Дерево красной птицы
– Давно не виделись. – Наун заложил руки за спину и неспешно кивнул, напустив на себя важный вид, подобающий королевской особе.
– Что вы здесь делаете?
– Наблюдаю, как вы в очередной раз пытаетесь с кем-то поругаться. Это вошло у вас в привычку. – Наун невольно улыбнулся, глядя в удивленно распахнутые глаза.
– Не моя вина, что кругом одни воры. Почему городские власти не контролируют цены на рынке? – пробурчала она и с обидой поджала губы, чем развеселила его еще больше.
– Вы, как и всегда, правы, – решил согласиться Наун, не желая развивать эту тему и расстраивать собеседницу. – Куда направляетесь?
– У меня дела неподалеку, – туманно ответила она. – Не хотите выпить?
– Сейчас? Средь бела дня? – удивленно спросил Наун. Он не мог себе такого позволить. Если кто-то увидит, что он выпивает с женщиной незадолго до собственной свадьбы, это вызовет скандал при дворе и снова выставит его в глазах министров легкомысленным мальчишкой.
– Почему нет? – Девушка пожала плечами. – Или в столице так не принято?
– Вы недавно в Куннэ? – догадался Наун. Теперь он понимал, откуда в ней столько дерзости: в провинциях нравы были гораздо свободнее.
– Я приехала несколько недель назад из Пхеньяна, – согласилась она. – Ну, так что насчет вина? За углом есть приличный трактир, и кормят там вкусно.
Наун обернулся к Набому и, поймав его предостерегающий взгляд, сказал:
– Давайте лучше прогуляемся. Если дойти до конца рынка, можно увидеть небольшой ручей, протекающий через всю столицу. Там тихо и почти безлюдно. – Науну не хотелось упускать возможность побеседовать со своей спутницей, но его могли заметить люди из дворца, а это лишний риск.
Девушка неопределенно пожала плечами, но последовала за Науном, отставая всего на пару шагов.
Они миновали торговые лавочки с шелком, украшениями и хозяйственной утварью и вышли на берег узкого ручейка, густо поросшего пожелтевшей осокой. Золотистые ветви ивы мягко стелились по течению, словно гладили прозрачную гладь воды.
Наун остановился, задумчиво глядя на усыпанную сухими листьями траву. Сколько времени прошло с тех пор, как он был здесь в последний раз? Тогда стояло жаркое лето, он был полон надежд и любви, а жизнь представлялась бесконечной и счастливой. Кымлан была рядом. А сейчас лишь холодный воздух трепал полы платья, забирался в широкие рукава и гулял в пустом холодном сердце.
– О чем задумались? – тихо спросила девушка, будто почувствовав внезапную перемену в настроении Науна.
Он вынырнул из глубин внутреннего мира и вдруг понял, что не знает имени своей новой знакомой.
– Как вас зовут? Из какой вы семьи? Вы так и не представились, – спросил он.
– Меня зовут Тами. Но вы тоже не представились, – поддела она его с лукавой улыбкой. – В первую встречу вы так хвалились своим положением, словно вы – наследный принц.
Она звонко расхохоталась, чем привлекла внимание проходивших мимо горожан.
– Я… – Наун замялся, судорожно придумывая ответ. Не мог же он сказать, что и впрямь является принцем.
– Так как вас зовут? – повторила Тами.
– Ён. Меня зовут Ён Чанмун, – выпалил он первое имя, пришедшее в голову, и густо покраснел.
– Клан Ён из Пхеньяна? – Она пораженно распахнула глаза и остановилась, внимательно посмотрев на принца.
– Я… да, именно. Наша семья богата, но не так родовита, как другие кланы. Поэтому я поступил на службу при дворце, чтобы укрепить наше положение, – напропалую врал Наун, всей душой надеясь, что факт его обмана никогда не дойдет до министра Ёна, чьим именем он прикрылся. К тому же он даже не подумал, что Тами, тоже выросшая в Пхеньяне, может быть знакома с кем-то из семьи Чанмуна, и поэтому со страхом ждал ее ответа.
Ему показалось, что во внимательных глазах Тами мелькнула сердитая вспышка, но уже в следующую секунду она вновь расплылась в улыбке.
– Похвальное желание. Поговаривают, Владыка приказал перенести столицу из Куннэ в Пхеньян. Это правда? – спросила она и продолжила идти вдоль ручья.
– Этот вопрос пока решается, и я, как министр, не в праве разглашать подробности, – ответил Наун, слегка склонив голову. – А почему вы спрашиваете? Не хотите, чтобы Пхеньян становился столицей?
– Совсем не хочу. – Тами отрицательно покачала головой. – Мне нравится столица, но я всегда рада вернуться в родной город. Там нет столько людей, шума и суеты.
– Вы надолго в Куннэ?
– Мы с отцом приехали по делам, думаю, через пару дней уже вернемся, – ответила она, глядя себе под ноги.
– Вот как? Так скоро? – Наун настолько привык к их приятным беседам, что эта новость его неприятно поразила. Он вдруг осознал, что ему не хочется терять только что обретенного друга.
– Мне не терпится вернуться домой, я очень скучаю по братьям и матушке, – улыбнулась Тами, останавливаясь на полпути. – Столичная жизнь не для меня, здесь слишком много ограничений и правил.
– Это братья научили вас так хорошо стрелять?
– Я когурёска, мы рождены лучниками, забыли? – отшутилась Тами. – Мне пора, господин! Надеюсь, еще увидимся перед отъездом. – И, весело улыбнувшись на прощание, побежала обратно.
Не ожидая, что она так внезапно прервет разговор, Наун едва ли не бросился вслед за ней, но вовремя остановил себя.
– Рада была вас встретить! – Прежде чем свернуть на торговую улицу, Тами обернулась и поклонилась.
Только когда она скрылась из виду, Наун понял, что она так и не сказала, из какой семьи происходит. Девчонка ловко обвела его вокруг пальца, выудив нужную ей информацию и даже заставив наврать с три короба, но сама так и осталась загадкой.
Наун задумчиво смотрел на узкий ручей и подумал о том, что ему хочется еще раз увидеть эту девушку. Он прижал руку к груди, пытаясь определить, как ведет себя сердце, но оно по-прежнему молчало. Интерес, который пробуждала в нем Тами, был сродни соломинке, за которую хватается утопающий. Она ворвалась в его жизнь так внезапно, вырвав из оцепенения, что он не мог перестать думать о ней. Эта девушка стала его личной тайной, о которой не знал никто – и даже сестра. Наун невольно тянулся ей навстречу, словно хотел спрятаться за ее тонкой фигуркой от своей семьи, придворных и предстоящей свадьбы. Словно пытался ненадолго притвориться, что его жизнь осталась прежней.
День отъезда Тами совпадал с финальным испытанием, и Наун надеялся, что успеет хотя бы проводить ее до городских ворот. Третий тур отбора невест раздражал еще и тем, что он никак не мог придумать загадку. Как назло, Ансоль ничего не смогла посоветовать, и Науну пришлось самому ломать голову над тем, к чему он не хотел иметь никакого отношения.
Перебирая в памяти разговоры с Тами, он вдруг вспомнил их последнюю встречу и черный, искусно расшитый золотом кошелек. В голове забрезжила одна идея, и он с облегчением ухватился за нее.
В день испытания Наун пришел в зал, где собралась вся женская половина семьи и слуги королевы. Трех претенденток скрывала тонкая, полупрозрачная ширма, сквозь которую были видны лишь силуэты. Ансоль шепнула, что все трое настоящие красавицы, и ему понравится любая, какую бы он ни выбрал.
Наун кивнул, окинул равнодушным взглядом кандидаток, почтительно склонивших головы, и занял место по правую руку от матери.
– Сделай вид, что тебя хоть немного интересует предстоящая женитьба, – тихо, но строго сказала королева. – Держи лицо.
– Слушаюсь, Ваше Величество. – Наун усмехнулся и широко зевнул, нарочно не скрывая одолевавшей его скуки.
Мать сверкнула глазами, но промолчала, чтобы не устраивать скандал.
Наун посмотрел на кандидаток.
Сейчас эти девицы, которые грезят попасть во дворец, будут лгать и притворяться умными, чтобы произвести впечатление на королеву и будущего мужа. Почтительно понижать голос и говорить то, что от них хотят услышать. Сплошная ложь и притворство. Аж противно.
Кивнув слугам, Наун подвинул на край стола поднос с тремя кошельками, купленными у того самого торговца на рынке, с которым ругалась Тами. Придворная дама взяла поднос и раздала девушкам по кошельку. В каждом из них лежало по пять лян.
Королева покосилась на сына, очевидно, опасаясь, что он выкинет какую-нибудь глупость.
Наун откашлялся и равнодушно произнес заготовленную речь:
– Я подарил каждой из вас по кошельку. Что вы сделаете с моим подарком? Ваш ответ определит, кто станет моей женой, поэтому подумайте хорошенько.
Девушкам дали время на раздумья.
Наун со скучающим видом крутил на пальце нефритовое кольцо, ощущая на себе взгляды сестры и матери. Наверное, они обе пытались найти подвох в его загадке. Он только усмехнулся – в ожидании окончания испытания, чтобы увидеть Тами.
Наконец заговорила первая девушка. Ее голос звучал тихо и почтительно, и в нем сквозило такое подобострастие, что Наун поморщился, сразу решив для себя, что эту девицу точно не возьмет в жены.
– Благодарю за оказанную мне честь, Ваше Высочество, но я не достойна столь драгоценного подарка и не смею его принять.
Наун переглянулся с Ансоль, и та едва заметно нахмурила брови.
Королева же одобрительно закивала. Первая кандидатка ей явно понравилась и, вероятнее всего, именно ее она прочила в жены сыну. Из этой бессловесной подхалимки она воспитает шпионку, которая будет докладывать обо всем, чем занимается Наун.
Нет уж, у него есть право выбрать себе жену, и он им воспользуется.
– Я бы отдала все деньги беднякам. Ведь обязанность королевской семьи – заботиться о простых людях, – ответила вторая претендентка, желая выставить себя доброй и щедрой.
Наун фыркнул. Пять лян в ее понимании это и есть забота о народе? Он так и знал, что не найдет здесь достойной стать спутницей его жизни.
– Какая она добрая, присмотрись к ней, – прошептала Ансоль.
– Это просто игра на публику, ты слишком доверчива, – скривился он.
Наун перестал обращать внимание на происходящее. Он раздумывал о том, что сегодня вечером нужно вызвать министра Ёна и обсудить с ним дальнейшие действия относительно Ян Мусика, как вдруг звонкий голос, разительно отличающийся от предыдущих, нарушил церемонную тишину зала:
– На деньги в этом кошельке я бы угостила принца вином, чтобы выслушать его печали.
Лица всех присутствующих пораженно вытянулись, а королева возмущенно опустила ладонь на стол и с негодованием отвернулась.
– Неслыханная дерзость! Сказать такое при королеве! – громко зашептала Ансоль, но Наун уже не слышал ее. Вопреки приличиям, он вскочил с места и сорвал закрывающую девушек ширму. Претендентки ахнули и опустили головы.
Все, кроме одной.
Пышная ярко-красная юбка спускалась до самого пола, поверх нарядного платья спокойно лежали тонкие руки, а длинные смоляные волосы струились по плечам. Она смотрела на него, как и раньше: смело и дерзко.
Перед ним сидела Тами. Но другая, совершенно не похожая на ту девчонку, с которой они на спор стреляли из лука. Эта девушка в дорогих нарядах была знакомой и одновременно чужой.
– Вы! – Она вскочила с места, потрясенно разглядывая королевское одеяние принца. – Что вы здесь делаете?
У Науна вдруг потеплело на душе.
Любовь к Кымлан еще не стерлась из его памяти, но раз Судьба распорядилась так, что он должен жениться, то пусть это будет не чужая, незнакомая женщина, а та, кто стала ему настоящим другом. Кто вернула ему желание жить и вытащила из пучины отчаяния. И, может быть, однажды он сможет стать счастливым с Тами.
Он искренне улыбнулся и забрал из тонких пальцев кошелек.
– Я выбираю тебя.
Глава 11. Кымлан
Кымлан не могла уснуть и просто смотрела в потолок. Сердце было не на месте, дурное предчувствие сжималось внутри, как перед тем ужасным днем, после которого жизнь перевернулась с ног на голову. Тогда Кымлан тоже долго не спала, предчувствуя что-то неладное. А на следующий день оказалась в плену мохэ, надолго потеряв надежду вернуться в родное Когурё.
Рядом тихо сопела Сольдан, время от времени что-то неразборчиво бормоча. Раздавались стоны измотанных тяжелой работой женщин.
Огонь в очаге почти затух, но Кымлан даже на расстоянии чувствовала его тепло.
Из щелей барака тянуло холодом и мрачной тишиной. Мир будто замер, но в этой безмятежности ощущалось что-то тревожное и опасное. Так затихает природа перед тем, как разразиться бурным ливнем, сметающим со склонов холмов пласты земли.
По командным возгласам и топоту ног Кымлан поняла, что Мунно ушел. Его отсутствие ощущалось почти физически: деревня, находящаяся под защитой пусть и небольшого войска, сейчас будто осиротела. Неуемный страх жужжал в голове, как назойливые насекомые, рождая беспричинное беспокойство. Кымлан снова и снова убеждала себя, что они все предусмотрели и опасаться нечего, что кидани еще далеко, и Мунно не подпустит их к деревне. Хоть он и вел себя иногда как заносчивый мерзавец, но был разумным и грамотным лидером, за что Кымлан искренне его уважала. И даже не боялась себе в этом признаться.
Тяжело вздохнув, она перевернулась на бок и закрыла глаза. Она должна была хоть немного поспать, иначе завтра будет трудно работать.
Кымлан уже проваливалась в сон, когда снаружи послышалось движение и заполошные крики:
– Кидани! Кидани! Нападение!
Кымлан вскочила с лавки. Кровь отлила от головы, хлынув в сердце.
– Кидани? Напали? – Растерянные и заспанные рабыни неуклюже поднимались с лавок и терли лицо.
Кымлан встретилась взглядом с Сольдан и увидела, как ее глаза стремительно заполняет ужас. Первобытный, самый сильный страх – страх смерти.
На улице раздавались крики и лязг металла.
Кымлан ринулась к двери и со всей силы замолотила по ней руками:
– Чегон! Выпусти нас! Открой дверь!
Через щель она видела мечущихся людей, но не могла разобрать, где свои, а где враги. Их стражника нигде не было видно, и Кымлан в панике обернулась, лихорадочно соображая, что делать дальше. Рабыни смотрели на нее с нескрываемым ужасом. Они были в ловушке, и у них не имелось даже оружия, чтобы попытаться защитить себя.
– Кымлан… что же это… мы умрем?
Дрожащий голос Сольдан разворошил воспоминание о погибшем Чаболе – ударил в самое сердце оглушительной болью.
Нет. Ни за что на свете она не даст умереть этой девочке. Ни ей, ни подругам, которые сейчас видели в ней единственную надежду на спасение.
Нужно открыть дверь. Кымлан осмотрелась, схватилась за край ближайшей скамьи и потащила к выходу.
– Юнлэ, Акин, Хэгу, тараним дверь, – приказала она самым рослым и сильным женщинам, даже не подумав, что услышит возражения.
– Лучше спрячемся здесь, пока все не закончится, – испуганно прошептала Юнлэ.
Кымлан резко обернулась.
– Спрятаться? Два десятка воинов не могут защищать деревню, очень скоро их всех перебьют! – Она повысила голос и увидела в глазах женщин страх. – Кидани заберут самых красивых из нас, а остальных просто убьют!
Они затравленно переглядывались и нерешительно топтались на месте.
Кымлан едва не зарычала от ярости. Эти измученные люди, в которых человеческие желания были выжжены дотла рабством, не понимали, что их никто не спасет. Теперь их жизни были в их руках. В этот момент она всем сердцем была благодарна отцу, что научил ее защищаться, ни на кого не полагаясь.
– Мы должны выбраться! Никто нам не поможет, поймите же! – вскричала она, схватив Юнлэ за плечи.
Будто в подтверждение ее слов стену барака сотряс удар, и сквозь щели они увидели, как чье-то тело сползло на землю. Женщины завизжали, еще сильнее раздражая Кымлан. Если огонь защищает ее, то сейчас самое время ему пробудиться. Но, как ни странно, она не чувствовала привычного жара, словно в самый ответственный момент он решил предать свою хозяйку.
Увидев смерть так близко, рабыни будто очнулись и дружно кинулись к скамье. Схватили ее с двух сторон и начали неумело таранить дверь под четкие команды Кымлан.
– Р-раз! Два! Три! – Кымлан обдирала руки, но даже не обращала внимания на вонзавшиеся в ладони занозы, по лицу стекал пот.
Дверь дрожала от частых ударов, и вскоре замок поддался. Металлическое крепление с натужным скрипом вышло из дерева.
– Еще! Еще! – выкрикивала она, подстегиваемая страхом. Каждая секунда приближала их к смерти. – Еще!
С последним ее вскриком замок сорвался, и девушки вылетели наружу. Они едва не рухнули на мерзлую землю, но успели зацепиться пальцами за дерево. Рабыни толкали Кымлан в спину, стремясь вырваться на волю.
– Назад! – Она преградила путь женщинам, готовым бежать куда глаза глядят, а затем вернулась обратно в барак и прикрыла за собой дверь. Через небольшое отверстие она наблюдала за разворачивающимся на поле боя кровопролитием и думала, как спасти метавшихся за спиной подруг.
Кидани перебросили через ров лестницы и лезли на территорию деревни, как тараканы. Мохэсцы неистово оборонялись, но их было ничтожно мало. Надсмотрщики на вышках метали во врагов стрелы, но двое из них уже были ранены. В поле зрения Кымлан отчаянно сражались охранники, стараясь не подпускать киданей к основным постройкам деревни. До самой дальней вышки и коновязи враги еще не добрались, и это было единственным шансом на побег.
Кымлан посмотрела налево, но другие бараки тоже были заперты. В первую очередь нужно освободить остальных рабов, но у них не было ключей, а чтобы снова выбивать двери, требовалось время, которого у них не было.
Через щель Кымлан увидела бегущего к ним со всех ног мохэсца, с облегчением признав в нем Чегона. Она просунулась в щель и махнула ему рукой, и мальчишка, шумно отдуваясь, забежал внутрь. Он даже не удивился, что дверь отперта.
– Дай ключи, – без предисловий начала Кымлан и протянула руку.
– Чего? С ума сошла, смотри, что творится!
Недолго думая, Кымлан выхватила из его ножен меч и приставила к горлу.
– Дай ключи или сдохнешь. – Время катастрофически быстро утекало сквозь пальцы, и ей было не до вежливости. Для убедительности Кымлан слегка надавила на меч, поцарапав кожу. По его шее побежала тонкая струйка крови.
– Мы все равно умрем. – Чегон истерично хохотнул и послушно вытащил из-за пазухи массивную связку.
– Приди в себя, никто не умрет! – крикнула она ему в лицо, опуская меч. – Беги к Мунно и расскажи, что случилось. Он поможет.
«Если еще жив», – мысленно добавила она с горечью.
Не дожидаясь, когда Чегон отреагирует на ее слова, Кымлан отстегнула его ножны и повязала их на поясе. Убрав меч, она оттолкнула стражника с дороги и выбежала на улицу, махнув рукой испуганным рабыням.
По правую сторону шел ожесточенный бой. Мохэсцы отчаянно обороняли деревню, но киданей было в разы больше, и оставалось все меньше шансов выбраться из захваченной деревни.
Женщины потянулись к мужскому бараку вслед за Кымлан и спрятались на заднем дворе, пока она отпирала дверь. Ее встретили десятки пар глаз, затравленно смотревших на освободительницу.
– На выход! – скомандовала она, пригнувшись. Свист стрел рассекал воздух, а зловещий звон металла подгонял ее, действуя на нервы. – Вот ключи от оружейной, те, кто умеет сражаться, хватайте мечи. На западной стороне деревни еще нет врагов, разломайте забор и бегите!
Мужчинам не надо было повторять дважды: они рекой потекли из тюрьмы, которая служила им домом долгие годы.
– Быстрее, быстрее! Прячьтесь за дома! Сольдан, веди их! – подгоняла Кымлан, в этот ужасный момент доверяя только подруге и зная, что та не подведет.
Взгляд Кымлан метался по дерущимся воинам, а сердце молотилось о ребра в страхе, что люди не успеют уйти. Враги заполняли деревню слишком быстро, практически не оставляя им времени.
Пригибаясь, она подбежала к лежавшему на земле караульному, который мертвыми глазами смотрел в уже светлеющее небо. Вывернутая под неестественным углом рука, все еще крепко сжимавшая лук, открытый в предсмертном крике рот, пушистое оперение глубоко засевшей в груди стрелы… Кымлан никогда не питала симпатии к мохэским стражникам, но понимала, что сейчас они героически защищают деревню, пытаясь спасти не только себя, но и рабов, за которых были в ответе. И за это она уважала их.
Рядом с погибшим воином валялся колчан с высыпавшимися из него стрелами. Кымлан разжала одеревеневшие пальцы мохэсца и взяла окровавленный лук. Закинула колчан за плечи и привычным движением выхватила из-за спины стрелу. Она натянула тетиву и снова отбежала к рабам, прикрывая их спину.
Один из киданей увидел убегающих женщин и с диким ревом кинулся к ним. Рабыни завизжали и кинулись врассыпную, но Кымлан отправила стрелу в цель, и торжествующий крик врага мгновенно стих.
– Не разбегаться! Держаться вместе! – обернувшись, скомандовала Кымлан. – Осталось немного, мы почти на месте!
Они уже достигли западной стены, где мужчины дружно ломали забор. Под напором нескольких тел трещали доски, но поддавались с трудом. Кымлан металась вокруг рабов, как тигрица, и поражала киданей, появляющихся с разных сторон, одного за другим. Долго, очень долго! Кровь закипала при мысли, что они могут не успеть. От оружейного склада к ним спешили успевшие вооружиться мужчины, но кидани уже прорвали оборону и смертоносной рекой полились к рабам.
Последние защитники поселения пали. Деревня захвачена.
В сторону рабов полетели стрелы, и те с криками упали на землю, закрывая голову руками.
Нет, они не могут погибнуть! Не сейчас, только не сейчас! Чудовищный страх за людей пульсировал в каждой клетке напряженного тела. Наконец Кымлан почувствовала, как горячий огненный поток побежал по венам.
Забор с треском поддавался, но несколько мужчин были ранены, и у них совсем не оставалось времени выбраться. Они оказались в ловушке, зажатые между забором и надвигающимися врагами. Свист от новых выпущенных стрел слился с болезненным женским вскриком, таким знакомым и дорогим, что Кымлан прошило ужасом с головы до ног. Ее руки дрогнули, и она обернулась.
Сольдан, ее Сольдан, держалась за плечо, на котором кровавой кляксой расползалось темное пятно вокруг торчавшей из него стрелы.
Огненный вихрь заглушил внутри все, кроме чудовищной ярости. Сильнейший порыв ветра согнул макушки деревьев и поднял в воздух пыль, сухие листья и мелкие ветки. Кымлан повернулась к киданям, которые щурились и пытались отвернуться от налетевшего ветра. Все ее чувства выжгло неистовой злостью и желанием уничтожить всех, кто посмел причинить боль дорогому человеку. Рубаха на ее плечах начала тлеть, воздух заколебался от жара, который источало ее тело. Но Кымлан больше не чувствовала физической боли и четко понимала, как управлять бушевавшим в сердце огнем.
Сжечь все. Спалить дотла тварей, посмевших поднять руку на Сольдан и невинных людей, ее людей, которых стали для нее семьей.
Избранная шагнула вперед и медленно подняла руки. Из земли вырвался столб огня, отгораживая их от киданей. Сквозь опаляющие языки пламени она видела перепуганных воинов, метавшихся за смертоносной огненной стеной.
Кымлан воспользовалась передышкой и бросилась к Сольдан, не обращая внимания на потрясенных этим необычайным представлением мохэсцев. Подруга сидела на земле, прижимая руку к раненому плечу. Стрела вошла не глубоко, и Кымлан видела ее каменный наконечник, но доставать его сейчас не было возможности. Сольдан тяжело дышала, пытаясь сдержать рвавшиеся сквозь зубы стоны, на лбу выступили капли пота. Осторожно взявшись одной рукой за древко, Кымлан предельно осторожно переломила его пополам, чтобы стрела не мешала передвигаться. Из окровавленного плеча торчал короткий хвост, но, насколько могла судить Кымлан, рана была не смертельной.
– Сольдан, держись! – дрожащим голосом прошептала Кымлан, сжимая ее ладонь. – Уходи вместе со всеми, я найду вас позже.
– Кымлан… – На глазах Сольдан выступили слезы, и она вцепилась в ее руку, опасаясь, что они никогда не увидятся.
Под натиском рабов забор наконец-то громко затрещал и обрушился, создавая своеобразный мост через ров.
– Уходи! Я найду тебя, верь мне! – отчаянно пообещала Кымлан, а затем выкрикнула: – Бегите! Бегите быстрее!
Толпа обезумевших от страха рабов ринулась на волю, выламывая оставшиеся торчать по бокам доски.
Кымлан помогла Сольдан встать и перехватила испуганную Юнлэ:
– Позаботься о ней, пока меня не будет.
Когда последний мохэсец скрылся, Кымлан обернулась к метавшимся за стеной огня киданям и мстительно улыбнулась. Она осталась один на один с врагами, но это не пугало ее, а, напротив, разжигало в крови бешеный азарт. И она не позволит ублюдкам, посмевшим причинить боль Сольдан, уйти безнаказанными. Она уничтожит их всех. Всех до единого.
Расширив площадь пламени, Кымлан кинулась к коновязи. Огненный поток следовал за ней по пятам, закрывая от неприятеля, как щит. Лошади ржали и метались на привязи, чуя опасность. Перерубив мечом веревки, она освободила животных – они сами найдут дорогу из этого ада. Испуганные близостью огня, кони сорвались с места и помчались к разломанному забору.