Крылья для полета
Эндрю казался Джейн не самым лучшим человеком, способным развеять грусть, но, по крайней мере, оставался единственным, кто был готов примчаться по ее первому зову.
Знакомая машина пару раз подмигнула фарами, когда Джейн сидела на мраморной плите фонтана. Эндрю вышел навстречу к ней. Брючный костюм цвета фуксии ярким пятном блестел от падающей подсвеченной воды. Легкий ночной ветер набрасывал на лицо небольшие локоны, и она часто убирала их от виска.
– Я оставила свою машину на парковке, – быстро сказала, когда Эндрю приблизился. – Заберу позже. Давай покатаемся на твоей?
Эндрю взял Джейн за руки и нежно поцеловал кисти.
– Ты хочешь просто покататься? А посидеть где-нибудь?
– Нет, я насиделась везде за сегодня. Я хотела с кем-нибудь проехаться по ночному городу.
Он кивнул, хоть и вспомнил, что давно ничего не ел. Перекусить где-нибудь, где еще подают здоровую еду, вовсе бы не помешало. Но, когда ты безответно влюблен, твои желания всегда отправляются на второе место.
– Как университет? – поинтересовался Эндрю, когда они выехали на широкий проспект.
– Нормально. То есть скучно и ни о чем, – она развела руками.
Не клеился ни один разговор. Джейн выглядела невыносимо грустной, но спросить, в чем дело, он не решался.
Эндрю включил магнитолу, и заиграла медленная романтичная мелодия с высоким мужским голосом, который узнавал каждый случайный прохожий. Он украдкой бросил взгляд на Джейн и заметил улыбку на ее лице.
– Ты знаешь, как я люблю Майкла Джексона, – произнесла она.
– Конечно. Я хотел, чтобы ты улыбнулась.
Словно смутившись, Джейн опустила голову.
– Иногда мне кажется, что никто не понимает меня так, как ты. Не думай, что я не замечаю твоих стараний. Я все вижу. Я сегодня много думала о… нас. Мне нужно время, Эндрю.
Его сердце на мгновение замерло.
And baby through the years
Gonna love you more each day
So I promise you tonight
That you'll always be the lady in my life…1
«Слова, которые мне0 произнести не под силу, – думал он. – Так пусть песня говорит за меня. Джейн всегда будет единственной в моей жизни…»
– Эндрю! – вдруг закричала она.
Он безотчетно притормозил. Стоило только на секунду отвлечься на размышления и перестать следить за дорогой…
На дороге буквально у самого капота стоял человек. Встретившись взглядом с перепуганным Эндрю, он показал ему средний палец, что-то громко крикнул на незнакомом языке и пошел дальше. В свете придорожных фонарей Джейн рассмотрела на нем джинсовый костюм и копну длинных темных волос. Эндрю перевел дух.
– Чуть не стал убийцей из-за какого-то придурка.
– Забудь, все же обошлось. Поехали дальше.
В спину им уже сигналили нетерпеливые водители.
Радио напевало другую мелодию, более ритмичную, чем прошлая. Голос Майкла Джексона, доносящийся из магнитолы, выкрикивал одну и ту же фразу под смесь звуков, а потом резко понизился до шепота.
«Все же не понимаю, что в этом певце такого необычного, – впервые задумался Эндрю. – Кажется, у меня начинается аллергия на его крик. Чем он ей нравится? В нем так много женского…»
Выставив руку в приспущенное окно, Джейн ловила движения прохладного ветра, несущегося мимо на бешеной скорости. Дорога, яркие баннеры, свет фар – все это мелькало, то сливаясь, то разделяясь на множество мелких частиц. От движения Джейн казалось: ее грудь стеснила странная тяжесть, не давая свободно вздохнуть.
«Я словно потерялась в этом круговороте. Не знаю, куда мчусь и зачем. Быть может, однажды он вынесет меня к чему-то, что я так отчаянно ищу?»
Она задумалась о человеке, который чуть было не попал под колеса. Отчего люди так не ценят жизнь, что готовы рисковать в самый неподходящий момент? Все способно оборваться в любую секунду. То, с каким тупым безразличием незнакомец отправился дальше, хотя едва не пострадал, не отреагируй они моментально, что-то всколыхнуло в душе Джейн. Может, она так же ничтожно безразлична, не заинтересована в собственной судьбе, если сейчас едет неизвестно куда с мужчиной, о котором на самом деле мало что знает?
Что Джейн знает об Эндрю?
Он высокий, симпатичный, но… это известно всем. Он работает с ее отцом, мечтает о головокружительной карьере, но кто в Хармленде не желал бы приблизиться к Гарольду Говарду так близко, как это удалось Эндрю Беллеру? Он любит спорт, но… какой вид? Джейн помнила, что Эндрю ни дня не может прожить без тренировки, но понятия не имела, чем именно занимается. Футбол? Точно нет. Баскетбол? Возможно.
Джейн знала о нем многое и в то же время не знала ничего личного, сокровенного.
«Он так старается приблизиться ко мне, – думала, робко наблюдая, как Эндрю мягко вел машину, – и вряд ли дело только в отце. Неужели действительно влюблен в меня? Или в деньги? Какая разница: все хотят принадлежать кому-либо ради чего-либо… Но мне пора принять решение».
Ощутив едва преодолимое желание сделать нечто неожиданное, сумасшедшее, бесповоротное, такое, что поможет окончательно определиться с собой, с Эндрю, с будущим, Джейн тихо спросила:
– Ты помнишь, где я живу?
Эндрю заметил перемену в ее голосе и поехал медленнее.
– Да.
– Отвези меня туда.
– Хорошо.
«Быть может, то, что я ищу, или тот, кого я ищу, все это время находились рядом?»
– Я не хочу оставаться одна сегодня ночью.
Брови Эндрю взлетели вверх.
– Мне подняться с тобой?
– Да.
– Подожди, ты?..
В ответ она прикоснулась к его запястью, лежащему на руле. Эндрю почувствовал, как ее тонкие и длинные пальцы гладят его кожу. Автомобиль стоял, и с улицы доносился отсчет времени на светофоре. На миг происходящее показалось Эндрю совершенно нереальным. Разве могли быть настоящими эти дорога, ночь, едва знакомые улицы, Джейн рядом, чуть ли не говорящая «да»? Загорелся зеленый, прозвучал сигнал, и вновь он нажал на газ. Боясь неосторожно пошевелиться, чтобы не спугнуть руку Джейн, все еще сжимающую его, Эндрю произнес:
– Ты говорила, что тебе нужно время.
– Я ведь не сказала сколько.
Ее глаза в полумраке влажно блестели. Взгляд их пробирался внутрь, и Эндрю не хотелось возвращаться к дороге.
– Джейн, ты уверена? – переспросил он. – Я не тороплю тебя.
– Да. Я уверена. Поехали ко мне.
Ускорившись, пока Джейн не передумала, они помчались обратно к центру Хармленда. Эндрю все еще не мог осознать, что она так неожиданно сама бросается к нему в объятия. Один вечер… Раньше для него не находилось и последнего места в списке ее планов, а всего лишь за один вечер она уже согласна провести с ним ночь. Все выглядело таким… резким, ненастоящим, неправильным. Что, если от волнения он сделает что-то не так, и навсегда потеряет ее?
А что, если близость не имеет той же ценности для Джейн, какой представляется ему?
Эндрю был в курсе, что она спала со многими парнями. Среди них не было ни одного знакомого, поэтому злиться или обижаться на предательство даже не имело смысла. Джейн так развлекалась – встречала какого-нибудь мальчишку, желательно еще младше нее, желательно вчерашнего школьника, проводила с ним ночь, а наутро забывала его лицо. Конечно, она не рассказывала об этом Эндрю напрямую, но он, как безумно влюбленный, обладал одной противной чертой – желанием следить за объектом своей страсти. Он тщательно выяснял, где и с кем Джейн провела вечер, и хотя очередной смазливый мальчик и причинял ему боль, Эндрю словно стремился всласть помучиться от ревности.
Вдруг для нее он не больше, чем один из таких пареньков? Даже нельзя сказать, что они пользуются Джейн – это она их использует и выбрасывает вместе с порванными презервативами.
Машина продолжала мчаться по улицам большого города, который не собирался засыпать.
У самого порога Джейн неловкими движениями сбросила с уставших ног туфли и прошла в комнату, увлекая Эндрю следом. Он держал ее за руку и безвольно шел, стараясь приучить глаза к темноте и начать ориентироваться в незнакомом ему доме. Остановившись, он ощутил тепло ладоней на лице.
– Ты слишком высокий, – послышался ее шепот, – я не могу дотянуться к твоим губам.
Загорелся свет. Джейн сняла пиджак, откинув его яркое пятно в сторону, и осталась в широких брюках и обтягивающей фигуру белой майке с тоненькими бретельками. Эндрю заметил, что сквозь ткань просвечивались бугорки напряженных сосков. Наклонившись, он медленно и чувственно поцеловал ее в губы, одной рукой привлек к себе, а другой сжал грудь.
– Ты не носишь белье? – спросил он, оторвавшись от поцелуя.
– По настроению.
Страсть распаляла Эндрю, и, становясь более смелым, он снял с нее майку, оставив выше пояса только золотую цепочку с крошечной подвеской. Кожа Джейн вздрагивала под левой грудью – там, где билось сердце. Она нетерпеливо потянулась к ремню его брюк, но он жестом остановил.
– Я бы хотел принять душ. Ты покажешь мне, где?
– Вон та дверь, – она махнула рукой в коридор, уже явно чем-то недовольная.
– Джейн, пойдем вместе? – Эндрю подбирал слова. – Так мы привыкнем друг другу.
Она нехотя кивнула.
Струя воды мощно била сверху, создавая приятный расслабляющий шум. Освободившись от всей одежды, они вошли в кабину. Пар оседал на пышных волосах Джейн, оставляя крошечные капельки, похожие на росу. Эндрю заглянул в ее карие лучистые глаза – они горели требовательным желанием.
«Смотрит ли она так же на других? Или этот взгляд предназначен лишь для меня?»
Капли воды стекали по рельефному торсу. Джейн захотелось ощутить на себе тяжесть спортивного мужского тела. Отдаваясь чувствам, она прижалась к нему и со всей страстью впилась в губы. Эндрю тихо вздохнул. Тела сплетались все теснее, руки гладили вымытую кожу друг друга, и дыхание становилось чаще. Возбуждение разгонялось по артериям, и кончик горячей плоти коснулся живота Джейн. Стараясь не намочить волосы, она сделала шаг назад, потянув Эндрю за собой.
– Можешь не медлить, я готова.
– Хочешь остаться здесь?
– Мне нет разницы.
– Я возьму защиту.
– Я принимаю таблетки.
«Принимаю таблетки! – крутилось в голове Эндрю, пока они, не прерывая поцелуев, шли к кровати. – Неужели ей настолько плевать на собственное здоровье, что она спит с мужиками даже без презервативов? Откуда она знает, что они не больны никакой дрянью?»
Рухнув на постель, Джейн легла на спину и без смущения развела колени. Ощутив, как горячие губы Эндрю проскользнули вниз по внутренней стороне бедра, она расхохоталась и запрокинула голову, приготовившись получать удовольствие.
Томление, уверенные движения языка, руки Эндрю, крепко сжимающие ее грудь… Хотелось, чтобы время остановилось, замерло. Дыхание Джейн становилось глубже, быстрее, а на груди выступили крупные капли пота. Эндрю прислушивался к реакциям ее тела, подстраивался под них, изучал Джейн, старался удовлетворить. Напряжение внутри росло; Джейн чувствовала, как оно собирается в животе, вот-вот готовое разлиться, но чего-то не хватало. Она сильнее запрокинула голову и зажмурила глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущениях. Вдруг Эндрю сделал непривычное движение, и сосуд эмоций внутри лопнул. Наслаждение наполнило Джейн, и из нее вырвался один-единственный стон. Отдаваясь потоку, она подтянула расслабленные онемевшие ноги к животу, как Эндрю вошел в нее. Из-за обостренной чувствительности толчок показался резким, почти причиняющим боль. Она недовольно вздохнула, но Эндрю уже навис над ней, не дав до конца насладиться и без того слабеньким оргазмом. Поцелуй его показался безвкусным, а движения – бесстрастными. Он убрал от лица ее волосы, пропустил локоны между пальцев и слегка сжимал их вместе с покрывалом, когда чувствовал, что теряет рассудок.
Джейн поняла, что ее возбуждение стихает, и попыталась представить на месте Эндрю какого-нибудь парня, кто трахал ее так хорошо, что она чувствовала себя влюбленной. Но на ум не пришел никто – все воспоминания о сексе сливались в сплошное серое пятно. Кажется, все мужчины совершенно одинаковы. Одинаковы их накачанные в зале мышцы, одинаковы движения, одинаковы сдерживаемые постанывания, одинаков бегущий по раскрасневшейся шее и груди пот…
Эндрю, похоже, испытывал неподдельное удовольствие от своих скучных подергиваний, и обида захлестнула Джейн. Ей не хотелось предоставлять кому бы то ни было услуги наслаждения, не получая своего взамен. Внезапно она почувствовала себя совершенно лишней, ненужной, пустой, одинокой в этой комнате, где мужчина, влюбленный в нее, занимался с ней сексом… Кое-как дождавшись, когда Эндрю закончит, она быстро вытерлась и убежала в душ, избегая взгляда нового любовника.
Вымыв разгоряченную и сухую кожу гелем со сладковатым запахом, Джейн выключила воду и присела на пол душа, потирая шею и стараясь не расплакаться. Ей хотелось переспать с Эндрю, чтобы хоть что-нибудь для себя прояснить, но в итоге она запуталась еще больше. Часы показывали около половины второго. Перед глазами пронеслись образы матери и отца, убеждающих ее, какой хороший парень Эндрю Беллер – такой никогда не обидит ее, не причинит никакого зла.
«Ну что у меня за сердце? – всхлипнула Джейн. – Почему я никак не могу полюбить хорошего человека? Я знаю, знаю, что он хороший… Только почему я ничего не чувствую?»
– Все в порядке? – внимательно спросил Эндрю, когда она вышла.
– Да. Конечно, – она уже расстелила половину кровати.
– Мне остаться или уехать?
Сердце Джейн сжалось.
– Останься.
Собственный голос показался ей чужим.
– До утра или…
– Насовсем.
В лице Эндрю мелькнуло облегчение. Лежа в постели, Джейн слушала звук льющейся воды из ванной. Огни города отражались на призрачно-бежевых стенах комнаты, погруженной во тьму. Вскоре она услышала шорох одеял и почувствовала, как Эндрю лег позади, обвивая руками ее тело.
«Только бы не снова… Не знаю, как перенесу это во второй раз…» – промелькнуло у нее в голове.
От осознания, что еще не раз придется спать с Эндрю, если уж она решила быть с ним, Джейн придавило непонятным бессилием.
– Я так счастлив, что ты позволила мне сблизиться с тобой, – прошептал он, целуя ее затылок. – Я люблю тебя, Джейн. Я никого еще не желал так, как тебя.
И почему же хороших людей никто не любит в ответ?
4.
Следующие пару месяцев Джейн вела себя так, будто окончательно смирилась – и с самим Эндрю, и с их спонтанными отношениями. Трудно ужиться с характером даже того, кого хотя бы немного любишь, и Джейн усилием воли пыталась принять Эндрю таким, какой он есть. Она бы хотела его полюбить, но не получалось, и ее сводили с ума противоречивые чувства – отвращение к обычным чертам Эндрю и бесконечная вина за то, что собственное сердце ей было неподвластно.
Джейн переехала к Эндрю; они жили в одном из модных районов, в квартире, за которую Беллер, между прочим, все еще выплачивал кредит. Хармленд называли «городом богачей», и это было правдой. Только вот никто не упоминал о том, что вся роскошь, дороговизна, все вещи, которые стоили дороже, чем заработок бедного за год, – все это приобреталось в кредиты. Не нашлось бы ни одного «богача», кто бы не поддался соблазну и не позаимствовал у себя же самого немного денег из будущего, чтобы с удовольствием потратить их в настоящем.
Поэтому Эндрю платил кредиты за машину и квартиру. И он не догадывался, что стал заемщиком еще одного капитала.
Джейн слишком быстро и необдуманно согласилась открыть для него сейф своих чувств, но никто из них не знал, как скоро они закончатся, и Эндрю вновь превратится в должника.
И в еще одном банке Хармленда неожиданно иссяк капитал – Фархат устал любить Фатиму.
С каждым днем они становились друг от друга все дальше и дальше. Некогда влюбленные, они не заметили, как перестали быть друг для друга кем-то большим, нежели просто партнеры по танцам. Все реже Фархат проводил выходные дома, и все реже Фатима ждала, что он вернется.
Сидя в небольшой квартире, в комнате, освещенной последними лучами заката, она погружалась в воспоминания. О доме, о матери, об отце, о родных краях – обо всем, что однажды оставила позади. Когда-то, будучи подростками, они с Фархатом договаривались о тайных встречах. Фатима садилась у окна и занимала руки книгой или вышиванием, то и дело поглядывая, когда же мимо решетчатых окон пройдет парень с роскошными волосами. Едва заметив его, она все оставляла, и, накинув на голову платок, выходила из дома.
От этих воспоминаний, так согревающих душу одиноким вечером, теперь не осталось ничего.
Фатима больше не покрывала голову. Родившаяся на Востоке, она мечтала жить, как женщины из журналов, которые ввозились контрабандой и читались украдкой в зашторенных спальнях. Она мечтала распускать волосы и носить открытую одежду. Познать радость любви с тем, на кого укажет ее сердце, а не ждать, когда старшие устроят брак с юношей, соблюдающим Священную Книгу и совершающим молитву пять раз в день.
Сердце Фатимы давным-давно указало на Фархата.
Она не представляла свою дальнейшую жизнь как-нибудь иначе. В мечтах и планах Фархат присутствовал неизменно и неоспоримо, – и даже недовольство отца не могло бы вычеркнуть его из этих надежд. У юношеских чаяний есть одна досадная черта – они сбываются настолько редко, что время превращает их в пыль. В сердце же след остается на долгие годы, как невидимая царапина, которая отзывается слабым жжением боли, стоит только неосторожно прикоснуться. Будучи совсем юной, Фатима мечтала о большом светлом доме, полном детских голосов и музыки. Чем старше она становилась, тем меньше простора оставалось в воображаемом доме, звуки стихали, танцы заканчивались – и Фархат заполнял собой все пространство.
Решение убежать на другой континент, на Запад, туда, где в воздухе пахнет не сладостями и маслами, а свежестью океанов и свободой духа, далось Фатиме непросто. Теперь, сидя на узком подоконнике старой съемной квартиры, которая, судя по глубочайшим трещинам на несущих стенах, могла быть свидетельницей Золотого века Голливуда, Фатима размышляла. Что именно заставило отречься от дома и пуститься в чужие края, сбросив по пути чадру, но оставшись практически босой?
Она сбежала вместе с Фархатом. Следом за ним. Ради него.
И почему те, кого мы так любим, никогда не ценят наши жертвы?
Объятые мягкой тишиной предрассветного города, двое молодых людей прогуливались по пустым улицам. Розовые лучи солнца, еще не видимые с высоты человеческого роста, уже отражались в стеклянных вершинах небоскребов. Наблюдая за их скользящими, пронизывающими, изгоняющими предутренний мрак движениями, Фархат шел, погруженный в свои мысли.
«В это время я бы принудительно совершал предрассветную молитву. Или нет?.. Здесь часы сильно отстают от Египта и Магриба. Получается, мусульмане, живущие в Хармленде, молятся неправильно? Нужно будет сказать Фатиме – в молитвах уже нет никакого смысла… Какой прок молиться в неподходящие часы? И какой прок молиться, если за все годы тебя так никто и не слышит?»
– Фархат, о чем ты так задумался?
Девушка с длинной косой светло-русых волос, перетянутой у лба узенькой повязкой, шлепала по пыльной обочине в пляжных сланцах. Широкая юбка скрывала ее небольшую хромоту. Она заинтересованно посматривала на Фархата, щурясь от бликов восходящего солнца.
– Я подумал, что могу не молиться. У этого есть веские основания.
– Что? – раздался ее смех. – Ты разве молишься?
– Уже нет. Но как только мы… я приехал сюда, я старался не пропускать молитвы.
– И зачем?
– Не знаю. Я привык.
Она щелкнула языком.
– Я ни разу не молилась. Даже когда помирала, все равно в голову не приходило. Зачем бы?..
– У вас это не обязательно. Вас больше не воспитывают так с самого рождения.
– А у вас?
– А у нас – обязательно.
– Тогда почему ты сегодня решил, что тебе можно не молиться?
– Потому что, – несколько растерянно ответил Фархат, – я уже запутался, где «вы», а где «мы». И что я должен делать, оставаясь как «мы», и что мне следует делать, как «вы», живя среди вас. Я даже не могу сказать, к кому я теперь принадлежу.
Они остановились и присели на низкую ограду парка, игнорируя табличку «НЕ САДИТЬСЯ».
– Кажется, ты слишком запариваешься из-за ерунды, Фархат.
Он обхватил себя за плечи джинсовой куртки, раскачиваясь на весу.
– Для тебя ерунда, что я запутался в себе?
Девушка легонько хлопнула его по плечу.
– Запутываются только те, кто много в чем-то путается.
Фархат вздохнул.
– Забудь.
– Это ты забудь, – продолжила она. – Сколько раз мы уже с тобой гуляли? Три? Пять? Почему опять чудаческим образом выруливаем к тому, что ты тоскуешь по родине?
– Кто? – удивился Фархат. – Я?
– Ну не я же. Кстати, я знаю, что ты живешь с подругой.
– Откуда?
– Мне рассказали.
Фархат недовольно повел плечами.
– И кто же?
– Неважно. Тебя знает здесь много отребья. Видно, ты общительный.
– Предпочитаю не умереть от тоски.
– Если что, – она аккуратным жестом отбросила черные пряди с его лица, – мне все равно, с кем ты там живешь. Даже если вы женаты. Вы же вроде женитесь с десяти лет, да?
– Неправда.
– Раз говорят, значит, правда. Даже если ты женат – я не обижаюсь. Я не ищу чего-то серьезного.
Он перестал крутиться и внимательно посмотрел на нее.
– А чего же ты ищешь?
– Легкости. Свободы. Кайфа. Удовольствия. А ты?
– А я, – протянул Фархат, – я ищу то, что не оставит меня равнодушным. Отчего мне вновь захочется жить.
– От меня тебе не хочется жить?
Ему пришлось честно ответить:
– Нет.
Солнечный диск из розового свечения превратился в светло-желтое пятно на безоблачном небе. Город просыпался – звуки проезжающих автомобилей, сигналы светофоров, разговоры утренних спортсменов доносились до Фархата и его подруги. Такие знакомые появлялись в его жизни с неизменной регулярностью, и каждая новая подружка чем-то походила на предыдущую. Все, что хотел сделать Фархат – сбежать вновь. Сбежать от Фатимы, от невыносимой тяжести ее любви, которая, словно ошейник, затягивалась, сдавливая горло. Он нарушил тысячу обещаний, данных Фатиме в порывах влюбленности, в моменты страсти, в минуты отчаяния, и ни одного из них так и не смог выполнить. Но готовность Фатимы верно ждать раздражала его, заставляла чувствовать себя виноватым.
Ведь так невыносимо – когда от тебя ждут того, что ты дать никогда не сможешь.
Услышав ответ, девушка только пожала плечами.
– Так и знала.
Она улыбнулась, и улыбка эта казалась искренней. В ней не читалось ни сожаления, ни разбитых надежд.
«Ей все равно, – подумал Фархат. – Ей все равно».
Совсем иначе улыбалась Фатима – за каждой ее эмоцией неумело пряталось разочарование. Даже когда слеза готовилась сорваться с ее темных ресниц, Фатима сглатывала, делала над собой усилие, и растягивала губы в широкой, открытой улыбке.
И выглядело это еще более ужасно, чем если бы она просто разрыдалась, обнаружив в действиях Фархата очередной обман.
– Хочешь увидеть настоящий восточный праздник? – он перевел тему, и голос его зазвучал веселее.
– А что для этого нужно?
– Ты наверняка уже знаешь, где я работаю?
– Вроде как в ночном клубе?
– Да. Я танцую в «Исиде». Хозяева немного помешаны на экзотике – и открыли заведение в арабо-египетском стиле.
– Ого! – удивилась девушка. – Я слышала, этот клуб для очень богатых людей. Как ты туда попал?
– Воля случая. Мои корни здесь пригодились. Я познакомился с человеком, который мне помог. Да, там тусуются одни богачи – они даже покупают абонементы. Я слышал от промоутера, что скоро готовится большой вечер. Кажется, в семье владельца будут что-то отмечать, глядя на танцы голых мужчин и женщин. Я могу провести тебя по черной лестнице, посмотришь из-за кулис – конечно, если не попадешься администратору.
– Не знаю. Ты тоже будешь танцевать?
– Конечно! Многим нравятся мои номера, – он демонстративно перешел на шепот и приложил ладонь к губам, – особенно мужчинам…
– Шутишь, что ли?
– Ничуть!
– А мы поместимся там все?
– Кто – все?
– Все те, кого тайно проведешь посмотреть на твои танцы…
Они рассмеялись. В компании друг друга ощущалась легкость – но легкость эта приносила пустоту. Они знали, что их отношения не продлятся дольше недели или двух… Но все равно продолжали встречаться: Фархат тайком от Фатимы, а девушка – тайком от никого. В жизни ее не было тайн, а значит, не было места и разочарованиям.
Каждое утро Эндрю просыпался на рассвете. Неважно, во сколько он засыпал вчера, чем занимался перед сном – наутро он старался покинуть постель как можно раньше. Беллер искренне считал, что нет никакой пользы валяться в кровати до самого обеда – гораздо правильнее было бы в это время сходить на пробежку или же съездить в тренажерный зал. В тот месяц погода еще позволяла по утрам заниматься на открытом воздухе, и Эндрю, просыпаясь по будильнику ровно в 4:45, отправлялся в сквер. Площадка с простыми тренажерами, доступная для всех желающих, свежий воздух, еще не пропитанный дневным зноем – кажется, даже в Хармленде можно найти бесплатные удовольствия. По крайней мере, Эндрю это удавалось.