то совсем отказавшейся от цивилизационных благ секты! Ну да – сектанты! Тогда все понятно… Вот же черт, угораздило! Какие-нибудь ваххабиты… Хотя – а где же тогда все эти намазы, молитвы? Нету. Значит, не мусульмане, определенно – не мусульмане. А тогда кто? Какая-то особая секта, вроде последователей Муна или сциентисов, поклонников Рона Хаббарда. Сначала, значит, людей похищают, держат вот здесь, вдали от цивилизации, охмуряют… Потом – оп! – переписывай на них все свое, непосильным трудом нажитое, имущество! Да! Скорее всего – так оно и есть. Хотя опять же… какое такое имущество может быть у этого оборванца Ингульфа? Или у того же коренастого? Да никакого, кроме, пожалуй, вшей! Ну, их, конечно, можно использовать в работе… не вшей – нищих невольников. А вот его, Александра Иваныча Петрова, как явного европейца, уж точно примутся охмурять. И, раз уж это секта, побег может оказаться не таким уж и простым делом, здесь уж точно никому нельзя доверять. Разве что Ингульфу… так с этим парнем и не пообщаться толком, лишь только жестами.