Жизнь Гегеля. Книга вторая
Темпы жизни его славянских и франконских жителей также контрастируют друг с другом. В этом городе он написал свою «Науку логики», опубликованную между мартом 1812 и июлем 1816 года, согласно датам на предисловиях. [Связь топографии города с написанной в нем книгой Гегеля пришла мне в голову спонтанно во время моего визита туда, хотя я бы добавил, что церковные башни усиливают ощущение движения]. Гегель описал социальную жизнь города в письме к Кнебелю (14.12.1810). Здесь:
«Гегель закончил свою „Логику“, которая воздвигла башни вечных категорий в стихии чистейшей абстракции».
Логика следует за «Феноменологией», которая была введением в систему. Если оставить в стороне развитие сознания до зрелости в «Феноменологии», то «Логика» является первой частью системы как таковой и тем самым служит для того, чтобы сделать понятной саму «Феноменологию», поскольку она показывает чистое знание само по себе, а не знание в отношении, а также дает, или, скорее, является примером метода, рекомендуемого в «Феноменологии».
Логика и метафизика, утверждает Гегель, отстают от других наук. Народ без метафизики так же удивителен, как народ без конституционной теории, замечает он. Разум достиг новой формы, но она нуждается в научном развитии. Гегель пишет:
«Как наука, истина есть чистое самосознание, развивающее себя, и она имеет форму самопознания; это само по себе есть известное понятие; понятие же как таковое есть само по себе». (448)
Таким образом, Гегель отвергает идею Логики как царства логических форм, безразличных к материи или содержанию знания. В логике мы имеем дело с объективным мышлением, с позицией, которую Гегель также называет метафизикой (например, в современной «Пропедевтике»).
Розенкранц рассказывает, что приравнивание Логики к Богу до сотворения мира поставило теологов в тупик, а затем пытается объяснить это, рассматривая ее как остаток. Гегель также вводил в ступор логиков, которые считали логические формы субъективными. Кроме того, позитивные науки скептически относились к явно априорному аспекту своего предмета. «Гегелю никогда не приходило в голову отрицать конкретное таким ленивым образом». (449) Скорее, природа является превзойдением/трансценденцией (d [épassement) Логики, как Разум – Природы. В логике нельзя найти многого, начиная с конкретных наук. Например, бытие – это не какое-то конкретное существо.
Терминология
В своей терминологии Гегель либо заимствует немецкий язык в том виде, в каком он развивался с XIV века, как, например, в Wesen, либо придумывает новые термины по греческой моде Платона и Аристотеля, хотя греки часто были более дерзкими, чем он (например, to ti en einai, entelecheia [сущность, конечное состояние]). Поэтому в немецком языке мы имеем:
– Fürsichsein
– Ansichsein
– Anundfürsichsein
– Sichselbstgleichheit
Это термины искусства в других словах, смысл которых наиболее полно раскрывается в «Логике», хотя они используются уже в «Феноменологии».
Содержание
Гегель сравнивает теорию силлогизма с арифметикой, как формы исчисления. Живая мысль, с другой стороны, должна знать, что противоречия не сводятся к нулю, что отрицательный результат в той же мере является положительным. Отрицается только конкретная вещь. Из обломков такого мышления возникает более богатая концепция.
Гегель признает достоинствами Канта выделение категорий как форм самосознания и раскрытие противоречия как свойства диалектического разума. Однако рассматривать категории как субъективные, а противоречие только как негативное – это, по его мнению, недостатки, поскольку разум имеет средства для преодоления противоречия и является лишь моментом утвердительного единства.
Гегель разделяет онтологическую и идеологическую (то есть объективную и субъективную) Логику, но со средней точкой сущности, где термины не переходят друг в друга, как в качестве, количестве и мере, а имеют значение только как контрасты. т.е.
– тождество и различие
– содержание и форма
– причина и следствие
Учение о понятии
Учение о понятии – самая оригинальная часть книги, считает Розенкранц. Определения понятия представляют собой единство непосредственности и опосредования. Так они развиваются, иначе каждый момент есть целое. Иными словами, материальное распадается на конкретное, которое реализуется в индивиде. Это интересно, но, на мой взгляд, жаль, что не обозначена более четко сфера применения этих утверждений.
В учении о понятии Гегель обсуждает свое отношение к Канту и отношения логики и реального. Он отождествляет бытие с интуицией и ощущением, или пространством и временем; сущность – с представлением и восприятием, или неорганической природой; а понятие – с самосознанием, или органической природой. Но логические формы не зависят от их реализации.
Шаг в конце логики к природе – это «ein freies Entlassen» (свободное освобождение). Розенкранц указывает, что это освобождение происходит со стороны Идеи, т. е. задуманной в единстве с реальным. Он привлекает Евангелие от Иоанна, но говорит, что Гегель не является гностиком или логотеистом, как утверждал позже Шеллинг. Кстати, святой Иоанн тоже не был таковым, или так широко считается (например, Т. Ф. Торренс).
С 1812 года Гегеля преследовала критика его идей о «тождестве бытия и небытия». Розенкранц ссылается здесь на переписку с математиком Пфаффом о взглядах Гегеля на Ньютона и дифференциальное исчисление, которая сохранилась только со стороны Пфаффа.
Глава двадцать третья – Переезд из Нюрнберга в Гейдельберг, осень 1816 года
Будучи школьным учителем в гимназии в Нюрнберге, Гегель все чаще присматривался к академическим должностям. Летом 1816 года появилась вакансия в Эрлангене, но ее получил его коллега по школе Геллер. Вскоре Гегель получил должность в Гейдельберге, где у него были друзья и сторонники в лице Шелера, Тибо, Крейцера и Дауба. [Для Розенкранца характерно упоминать об этих отношениях с современниками, оставляя возможность более поздним интерпретаторам рассмотреть их более пристально. – SC]
Вознаграждение в Гейдельберге составляло 1 300 флоринов и количество пшеницы разных сортов. Дауб с гордостью отметил в письме, что Спиноза был приглашен туда, хотя в итоге не приехал. К этому времени относится небольшое эссе о философии в университетах (SW17; Correspondance II, L284) (источник – Раумер).
Уже были идеи отдать Гегелю старую кафедру Фихте в Берлине. Раумер, Зольгер, Линк и Нибур работали над этим по поручению Гегеля, но в то время эта идея сошла на нет. Нибур был тайным советником. Министр внутренних дел Пруссии написал Гегелю письмо, в котором ссылался на отсутствие у него опыта преподавания и отмечал, что тот опыт, который у него есть, был накоплен много лет назад. Его спрашивали, сможет ли он читать живые и убедительные курсы, учитывая важность живости там, где студенты сосредоточены на доходных курсах. Гегель пока предпочел Гейдельберг.
Глава двадцать четвертая – Деятельность в Гейдельберге
Жена Гегеля Мария после выкидыша осталась в Нюрнберге, и Гегель отправился один в Гейдельберг, куда прибыл 19 октября 1816 года. Здесь он познакомился с Эшенмайером, братом будущего противника его философии. Он также снова встретился с Паулюсом и его семьей. Жена Паулюса высмеяла упоминание об «абсолютности», но Гегель понравился ей своим увлечением театром. Они свободно общались, и ей было жаль, когда он уехал в Берлин. Гегель снова общался с Воссом, Шельвером, Даубом и Крейцером. Гегель жил на Фридрихштрассе и одевался в серое.
Сначала у него было всего четыре студента, но на лекции по «Энциклопедии» приходило по 20 человек, а на курс по истории философии – по 30 и более. Здесь он впервые прочитал лекции по антропологии и психологии (т. е. субъективному разуму), а также по эстетике. Здесь он мог черпать вдохновение в галерее Буассера, а также в местных пейзажах, архитектуре и скульптуре.
Три ученика
Его учениками в Гейдельберге были * Карове, * Икскулл и * Хинрихс.
Карове был юристом, который хотел модернизировать католицизм. Он интересовался животным магнетизмом и позже переехал в Берлин.
Икскулл – эстонский дворянин, воевавший с русскими и стремившийся к научной культуре. У Гегеля он нашел «доброжелательную вежливость, а также иронию». По словам Икскуля, Гегель сказал ему, что: «религия была философией в предвосхищающем состоянии; философия была религией в совершенно сознательном состоянии. Обе они стремились, только разными средствами, к одному и тому же, а именно к познанию Бога». (470)
Таким образом, не следует доверять философии, которая является аморальной или нерелигиозной.
Г.Ф. В. Хинрихс (1794—1861) провел семинар, на котором собралось много людей с разных факультетов, используя «Феноменологию» для ведения дискуссии. По словам Осмо, Хинрихс был правым гегельянцем, преподавал в Бреслау, использовал лексику Гегеля в комментариях к «Фаусту» Гете и Шиллеру. Он выпустил критику Шлейермахера с предисловием Гегеля. В то время он изучал право и посещал лекции Гегеля по философии права. Гегель написал ему важное письмо о научных сочинениях (Corr. II L357).
Глава дватцать пятая – Энциклопедия
«Только в Гейдельберге Гегель впервые представляет свою философию как единое целое, и это было очень необходимо, чтобы защитить третью часть «Логики» от грубого непонимания. Для использования на уроках был напечатан курс «Энциклопедии философских наук», который он составил между Михаэльмасом (осенью) 1816 года и Пасхой 1817 года. Как показывает сравнение с «Философской пропедевтикой» [впервые отредактированной Розенкранцем], гимназические тетради послужили ему лучшей основой для этого труда, за исключением того, что благодаря большей ясности, которой он достиг, он мог позволить себе на этот раз более возвышенную форму.
В «Предисловии» он заявил о своей ясной оппозиции, с одной стороны, к философии, которая хочет навязать себя, но которая неупорядочена; с другой стороны, к недостатку мысли, к поверхностности скептицизма, к непосредственности знания, которое увязает в чувстве. Ни случайное изложение приключений мысли, ни тщеславие отсутствия идей, которые слишком долго превращали немецкое глубокомыслие в посмешище, оставляя неудовлетворенной его потребность в философском развитии, не могут способствовать прогрессу. Достичь этого может только демонстрация, как ее называли раньше: метод, который еще, как он надеялся, будет признан единственно верным, поскольку он тождественен своему содержанию.
Это первое издание Энциклопедии все еще хранит свежесть первого потока композиции. Последующие издания отличаются большей проработкой деталей, прежде всего полемических и защитных замечаний, но чтобы иметь систему Гегеля в ее концентрированной полноте, такой, какой она предстала со всей силой первого появления, необходимо всегда возвращаться к этому первому изданию и, следовательно, также перепечатывать его.»
Существует французская версия этого первого издания в полном варианте под редакцией Бернара Буржуа – части I и III уже появились, а часть Ii находится в процессе работы в 2004 году. На английском языке, однако, мы по-прежнему имеем только полные переводы более поздних изданий Уоллеса и Миллера. Еще одна версия «Логики» (перевод Гераетса, Сухтинга, Харриса) появилась с тех пор, как у меня появился повод поискать ее копии. Обновление: английский перевод первого издания энциклопедии (изд. Белер; перевод Таубенек) появился в The German Library: Continuum, 1990].
Это рассказ о пребывании Гегеля в Гейдельберге с 1816 по 1818 год, взятый из «Жизни Гегеля» Карла Розенкранца (1844), первой биографии Гегеля. Она включает в себя обсуждение эссе Гегеля о Якоби и о вюртембергских владениях.
Глава двадцать шестая – Участие в гейдельбергских ежегодниках
Гегель представил две оригинальные статьи в «Гейдельбергский ежегодник литературы». В этом издании Гегель отвечал за философско-филологическую часть. Филология – это немецкий термин, обозначающий нечто вроде литературно-исторической науки в английском языке. В I и II тома «Ежегодника» он включил эссе о недавно вышедших сочинениях Якоби и эссе о вюртембергских поместьях.
Сочинения Якоби
Ф.Х.Якоби (1743—1819).
[Гегель уже обсуждал Якоби в «Критическом журнале». Якоби недавно опубликовал книгу «Божественные вещи и их откровение» (1811). Эссе Гегеля было переведено на французский язык (Recension des Oeuvres de F H Jacobi. trans. A Doz, Paris: Vrin, 1976), но, насколько мне известно, не на английский. Якоби также был переведен на английский Джорджем ди Джованни, но не в вышеупомянутой работе].
В своем эссе Гегель обошел стороной спор между Якоби и Шеллингом. Якоби проигнорировал недавнюю работу Шеллинга о свободе, и это стало поводом для некоторой вражды. Гегель не отказался от критики Якоби, высказанной им в «Критическом журнале» в 1802 году, но вернулся к ней в более взвешенном тоне. Критика заключалась в следующем:
неправильное истолкование Спинозы
натурфилософия
отсутствие спекулятивной формы
принятие индивидуальной точки зрения
отсутствие объективности понятий.
Но основными вопросами, которые он обсуждал под этими главами, были отношения субстанции и субъекта, а также необходимости и свободы. Во многом он был согласен – свобода, бессмертие, постижение абсолюта в форме разума, как личного, – но не в непосредственном познании, которое исключало бы посредничество, необходимое для различения необходимости. Гегель писал:
«Бог не есть мертвый Бог, но живой; он еще больше, чем живой Бог, он есть дух и вечная любовь».
Далее Розенкранц рассматривает роль посредничества в гегелевской идее Бога – отношения лиц Троицы, божественное самосознание и творение, доказательства бытия Бога. Он говорит о позднейшем обвинении в пантеизме:
«как будто самосознание Бога в человеке исключает из себя собственное самопознание Бога».
Якоби и многие другие оценили примирительный тон, который взял на вооружение Гегель. После выхода статьи Якоби посетил Гейдельберг, и они обнялись. Гегель упоминает об этом в письме Виктору Кузену (Corr. II 5/10/1818, L344). Писатель Жан Поль также посетил Гейдельберг. [Вмешательство: это усиливает впечатление, которое я иногда высказывал, о конструктивной связи между мыслями более здравого характера и гегелевскими спекуляциями, которая также обнаруживается в эссе «Различие», хотя и в меньшей степени в «Феноменологии», опора на которую приводит к ненужной полемике со стороны современных защитников Гегеля.]
Вюртембергские поместья
Гребень вюртембергских владений
[Второе сочинение, которое Гегель поместил в «Гейдельбергские ежегодники», было посвящено вюртембергским владениям, но прием здесь был не столь приятным. Фридрих I, первый король Вюртемберга, стремился в соответствии с Венским конгрессом дать своей стране конституцию. [Примечание: по-видимому, это вариант знаменитой Хартии, предложенной Франции Людовиком XVIII примерно в то же время.] Гегель отмечал популярность старых форм правления. Он писал: ]
«Если бы князья новых королевств желали основательно обмануть свои народы и снискать себе славу, так сказать, перед Богом и людьми, то они вернули бы своим народам предполагаемые старые конституции…»
Фридрих I, по его словам, был выше такого обмана. Гегель говорит, что было бы макиавеллизмом сохранять старые формы, как Август и Тиберий сохраняли республиканские формы, когда ситуация так изменилась за 25 лет. [Примечание: Различение формы и содержания часто применяется Гегелем в его описаниях политических изменений. Взгляды Лоуренса Дики на политику Вюртемберга, в которой популярные протестантские интересы пытались сдержать католического южногерманского монарха, также важны для интерпретации этого эссе в целом (см. предыдущий пост). – SC]
В марте 1815 года Фридрих I собрал дворянство и представителей буржуазии. Он произнес речь, в которой объявил об отмене религиозных и региональных различий и создании единого королевства с должностями, открытыми для всех на пропорциональной основе. Это было сделано путем дарования конституции. Гегель высказывает подозрение, что этот придворный проект пользуется вялостью общества, и в этом ключе выносит о нем многословное суждение. Он обсуждает, как рассказывает Розенкранц, основные права этой Вюртембурской хартии, в том числе:
право на участие в законодательстве
право голосовать по налогам
бывшее имущество церкви
право на отчетность о государственных расходах
личная свобода
ответственность государственных служащих
право на эмиграцию
долговременные полномочия сословий
Силы, которые Гегель видит в действии, – это желание монархии ограничить аристократию и приобретение власти Третьим сословием. Для этого необходимо было пожертвовать историческими позитивными правами. Сословие восхваляло старый добрый закон (выразительное местное выражение), признавало необходимость необходимых изменений, но одобряло только те, которые служили его собственным интересам. Третье сословие называет себя народом, и Гегель усматривает здесь мистическое отождествление. Он не видит особой заботы о внешней репутации государства.
Народ – это часть, которая делает себя целым, но при этом действует против других частей. Словосочетание «народ» уравнивает средние классы и толпу. Гегель писал против публицистов, которые отстраняли народ от отправления правосудия с помощью судебных пошлин. Это, по его мнению, вносило разлад в деятельность мировых судей и заставляло государство осуществлять власть над местными назначениями. Возраст и богатство не были достаточными для должности выборщика, поскольку не относились ни к какой конкретной сфере.
«Короче говоря, он считал, что вюртембергские эстеты поступили противоположно тому, чего хотела Французская революция – создать государство, основанное на разуме. Напротив, они имели представление только об историческом аспекте вещей, не утруждая себя выяснением того, разумны они или неразумны». (484)
Они говорили о «яде» французских принципов, но не смотрели на их содержание. Вступление, по словам Розенкранца, является шедевром. Эссе было перепечатано газетой «Фольксфройнд» и находится в SW17. За это аристократы осудили Гегеля как подневольное существо, потому что он защищал рациональность и популярность королевской воли против их эгоизма и против Altrechtler [защитников старого закона].
Вторая книга
Глава Первая Литературная ситуация в Йене
Гегель решил отправиться из Франкфурта прямо в Йену.
Здесь уже вовсю шло литературное брожение. Фихте, уехавший из-за обвинения в атеизме, был уже в Берлине. Шлегелевский «Athenaeum», пикантный журнал, приучивший публику к парадигме, уже снова вышел в свет. Романтики разошлись. Новалис умер в Вайсенфельсе в 1800 году, а Тик уехал летом того же года. Наконец, Сехе Хинг, приехавший из Лейпцига в качестве доцента, по крайней мере, уже не был новинкой.
Но движение уже распространялось. Йена наполнялась молодыми людьми, которые хотели сделать карьеру в философии. Пример Рейнгольда, Фихте и Шеллинга, их стремительный взлет к славе был чрезвычайно привлекателен, и от спекулятивной самоуверенности Фихте можно было защититься осторожностью, а от его дисциплинарных конфликтов со студентами – снисходительностью. Каталоги лекций университета в Йененсе в то время были пропитаны философией. В них представлены образцы самых разных философских позиций – от догматического вольфианства до романтических импровизаций натурфилософии. Старые Хеннингс и Ульрих читали свою «Логику и мораль» снова и снова, но вместе с ними, словно голуби, влетающие и вылетающие из голубятни, появлялись и исчезали частные лекторы. Среди них есть совершенно утраченные имена, такие как Кистнер, Вермерен и другие, а также многие, кто позже вновь появился в других местах, например, Шад, Фриз, Краузе, Грубер, Аст и так далее. Почти все эти частные преподаватели, за исключением своего любимого предмета в дополнение к своему любимому предмету, изучению которого они уделяли особое внимание, они читали логику, потому что этот колледж, как наиболее посещаемый молодыми студентами, предлагал наилучшие перспективы вознаграждения. Однако, хотя один студент больше склонялся к математике, другой – к естественному праву, третий – к психологии, чтение натурфилософии или философских энциклопедий уже входило в этикет. Довольно многие также предлагали при желании обучать студентов тому или иному предмету, например, декламации, философии и т. п. Как свидетельствуют регистрационные бланки Гегеля и другие, цены были умеренными – от 2 до 3 лаубталеров за лекцию.
Кроме того, большинство из них участвовали в проектах новых журналов или, по крайней мере, стремились сотрудничать с уже существующими, в том числе и ради гонорара.
Наконец, необычайным было стремление получить звание профессора, чтобы выделиться из массы частных лекторов. Как всегда бывает в немецких университетах, это стремление порождало конкуренцию, которая часто перерастала в злобу из-за поиска защитных знакомств, сплетен и анекдотов. Поэтому, когда Бавария начала организовывать свои учебные заведения по новому плану, она смогла привлечь целую колонию ученых из Йены. Уехали Нитхаммер, Паулюс, Шеллинг, Аст и другие. Те, кто остался, с завистью наблюдали за ними и стремились как можно скорее разделить их судьбу.
Гегель попал в эту ситуацию в январе 1801 года, еще один шваб среди многих швабов, уже собравшихся здесь.
Глава вторая Различие между философской системой фихте и шеллинга
Приехав в Йену, Гегель должен был публично засвидетельствовать «свою философскую физиономию». Поскольку за философией Канта последовали изменения Рейнгольда, «Wissenschaftslehre» Фихте, трансцендентальный идеализм Шеллинга, и поскольку Йена, начиная с вольфианства, включала в себя эти фазы философии, Гегель был вполне вправе взять на вооружение различие между Фихте и Шеллингом. Гегель был вполне прав, взяв различие между системами Фихте и Шеллинга в качестве темы своего первого трактата, который он написал за несколько месяцев до июля 1801 года. Поскольку, будучи литературным чужаком в уже зрелом возрасте, он внезапно вошел в толпу, в которой литературная деятельность была всеобщей, ему нужно было хотя бы приблизительно описать положение, которое он будет занимать. Кроме того, он чувствовал желание соотнести глубокое образование, которое он незаметно приобрел, с тем, что было в то время.. В марте 1800 года Шеллинг опубликовал свою систему трансцендентального идеализма, которую Гегель все еще изучал во Франкфурте. В ней Шеллинг оставался фихтеанцем в той мере, в какой он конструировал природу исключительно с точки зрения «я». Конечно, от понятия материи до понятия телеологии она должна была быть параллелью развития «я» от чувства к воле, но она еще не была задумана в своей свободной объективности. Шеллинг постоянно колебался между идеализмом и реализмом и поэтому завершил свою систему художественным ходом, так как в нем свобода производящего «я» непосредственно соединяется с необходимостью вещи как гения. Теперь Гегель показал в философии Фихте ошибочность той мысли, что всякая объективность постигается только субъективно и поэтому распадается в конкретном, а именно в морали и политике, на бесконечную совокупность конечных элементов. Он признавал систему Фихте как бессмертное произведение со стороны философствования, со стороны производительной силы, мастерства умозрения, но как система сама по себе эта философия была для него недостаточна, потому что, как он подробно доказывал, она не достигала ни понятия природы, ни понятия нравственности и эстетической культуры; поскольку она нигде не схватывала объекта в его положительной независимости от субъекта, а только как отрицательную преграду, и таким образом еще меньше Абсолюта, как тождества объекта и субъекта. В философии Шеллинга он признавал, что она обладает объективностью как необходимым, внутренне независимым коррелятом субъективности, а также имеет понятие об отмене этой двойной односторонности в самом понятии Абсолюта, но в тонкой форме отмечал и тот недостаток, что Абсолют определяется только как тождество объекта и субъекта.
Во введении и приложении к книге он выступил более решительно. В последнем дана экспозиция различных форм, встречающихся в современном философствовании, интересная критика всех понятий, вокруг которых тогда велась философская борьба: необходимость философии, принцип философии как высшего принципа, трансцендентальный взгляд, рефлексия как инструмент философствования, история философии и так далее. Каждое из этих коротких эссе содержало длинные, хорошо продуманные определения на доходчивом языке. Особое внимание уделялось понятию системы как самоорганизующейся совокупности знания, которое не может быть выведено лишь демонстративно из высшего, недоказуемого принципа, а также необходимости объединения синтетического и аналитического методов умозрения.