Записки сумасшедшей: женский роман о пользе зла. Книга 2. Круг победителей

Муха же, вспыльчивый жестокий домашний тиран, любил нас; как несмышленыш, наверно, любит желторотых цыплят; или свою неодушевленную собственность: машинку, велик и пистолетик.

И ключевым в этом было не слово «собственность», как ни странно, но именно «любовь». Будь я мудрей, сексуально опытней, я могла бы объяснить «несмышленышу», что нельзя душить пушистых цыплят и не стоит подкладывать свою машинку под папин грузовик…

Невежество, как тонкая пелена; тонкая, но такая прочная: Сократ, «намеренно страдая» от своей жены, стал Учителем человечества, а я, выбрав путь намеренного страдания, осталась сопливым ничтожеством.

117

Подходил к концу 2004-ый – второй год без работы и средств к существованию. В тот год, к осенне-зимнему сезону я навязала теплых вещей, продав которые надеялась к новогодним праздникам выручить немного денег на жизнь и развитие ремесла. Но продержав несколько месяцев целый мешок моих рукодельных творений, в самый канун Нового года торговка вернула их назад. Посмотрев товар, я обнаружила, что он даже не распаковывался.

Кроме того, что изделия вязались из пряжи, купленной на сэкономленные на еде деньги, в них вложен такой труд! Наглость торговки, ее грубость меня огорчили. Забирая у меня товар, она хвалила его, уверяла, что продаст, а опыт у нее немалый. Изделия из германской шерсти «ластер», кто разбирается. Связаны безупречно. «Если не шла торговля, почему так долго не отдавала вещи? Почему сейчас хамит? Но как же так жить? Наверно, ответственных людей просто не бывает…»

Мои размышления прервал Муха. Одним своим звонком отодвинув опасения, что в мире не осталось нормальных людей:

– Ну что, а теперь ты примешь меня? Будешь меня любить?

– Чтобы ты сдох, сволочь! Будь ты проклят. Будь прокляты те, кто за тобой стоит. Никогда, слышишь, никогда ко мне не подойдешь!..

118

У меня никогда не было того, что с лихвой присутствовало в моих родных – Уле, Люсене и Марине – внутренней культуры. Уроки жизни усваивались мной со слезами и криками, которые слышал сын.

119

На нашем с Иманом новогоднем столе лежало одно вареное яйцо, корочка хлеба, стакан чая и конфета из расплавленного на горячей сковороде сахара… У мамы и сестры не было и того.

– Объявлю голодовку, надоело. Что я от них бегаю? Ни сахара, ни хлеба, ни чая, ни рубля, – сказала я сестре, чтобы хоть как-то ее ободрить, показать, что не бездействую, но, естественно, не думая этого делать на самом деле. Потому сказав, сразу забыла.

Во время этого разговора мы с Мариной сидели в зале. На следующий день в дверь постучала соседка, пенсионерка Валя, и попросила «подшить брюки Илюши».

– Да, Валя, конечно…

Валя заплатила, несмотря на мое сопротивление, сто рублей. Я не придала значения такому совпадению. Но совпадения стали повторяться.

120

Писала-нет, за неимением денег, мы продавали свои вещи: одежду, книги, мебель. Самым ценным из имущества лично у меня была библиотека. Громко сказано – библиотека. Так, несколько книг, собранных с любовью, по интересам моим и на перспективу сыну: справочники, словари, энциклопедии, любимые «психи» и кое-что из мировой классики. Библиотеку я оставила на самый крайний случай, до которого были еще два кресла. Имелся также неприкасаемый запас – диван, на нем спал Иман, и холодильник.

– Хочу продать одно кресло, – сказала я Марине, сидя в том же зале.

– Сколько хочешь?

– Тысячу.

– Хорошо, поспрашиваю.

121

Через день в дверь вновь позвонила Валя, божий одуванчик восьмидесяти лет, бывший парторг, домком и прочая… В конце жизни она позвала меня, плакала: Бога боялась, просила прощение. Прощаю, конечно, земля ей пухом. Мир ей и всем, собственно говоря. Я просто пишу повесть, потому что иначе не могу – долг, принуждаема…

Итак, Валя: – Я, ты бы не могла сходить в аптеку за лекарством?

– Конечно.

– Илюша приболел; вот список; доктор вчера приходил, сказал купить лекарства, но только в той аптеке, что за поворотом, на улице такой-то, на первом этаже жилого дома номер такой-то.

– Хорошо, Валя, сделаю как сказали.

Через пять минут выхожу из подъезда, сворачиваю на улицу такую-то, нахожу дом с нужным номером и вижу аптеку. На входной двери висит большущее объявление «КУПЛЮ КРЕСЛО ЗА ТЫСЯЧУ РУБЛЕЙ».

122

Продав кресло перепуганному аптекарю, сразу позвонила Сергею:

– Краны потекли, ты бы не мог заехать?

Сергей приехал со своими инструментами. Краны, действительно, текли, я говорила об этом в квартире неоднократно, так что алиби железное. Починив сантехнику, Сергей прошел по квартире, показывая, где стоят «жучки». Прослушки не было только в туалете и ванной.

Мы выждали время, чтобы не подставлять его ни при каком раскладе и через две недели, уже ночью, бывший коллега вновь к нам приехал. Открыв дверь ключом, который дала накануне, он зашел и разоборудовал, вычистил квартиру. Я подавала ему «отвертки», как делала это, когда мы служили в известном отделе.

Сергей убрал из квартиры прослушку, и Валя перестала приходить.

Однако, кроме «жучков», в купленной для нас по воле Старейшины квартире, Малыш, как оказалось, оставил еще «секретик»… В прежние времена дети часто устраивали «секретики». Прятали под кустами-деревьями, что имели, что хотели потом найти…

Кто не знает – «секретики» не всегда безобидны и устраивают их не только в земле.

123

Так напичкать квартиру спецтехникой! Что надо? Я находилась в отчаянном положении. И хотя мне удавалось скрывать свои переживания от сестры и мамы – они жили отдельно – не получалось скрыть эмоции от сына.

Помнится, в школе нас учили иметь по каждому предмету две тетради: чистовик и черновик. Сначала решаешь задачку на черновике, там почерк корявый, прыгающий; затем переносишь на чистовик, аккуратно выводя каждую цифру и букву. Характер у меня получился такой же, чистовик-черновик: суть одна, а вот форма…

Сказать, что общего между настоящим чекистом и святым? Отсутствие черновиков. И поскольку я и не чекист, и не святая, получалось, на чистовике – для мамы и сестры – эмоции, какие хочу, на черновике – какие есть.

Дома, само собой, «черновичок» со слезами… Ласками и обнимашками, конечно, тоже. Но сын забудет про обнимашки, и про слезы тоже, и на долгие годы запомнит истерики с криками и попытками рукоприкладства, битую посуду, сломанные двери и перманентное желание выскочить из окна…

Читатель бы тоже запомнил это. Любой запомнит именно это.

124

В моей жизни было время, когда я полагала, что такой мотив как личная неприязнь не может служить основанием для подозрений и проверки. Мне казалось, из личной неприязни человек просто не способен на преступление, должен быть какой-то более веский, рациональный мотив.

Малыш, действительно, говорил, что намерен преследовать меня всю жизнь, исключительно, из чувства ненависти, возникшего потому, что я заставила его купить квартиру!

Эти его слова означали, что он лгал с самого начала. Получается, он и не собирался покупать квартиру, переманивая к себе на работу. Абсурд какой-то. О чем он думал? Чего хотел и на что рассчитывал тогда изначально? И разве покупка обещанной, тысячу раз отработанной квартиры – это повод для преследований? Вопрос российским генералам.

Слова знакомого прокурора, что причина «беспричинной» агрессии Малыша проявится не выходили из головы.

125

Косвенное подтверждение, что Малыш действует не на эмоциях, но по плану, я нашла в прокуратуре, куда пошла знакомиться с результатами проверок по заявлениям; закон предусматривал такую возможность, я решила ею воспользоваться. Развлекусь, отвлекусь, думала я, надеясь, в то же время, что чтение поможет понять логику Малыша.

Сначала меня удивил объем собранного материала: две папки по триста листов. Как все это читать и зачем? Однако из шестисот листов дела по существу вопроса были, кроме моего короткого заявления, мое же развернутое объяснение. Остальное – какие-то таблицы, отчеты налоговой полиции, другие бумаги, не имеющие отношения к исследуемому предмету; именно бумаги, документами их не назвать даже с большой натяжкой…

В школьные годы, на каникулах, мы собирали макулатуру. Ходили, в том числе, по организациям. На заднем дворе управления статистики, рядом с мусоркой, всегда лежали горы макулатуры. Нечто, напоминающее те бумажные завалы, подшили в мое дело. Перелистывая пронумерованную макулатуру, и все больше удивляясь терпимости прокуроров, я натолкнулась на странный текст. В первую секунду, в страхе, шарахнулась – «это» показалось живым, опасным и грязным.

Отодвинув мгновенное ощущение, сосредоточилась на том, что видела перед собой – тексты, напечатанные с двух сторон на трех листах. Набранные шрифтом разного размера – от очень крупного до мелкого, – они представляли собой не связанные между собой по смыслу слова.

126

Не связанные по смыслу – так мне показалось сначала, но присмотревшись внимательней, поняла, большинство так называемого текста вообще не слова, но набор букв, собранных в подобие слов. Из всей писанины, понятной, наделенной смыслом оказалось только одно предложение. Оно повторялось по нескольку раз на каждой странице. Визуально текст выглядел, примерно, так:

и так далее. И как тут не вспомнить… «Какое бы сочетание букв, например: дхцмрлчдй – я ни написал, в божественной Библиотеке на одном из ее таинственных языков они будут содержать некий грозный смысл4…

На последней, шестой, странице стояла подпись Рагны.

127

Пролистав папку до конца, кроме копии письма о прекращении со мной переписки, я не нашла ничего, хотя бы косвенно относящегося к моему заявлению. Последовавший затем разговор с прокурором, проводившим проверку, вызвал у меня ощущение, что я на самом деле схожу с ума.

В ответ на простые и, как мне казалось, разумные вопросы – почему нет объяснений Мухи и Малыша? В каком качестве Рагна давала объяснения? Раз вызвали, где ее объяснение с вопросами прокурора и ее ответами? Какое имеют отношение к делу данные статистики по рождаемости в республике, отчеты управления, остальной многочисленный хлам, находящийся в деле? – я услышала, что беседую не с рядовым прокурорским работником, но начальником отдела, полковником юстиции, дважды заслуженным и трижды причисленным; что по национальности он пишется «кабардинец», хотя он абаза; но абаза только отец, которого воспитали кабардинцы, а мама его другой нации, бабушка третьей; что до нашей республики он работал районным прокурором в столице республики, где титульная нация его бабушки; именно там он родился, но после армии и учебы в высшей школе и еще трех вузах десять лет служил в военной прокуратуре такого-то округа…

128

И эти люди прекратили со мной переписку!

Не спорю, не скрою, я, действительно, вела себя возбужденно, я даже писала также, временами; но у меня была уважительная причина – меня преследовали. Угрожали жизни. Я была одна, без средств существования, и у меня семья, несовершеннолетний сын! А кто угрожал этому странному работнику юстиции? Когда я повесила на спинку стула куртку, он напрягся так, словно в ее кармане лежал пистолет или ручная граната и словно я не женщина – худая, молодая, красивая, – а какой-то монстр!..

129

Зато в тот день мне стала понятна задача, поставленная Малышом перед Рагной.

Если смотреть на ситуацию глазами южанина, мужчины, рядового прокурора (или даже рядового начальника отдела прокуратуры с тремя дипломами и шестью степенями), то да, я именно так себя и вела, как сумасшедшая: разве может такие заявления писать «нормальная женщина»?

Ну хорошо, допускаю, что я именно сумасшедшая, юродивая, убогая на всю голову. Но что это меняет? В глазах того же прокурора. Верно! Меняет отношение к моим словам… «Клиническая шизофрения». Надо почитать, что это за заболевание. Но что же все-таки делать дальше?

Пока проявляется ответ на этот вопрос, представлю историю одного из злодеяний Рагны.

130

С первых дней существования органов налоговой полиции Малыш уделял особое внимание не только оснащению и организации деятельности оперативно-технического отдела, но и работе со СМИ. И Рагна, надо сказать, с обязанностями пресс-секретаря справлялась успешно. По мнению Малыша, писать она не умела, но работоспособностью ее бог не обидел, да и деньги, выделяемые на прикорм прессы, делали свое дело. Было время, когда о Малыше упоминалось в различных средствах массовой информации более тысячи двухсот раз за год.

Стоит вдуматься в эту цифру – тысяча упоминаний о деятельности налоговых полицейских в республике с такой численностью населения; и это в привязке к отдельному предпринимателю, фирме, организации, в отношении которых велись проверки или расследовались уголовные дела. А сколько дел оставалось в тени?

Малыш затуркал всю республику; скольких он разорил, исключительно из прихоти, просто так, ради удовольствия, в качестве развлечения, за то, что сопротивлялись, когда обирал, или чтобы показать, что не боится тех, к кому обираемые обращались за помощью и защитой…

131

Оценив прелести публичной жизни, в какой-то момент наш неугомонный Малыш захотел, как известная старуха из сказки, большего. Он пожелал расширить свое присутствие в медийном пространстве, снимать клипы и фильмы, запустить свой телевизионный канал. В январе 1998-го стало известно, что согласован штат пресс-службы. Пока шло утверждение, через созданный при управлении некоммерческий фонд закупили дорогущее оборудование. Бегом-бегом выделили помещения под новую технику, объявили конкурс на открывающиеся вакансии.

С учетом самоотверженности Рагны, вложенного ею труда, в коллективе полагали, что руководителем пресс-службы Малыш назначит именно ее. В расчете на это место в том числе она пахала всеми ста восьмьюдесятью сантиметрами своего безупречно сложенного тела, не сомневаясь, веря, что должность вводится под нее.

Рагна не просто соответствовала должности, но заработала место руководителя. Как не признать.

И вдруг, в качестве начальника пресс-службы, Малыш представляет господина по фамилии Хлудов. На расширенной коллегии было сказано, что Вениамин Хлудов, широко известный в узких кругах, обладает значительным опытом работы в отрасли. О том, что у Малыша серьезные планы косвенно свидетельствовал тот факт, что этот жмот даже приобрел начальнику пресс-службы частное домовладение. Хлудов сразу перевез в Светлогорск свою семью: беременную жену и двоих сыновей.

132

Не могу не упомянуть тут о своем. Этот негодяй покупает вновь принятому дом спустя три года, после того, как переманил из госбезопасности меня, единственного специалиста в известной области, создавшего, с товарищами, с нуля отдел; специалиста, которому обещал жилье в течение трех, шести месяцев, затем года, двух лет, услышавшего затем: «Обещанного три года ждут – я обязательно…»

Что это вообще было и как это понимать?.. И что со мной не так!

133

Переезд и назначение Хлудова происходили в полной тайне. Только кадровики были в курсе события. Но для остального личного состава, в том числе для Рагны, назначение стало сенсацией.

В отличие от меня, местом своим Рагна дорожила, работа ей нравилась. Ради нее, а может и в удовольствие, она даже обслуживала пошлость Малыша и просто так сдаваться не собиралась.

Да, еще кое-что случилось, примерно, в тот же период. Приятного мало такие эпизоды описывать, но приходится.

Незадолго до назначения Хлудова в коллективе стали известны подробности интимных отношений моего деверя с Рагной – дежурные увидели, когда просматривали записи видеокамер, установленных в кабинете Малыша. По правилу Малыш сам включал и выключал камеры. О том, что он забыл выключить камеры, и что и́менно дежурные увидели, я узнала от своих сотрудников – по приказу Малыша мы прослушивали помещения дежурной части…

И раз я затронула такую щекотливую тему, тут же скажу, что, видимо, таких же (или подобных) отношений мой деверь, забыв адыгский этикет, добивался и от Марины. Потом, годы спустя, сестра, презрительно морщась и копируя Малыша, сказала: «Водитель привезет – водитель увезет…»

Примечания