Дерево красной птицы

Сердце металось от нехорошего предчувствия, но он не позволил страху овладеть им и быстро направился к дому Рудже, чтобы поскорее узнать новости. Толкнув деревянную дверь, он увидел, что Даон и Рудже уже ждали его за четырехугольным столом, хмуро глядя перед собой.

Сделав жест подчиненным, что они могут не приветствовать его стоя, Мунно расположился во главе стола.

– Что удалось выяснить?

– Господин, войско киданей гораздо больше, чем мы предполагали, – торопливо начал доклад разведчик, чье лицо блестело от пота, а грудь тяжело вздымалась от быстрого бега.

– Сколько их? – Мунно сжал руку в кулак. От этой новости все внутри похолодело.

– Около двух тысяч. Они идут по Харбинскому тракту и будут здесь через два дня.

– Две тысячи? – переспросил Рудже севшим голосом.

– Не меньше, – подтвердил соглядатай.

– Хорошо, можешь идти. И ни слова остальным, – строго приказал Мунно. Не хватало ему только паники в воинских рядах.

– Что будем делать? Если кидани в двух днях пути, то из главного штаба не успеют прислать подкрепление. – Даон выглядел непривычно взволнованным.

– Мы должны победить. Я не могу начинать военную кампанию против Когурё, имея под боком такого опасного врага, – отрезал Мунно, заскрежетав зубами от злости. – Вернуться и оставить на растерзание деревню мы тоже не можем. Значит, нужно придумать стратегию.

– Какую, если нас в несколько раз меньше? – сердито крякнул Рудже, хватанув кулаком по столу. Учитель не изменился: когда он чего-то опасался, всегда начинал злиться.

– Мы используем территориальное преимущество, – немного подумав, сказал Мунно. – Кидани здесь чужие, а мы – хозяева и лучше всех знаем окрестности. Но нас мало…

– Предлагаешь разделить войско? – как и всегда, подхватил Даон его мысли.

– Именно. Разделимся на три отряда по сто человек и выступим. Нападать будем в разных местах и в разное время. Пошатнем киданей до того, как они доберутся до деревни. Учитель, принеси карту местности.

Вместе с Рудже и Даоном Мунно почти всю ночь строил планы. Было решено разделиться по горе и неожиданно напасть с трех сторон, чтобы застать противника врасплох. Совершить диверсию и отступить. В лесах пролегало много тайных троп и мест, которые хорошо знали мохэсцы, но не были известны киданям. А рабов решили вывести на строительство ловушек и укреплений вокруг деревни – на тот случай, если враг все-таки сумеет добраться до нее. План был хорош, и все должно получиться, если в процессе не возникнет непредвиденных ситуаций.

Весь следующий день все занимались постройкой ловушек. Рабы обтачивали ветви, чтобы сделать колья, копали ямы в земле, натягивали веревки, в то время как Мунно, Рудже и Даон отмечали на карте места, где можно направить врага прямиком в западню. Командиры во главе с Мунно руководили процессом, потому что рабы, привыкшие к работе в поле, ничего не понимали в воинском деле. Удивительно, но внезапно у них появился еще один помощник, который, к неудовольствию Мунно, тоже пытался контролировать рабочий процесс.

Это была Кымлан. Вместо того чтобы вместе с другими женщинами оставаться на кухне, она то и дело мелькала рядом с трудящимися, подсказывала, направляла, хвалила, а иногда и ругала.

– Ён, ты чего, лопату в руках первый раз держишь? Дай сюда, покажу. – Она вырвала из рук растерянного раба орудие труда и спрыгнула в яму. – Копаешь с боков, потом выгребаешь землю. Вот так, понятно?

Потом она бежала к следующей группе и раздавала указания уже там:

– Колья должны быть острыми, чтобы пробить броню. Это не посох для старца, а оружие! Почему они еще не смазаны ядом? Этот состав нужно наносить сразу, он должен хорошо впитаться в дерево!

К удивлению Мунно, мужчины согласно кивали и делали в точности так, как она говорила. Похоже, за время своего пребывания здесь она завоевала уважение и авторитет среди местного населения, и мохэсцы считали ее своей.

– Ты не слышала приказа? Кто тебе разрешил здесь околачиваться? – тихо спросил он, пока Кымлан, мокрая от пота, но довольная, наблюдала за слаженной работой.

– Я допускаю, что ты хороший командир, но вот о простых людях тебе ничего не известно. Они крестьяне! Откуда им знать, как копать ловушки и возводить укрепления? Мало просто отдать приказ, нужно показать, как работать. – Она немного самодовольно усмехнулась и крикнула кому-то из рабов: – Да-да, именно так!

Похоже, она чувствовала себя в своей стихии и наслаждалась процессом.

– Никогда не думал, что меня будет учить рабыня, – разозлился Мунно. Она была права, и это взбесило его.

– Я не учу, а помогаю, разве ты не видишь разницы? А если серьезно… Что происходит? Почему мы в такой спешке строим укрепления? Кидани приближаются?

Ее внимательные глаза обжигали Мунно, как будто она пыталась прочесть его мысли. Он не собирался говорить правду, чтобы не сеять панику, и к тому же был убежден, что все это – лишь запасная мера. Он рассчитывал справиться силами своего отряда и надеялся, что остаток вражеских войск отступит и не доберется до деревни.

– Сегодня в ночь выступаем. Деревня останется практически без защиты, поэтому на всякий случай нужно укрепить периметр, – нехотя ответил он.

– Тебя что-то тревожит, – заметила Кымлан, не отводя глаз от его лица. – Ты о чем-то умалчиваешь.

– Ничего такого, что нужно знать рабам, – отрезал Мунно.

– Рабы – тоже твои люди и имеют право знать, если им грозит опасность. В противном случае, как, находясь в неведении, они смогут защитить себя? Нас же перережут, как скот! Нужно раздать оружие тем, кто в состоянии сражаться, а остальных укрыть…

– Ты сейчас указываешь мне, как править моим народом? – с тихой угрозой в голосе спросил Мунно, повернувшись к зарвавшейся рабыне. – Ты – собственность мохэ, и не тебе давать мне советы. Не забывай, что ты жива только благодаря мне.

Кымлан глумливо фыркнула, чем разозлила Мунно еще больше.

– Спасибо за вашу милость, господин. – Она отвесила насмешливый поклон. – Я считала вас достаточно мудрым, чтобы прислушаться к разумному мнению. Но раз статус главы племени важнее жизней людей, значит, я в вас ошиблась. Однако, если враги придут в деревню, я буду действовать по своему усмотрению, а не по вашему приказу.

Кинув на него острый взгляд, она отправилась на кухню к остальным женщинам.

К вечеру ловушки и укрепления были готовы, рабы вернулись в бараки отдохнуть после тяжелой работы, а для воинов подали ужин. Рудже предложил Мунно и Даону поесть в его доме, но в итоге решили остаться вместе с солдатами для поддержания боевого духа. Ели все вместе возле весело трещавшего костра. Солдаты тихо переговаривались, вспоминая былые битвы, рабыни разносили похлебку и куски вяленого мяса, но Кымлан среди них не было. Видимо, она и правда пользовалась особыми привилегиями, после того как обучила воинов обтачивать стрелы на новый лад.

Мунно не собирался лезть в дела Рудже и уж тем более давать советы по управлению деревней, но непозволительная свобода и авторитет девчонки вызывали опасения. Как бы она не подняла бунт. Особенно учитывая ее новые способности, которые, как она утверждала, все еще пыталась обуздать. Но ведь Кымлан могла и солгать.

Мунно отбросил эти мысли в сторону, поскольку они выступали уже через несколько часов, и воины должны хорошо отдохнуть.

– Возьмите, господин, – тонкий голосок отвлек его от размышлений.

Мунно поднял голову и увидел юную девочку, протягивающую Даону сверток белой ткани, в котором, судя по запаху, лежала еще одна порция мяса. Девушка была неказистая, маленькая и худенькая, из-за чего выглядела нездоровой. Однако ее глаза сверкали, как звезды на черном небе, удивительным образом преображая некрасивое лицо. Друг от неожиданности даже перестал жевать и молча уставился на рабыню.

Выражение лица Даона так развеселило Мунно, что он решил над ним подшутить:

– Почему ты предлагаешь мясо ему? Красивый, что ли?

– Очень красивый! – порывисто ответила рабыня и вспыхнула, как будто проболталась.

Сидящие рядом солдаты расхохотались. Даон густо покраснел и опустил голову, уткнувшись взглядом в свою миску. Мунно никогда не видел его таким смущенным, да еще и из-за женщины, поэтому с интересом наблюдал за его реакцией на искреннее признание молодой рабыни.

– А я что же, не красивый? – посмеиваясь, спросил Мунно. Его заинтересовала эта простодушная непосредственность девчонки.

– Вы… вы тоже красивый, – неуверенно отозвалась она, а затем смело вздернула подбородок, будто решилась на какой-то отчаянный поступок. – Но господин Даон самый красивый воин в отряде! Простите… – Она виновато опустила голову: видимо, наконец-то поняла, с кем осмелилась говорить так непочтительно.

Даон сидел как истукан, сжав челюсти, и словно боялся посмотреть на рабыню, чем вызвал новый взрыв хохота среди солдат.

– Как тебя зовут, девочка? – спросил Мунно.

– Сольдан! – Кымлан подбежала к ним. Она схватила девчонку за руку и, сердито шикнув, задвинула себе за спину.

– Простите, господин, она еще ребенок и не думает, что говорит. Она здесь с десяти лет и совершенно не умеет разговаривать с важными господами. Я прошу за нее прощения, не наказывайте ее.

К его удивлению, Кымлан поклонилась. Видимо, эта девочка была ей очень дорога.

– Не припомню, чтобы ты когда-нибудь так вежливо говорила со мной, – усмехнулся Мунно и посмотрел на еще не ожившего Даона. – Я не буду ее наказывать. Но лучше следи за своей подругой. В лагере, где полно мужчин, неосторожные слова и необдуманные поступки могут навлечь беду.

– Спасибо, господин. – Кымлан снова низко поклонилась и, пихнув в бок Сольдан, побежала вместе с ней к бараку.

После неожиданного происшествия солдаты тут же принялись делиться своими любовными похождениями, стихийно перейдя на обсуждение двух рабынь:

– А девчонка-то ничего…

– Да только тощая какая-то…

– Вторая получше будет…

– Ну нет, вторая и на бабу-то не похожа…

Мунно посуровел.

– Прекращаем разговоры! Отбой! – скомандовал он и, похлопав хмурого Даона по плечу, поднялся с места. Им предстояла сложная операция, и воинам нельзя расслабляться.

Ночью ударили морозы. Холодный воздух пробирался сквозь одежду, заставляя сидящих в засаде воинов ежиться. Небо было непроглядно черным, но на востоке светлой полосой уже занимался рассвет. Солдаты зевали и потирали озябшие руки. Мунно же был напряжен, как тетива лука, готового спустить стрелу.

Даон и Рудже взяли по сотне солдат и сейчас готовились к битве. Отряд Мунно должен был напасть на авангард киданьского войска, в то время как две другие группы – отрезать путь к отступлению, тем самым загнав врага в ловушку.

– Избегайте ближнего боя, стреляем только по команде. Прежде чем получить ответный удар, уходим в укрытие. Всем ясно? – Перед началом операции Мунно трижды повторил эти слова. Он должен был снизить риски и уменьшить потери своих людей.

Ожидание звенело в предрассветной тишине. Лес замер, будто тоже предчувствовал скорую битву. Даже ветер стих.

Тут вдалеке послышался протяжный гул рога. Низкий, тягучий, он поднял в воздух спящих птиц и встревожил кроны деревьев. Солдаты замерли, тревожно вслушиваясь в начавшуюся схватку. Даон вступил в бой.

Мунно вытер выступивший на лбу пот, до рези в глазах всматриваясь в безлюдную утоптанную дорогу тракта. Слух обострился, как у зверя, и казалось, даже отсюда он слышал звон металла, крики и ржание лошадей.

Второй сигнал прозвучал ближе, взбудоражив кровь. Рудже начал свою битву.

Они следующие.

Издалека раздавался топот множества ног и глухой стук копыт по обледенелой земле. Не ожидавшие атаки кидани мчались вперед, прямо в руки поджидавшего их Мунно. Враги уже были близко, но он терпеливо ждал.

«Давай! Давай, ближе, ближе, еще немного!» – стучало в голове Мунно. Он поднял руку, и солдаты одновременно натянули тетиву. Перепуганные кидани поравнялись с ними, пытаясь убежать от преследования. Они неслись вперед, спасая свою жизнь, даже не подозревая, что враг в меньшинстве и именно поэтому решился на такую дерзкую выходку. Страх витал в воздухе вместе с запахом крови и конского пота.

– Огонь! – скомандовал Мунно, резко опустив руку.

Сотня стрел полетела вперед подобно смертоносным птицам. Кидани валились на землю как подкошенные, преграждая путь тем, что следовали позади. В панике воины наступали на своих же сородичей и спотыкались о тела, но даже секундная заминка давала Мунно возможность атаковать снова.

Однако часть вражеских солдат, опьяненная запахом крови, стремительно взбиралась на гору, откуда стреляли мохэсцы. Киданей было много… Нескончаемый поток людей мчался вперед, как живая река; рычал и стонал, как огромный, раненый тигр. Все человеческое они оставили за пределами места битвы, превратившись в разъяренных зверей.

Стрелы кончались, и им нужно было уходить.

– Отступаем! Отступаем! За мной! – выкрикнул Мунно, бросившись наверх по едва заметной тропе, которая вела к убежищу.

Увести людей, во что бы то ни стало спасти солдат!

Обернувшись, Мунно с ужасом увидел, как его воины падают один за другим, а кидани сражаются с такой отчаянной яростью, будто неожиданные атаки лишь придали им сил. От такого напора мохэсцы растерялись и не успевали даже убежать, прежде чем их настигал меч врага.

– Уходим! – Мунно срывал голос.

От грохотавшего в голове пульса закладывало уши. Он не мог бросить своих. Лучше умереть вместе с ними. Секундное колебание – и Мунно устремился вниз, разрубая вражеский доспех на груди киданьца.

Все смешалось в кучу: свои, чужие, брызги крови на лице, металл, с трудом входящий в чью-то плоть. Разум опустел настолько, что осталось место лишь для инстинкта и желания выжить. Везде, куда бы ни падал взгляд, мелькали коричневые доспехи, словно враг заполонил собой все вокруг.

В людском месиве Мунно пытался докричаться до своих воинов. В его душе еще тлела надежда спасти хоть кого-нибудь, но с каждым мгновением она таяла. В сером сумраке проснувшегося утра кровавые пятна на серой форме мохэ казались черными грязными кляксами.

Столько людей погибло… А сколько живых еще осталось?

Силы были на исходе, и Мунно понял, что эту схватку он проиграл. Недооценил соперника, слишком задержался на горе. Нужно было уходить раньше. Грудь колола вина за смерть воинов и безнадежное отчаяние оттого, что не смог их защитить.

Когда от глухой безысходности уже не поднималась рука, раздался свист рассекающих воздух стрел, и сверкнувший перед лицом Мунно меч вдруг выпал из вражеских пальцев. Слепая надежда разжала тиски, сковавшие его сердце, и он порывисто обернулся.

– Даон!..

Словно ангел смерти, друг крушил все вокруг, расчищая путь к отступлению. Оставшаяся часть его отряда обстреливала киданей из-за деревьев.

Впервые за время схватки перевес сил оказался на стороне мохэ.

Сквозь месиво тел Мунно пытался разглядеть своих солдат. Мало, как же мало осталось живых!

– Отступаем! – голос Даона разнесся над лесом, как карканье ворона. Под слоем крови и грязи его лицо с трудом узнавалось. Тяжело дыша, он схватил Мунно за плечо. – Оставь их, нам нужно уходить! Другого шанса не будет!

Мунно зарычал от бессильной ярости. Он немного поколебался и побежал вслед за Даоном, оставив на склоне горы вместе с погибшими солдатами свое истекающее кровью сердце.

В пещеру, место встречи всех трех групп, они прибыли последними.

Рудже с частью своего отряда уже был там. При виде Мунно он тяжело поднялся на ноги, придерживая левую руку.

– Слава богам, ты жив! – Командир шагнул к нему и крепко обнял.

– Рана серьезная?

– Пустяки, только перевязать нечем, – отмахнулся Рудже.

– Сколько у нас солдат? – отрывисто спросил Мунно. Об умерших они будут скорбеть позже. Битва еще не закончена.

– Сотня. Тридцать девять из них ранены, – отрапортовал командир.

Мунно выругался и тяжело опустился на валун возле входа в пещеру.

– Кидани тоже понесли потери. Они лишились больше половины своего войска, – сообщил Даон. – Сейчас они отступили, им тоже потребуется время для восстановления сил. Мы должны вернуться в деревню и подготовиться к следующему наступлению.

– Нельзя затягивать эту войну, иначе все планы относительно Когурё развеются как дым, – зло сказал Мунно.

Он наивно полагал, что одним ударом поставит дикарей на место, и сейчас был в бешенстве оттого, что недооценил противника и погубил столько солдат. Он должен был просить подкрепление у отца, хоть это и грозило уменьшить армию, которая нужна для похода на Когурё. К тому же молва о том, что Мунно не сумел победить киданей, мгновенно разлетится по пяти племенам, и хитрый гад Кимун снова начнет плести интриги против него.

Мунно был в тупике. Он сжал пальцами голову, пытаясь придумать еще один хитроумный план. Но вот какая беда – у него почти не осталось людей.

А что, если…

Он вскинул голову, поразившись тому, как эта мысль сразу не пришла ему в голову.

Что, если попросить помощи у Кымлан? Казалось, она искренне заботилась о жителях деревни, а от победы в этой войне зависели и их жизни тоже. Даже если она не умела еще контролировать свои способности, попытаться стоило: пожар в лагере во время казни наглядно продемонстрировал ее силу. И в случае победы это решит сразу несколько проблем. Но согласится ли она? А если согласится, то на каких условиях?

– В любом случае сейчас мы ничего не можем сделать. Надо вернуться в деревню и все хорошенько обдумать, – мрачно процедил Рудже, морщась от боли в раненой руке.

– Командир! Командир! – снаружи послышался перепуганный голос, прежде чем в пещеру влетел мокрый, перемазанный кровью Чегон. Парень тяжело дышал, словно бежал без передышки долгое время.

– Ты откуда здесь? Что случилось? – Мунно вскочил на ноги. Ужасное предчувствие беды захватило его сердце.

– Деревня… на деревню напали…

Глава 10. Наун

Время стремительно пролетело, и вот уже деревья сменили одеяние, готовясь к зиме. Простой люд радовался, отмечая сбор урожая уличными представлениями и песнями на городской площади. Наун много времени проводил вне дворца, наблюдая за веселящимся народом.

Образ Кымлан постепенно стирался из памяти и уже не причинял такую острую боль, как прежде, хоть и оставлял в душе печальный шлейф несбывшихся надежд и упущенных возможностей. Время не повернуть вспять, а прошлое не исправить. Пытаясь утопить горе в вине, Наун наконец-то осознал, что слова министра Ёна и старшего брата были правдой: нужно как-то жить дальше. Смириться со случившимся и постараться не оглядываться назад в вечных сожалениях о том, что изменить не в силах даже Небо. Медленно, постепенно жаркое пламя погибшей любви превратилось в тлеющие угли и осыпалось бесформенными хлопьями серого пепла. И только грубый рубец на сердце напоминал о смелой девушке, к которой он испытал первые и столь сильные чувства.

Во дворце полным ходом шел отбор невест для младшего принца. Основная масса претенденток отсеялась, и в последний этап прошли три представительницы знатных семей Когурё. Придворный астроном сопоставил их даты рождения, выяснив, что именно они идеально дополнят огненную энергию принца и принесут равновесие в его жизнь. Лекарь проверил их целомудренность и то, насколько крепким здоровьем они обладают. По традиции, финальный этап проводил сам принц, который должен был подготовить для девушек загадку, и по ответам выбрать ту, кто станет его женой.

Наун не проявлял особого интереса ко всем этим событиям, но и не противился женитьбе, как раньше. Ему просто было все равно. Мысль о том, что скоро ему придется каждую ночь ложиться в постель с чужой женщиной, больше не вызывала протеста – лишь смирение перед неизбежным. После пережитого Науну стало казаться, что его сердце никогда не оживет, какая бы красавица ему ни досталась в жены. Заполнить пустоту в его душе не под силу никому.

Из испытаний, которым подвергла его судьба, Наун вышел другим человеком, будто бы заново родившимся. Он вернулся в зал Совета, снова стал участвовать в обсуждении государственных дел и много времени проводить с министром Ёном. За короткое время из горячего подростка принц превратился во взрослого мужчину. Теперь его суждения стали более хладнокровными и жестокими, и он научился четко и аргументированно отстаивать свои позиции. Министры и Владыка удивленно смотрели на изменившегося принца, отмечая, что эти перемены к лучшему.

Однако советники не знали, что у Науна был свой умысел. Вместе с министром Ёном он искал способы стать сильнее и поквитаться с теми, кто отправил Кымлан на смерть. По совету друга, Наун намеренно сближался с министрами, угощал их ужином и вином и дарил дорогие подарки, постепенно подбираясь к главному политическому противнику Первого министра, Ян Мусику.

Ансоль, которая глаз не смыкала от переживаний за брата во время его траура, теперь забеспокоилась еще сильнее.

– Ты так изменился… – печально говорила она, когда удавалось улучить минуту и поговорить с братом. – Все время с министром Ёном…

– Ты как будто ревнуешь. – Наун улыбался, глядя на сестру, чувствуя, как едва заметно теплеет на душе. – Он мой друг.

– Он хитер, не доверяй ему слишком сильно.

– Не беспокойся, даже если Чанмун преследует свои цели, он мне пока полезен. И я использую его, чтобы достичь желаемого.

Добрые глаза Ансоль наполнялись печалью, и она качала головой, будто не желала слышать от любимого брата столь расчетливые слова. В последнее время они отдалились друг от друга, и Наун видел, как тяжело сестре принять эти изменения. Она пыталась вернуть былую теплоту в их отношениях и старалась вести себя как раньше, но Наун только больше закрывался, как будто воспоминания о Кымлан навсегда отвернули его от Ансоль. Наун знал, что в этом нет ее вины, что ее душа тоже болит из-за погибшей подруги, но ничего не мог с собой поделать.

Однако в его жизни появился человек, который стал занимать некоторую часть мыслей.

Та девчонка из трактира.

После позорного состязания Наун стал встречать ее на улицах столицы, на городской площади, а иногда – в том же трактире. Поначалу внутри него закипала кровь от желания взять реванш. Но повода соревноваться не было, а затевать ссору с женщиной, просто чтобы отыграться за проигрыш, было недостойным поступком для мужчины. Да и незнакомка не стремилась больше задеть его и в последующие встречи вела себя как воспитанная девица, хоть и по-прежнему носила мужской костюм.

Со временем их колкие фразы превратились в нормальные диалоги, и Наун с удивлением отметил, что девушка умна, хорошо осведомлена о делах в стране и может поддержать интересную беседу. Поэтому теперь он всегда искал ее глазами среди толпы и, как только видел вдалеке ее макушку и следовавших по пятам телохранителей, спешил заговорить с ней.

Странным образом она стала для него отдушиной, которая не была связана с болезненными событиями недавнего прошлого. Ему нравилось, что незнакомка не ведала, кем он был на самом деле, и свободно делилась своими мыслями по тому или иному вопросу. Она критиковала решения министров и довольно здраво высказывала мнение относительно внешней политики. Наун только удивлялся, откуда девушка столько знала о внутренних и внешних делах страны, и невольно испытывал к ней уважение за смелость и прямоту.

Ее сходство с Кымлан ограничивалось лишь выбором одежды, и очень скоро Наун перестал сравнивать их между собой. Они были полными противоположностями: и в образе мыслей, и в суждениях, и во взгляде на жизнь.

Однако загадочная незнакомка, столь неожиданно появившаяся в его жизни, не пробуждала в нем никаких чувств, кроме интереса и дружеской симпатии. Его сердце по-прежнему было закрыто для иных чувств.

Однажды, прогуливаясь по улицам города, Наун вновь встретил ее. Она увлеченно рассматривала изысканные украшения в одной из многочисленных торговых лавок и о чем-то громко спорила с продавцом.

– Он не может стоить пять лян! – доказывала она, схватив с прилавка черный кошелек, расшитый золотистыми драконами.

– Я привез его из империи Цзинь! Если для вас это дорого, тогда не берите, госпожа! – возмутился сердитый продавец и выхватил кошелек из руки девушки.

– Вы думаете, я не знаю цен на рынке? На другой стороне улицы точно такой же кошелек стоит в два раза дешевле. Возмутительный грабеж!

– Снова спорите? – Наун подошел сзади, с интересом наблюдая за разыгравшейся сценой. Девушка раздраженно обернулась, но при виде принца тепло улыбнулась.

– Снова вы! Рада встрече. – Тон ее голоса изменился, и она сразу забыла о возмутившем ее продавце.