Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб

– А точно, что он? – не сдавался Буратино.

– Он, собака. Его Рональдо Бычок видел. С тех пор, гад, в порту не появляется.

– Да, – задумчиво произнес Пиноккио, – и что же нам теперь делать?

– Если он в твоей бригаде работает, то мы, конечно, не можем ему ничего сделать. Может, ты ни о чем об этом и не знал. Но теперь мы тебя в известность поставили. И тебе решать, отмазывать эту крысу или нам отдать?

Дело было сложное, и Буратино понимал это. Отдавать Луку на растерзание не хотелось, но и идти на прямой конфликт с портовой шпаной тоже. И если бы просто конфликт – это понятно, а тут вещь серьезная. Отмазывать крысу – потерять свой авторитет. И Пиноккио решил.

– Пацаны, – начал он, – дело паршивое. Но раз вопрос поднят – надо его решать. Может, Лука и крыса, но давайте вспомним, что сказала Иисус по этому поводу – Интересно, – заинтересовались пацаны, – а что же такого сказал Иисус по поводу крыс?

– Иисус сказал: «Кто сам без греха, тот пусть первый бросит в меня камень». Или, может, среди вас, пацаны, есть какой безгрешный? Или святой? Или великомученик, на худой конец?

– Может, и нету среди нас святых, – насупился судья,– но крыс тоже нет.

– Согласен, – сказал Буратино,– но как говорится, от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Сегодня ты, к примеру, судья и судишь Луку, а завтра, может быть, всё будет наоборот.

– Ну, может.

– Так не суди и не судим будешь. А человек, может быть, ошибся и теперь сам раскаивается, а вы ему сразу за это почки опускать.

– Так он же крыса, – вставил один из незнакомых, – а мы через него пострадали.

– Вот! -Буратино поднял указательный палец. – Теперь мы перешли к главному вопросу. Он виноват, а вы пострадали. Это и есть суть проблемы. А я, как человек, ратующий за справедливость, не хочу, чтобы по вине парня, работающего со мной, кто-то страдал, тем более такие честные и порядочные ребята. Поэтому,– Буратино достал две монеты по одному сольдо, – я предлагаю вас сатисфакцию.

Пацаны как-то нерешительно посмотрели на деньги. Конечно, им хотелось их взять, но они размышляли над тем, как это будет выглядеть в глазах других пацанов. А выглядеть это могло по-разному, смотря как повернуть. Ведь всегда мог найтись такой, который потом сказал бы: «Да они подняли весь вопрос из-за денег, они же шкуры»

– Парни, не надо думать, что я от вас откупаюсь, – продолжал Пиноккио, держа деньги на ладони, – но мне было бы неприятно работать с человеком, который закосарезил и косяк которого мне не удалось бы исправить.

– Всё равно мы деньги не возьмём, – неуверенно произнёс судья. – Что же мы, барыги какие-нибудь, со своих пацанов деньги брать?

– Так не берите, – радостно согласился Пиноккио, – я вам денег и не предлагаю, а это, – он подкинул на ладони монеты, – это маленький корефанский подгон от нашей бригады вашему портовому коллективу, чтобы впредь между нами не было косых взглядов. Идёт?

– Ну, если это корефанский подгон, – нехотя согласились пацаны, – тогда ладно.

– Конечно, пусть пацаны, потерявшие своё имущество, побухают и отдохнут как следуют, – продолжал Буратино, – а в следующий раз вы нас чем-нибудь подогреете.

– Ладно, – согласились портовые пацаны, – без базара. Вот у рыбаков понаворуем рыбы из сетей, вас позовём жарить.

– Мы придём, – пообещал Пиноккио, – только у нас в бригаде два паренька, так они вдвоём целую корзину рыбы съедят.

– Этого добра у нас хватает, – заверил судья, – пусть хоть каждый по корзине ест.

– А мы хлеба купим, винца, папирос, – улыбался Буратино, чувствуя, что вопрос решён, – только вы уж, парни, не обижайтесь на Луку. Не со зла он, а по дурости.

– Да чёрт с ним, – не обиделись парни и ушли.

А Крючок, не находивший себе места во время всего разговора, с надеждой в голосе спросил:

– Ну, что они сказали?

– Сказали, что, если будешь плохо шарик катать, они тебе ноги поломают, – смеялся Буратино.

– Да ну тебя, я же серьёзно.

– Всё нормально, не бойся. Они пригласили нас на ужин. Я пообещал, что придём.

– Я не пойду, – сказал Лука, – неудобно как-то.

– И слава Богу, – вставил Чеснок.

– Давайте лучше играйте, пацаны, а об остальном я позабочусь, – сказал Буратино.

В этот день они выиграли ещё четыре сольдо у одной страшно жадной, известной всему городу торговки. На этом им пришлось закончить, так как женщина, огорчённая проигрышем, развизжалась на весь порт:

– Ой, люди добрые! Что же это творится? Что же это происходит? Посреди белого дня жулик обыграл бедную вдову. Да ещё деньги обратно не отдаёт. Где полиция, где власти?

– Молчи ты, дура, – пытался урезонить её Чеснок, – как сама тухлой рыбой торговать, так тебе ни власть, ни полиция не нужна, а тут распричиталась.

– Ой, уйди, – сухо произнесла торговка и, переведя дух, заголосила с новой силой, – и нет закона в этом государстве, и каждый бедную вдову хочет разуть, раздеть.

– Нужна ты была, тебя раздевать, – прокомментировал Фальконе, – у тебя под одеждой жалость одна, да рыба тухлая.

– Это морда у тебя тухлая, – парировала обиженная вдова, – а меня даже полицейские щипают. Я ужас какая горячая.

– Послушайте, горячая синьора, идите отсюда подобру-поздорову, – посоветовал ей Пиноккио, – а то как бы чего не вышло.

– А то и вправду разденем, – пригрозил Чеснок.

– Ой, да я и сама разденусь, только деньги отдайте. Что же я без них делать буду, чем питаться?

Тем временем крики вдовы стали собирать любопытных, а сама торговка рвала на себе одежду, рыдала и требовала у Крючка денег.

– Ладно, пацаны, – тихо произнёс Буратино, – рассыпались, встречаемся на рынке.

Крючку дважды повторять было не надо. И видя, что общественное мнение не на его стороне, а на стороне ограбленной им вдовы, он дал стрекача. Один из зевак попытался было его догнать, но случайно споткнулся об ногу Рокко Чеснока, а в создавшейся суматохе Фернандо наступил на него. На этом погоня и прервалась. Остальные члены бригады, не торопясь, последовали за Крючком.

– Ой, глядите, да их тут целая банда, ограбили вдову и уходят! А ещё грозились раздеть меня и снасиловать. Держите их, люди добрые, полицию зовите!

Но видя, как тяжело поднимается с земли тот человек, который пытался догнать Крючка, никто вслед пацанам не побежал, а только смотрели осуждающе.

– Ну, что ж, – подсчитав деньги в конце дня, произнёс Буратино, он был удовлетворён сегодняшней работой, – немного, конечно, но лиха беда начало.

– А сколько? – поинтересовался Серджо.

– А как делить будем? – поинтересовался Фальконе.

– Денег мы выиграли шестнадцать сольдо, но два сольдо мы отдали портовым пацанам.

– Лучше мы бы им морду разбили, чем деньги отдавать, – заявил Фернандо.

– Когда я решу, – твёрдо заявил Пиноккио, – тогда и будем морды бить.

– Хорошо, синьор Буратино, – согласился Фернандо.

– Так вот, денег осталось четырнадцать сольдо. А делить мы их будем так. Каждый получит по полтора сольдо. Итого девять сольдо. Пять остаются.

– А эти пять сольдо вам, синьор Буратино? – поинтересовался Джузеппе.

– Нет. Они пойдут в общак.

– Какой ещё общак? – Джузеппе явно не был доволен каким-то там общаком.

– Это будут наши общие деньги, которые мы будем использовать на нужные для нас акции. Например, на подкуп полицейских.

– А, понятно, – невесело произнёс Фальконе, – а можно будет брать эти общие деньги на личные нужды?

– Нет, – твёрдо сказал Буратино, – для этого ты получаешь долю. Возьмёшь свои полтора сольдо – и делай с ними что хочешь, только не пропей, а то…

– Да, понятно, понятно, – вздохнул Фальконе, – это мне на новый костюм придётся долго копить.

– Копи, не торопись.

– А кто же будет хранить общак? – спросил Лука.

– Вопрос по существу, – сказал Буратино, – предлагаю хранителем общака назначить Чеснока. Надеюсь, возражений против этой кандидатуры не будет?

– Конечно, не будет, – заявил Фальконе, – но почему не я?

– Потому что, в отличие от тебя, Рокко не пропьёт общак, – отрезал Пиноккио, – итак, давайте голосовать: кто за кандидатуру Рокко, поднимите руки.

– Я, конечно, «за», – сказал Фальконе, поднимая руку, – только больно он молодой, чтобы ему такие деньги доверять.

Но на него никто не обратил внимания, и Рокко был утвержден единогласно, если, конечно, не считать его самого, так как он сам воздержался из скромности. Безусловно, парню было приятно, так как он был избран вторым человеком в банде.

– Вот тебе, общаковые пять сольдо, – сказал ему Буратино, вручая деньги, – а остальные дели по равным долям. Теперь мы все деньги будем отдавать Рокко. Вопросы есть?

– Есть, – вопрос был у Фальконе, – мы вообще все деньги будем отдавать ему?

– Нет, только те, что заработали вместе, а те, что ты заработаешь сам, твои. Понятно?

– Теперь понятно, – облегченно вздохнул Фальконе.

После этого состоялась первая выдача зарплаты, причём Чесноку пришлось даже сбегать в лавку для размена монет. Получив деньги, бандиты разошлись по домам, довольные, предварительно договорившись встретиться на следующий день после школы. А Чеснок домой не пошёл, он догнал Крючка, который пошёл воровать арбузы, и заговорил с ним:

– Ты знаешь, Лука, хороший ты, конечно, парень, но есть в тебе какая-то невнимательность.

– Это ты о чём? – насторожился Лука.

– Это я о том, как ты разговариваешь с Буратино.

– А как я с ним разговариваю?

– Невежливо. Ты слышал, что к нему все обращаются не иначе как «синьор Буратино»?

– Слышал, – сказал Крючок, – только не все, да не все. Ты-то его просто зовёшь по имени.

– Так я его друг. Вот когда он назовёт тебя своим другом, тогда и ты его по имени звать будешь. Понятно?

– Понятно, – нехотя согласился Лука.

На том они и расстались.

Следующий день, хотя и обошёлся без потасовки, но таким удачным, как предыдущий, уже не был. Бригада, конечно, выиграла, выражаясь языком специалистов, – подняла всего семь сольдо.

– Итого: всем по одному сольдо, – подсчитал Чеснок, – и один сольдо в общак.

– Разве ж это деньги, – расстроился Фальконе, – стараешься, стараешься, из сил, можно сказать, выбиваешься, а всего один сольдо.

– Да, – согласился с ним Лука, и задумался, – порт – не лучшее место. Вот если б выходные на рынке поиграть?

Буратино промолчал, он видел, как все выжидательно глядят на него и ждут его слова. Ему было приятно ощущать ту уверенность, которая была в глазах его дружков. «Наш синьор Буратино решит этот вопрос, ему это раз плюнуть», – читал он в их взглядах. Но если быть честным до конца, он сам этой уверенности не испытывал.

– Ладно, – после долгого раздумья произнёс он, – под лежачий камень – вода не течёт. Завтра – суббота, завтра и попробуем.

Если рассматривать Пиноккио объективно, надо признаться, что парень был, безусловно, талантлив, он сочетал в себе желание работать и желание учиться. Также ему были присущи такие качества, как целеустремленность, смелость и гибкость ума. Он не пасовал перед трудностями, а всегда пытался их преодолеть. Работать и учиться было непросто, ведь он возвращался домой, когда темнело. Тем не менее, уроки он делал весьма прилежно и подходил к этому вопросу ответственно.

Мне, как исследователю, непонятно, почему оба автора не акцентировали внимание читателя на этих качествах его характера. Мало того, Буратино выглядит в их работах недалёким шалопаем, который продаёт свою азбуку, чтобы купить билет в театр. Я заявляю: никогда! Никогда бы он так не поступил. Это становится ясным, как только вы возьмёте в руки архивные документы из гимназии. Вот, к примеру, журнал успеваемости. И что же мы видим напротив графы Джеппетто? Одни пятёрки. Есть, конечно, четвёрки, но их мало, и за весь журнал всего одна тройка. Тройка по греческому языку, смысл преподавания которого мне не очень-то понятен. Если латынь ещё и встречается где-то, то древнегреческий – давно уже мёртвый язык. И непонятно, зачем учить детей языку, на котором уже тысячи лет никто не разговаривает.

Впрочем, это неважно. А заинтересовала меня больше всего докладная записка классного руководителя на имя директора гимназии. Не любил нашего героя классный руководитель. Вот не любил и всё. И записочки мерзкие строчил, сигнализировал, так сказать, чтобы потом не в чем было его упрекнуть. Подстраховывался «педагог»: случись что, а у него записочка докладная за номером таким-то, и фразочка приготовлена: «А я же вам говорил, что этот Пиноккио Джеппетто – законченный мерзавец! Я вам сигнализировал, что же вы меня не слушали, синьор директор? А смысл записочки стандартный, ничего нового:

«Довожу до вашего сведения, что обучающийся в моём классе Пиноккио Джеппетто отличается примерной успеваемостью. Пользуется безграничным уважением среди подростков и обладает среди них непререкаемым авторитетом. Но авторитет и уважение он поддерживает при помощи запугиваний и грубой силы. Чем принуждает учеников к низкопоклонству. Считаю, что сей ученик является типом социально опасным. К тому же на уроке древнегреческого языка, не согласившись с выставленной ему оценкой, он подстрекал учащихся класса к бунту, чем вызвал срыв урока, после чего учителя этого языка, синьора Базамболи, ученики постоянно преследуют, кидая ему в спину комья земли и делая в его кабинете надписи непристойного содержания типа: «древнегреческий баран», «античная сволочь» и так далее.

Также довожу до вашего сведения, что благодаря виртуозной игре в карты, пристенок и чу Пиноккио Джеппетто постоянно имеет наличные деньги в недопустимых для его возраста количествах. И ещё он постоянно носит с собой самодельный нож и каретные рессоры.

Сегодня в приватной беседе в туалете гимназии Пиноккио Джеппетто заявил сверстникам, что работают одни дураки, а нормальные люди красиво живут. Считаю, что подобные речи развращают неокрепшие умы учеников, сея в них социалистические идеи и нежелание становиться полезными членами общества. Полагаю, что подобные речи противоречат нормам человеческой и церковной морали и являются антигосударственными.

Прошу сделать выводы из всего вышесказанного, во избежание потери контроля над ситуацией.

                                                 Колибри».

Вот такой учитель был у нашего героя. Впрочем, учителей, как и родителей, не выбирают. К счастью, на эту докладную записку директор наложил резолюцию: «Принято к сведению». И на этом её хождение прекратилось, а Буратино не попал на карандаш и тайную полицию. Пока что. Впоследствии он не только будет считаться «политическим», он станет одним из самых разыскиваемых людей королевства.

Но об этом, даст Бог, я расскажу в следующих книгах, а в этой мы продолжим свой рассказ о детстве и отрочестве нашего героя.

***

– Калабриа, – начал учитель, – ты хочешь получить хоть одну оценку больше единицы?

– Это в каком смысле? – насторожился Рокко, чуя, что дело пахнет неприятностями.

– Хотите ответить урок?

– У меня живот вчера болел. А какой вопрос? – спросил парень, надеясь, что знает тему.

– Ты когда-нибудь слышал о Гётезберге? – без особой надежды спросил учитель.

– Как же, слыхал, то скупщик старья из Слободы, известный мошенник, – сказал Рокко.

– Болван,– кричит ему кто-то из ребят, – того разбойника зовут Гинзбург.

– Всё ясно, – констатировал преподаватель, – опять кол.

– За что? – возмутился Чеснок. – Спросите что-нибудь ещё. Откуда же мне знать, кто такой был Гётезберг.

– Хорошо, подготовьтесь к вопросу: предпосылки гражданской войны Севера и Юга, а про Гётезберг нам ответит ваш друг Пиноккио Джеппетто. Надеюсь, что вы-то готовы?

– Я готов, – встал Буратино и вышел к доске.

– Ну, так расскажите нам, что случилось при Гётезберге.

– Там случилось крупное сражение, происходившее на территории Соединенных штатов. После ряда побед южан под руководством легендарного генерала Ли конфедераты вышвырнули захватчиков-северян с юга и перенесли военные действия на территорию противника. Прямо, можно сказать, к столице севера, к Вашингтону. Генерал Ли настолько уверовал в свою звезду и непобедимость, что искал встречи с главными силами севера.

– И что же?

– И нашёл их у городка Гётезберга, где и развернулось трехдневное сражение. Несмотря на крайне невыгодную позицию, Ли решил атаковать превосходящие силы противника. И проиграл.

– А почему он решил атаковать? – спросил синьор Колибри.

– Не знаю наверняка, но могу предположить.

– Попробуйте.

– Думаю, что секрет прост. В городе Гётезберге был огромный склад обуви.

– Обувь, – сказал учитель, – это, конечно, исторический факт, но при чём здесь ботинки и атака генерала Ли?

– Как это при чём. А кому, по-вашему, неохота получить ботинок на халяву? А генералу, надо думать, не одна пара досталась бы. И не две, – рассуждал Пиноккио.

– Интересно у вас получается, Джеппетто, – произнёс учитель, – вы хотите сказать, что величайшее американское сражение произошло из-за ботинок, что ли?

– Из-за большого количества ботинок, – уточнил Пиноккио.

– Любопытная теория, но достаточно спорная. Впрочем, если вы назовёте мне дату сражения, я поставлю вам пятёрку.

Буратино без запинки назвал дату.

– Пять, – сухо сказал педагог и, занеся оценку в журнал, посмотрел на Рокко, – ну те-с, сударь, вы знаете тему?

– А когда это я не знал, – нагло заявил Рокко.

В классе все засмеялись. Учитель стукнул по столу указкой, призывая учеников к тишине, и сказал:

– Спокойно, синьоры. Я понимаю, конечно, что подобное заявление синьора Калабрио приводит вас в состояние бурного веселья. Но всё-таки давайте его выслушаем. Прошу вас к доске, синьор Калабрио.

Рокко вышел к доске, где обычно чувствовал себя неуверенно, но на сей раз он был настроен на решительную борьбу за высокую оценку.

– Значит так, – начал парень, откашлявшись, – бедные и несчастные, замученные непосильной рабской работой на плантациях хлопка негры изнывали от непосильной работы на хлопковой плантации.

– Очень трогательно, – произнёс учитель, – мы все тронуты до глубины души и прониклись состраданием к бедным неграм. Поэтому больше можете не упоминать о хлопковых плантациях и непосильной работе. Только уточните, где изнывали эти бедные негры?

– Известно где, в Америке.

– Уточните, в какой Америке, Америк, знаете ли, много.

Это заявление учителя поставило ученика в тупик. Для Чеснока и одной Америки было много. А оказалось, что их несколько.

– В Северной, – шепнул мальчишка с первой парты.

Учитель заметил это и пообещал ему:

– Оторву уши.

– В Северной, – нашёлся Рокко.

– Хорошо, продолжайте.

– В общем, изнывали они, изнывали на хлопковых плантациях, изнывали, изнывали…

– И что? Изныли? – спросил учитель.

– А эти на них деньги зарабатывали.

– Кто эти? – уточнил учитель.

– Рабовладельцы деньги зарабатывали, а негры изнывали.

– Понятно, негры изнывали. И так всё время? – спросил синьор Колибри.

– Ну, не всё время. Когда у них были выходные, они в Новом Орлеане блюз придумывали или степ какой-нибудь.

– Какие талантливые. И что же произошло дальше?

– А на Севере жили всякие люди-северяне, янки называются. И больно этих янков коробило, что плантаторы на неграх столько денег зарабатывают, а они нет, поскольку эти самые негры на их фабриках не работали. И было от этого янкам очень обидно. А ещё эти янки очень злились, что эти южане-плантаторы больно уж культурные были. Только их частенько ветром уносило.

– Каким ещё ветром? – не понял учитель.

– А я почём знаю, каким, может, северным, а может, восточным? В учебнике про то не сказано. В учебнике сказано про культуру Юга и про унесённых ветром. А кого, куда, каким ветром уносило, ни слова не написано.

– Продолжайте. А то ещё выяснится, что уносило их в терновник, где они благополучно пели, – сказал учитель.

– Песни или псалмы? – уточнил Рокко.

– Продолжайте, – настоял педагог.

– Вот значит, и началась у них война. И янки пожгли культурным южанам всякие города. И бились они неизвестно сколько.

– Почему же это неизвестно? – не поверил учитель. – И некоторым очень, даже очень хорошо известно, сколько лет они бились.

– Ну, может, кому и известно, – согласился Чеснок. – Бог им судья. В общем, бились они, бились и победили в конце северяне. И присоединили к себе Юг – не дураки авось. А негров освободили.

– Какая романтическая история. И что же стало с бедными неграми?

– Известно что, негры с Нового Орлеана в Нью-Йорк переехали.

– Зачем?

– Как зачем, чтобы на фабриках работать. И чтобы северяне-фабриканты начали на них денежки зарабатывать.

– Ну и как? Получилось?

– Куда там, – усмехнулся Чеснок, – негры, они, конечно же, негры, но не совсем уж и дураки. Они все стали безработными, кому охота на фабрике горбатить. Стали получать пособие. Наркотиками приторговывать. Забросили свои дурацкие блюзы со степами и изобрели себе брэк-данс, хип-хоп и рэп. В общем, стали счастливы.

– Какая удивительная трактовка учебника, – сказал учитель и потёр очки, – вот хоть месяц я буду учебник читать, никогда к таким выводам не пришёл бы.

– А что же здесь такого удивительного? – насторожился Чеснок.

– Да нет там, в учебнике, ни про наркотики, ни про рэп, ни про блюз. Где вы всё это вычитали, любопытно узнать?

– В газетах, – ответил Рокко.

– А где вы такие газеты берёте?

– Да в порту. Там разные баре перед посадкой на пароход старые газеты выкидывают, а новые покупают. Вот я старые газеты беру и читаю.

– Ну, что ж, – подвёл итог учитель, – сегодня у нас был урок исторического мышления. И если я вашему дружку поставил пять, то вам мне совесть не позволяет поставить оценку ниже тройки.

– Тройки? – возмутился Рокко. – Что такое, какой ещё тройки?

В классе прошелестел ропот недовольства.

– Ладно-ладно, – улыбнулся учитель, – под давлением общественности и учитывая вашу сострадательность к несчастным неграм, поставлю вам четыре.

– Другое дело, – удовлетворённо улыбнулся Чеснок и сел на своё место.

После уроков вся банда собралась на рынке. У всех аж дух перехватило от скопления шумного, подпитого и денежного лоха.

– Ох-ох, сколько денег пьяных ходит кругом, – сказал Чеснок, – Буратино, если мы здесь не сядем играть, то всю жизнь потом будем жалеть.

– Знаю, – коротко бросил Пиноккио и пошёл среди толпы, выискивая полицейских.

Он нашёл двух сотрудников правоохранительных органов у лотков с мясом. Буратино знал одного из них. Это был тот самый толстый полицейский, который за один сольдо освободил Пиноккио от преследований Паджеро и его дружков. На сей раз полицейский не ел слив, так как потреблял груши. Груши были большие, сочные. И чтобы не капать на мундир, толстяк стоял в полупоклоне, но всё равно грушевый сок попадал на форму, что очень сильно расстраивало полицейского. Он на время останавливался, вытирал пятна на мундире рукавом и приступал к поеданию плодов снова. Второй полицейский не ел груш, он сидел на прилавке, слегка покачивая ногами, и пытался убить хоть одну муху дубинкой. Но делал он это довольно лениво, и по сему мухи кружили вокруг мяса весьма даже невредимые.

Некоторое время Буратино стоял невдалеке, наблюдая за полицейскими, собирался с духом. И после третьей груши, съеденной на его глазах, решился:

– Здравствуйте, синьоры полицейские, – вежливо поздоровался он, подходя к ним.

Оба полицейских оторвались от своих дел и неодобрительно посмотрели на мальчика. Посмотрели, но ничего не произнесли в ответ.

– Здравствуйте, синьоры полицейские, – уже громче сказал Пиноккио, подумав, что эти двое его не расслышали.

– Чего тебе? – спросил толстяк.

– Дубинкой по башке хочет, – ответил за Буратино неудачливый мухобой.

– Нет, синьоры, дубинкой я не хочу.

– Тогда что тебе нужно?

– Да так, ничего особенного, просто пришёл поздороваться.

– Поздороваться? – переспросил толстый полицейский. – А чего тебе с нами здороваться, мы что, знакомы что ли?

– Мы, наверное, даже друзья? – засмеялся мухоненавистник, – просто мы с тобой Пьетро, забыли, что у нас есть такой носатый дружок.

– А вот вы меня как-то из беды выручали, – обратился Буратино к пожирателю груш, – не помните?

– Выручать людей из беды – это наша святая обязанность, – важно сказал толстый, – для этого мы тут и поставлены.

«А я-то думал, вас тут поставили груши жрать да мух давить» – про себя усмехнулся Буратино, но сказал совсем другое:

– А знаете, синьоры полицейские, мы с ребятами в порту в напёрстки играли и случайно нашли два сольдо.

– Так, – сказал толстый, отбросив огрызок груши и вытирая руки об мундир, – где нашли?

Мухобой тоже насторожился.

– Вот и я думаю, – продолжал Пиноккио, – а не вы ли, синьоры полицейские, потеряли эти два сольдо? Дай, думаю, пойду, спрошу.