Что дело не заглохнет в напрасных причитаниях.
Что они дойдут до людей, что они сделают это своим делом».
Это был ироничный ответ на приветствие Генриха Штиглица, адресованное Гегелю как «князю духов». Гегель, очевидно, осуждает тщеславие современных политических комментаторов, но без конкретики, не считая желания самому вновь вступить в дискуссию, что он вскоре и сделал.
Глава двадцатая Литературный завет
Гегель начал работу над вторым изданием «Науки логики», завершив первую часть новым предисловием, написанным 7 ноября 1831 года. Стоит отметить, что, переходя от первой книги («Бытие») ко второй книге современных изданий «Науки логики», мы фактически возвращаемся на 18 лет назад, с 1831 на 1813 год. В предисловии 1831 года ставится вопрос о том, остается ли в политической агитации место для науки.
Он написал письма с соболезнованиями фон Альтенштейну, потерявшему сестру, и Генриху Биру, потерявшему сына. Он вернулся на свои курсы в Берлин, где свирепствовала холера.
Произошло неприятное событие. Эдуард Ганс (1796—1839, вверху, портрет Вильгельма Гензеля) рекомендовал лекции Гегеля своим студентам. Гегель написал ему гневное письмо (см. корр. III, L687+n). Это было последнее, что он написал (ошибочно утверждает Розенкранц).
По словам Арнольда Руге, который слышал это в компании Ганса, наследный принц пожаловался Гегелю на республиканские лекции Ганса. Гегель решил читать лекции в следующем семестре, но лекции Ганса оказались более популярными среди студентов. Тогда Гегель написал свое гневное письмо. Ганс отменил свой курс, но студенты не стали переходить к Гегелю, так как Ганс был понятнее. Гегель прочел несколько лекций, но затем умер. Источник – мемуары Руге «Aus fr?herer Zeit», том 4, с. 431—433 (Берлин, 1867). Кажется, я припоминаю, что Терри Пинкард упоминает об этом в своей биографии, но интересно, что источник, похоже, в лучшем случае из вторых рук и более чем через тридцать лет после события. Если посмотреть на это немного глубже, то в оригинале письмо гласит:
«Профессору Гансу
Доротеенштрассе №4.
Средства информации, которые я могу назвать только «ненадежными», которыми вы решили воспользоваться, герр профессор, вывесив плакат, где вы сообщаете студентам о конкурсе, который был предметом обсуждения, и где вы позволяете себе рекомендовать мой курс этим студентам, – эти средства, говорю я, оправдывают меня в том, что я со своей стороны делаю публичное заявление, чтобы исправить то неприятное впечатление, которое ваше может произвести на наших коллег и студентов, – как если бы ваша афиша и рекомендация моих курсов были сделаны по моей инициативе (как вы дали мне почти понять в вашей записке) и как если бы я был согласен с этим действием. Надежды по крайней мере тех, кто меня знает, не позволяют мне действовать подобным образом, и страх дать вам повод для новых неуклюжих действий заставляет меня выразить вам свое мнение о вашей афише, но не другой афишей, а только этими строками.
Искренне Ваш
Гегель
Конечно, какое-то более раннее письмо могло быть утеряно, но это наводит меня на мысль, что Ганс или кто-то другой мог сделать из этого историю после смерти Гегеля].
Глава двадцатая – Смерть Гегеля
Гегель внезапно умер 14 ноября 1831 года – в тот же день, что и Лейбниц, – в четверть пятого вечера, от вирулентной холеры, симптомы которой были менее явными, чем обычно. Розенкранц приводит длинное письмо Марии Гегель своей сестре Кристиане:
«Мне придется взять себя в руки и вкратце рассказать вам, как все произошло. Мой любимый муж почувствовал себя плохо с воскресенья до полудня, хотя завтрак прошел в самом хорошем настроении, жаловался на боль в животе и тошноту, без каких-либо погрешностей в режиме или озноба. Накануне, в четверг, он начал свои курсы, полный энергии и оживленный; в субботу он еще следил за экзаменами, а в воскресенье пригласил друзей на полдник. Я сообщила им об этом и полностью посвятила себя заботе о нем. По счастливой случайности доктор приехал сразу же, выписал рецепты – но его состояние не вызвало ни у кого из нас беспокойства. Боли в животе были терпимыми. Затем началась рвота, сначала без рвоты, потом с примесью желчи. У него уже были частые приступы такого рода. Всю ночь он провел в сильнейшем волнении. Я оставался у его постели и укрывал его гагачьим платком каждый раз, когда он садился в постели и поворачивался, хотя он несколько раз просил меня пойти и лечь и оставить его наедине с его раздражением. Боли в животе были не очень сильными, скорее «как зубная боль, когда нет положения, в котором можно найти покой».
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
