От дам-патронесс до женотделовок. История женского движения России
Эти вопросы объявлялись значимыми для всего общества, поскольку
в основе женского дела положены идеи, от которых человечество вправе ожидать самых плодотворных результатов, что задача этого дела, несмотря на свой специальный характер, клонится к пользе всех людей вообще, без различия пола, и имеет в виду установить между ними лучшие отношения433.
Среди авторов журнала также были известные писатели и публицисты – В. А. Слепцов, П. А. Ткачев, Г. И. Успенский, Н. Аров, А. Михайлов, П. Л. Миртов (Лавров). Журнал привлекал интеллектуальные женские силы: так, Е. И. Конради писала о женских инициативах в других странах. Появились статьи другой тональности: не только назидательные, обращенные к женщинам, но и обличительные в отношении «векового эгоизма мужчин»434.
Но дальше этого дело не пошло, программа осталась на бумаге, журнал представлял собой литературно-публицистическое издание средней руки. Ожидания публики оказались обманутыми. Судя по встречавшимся в прессе упрекам в несоответствии журнала заявленной программе, можно предположить, что потребность в обсуждении проблем женщин существовала. Так, «Отечественные записки» рекомендовали «Женскому вестнику» хотя бы перепечатывать «судебные процессы и газетные известия, в которых затрагивается его специальность. Для этого ведь не требуется ровно никакого труда и таланта»435. А между тем «мы лучше узнали бы тогда общественное и семейное положение женщины, ее права и обязанности <…> узнали бы, как она в разных слоях общества воспитывается, выходит замуж, живет вдовой <…> что думает, чувствует, к чему стремится»436. Подобную информацию, считал обозреватель «Отечественных записок», «можно бы узнать обстоятельно» из «массы женских процессов <…> Последуйте-ка моему совету! А покуда „Женский вестник“ даже и процессов не перепечатывает, я укажу на некоторые из них <…> – Одна деревенская баба вышла от живого мужа за другого – Ого!»437.
Журналы «Женские работы» (1872–1874, Е. Ф. Сафонов), «Женское образование» (1876–1891, В. Сиповский), «Женский труд» (1880–1883 гг., Ф. Гетце) продолжали формирование женской прессы.
Появление женских журналов как журналов, «издаваемых женщиной для женщин», то есть инициируемых, редактируемых и написанных женщинами о женских проблемах с позиции «изнутри», произошло в конце XIX века. К первым таким изданиям следует отнести литературный и научный журнал «Друг женщин» (1882–1884, редактор-издательница М. М. Богуславская, с конца 1882 года – А. И. Волкова), литературный журнал «Женское дело», редактор-издательница А. Н. Пешкова-Толиверова (1899–1900, СПб.) и «Первый женский календарь» (ежегодник) П. Н. Ариан (1899–1915, СПб.).
Особенность этих изданий – опыт озвучивания женских проблем в интерпретации самих женщин. На страницах этих изданий шел поиск и разработка новой концепции женского журнала, отличной от уже утвердившейся, формирование женской журналистики в смысле выхода из традиционной парадигмы письма о женщине, из круга привычно освещаемых тем и обнаружения новых проблем женщин.
Определение этих изданий как ранних феминистских правомерно. Эти журналы формировали новую концепцию женщины, развивали язык, выводя его за рамки мужских определений, то есть создавали новый дискурс и тем самым другую культуру – «общую» – и в то же время отстоящую от нее. Эти ранние феминистские издания принципиально отличались от либерально-демократической и консервативной прессы, о которой наблюдательный критик писал:
противники женского вопроса в существе дела согласны с его адептами, что они желают того же в образовании и характере женщины, чего ищут и эмансипаторы438.
Этот, по сути дела, прогноз будущего раскола российских равноправок с либеральной интеллигенцией блестяще со временем подтвердился.
Только дискурс «идейной» женской прессы оказался по сути своей протестным и противостоял встречным дискурсам – либеральному, радикальному и консервативному, – когда речь заходила о проблемах, не лежащих на поверхности, а глобальных и глубинных.
Так, «Друг женщин» – это журнал, который «издает одна женщина, предоставляя в то же время свое издание всем женщинам»439. Главная задача журнала – создание возможности для женщин высказывать свое мнение «обо всем, что их касается, о своих нуждах и потребностях»440. Программа журнала акцентировала внимание на повышении самосознания женщины. Постоянными рубриками журнала были «Жизнеописания знаменитых женщин»; «Сообщения о деятельности женщин на различных поприщах»; «Дневник женщины» (женская публицистика); «По учебному делу».
В рубрике знаменитых женщин соседствовали святая Анастасия Утешительница – воплощение христианского идеала женщины, – и ее антипод Жорж Санд.
Статьи в разделе «Дневник женщины» отличались полемичным задором и наступательным характером. В частности, поднимались вопросы социального обеспечения работающих женщин:
Почему ей <женщине-телеграфистке. – И. Ю.> не полагается ни ученического жалованья, ни казенной квартиры, никакого повышения? На эти вопросы ответов нет. Надо вычеркнуть самою возможность их. А это и не трудно и необходимо441.
Раздел «По учебному делу» освещал борьбу за высшее женское образование, публикуя мнения значимых лиц в его поддержку, например письмо И. С. Тургенева слушательницам Женских врачебных курсов: «Поверьте, за вас в этом вопросе все честное на Руси»442 – или же комплиментарное письмо Дж. Ст. Милля к устроительницам Высших женских курсов.
Позднее в журнале появились рубрики «Библиография публикаций женщин-писательниц» и «Судебный отдел», посвященный обсуждению гражданских прав женщин и освещению судебных процессов над женщинами. Для формирования феминистского дискурса первый раздел был не менее важен, чем второй. Он презентовал женщин-писательниц как популяризаторов женского взгляда, женского мнения, женского опыта, которые уже давно получили трибуну, овладели языком и проблематикой и оказывали влияние на общество. Женщины-писательницы выступали субъектами социальной жизни.
Журнал активно вторгался в жизнь не только опосредованно, через популяризацию новых идей и новых представлений о женщинах, но и самым прямым образом. Например, пожертвования для Высших женских врачебных курсов в Петербурге принимались прямо в редакции журнала443.
Концепцию женщины – жены и матери потеснила концепция женщины-гражданки, стремящейся к индивидуальной свободе, к образованию, самореализации в профессиональном и интеллектуальном труде на пользу общества и много претерпевшей на этом пути.
Безыскусные вирши приверженцев «женского вопроса» иллюстрировали его основные темы:
Была невзгодная пораДля русских женщин: слишком малоСчастливиц избранных вкушалоПлоды духовного добра;От всех рассадников науки Стояли массы в сторонеИ к свету знания оне Вотще протягивали руки 444.(г-н Вейнберг,инспектор Коломенского женского училища)Кризис патриархатной семьи
Происходила ломка всех домашних и семейных отношений, воспитания детей, даже формы прически и одежды.
О. К. Буланова-ТрубниковаВыпьем мы за того,Кто «Что делать?» писал,За героев его,За его идеал.Из студенческой песниЗдесь рассматривается семья образованных классов, преимущественно дворянская, наиболее чувствительная к социальным изменениям.
Хорошо известно, что преобладающая в обществе форма семьи служит точным индикатором уровня модернизации общества. Одновременно с процессами урбанизации и индустриализации, развития индивидуализма и грамотности в обществах начинают преобладать нуклеарные семьи, состоящие из родителей и несовершеннолетних или неженатых детей.
Российское поместное дворянство традиционно проживало расширенной семьей. Расширенная семья включала в себя не только супружескую пару с детьми, но и родственников, не находящихся между собой в брачных отношениях, и даже не родственников. Не родственники не имели, как правило, своей семьи, хозяйства, источников существования и проживали в чужих семьях в силу патриархальных семейных традиций дворянства.
Внутрисемейные отношения в дворянских семьях также строились на патриархатных принципах, как и семьи других сословий России. Это выражалось:
– во всевластии главы семьи;
– в иерархичности внутрисемейных отношений;
– в строгой дифференциации ролей, функций и статусов в семье по полу и возрасту;
– в приоритете социальной роли члена семьи над его личностью445.
Автономия семьи от общества была слабой, что делало внутрисемейные проблемы публичными. Проступки и нарушения, такие как неуважение к родителям, адюльтер, аборт, превышение родительской власти и т. д., рассматривались «как уголовные преступления, то есть как преступления против общества и общественного порядка, а не как частные дела»446.
Семья стала той сферой жизнедеятельности общества, в которой противостояние новых и старых идеалов, идей, норм проявлялось особенно ярко, и, что очень важно, это касалось каждого члена общества.
Поиски нового социального идеала семейных и супружеских отношений развивались в контексте идей отмены рабства. Иерархические, патриархатные отношения в семье как бы увековечивали ненавистную абсолютную власть. Старая модель семьи – «старозаветная», патриархальная – одновременно угнетала и мужскую, и женскую личность и вызвала к жизни мощный протест со стороны молодого поколения.
Особенно угнетенное положение в семье занимала женщина, зависимая экономически, социально и психологически. Подчиненное положение женщины отражало ситуацию с гражданскими правами и свободами самих мужчин. Изменение положения женщины в семье осмыслялось российской интеллигенцией как необходимый шаг на пути реформ.
Молодое поколение пересматривало морально-этические нормы, зафиксированные в «Домострое»447 и перешедшие в официальную идеологию и частично в Свод законов Российской империи. И хотя на протяжении всего XVIII века и в начале XIX века власть главы семьи постоянно и неуклонно ограничивалась частными законодательными актами, но сила обычая поддерживала ее вплоть до рассматриваемого времени – конца 1850‐х годов.
В предреформенные и пореформенные годы шел процесс ломки традиционных внутрисемейных отношений, изживания архаических форм семейной организации, шел поиск нового социального идеала семьи: «почти в каждой из старых дворянских семей новая жизнь боролась за свои права среди развалин старой»448. В первые пореформенные годы это вылилось в критику семьи, разрыв молодого поколения со старым. Проблема «отцов и детей» стала характерной чертой 1860‐х годов. Семья воспринималась молодежью обоего пола как препятствие к личной свободе. «Мне то и дело приходилось быть свидетельницей, как молодежь обоего пола уходила из-под родительского крова»449, – вспоминала шестидесятница Е. Н. Водовозова.
Об этом писала С. В. Ковалевская:
Можно сказать, что в этот промежуток времени, от начала 60‐х до начала 70‐х годов, все интеллигентные слои русского общества были заняты только одним вопросом: семейным разладом между старыми и молодыми. О какой дворянской семье ни спросишь в то время, о всякой услышишь одно и то же: родители поссорились с детьми. И не из‐за каких-нибудь вещественных, материальных причин возникали ссоры, а единственно из‐за вопросов чисто теоретических, абстрактного характера. «Не сошлись убеждениями!» – вот только и всего, но этого «только» вполне достаточно, чтобы заставить детей побросать родителей, а родителей – отречься от детей. Детьми, особенно девушками, овладела в то время словно эпидемия какая-то – убегать из родительского дома. В нашем непосредственном соседстве пока еще, бог миловал, все обстояло благополучно; но из других мест уже приходили слухи: то у того, то у другого помещика убежала дочь, которая за границу – учиться, которая в Петербург – к «нигилисткам»450.
Следует напомнить, что то же самое сделала и сама С. В. Ковалевская, хотя и под прикрытием фиктивного брака, как и ее родная сестра А. В. Корвин-Круковская.
Толкали девушек на уход из дома не только причины социально-экономического порядка, но и осознание ценности своей личности, «требование жизни для себя», ощущение деспотизма патриархатной семьи, протест против рутинной жизни в семье с регламентацией, неизбежным подчинением и принуждением как определяющими моментами женской жизни.
Кризис семьи вылился в пренебрежение к единственно признаваемому законом церковному браку. Широкое распространение среди молодежи получил фиктивный брак. Это тоже была форма протестного поведения.
То, что фиктивный брак стал только что не разновидностью обычного брака в среде русской интеллигенции, свидетельствовал А. М. Скабичевский:
Фиктивные браки с целью освобождения генеральских и купеческих дочек из-под ига семейного деспотизма <…> сделались обыденным явлением жизни451.
Примеров множество: князь А. С. Голицын – выпускник училища правоведения – заключил фиктивный брак с А. Зайцевой, чтобы дать ей возможность получить заграничный паспорт и выехать из-под полицейского надзора. В. О. Ковалевский вступил в фиктивный брак с С. В. Корвин-Круковской, С. С. Синегуб – с Л. В. Чемодановой, Д. Рогачев – с В. Карповой и т. д. На политических процессах 1870‐х годов выявились десятки фиктивных браков452.
Появился даже соответствующий сленг: «доктор» – фиктивный жених, «брат» – фиктивный муж, «консервы» – фиктивная семья. В среде разночинцев, прогрессистов утвердились собственные, внутригрупповые нормы поведения и морали. Так, например, считалось, что «порядочный человек» не может отказать девушке в фиктивном браке. По словам Н. В. Шелгунова,
фиктивный брак был, конечно, мерой отчаянной <…> Он являлся последним средством для выхода, когда не оставалось никаких других средств. Конечно, он был явлением ненормальным, но ведь и порядок, вызвавший его, был тоже ненормальным453.
Поиски нового идеала супружеских отношений, новых форм брака шли в среде образованных классов – дворянской и разночинной. Большинство соглашалось со мнением, что старая семья с ее писаными и неписаными законами, нормами поведения, духом подчинения себя изжила, что нужна семья новая, построенная на более разумных началах.
Традиционный, иерархический брак перестал соответствовать представлениям и ожиданиям части «новых женщин». Такие известные женщины, как М. В. Трубникова, Е. И. Конради, В. Н. Фигнер, княгиня-нигилистка З. С. Оболенская, писательница Е. В. Салиас де Турнемир (Евгения Тур), О. Р. Скарятина454, были инициаторами разрыва с мужьями, зачастую по «несогласию во взглядах». Уход женщины от мужа в образованных имущих классах стал явлением возможным, только что не обыденным. В какой-то степени этому способствовало российское законодательство, по которому женщина сохраняла контроль над собственностью как полученной в наследство, так и приобретенной на ее имя во время замужества.
Отношение со стороны современников к этому явлению было сдержанно-негативным. Но общественное мнение уже не было единодушно, его контроль и диктат ослаб.
«Новые женщины», или «женщины с претензиями», по терминологии XIX века, внедряли практику неоднократного замужества. Примерами могут служить Л. П. Шелгунова (1832–1901) – трижды или четырежды вступившая в брак, дважды состояла в браке Е. И. Ценина-Жуковская. Один брак был, как правило, официальным (церковным), все остальные – гражданскими. Сочетание эмоционально-чувственной стороны брака с общими взглядами и идейными убеждениями супругов виделось идеалом брака.
Деятельность женщины в публичной сфере, ее самоопределение и самоутверждение – один из компонентов этого идеала. Поддержка устремлений женщины мужем – другой. Жизнь демонстрировала такие образцы. Та же Л. П. Шелгунова на протяжении всей своей жизни активно работала и в революционно-демократическом движении, и на литературном поприще455 и всегда находила поддержку у всех своих мужей. Она называла себя рабочей единицей. Е. И. Ценина продолжала свою писательскую и общественную деятельность и после своего второго брака – с Ю. Г. Жуковским. М. А. Бокова-Сеченова стала известным врачом и всегда получала поддержку своих мужей Петра Бокова и Ивана Сеченова.
Какая-то часть «новых женщин» отказалась от замужества. Примером могут служить известные общественные деятельницы Н. В. Стасова, М. К. Цебрикова, М. И. Покровская, А. Н. Шабанова.
В демократических рядах реорганизация семейно-брачных отношений рассматривалась как необходимое условие социальных изменений «снизу». Разработка проблемы была начата Чернышевским. По Чернышевскому, чтобы добиться свободы и равенства в будущем обществе, нужно бороться с проявлениями рабства, начиная с себя – со своей личной жизни, со своей семьи, с положения в ней женщины. В своем дневнике Чернышевский записал:
По моим понятиям, женщина занимает недостойное место в семействе. Меня возмущает, кроме того, неравенство. Женщина должна быть равна мужчине. Но когда палка была искривлена в одну сторону, то чтобы выпрямить ее, должно много перегнуть в другую сторону. Так и теперь: женщины ниже мужчин. Каждый порядочный человек обязан, по моим понятиям, ставить свою жену выше себя – этот временный перевес необходим для будущего равенства456.
Другими словами, Чернышевский предлагает «позитивную дискриминацию» женщин, необходимую для их самоутверждения, психологической адаптации в новых социальных ролях.
Равноправность женщины в браке, право распоряжаться своим телом – основополагающие принципы нового идеала брака. Полная, безграничная свобода женщины в отношении себя самой, или, по элегантному выражению Чернышевского, «о праве сердца быть всегда свободным», рассматривалась как безусловная составляющая свободы женщины. Речь идет о свободе выбора женщины в сексуальной сфере, которая особенно сильно была табуирована в общественном мнении.
Чернышевский развил этот принцип в своем «учебнике жизни» для прогрессистов – романе «Что делать?». Муж не только должен признавать право жены на другую любовь, но и с уважением относиться к объекту ее любви, добровольно отойти в сторону, чтобы не мешать счастью, и оставаться с бывшей супругой и ее новым мужем в дружеских отношениях. Эта идея не вымысел писателя, Чернышевский увидел это явление в реальной жизни.
Подобные отношения существовали между супружеской четой Шелгуновых и М. Л. Михайловым – с конца 1850‐х годов Л. П. Шелгунова стала гражданской женой М. Л. Михайлова. Какое-то время они все жили в одной квартире. Дружеские отношения между участниками «треугольника» сохранялись. Практически такая же ситуация сложилась в семье петербургского врача П. И. Бокова. Его жена М. А. Бокова выбрала себе в гражданские супруги И. М. Сеченова. Все трое также одно время проживали общим домом, вместе принимали гостей, в частности «по случаю окончания экзамена Марии Александровны»457. В семье Панаевых – А. Я. Панаева с 1846 года на протяжении 15 лет была гражданской женой Н. А. Некрасова. Да и в жизни самого Чернышевского случилась подобная ситуация458. Поддерживать «интеллигентные» отношения друг с другом при фактическом разводе – новая нормативная установка в разночинной среде. Конечно, эти практики были вызовом существующим нормам морали, декларируемым российским законодательством и традицией. Брак в демократических рядах все более становился делом идейным с акцентом на общности интересов супругов и даже с некоторой долей отрицании чувственности459.
Крайняя точка зрения в спектре революционно-демократических воззрений на семейно-брачные отношения – принципиальное их отрицание. Эта позиция нашла выражение во взглядах С. Г. Нечаева, в его «Катехизисе революционера» (1869), и у П. Г. Заичневского в прокламации «Молодая Россия» (1862), в которой брак оценивался «как явление в высшей степени безнравственное и немыслимое при полном равенстве полов, а следовательно, и уничтожение семьи, препятствующей развитию человека, и без которого немыслимо уничтожение наследства»460.
Злободневной темой стал вопрос о форме брака. Церковный брак, в котором зависимость женщины была зафиксирована юридически и идейно, отрицался именно по этой причине. Предлагаемые альтернативные варианты брака: гражданский брак, к которому «общество относилось <…> с неизбежною полною снисходительностью <…> И рядом с законным браком распространилось теперь сожительство гражданское»; идеи о браке троих (Г. Гервег), четверых взрослых людей (Н. В. Шелгунов, 1865 г.)461 расширяли вариативность брака.
Распространено это явление было преимущественно в столицах. «Велико или не велико теперь число людей, признающих петербургский гражданский брак, но все-таки эти люди вредны и жертв их учения в наше время не мало…»462 – писал Лесков.
Кризис патриархатной семьи свидетельствовал о процессах эмансипации личности, развития индивидуализма, что самым непосредственным образом влияло на генезис общественных движений, и служил мобилизационным контекстом женского движения в частности.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
1
Айвазова С. Г. Идейные истоки женского движения в России // Общественные науки и современность. 1991. № 4. С. 125–133; Она же. К истории феминизма // Общественные науки и современность. 1992. № 6. С. 153–168; Она же. Женское движение в России: традиции и современность // Общественные науки и современность. 1995. № 2. С. 121–130; Она же. Русские женщины в лабиринте равноправия. М., 1998; Она же. Женское движение в России: опыт типологического анализа // Мужчина и женщина в современном мире: меняющиеся роли и образы. М., 1999. С. 29–37; Она же. К истории феминизма // Женщина в обществе: мифы и реалии. М., 2000. С. 43–57; Она же. Женское движение как ресурс модернизации России // Гендерная реконструкция политических систем. М., 2004. С. 641–656; Хасбулатова О. А., Кейфман Т. А. Интеллигенция и женское движение в России. Женщины России в XX столетии: уроки прошлого, реалии и перспективы. Иваново, 1993; Хасбулатова О. А. Эволюция российской государственной политики в отношении женщин. Обзор исторического опыта (1861–1917, 1917–1995) // Интеграция женщин в процесс общественного развития. М., 1994. С. 14–105; Она же. Опыт и традиции женского движения в России (1860–1917). Иваново, 1994; Она же. Краткая хронология женского движения в России (1860–1917) // Женщины и российское общество: научно-исторический аспект. Иваново, 1995. С. 3–22; Хасбулатова О. А., Правкина И. А. Традиции женского движения в России: история и современность // Женщина в российском обществе. 1997. № 1. С. 14–22; Хасбулатова О. А., Гафизова Н. Б. Исторические источники по проблеме формирования и развития российского женского движения, его взаимодействия с международными женскими организациями во второй половине XIX – начале XX в. // Женщина в российском обществе. 2000. № 2. С. 12–21; Они же. Женское движение в России: вторая половина XIX – начало XX века. Иваново, 2003; Хасбулатова О. А. Эволюция государственной политики в отношении женщин: обзор исторического опыта дореволюционного периода // Гендерная реконструкция политических систем. М., 2004. С. 329–353; Юкина И. И. Истоки женского движения в России // Все люди – сестры: Бюллетень Петербургского центра гендерных проблем. 1993. № 1–2. С. 41–45; Она же. Первый Всероссийский женский съезд // Женщина и российское общество: научно-исторический аспект. Иваново, 1995. С. 81–95; Она же. Забытая феминистка Ольга Шапир // Женщина и культура: Материалы науч. конф. М., 1997. С. 20–39; Она же. Доктор Шабанова // Харизматические личности в истории России. СПб., 1997. https://a-z.ru/women/texts/yukina1r.htm; Она же. Вопреки обычаю // Преображение: Русский феминистский журнал. 1997. № 5. С. 97–104; Она же. Ольга Шапир – идеолог российского феминизма // «Ей не дано прокладывать новые пути…»? Из истории женского движения России. СПб., 1998. Вып. 2. С. 92–127. https://a-z.ru/women/texts/ideologistr.htm; Она же (Yukina I.). Olga Shapir; Poliscena Sishkina-Javein // Encyclopedia of Russian Women’s Movement / Ed. N. C. Noonan, C. Nechemias. Westport, Connecticut; London: Greenwood Press, 2000. P. 69–72, 74–77; Она же. Ideology of the Russian Feminism. The First Wave // WMI Anthology. Issue of University Oulu. 2001. P. 92–102; Она же. Русские нигилистки // Гендерные исследования: Харьковский центр гендерных исследований. 2002. № 6. С. 231–234; Она же. Contested Ideological Issues of Early Russian Feminism // Crossing Borders. Remapping Women’s Movement at the Turn of the 21-st Century. Odense: University Press of Southern Denmark, 2004. P. 135–150; Она же. Женское движение России: ценз пола и суфражизм // Гендерная реконструкция политических систем. М., 2004. С. 279–299; Она же. История женщин России: женское движение и феминизм. 1850–1920‐е гг. Материалы к библиографии. СПб., 2003; Юкина И. И., Гусева Ю. Е. Женский Петербург: опыт историко-краеведческого путеводителя. СПб., 2004.