Шахматы. Чёрная королева

– А лучше сделать перерыв, – категорично проговорила. – На неопределённый срок, – посчитала нужным добавить и ожидала поддержки, понимания, но клинило сегодня и Дениса.

– В идеале, так, вообще расстаться! – нервно хохотнул он.

– Да. Раз уж нас ничего не связывает… – Алёна развела руками, но странное напряжение уже закручивало неведомую прежде внутреннюю пружину.

– И не созваниваться. Хотя бы пару недель, – очевидно, язвил Денис, но интонация не была воспринята должным образом.

– Да. Это было бы неплохо, – добавила она, уверенно кивнув, а Денис как-то странно, растерянно хмыкнул.

– Алён, мне показалось или ты… Это что? Всё, что ли? – как-то неуверенно пробубнил он. – Ты серьёзно сейчас?

– А ты разве нет? – запоздало опомнилась девушка, а он будто истерично рассмеялся.

– А я нет, моя хорошая. Я – нет! Я свадьбу планировал, дом присмотрел. Такой, как ты хотела. Помнишь? Как-то рассказывала… Чтобы озеро рядом, чтобы газон и качели на заднем дворе.

– Никогда не понимала в тебе эту привычку делать поспешные выводы, – невнятно пробормотала она, чувствуя, как пружина, та самая, внутренняя… как она понемногу отпускает, расслабляет и будто дарит успокоение, которого не чувствовала сегодня с самого утра. А ещё поняла, что не сожалеет. И виноватой себя не чувствует. Так странно… впервые.

Прежде была какая-то ответственность, возложенная родителями, а сейчас эта ответственность словно растворилась в общей куче проблем. Поблекла и не точила изнутри. Хотелось запомнить, задержать в себе эту лёгкость, потому Алёна гордо и предельно высоко вздёрнула подбородок и пристально посмотрела в светлое будущее, которое пусть и туманно, но маячило на горизонте.

– Это всё, Денис, – чётко и уверенно выдавила она из себя непростые слова.

– Что значит всё? Не глупи… Перерыв? – поторопился тот припомнить. – Кажется, так ты хотела? Давай возьмём его. Давай. Две недели – это отличный срок, – спешил заверить Денис, но Алёна не уступила.

– Ни к чему больше затягивать. И без того больно, – скрипя зубами, лицемерила она, ведь ничего особенного пока не почувствовала. – Четыре года – это более чем достаточно для принятия подобного решения. Что-то у нас не получается. Я ничего не чувствую. Усталость, – задумалась она и всё же согласилась со сказанными последними словами. – Да, наверно, преобладает усталость. Выдохлась я от этой игры в идеальную пару.

– Алён, что ты такое говоришь? – рыкнул Денис, но было понятно, что сдерживает истинные эмоции. – Я люблю тебя, – с нажимом в голосе напомнил он. – И не для того терпел все эти выходки, чтобы…

– Чтобы что?! – возбуждённо воскликнула Алёна. – Я не поняла сейчас… Терпел или всё же любил? Ты определись для начала, – притопнула она ногой, осознавая, что это пиковый момент не только для неё. И всё то, что прежде было на уровне подсознания, вот-вот всплывёт на поверхность.

– Алёна, давай мы вдвоём остынем, чтобы не наделать глупостей.

– Нет, ты всё же ответь, – невесело усмехнулась. – Или думал, что для меня секрет тот факт, что именно папа обещал тебе в приданое?

– Да при чём здесь…

– А что при чём? Выгодная я для тебя партия, не так ли? Ну, ничего, небось, и в этом конфликте они примут верную сторону, и тёплое местечко всё же останется за тобой. А я не у дел.

– Ты сейчас неправа.

– А я всегда неправа! Это нормальное для меня состояние последние года четыре как минимум. Давай. Что молчишь? Давай. Убеди меня в обратном!

– Я не собираюсь тебя ни в чём убеждать. Я хочу, чтобы ты одумалась, успокоилась и приняла трезвое, взвешенное решение. Решение забыть об этой глупой затее, – подсказал Денис.

Отчего-то казалось, что он и сам не был уверен в успехе безнадёжного дела. По крайней мере, Алёна почувствовала именно это. А ещё то, что в данном случае она сильнее, потому что права. В кои-то веки, действительно, права.

Молчание затянулось, и чтобы Денис не смел трактовать его как растерянность и неуверенный шаг в его сторону, Алёна прокашлялась, резко вскинула голову, напряжённо выдохнула.

– Нам надо расстаться, – проговорила чрезмерно спокойно. – Я сегодня же заберу свои вещи из твоей квартиры и поживу у родителей. Пока так.

– Алён…

– И это моё окончательное решение.

– Ты же понимаешь, что совершаешь ошибку?

– А ещё я хочу, чтобы на какое-то время ты забыл о моём существовании.

– Это глупость! Это твой детский эгоизм.

– Мне нужно побыть одной и успокоиться.

– Я сейчас же приеду и сам тебя успокою.

– Да, да, а ещё лучше позвони моим родителям, – невесело хмыкнула Алёна и отключилась, не желая продлять бессмысленный спор.

Закончив разговор, она вдруг почувствовала усталость. Ту самую, о которой упоминала до этого. Но если прежде это было общее впечатление от нежеланных, как теперь понятно, отношений, то вот сейчас, именно в эту минуту, реальное чувство, прибивающее к сырой земле, к мокрому асфальту. Точно как эти осенние листочки…

Домой она добралась в некой прострации. Двигалась будто на автомате, едва перебирая ногами, но, замерев на пороге и расслышав гнетущую тишину, захотелось расплакаться от безысходности. Уже знала: Денис воспользовался сектором «шанс» на барабане, и всё же позвонил родителям. И если папа был в командировке и никак не мог посодействовать, ведь беседа по телефону нужного внушения не даст, то вот мама… О-о… она умела надавить так, что беспрекословно признаешь свою никчемность. И тишина… она была лишь очередным напоминанием о том, что к диалогу мать подготовилась основательно.

– Что ты здесь застыла? – надменно проговорила она и включила свет, разрушая мнимое уединение.

Мама была очень красивой женщиной. Не в меру умной и идеально воспитанной. Она всегда держала голову прямо, спину ровно и была предельно собрана и холодна. Такой Алёна запомнила её ещё в своём детстве. Уже потом, когда отношения матери и дочери стали окончательно и бесповоротно разрушаться по каким-то непонятным причинам и неведомым обстоятельствам, Алёна об этом не задумывалась, и осталось только то самое, первое впечатление.

Мать всегда носила строгие платья, деловые костюмы и внушала мысль, что дочь должна придерживаться того же стиля и образа жизни. А вот Алёне отчего-то не хотелось поддаться. Наверно, потому она и выбрала свободную профессию журналиста, отказавшись от навязчивой идеи родителей сделать себя врачом.

Идеальная классическая причёска, вежливые полутона и аристократическая бледность… Яркая внешне и дерзкая глубоко внутри, Алёна сопротивлялась, как могла, но в итоге всегда признавала более сильную натуру матери и, склоняя голову, шла на своеобразное заклание…

Так и сейчас… Мать властно сверкнула взглядом, холодно и предельно жёстко улыбнулась, после чего удалилась в отцовский кабинет, негласно предлагая двигаться следом. В кабинет Алёна всё же вошла, но вот поддаваться в этот раз намерена не была. Она мысленно отгородилась от всего, что может быть сказано в эмоциональном порыве, смотрела прямо перед собой и в уме напевала какую-то давно забытую мелодию.

– Я разговаривала с Денисом, – посчитала мать нужным огласить тему. – Что это за околесицу ты несла? Расстаться? Ничего глупее и придумать нельзя. Я уже созвонилась с Самуилом Сергеевичем, Денискиным отцом, – на этом замечании мать сделала значительную паузу, мило улыбнулась и невинно опустила взгляд. Отчего-то она питала к влиятельному мужчине слабость. – Мы подумываем назначить свадьбу на середину июня. Это отличное время для начала новой жизни и достаточный перерыв для того, чтобы прочувствовать всю степень свалившегося на тебя счастья.

– Мам, ты хоть себя слышишь? – криво усмехнувшись, Алёна всё же посмотрела на упрямо поджатые губы женщины. – О каком счастье ты сейчас говоришь?

– О том, что перенесёт тебя в беззаботное будущее, – женщина сложила сцепленные в замок пальцы перед собой.

– Но я мечтала не об этом…

– Мечтала? – мать выгнула бровь и напряглась. – Мечты приводят нас к неминуемой гибели. Во всех смыслах этого книжного выражения из дешёвого бульварного романа.

– А ты и такие читала? – попыталась Алёна съязвить, но мать не оценила её порыва, заметно напряглась и чуть нависла над столом.

– Я читала всякое, – многозначительно хмыкнула она. – Хотя бы для того, чтобы сравнить и увидеть очевидные плюсы и минусы того или иного произведения. Как видишь, и из этих дешёвых книженций вышла своя польза, – развела она руками, будто доводя очевидное до ума. – Реши для себя, дорогая, что ты хочешь получить в будущем. Кем хочешь себя видеть, где находиться, – проговорила мать заметно мягче, создавая впечатление дружеской беседы. – Я хочу быть спокойна за тебя. Потому предлагаю хорошо продумать, что ты скажешь Денису, когда он приедет, ведь эти разговоры вот так… ни на чём не основываясь, не ведут. И сказаны твои слова должны быть не по телефону, а именно при личной встрече. Постарайся, чтобы к тому времени в глазах стоял не этот протест, который сейчас ты так очевидно демонстрируешь, а сожаление о содеянном и мягкая истома. Мужчинам это нравится.

– Тебе-то откуда знать, что нравится мужчинам? – в порыве сказанула Алёна и тут же прикусила язык.

О том, что между родителями уже давно сквозит безразличие, не заметить было нельзя. Мать отца не любила, и тот платил ей взаимностью. Но они стойко и уверенно придерживались той политики, что крепкий брак полезен для успешного ведения бизнеса, светской жизни, и отступаться от намеченного курса намерены не были. У отца давно появилась постоянная любовница. Алёна её не видела, но мать обсуждала женщину с одной из своих бесконечных подруг. Сама же от измен воздерживалась, видимо, не позволяло строгое воспитание. Дед держал её в ежовых рукавицах.

Вспомнив деда, известного в былые времена государственного деятеля, Алёна заметно приободрилась и взглянула на мать уверенно и твёрдо.

– Я не буду с ним мириться, – проделала она рукой жест отрицания. – Не хочу.

– Не советую тебе так поступать, – предельно тихо проговорила мать и угрожающе прищурилась. – Легко бросаться громкими фразами, зная наверняка, что за твоей спиной надёжный тыл. Как ты заговоришь, когда я лишу тебя этого тыла? Ведь могу, ты знаешь.

– Знаю.

Внутри что-то дрогнуло, но, стараясь не подать вида, Алёна стиснула зубы.

– В таком случае тебя не удивит моё решение заблокировать кредитные карты, отобрать телефон, который, на минуточку, – акцентируя внимание, мать приподняла указательный палец, – тоже оплачиваю я. Также в моих силах максимально сократить твоё общение с подругами и друзьями вплоть до полного его отсутствия, – бесстрастно перечислила она всё, что может отвлечь, и лишний раз убедить в правильности принятого решения.

– Мне не пять лет!

– А если судить по поступкам, то интеллект именно на этом уровне, – мать склонила голову набок и не без удовольствия посмотрела на то, как тяжело Алёне даётся очередной отказ, который она всё же планировала высказать.

– Я могу идти? – ожидаемо покорно выдавила из себя Алёна, на что мать благосклонно кивнула и устало взмахнула рукой, позволяя покинуть кабинет.

Оставшись одна, женщина вздохнула и почувствовала, как стремительно из неё уходит уверенность в озвученных словах. Конечно же, для дочери она хотела всего самого лучшего. А, главное, не дать ей совершить ошибок, которых сама Елизавета Леонидовна избежать не смогла. Следуя за чередой безрассудных поступков, ведомая всё теми же мечтами, о которых с таким азартом сейчас упомянула дочь, она осталась у разбитого корыта. И пусть её окружает роскошь, уважение друзей и недругов, но вот свою жизнь, собственное счастье она безвозвратно загубила. Как бы «дёшево» ни прозвучала эта фраза.

У неё был отцовский характер со свойственным ему упрямством, решительностью, твердолобостью. Тот же характер сейчас проявлялся и в поведении Алёны. А её задачей как матери, было этот бунтарский дух подавить на корню, уничтожить ещё в зачатке. Это избавит девочку от многих проблем, спасёт от бесчисленных ошибок, которые за собой ведёт этот протест.

Некрасиво пожевав губами, Елизавета Леонидовна поднялась из-за стола и вышла из кабинета, но тут же застыла, глядя на то, как дочь стоит в дверях с явным намерением уйти если и не навсегда, то точно надолго. Именно на это указывала небольшая дорожная сумка в её руках и горящий взгляд.

– Дедушка оставил мне свою квартиру, – продемонстрировала она ключи, до этого зажатые в руке. – Я выложила новый телефон и все карточки, – кивнула Алёна на белоснежную глянцевую полку в углу прихожей комнаты. – Только зарплатную оставила. Думаю, это всё же будет честно, – она мысленно поддакнула своим действиям и создала видимость уверенности. – Поживу пока отдельно, повзрослею… – невесело усмехнулась, непрозрачно намекая на один из последних упрёков матери. – А потом поговорим, – заключила Алёна в итоге и опустила взгляд, осознавая, что ни один мускул не дрогнул на лице мамы, ни одной реальной эмоции не мелькнуло в глазах.

Рядом с ней было пусто и холодно. Даже попрощаться Елизавета Леонидовна не посчитала нужным, и Алёна ушла молча. И тяжесть в душе осталась несмотря на, казалось бы, сброшенные оковы чужой власти над её собственными решениями.

Она не поняла и не распознала ступора матери, её растерянности и нежелания признать очевидные ошибки в воспитании. А ведь, действительно, ошиблась и, спасая дочь от повторения своих собственных ошибок, буквально толкнула в ещё более серьёзные, основательные, исправить которые будет не так-то легко.

Алёна ушла. Что тут сказать… решение, которое казалось единственно верным и далось на удивление легко, сейчас волочилось следом, отзываясь тяжестью железобетонной конструкции. Всё же она оставалась человеком мягким и податливым. Не по природе – по воспитанию. Только сейчас взбунтовалась и не была уверена, что сможет стойко перенести все возможные последствия опрометчивых поступков.

Вызванная ещё из дома машина такси ожидала под подъездом. Услужливый водитель, вероятно, в надежде на щедрые чаевые, приятно улыбался и не смел грубить. Он принял её сумку и устроил на заднем сидении. Не торопил, ожидая, пока клиентка опомнится и всё же назовёт маршрут следования или конечный адрес. Адрес Алёна знала, но только сейчас задумалась о том, что может по нему увидеть.

С дедом Алёна не общалась. Мама так решила. Она и сама с ним не общалась, видимо, затаив какие-то обиды ещё в юности, а уже потом, получив определённую степень независимости от авторитарного родителя, проявила характер во всей красе. Деда Алёна помнила по редким размытым воспоминанием из раннего детства, а не так давно, чуть больше года назад, сообщили, что его не стало. Мать всплакнула, хотя и старалась сдержать маску равнодушия, отец тут же связался с адвокатами, желая узнать подробности завещания. Как себя вести Алёне, никто не подсказал, а сама она и не знала, ведь никогда прежде не теряла близких людей. Да и можно ли было относить деда к близким? Родственник – это да, а вот в остальном… В общем, Алёна выбрала строгое тёмное платье, потопталась на пороге храма, пока проводили церемонию прощания, а на кладбище уже не поехала.

То, что квартиру дед завещал единственной внучке, никого из родни, в общем-то, не удивило, однако вскоре юристам отца пришлось явиться в суд, когда желающие оспорить завещание всё же нашлись. Стоит отметить, что против отца с его сворой, у этих самых желающих не было ни единого шанса, но сам факт для Алёны всё же стал неприятен. Если бы спросили у неё, то непременно бы отказалась от наследства в пользу той женщины, что ухаживала за болеющим дедом несколько последних лет, но отец запретил Алёне даже открывать рот. Сейчас она была ему отчасти даже благодарна, ведь пространство для манёвров, как оказалось, в подобной ситуации стало едва ли не единственным выходом и очевидным спасательным кругом.

Высотный дом в самом центре города встретил недружелюбными серыми фасадами. Нет, было, безусловно, красиво, но отделка начала прошлого века внушала трепет и содрогание, будто изначально дом планировался именно для государственных деятелей, знатных особ и состоятельных людей. Да так планировали, чтобы даже у проходящих мимо обывателей не осталось ни единого сомнения, для кого предназначено подобное архитектурное сооружение.

Объяснившись с бдительным консьержем, удалось прорваться на нужный четвёртый этаж. Отпирая замки, Алёна отметила ощутимую дрожь в пальцах, всё же она переступала порог не просто квартиры, не просто порог дедовского наследства, но и порог истории.

На самом деле, пообщаться с дедом хотелось бы, но это она понимает сейчас, когда вляпалась во всю эту нелицеприятную историю. Когда нужен совет, поддержка, опытный взгляд, а тогда… тогда она строила планы, мечтала о карьере и была уверена в том, что со всеми трудностями справится сама. Ошибалась, что тут сказать. И явно не была готова к подобному повороту, но и не думала отказываться от безумной в глазах всех остальных затеи. Наоборот даже, план как-то легко сложился в голове и сейчас требовал непосредственного участия и немедленного исполнения. Но выделить несколько часов на знакомство с новыми условиями всё же являлось возможным.

Квартира впечатлила. Сказать по правде, она и ожидала увидеть как раз что-то подобное. Массивная дубовая мебель эпохи бурной дедовской молодости, что идеально сочеталась с современными гаджетами, и пусть редкими, но верными дизайнерскими решениями, переплетения стилей и эпох. Классический кухонный гарнитур, и тут же кожаные диваны, стулья с высокими резными спинками, зеркала и картины в массивных золочёных рамах. Последнее, к слову, было слишком вычурно для идеалистически настроенного члена партии, но, видимо, подобную роскошь позволить себе дед всё же мог.

Привлёк внимание и слой пыли, что собрался за год запустения, но на качестве, на общем впечатлении это практически не отразилось. Здесь всё было основательным и будто с характером, со своей историей. Уюта пока не чувствовалось, слишком незначительной Алёна казалась самой себе среди всех этих элементов, но убеждала себя в том, что это поправимо и в скором будущем она по достоинству займёт почётное место в списке именитых предков.

Знакомство с квартирой выдалось каким-то сухим и непродолжительным. Не было найдено никаких личных вещей, записей, что могли бы поведать о дедушке, как о человеке. Сейф в кабинете оказался наглухо заперт, а редкие вещи, всё же попадающиеся на глаза, не несли за собой никакой смысловой нагрузки. А мысли… эти неуёмные мысли, то и дело, возвращались к Бортновскому. Не к нему лично… его фигура, как большого политика Алёну интересовала мало, а вот некоторые поступки, не красящие его как человека, позиционирующего себя как гражданина с кристально чистой репутацией… Вот это привлекало особенное внимание. Через скольких он переступил на пути к успеху? Сколько статей уголовного и гражданского кодекса позволил себе не заметить, проигнорировать?

За подобными рассуждениями Алёна увлеклась и принялась листать подборку старых газет. Единственный элемент, пожалуй, что сохранился после целенаправленной уборки, зачистки. Алёна и сама не сразу приметила серую стопку в нижнем ящике стола, но вскоре осмысленно и заинтересованно принялась изучать то, что, вероятно, ещё её дед со свойственным ему усердием и трудолюбием подшивал в единую историю.

Газеты советских времён привлекали мало, там было больше общего плана, идея, смысл. А вот то, что датировано новым веком… вот здесь было буйство красок, полёт фантазии… В некоторых статьях дед жёстко критиковал правительство, в каких-то призывал народ объединиться – видимо, он не сразу отошёл от массовой политики партии. За последние года три до смерти в основном был замечен как инициатор реформ и деятель, успешно их внедряющий.

Дыхание спёрло от возмущения в момент, когда Алёна на одном из фото статьи рядом с дедом узнала Бортновского. Тот пожимал ему руку с предовольным видом и будто что-то нашёптывал на ухо, а дед в ответ сосредоточенно кивал. Так только казалось, но едва ли Алёна была далека от истины, всё же это политика, и смысл фотографии должен формироваться на уровне подсознания, а не основываться на догадках.

Пробежавшись по тексту статьи скорым взглядом, удалось обнаружить и искомую фамилию. А весь смысл сводился к тому, что дед якобы выбрал приемника. «Ну да, как же!» – мысленно хмыкнула Алёна и презрительно сощурила глаза. Правда, оценив те немногие события, которые всплыли в памяти, пришла к неутешительному выводу, что примерно в то время Бортновский и вышел на передний план в политической жизни области. А её дед вскоре скончался от сердечной недостаточности. Неуёмная фантазия тут же провела параллель между событиями, но здравый рассудок тут же перечеркнул эту параллель. А вот тот факт, что Бортновский всё же воспользовался обаянием, определённой долей ума и немереной хитростью, чтобы расположить деда, она уже не сомневалась.

Недовольно поджав губы, Алёна вынуждена была признаться себе в предвзятости, что для человека её профессии непозволительно. Она всегда должна рассуждать логически и принимать во внимание факты. Пока же на виду оставались лишь домыслы.

Играть в детектива намерений не было, но вот разобраться в ситуации и дать ей объективную журналистскую оценку всё же хотелось. А для подобных действий требовалось быть как минимум в курсе событий. В городе сейчас идёт передел власти. Обошлось без погонь и стрельбы, но некоторые личности всё же покинули высокие посты и страну в очевидной спешке. Это только за неделю… А что же будет дальше? И, главное: как узнать обо всём первой? Ответ очевиден: нужно крутиться поближе к верхушке, держать ухо востро и быть готовой в любой момент воспользоваться полученной информацией правильным образом.

– А для этого нужно иметь входной билет на особо значимые мероприятия, – ответила Алёна самой себе и в задумчивости подпёрла подбородок кулаками.

Сейчас была осень, а осень традиционно богата на всякого рода сходки, слёты и банкеты. Только вот в качестве кого она могла бы попасть на эти самые банкеты? Журналистское удостоверение всё же пришлось сдать на неопределённый срок. Да и едва ли она, как рядовой сотрудник пусть и известного издания, могла претендовать на роль человека, освещающего события подобного рода. Не тот уровень и не тот статус. Туда приглашают «правильных» репортёров, которые послушно передадут идею и смысл. Тем же, кто обивает пороги в поисках правды, ловить нечего.

Интернет-поисковик по искомому запросу тут же выдал целую череду знаковых событий осени. А там такие имена, такие звания, что телефон в руке накалился, не говоря о повышенной температуре головного мозга. Ближайшим в списке стал благотворительный вечер в поддержку талантливой молодёжи. Бортновский там непременно появится. Будут его соратники, будут недруги, мелькнут и те, кому он давно встал поперёк горла. Разумеется, оставаясь человеком здравомыслящим, Алёна не надеялась нарваться на откровения последних, но вот реальный шанс подслушать, подсмотреть и сделать определённые выводы, у неё будет. Но вот как туда попасть?..

На стартовой странице вечера яркими красками разлилась цветовая палитра осени. Совсем как та, что недавно кружила под ногами в парке. Незамысловатый узор из вороха красных, жёлтых и коричневых листьев. В той же композиции и макет пригласительного. Запоминается, ничего не скажешь!

Алёна раздосадовано выдохнула, и в эмоциональном всплеске захлопнула газетную подборку, тут же задвинув её на место, в дальний угол ящика стола. Энергии была масса и она бурлила внутри, не находя выхода. Так, что совсем скоро краска бросилась в лицо и хотелось взвыть от всей этой безысходности.

Алёна принялась судорожно шарить взглядом по поверхностям, в поисках чего-то неведомого, пока не зацепилась всё за ту же пыль, которую приметила сразу по приходе. Вдруг уборка показалась идеальным вариантом для того, чтобы сбить спесь и хоть на время освободить голову от сводящих с ума идей. А между тем до благотворительного вечера оставалось всего пара дней…