– Вообще-то, Маруся, – встрепенулся вдруг Данила Денисыч, – не было еще случая, чтобы я самого теплого и близкого дамского расположения не добился!
– Таким вот вероломным образом? – подняла бровь Маруся.
– Ну что Вы, Марусенька, совсем меня заклеймили, – обиделся Данила Денисыч. – Наваждение то было, ничего более.
Он мечтательно задумался, отхлебнул еще воды и продолжил.
– Очень, знаете ли, нравится мне путешествовать! И в каждом городе – российском ли, зарубежном ли – есть у меня подруги. И неважно, замужем они или только собираются, а может быть, и совсем одиноки, – главное, что вызываю я у них симпатию.
– Гусарский какой-то у Вас подход, Данила Денисыч.
– Да-с! – гоголем зашагал Данила Денисыч, сделав движение рукой, будто оглаживает усы, которых у него и в помине не было. – Это Вы правильно заметили!
– А Вы-то сами, женаты ли?
– А как же, Марусенька! В пятый раз уже!
– Полагаю, это не предел?
– Я, Маруся, ей богу, в следующий раз на Вас женился бы! Но к пятому разу уже зарекся.
Внезапно петушиность из Данилы Денисыча ушла, он как-то вдруг погрустнел, а лицо его выразило некоторую растерянность.
– Вы мне, Марусенька, вот что скажите: корона малахитовая на голове Вашей померещилась мне? Слишком уж явной была галлюцинация! Или вздремнул я с устатку, и всё это мне во сне пригрезилось?
– Поблазнилось Вам, Данила Денисыч, – объяснила Маруся. – Ваши очки я с перепугу на голову водрузила, со своими перепутала. Вот Вы их за корону и приняли.
Данила Денисыч с сомнением очки в руке повертел и протянул их Марусе.
– Соблаговолите принять на память. Что-то мне их носить уже не хочется.
– Боитесь, рога малахитовые вырастут? – съехидничала Маруся.
– Пощадите, Марусенька! Вы достаточно уже меня наказали, – понурил голову Данила Денисыч. – Заронили в мою душу сомнение в собственной вменяемости.
– Наказала? Ни в коем случае, Данила Денисыч. Ежели мотив наказания в нашем знакомстве и присутствовал, то Вы же сами его для себя, по известной только Вам причине, и смоделировали. Я-то тут при чем?
– Вас, Марусенька, не переспоришь, – надулся Данила Денисыч.
– А смысл? – рассмеялась Маруся.
Данила Денисыч тоже разулыбался, и рассталась с ним Маруся на позитивной ноте. И даже номер своего телефона ему оставила, в знак того, что зла не помнит и в добрых намерениях и незлобивости истинной натуры Данилы Денисыча ничуть не сомневается.
Что-то Марусе подсказывало, что Данила Денисыч, как истинный гусар, сей короткий роман попытается когда-нибудь развить и завершить. Свойство его натуры – красиво ставить точку в отношениях с дамами (будь они даже участницами мимолетного знакомства с единичным свиданием) Маруся угадала.
Через пару-тройку месяцев получила она на свой телефон сообщения с фотографиями, на которых Данила Денисыч красовался в грубом рабочем фартуке. В одной руке держал он что-то вроде резца, а другой указывал на внушительных размеров вазу из малахита.
Маруся так и ахнула! А потом расплылась в одобрительной улыбке и отправила Даниле Денисычу простое сообщение:
«Есть тема!»
В ответ Данила Денисыч ей позвонил и с теплом в голосе поведал о том, что после возвращения из Москвы засвербела у него в голове одна престранная идея: приспичило ему, во что бы то ни стало, изваять малахитовую чашу.
– Видно, Марусенька, как дарствовал я Вам свои очки в малахитовой оправе, так и стало мне остро не хватать тесного взаимодействия с малахитом, – смеясь, рассказывал Данила Денисыч. – Ну не пойду же я, солидный дядька, в мастерскую какую-нибудь ювелирную, в ученики проситься! Продал я часть своего бизнеса и купил такую мастерскую вместе с ее умельцами. У них, стало быть, ваянию и обучился. Вот такое расчудесное хобби, наряду с путешествиями, у меня теперь имеется. К тому же, вывел я убыточное производство на новый прибыльный уровень.
– Какой Вы молодец, Данила Денисыч! – искренне восхитилась Маруся.
Голос у нее во время этой похвалы почему-то дрогнул и приобрел оттенок утробности, от которого у Маруси по позвоночнику ознобная волна прошла, – как тогда, на Воробьевых Горах, когда она, прикинувшись Медной Горы Хозяйкой, Даниле Денисычу выговаривала.
– Приезжайте в Екатеринбург, Марусенька! – зазывал Данила Денисыч. – Я Вам всё свое ювелирное хозяйство продемонстрирую. Шкатулочку вот для Вас малахитовую заканчиваю. В дар от меня, как свидимся, примите, не побрезгуйте!
Он постучал телефоном о что-то твердое, очевидно, демонстрируя Марусе наличие шкатулки в реальности.
– Кстати, развелся ведь я, Марусенька, с пятой-то моей женой! Не поняла она моей одержимости каменьями. Так что нынче человек я вольный и пригласить Вас в гости имею полное право.
Маруся Данилу Денисыча поблагодарила и пообещала над его заманчивым предложением подумать.
Как истинный гусар, Данила Денисыч никаких намеков Марусе не делал. Однако выслушав эту историю, высказал я Марусе свои предположения о том, что чашу-то каменную изваявши, и свободным художником теперь заделавшись, имеет Данила Денисыч право по прибытии в Москву Марусю целовать. И, возможно, при ее лояльности, претендовать на большее.
А Маруся мне на это отвечала, что в русле инь-янь взаимоотношений, право Данила Денисыч, как, впрочем, и любой другой мужчина, имеет одно единственное – не оставлять попыток добиться от нее желаемого.
– Пытаться-то, для подлинного рыцаря, никогда зазорно не бывает! – пояснила Маруся. – Я же за собой всегда другоеправо оставляю – позволить либо не позволить этой попытке развиться и перейти в искомое претендентом качество. В этом праве выбора ориентируюсь я на свою волшебную интуицию, которая, как тебе известно, редко меня подводит.
Совсем запутала меня Маруся! Как ни пытался я прояснить, есть ли шанс у Данилы Денисыча вкупе с его малахитовыми изделиями добиться Марусиного расположения, сделать это мне не удалось.
Сообщила мне Маруся лишь то, что подарок уральца, то бишь очки в оправе под малахит, памятуя о пережитой когда-то розово-очковой лихорадке (читай «Маруся и розовые очки», сезон 6), запрятала она подальше. И хотя спасли малахитовые очки Марусю от большой неприятности, мало ли что от этакого трансформера можно ожидать?
А ежели начистоту, не столько очков Маруся опасалась, сколько возможных последствий своего с ними взаимодействия. Воспоминания о превращении в Хозяйку Медной Горы до сих пор вызывают у Маруси приступ тихой посттравматической паники.
– Не мое амплуа, – ёжится Маруся. – Как вспомню голос ее утробный, так по позвоночнику мурашки бегать начинают. Никогда больше не хочу таким голосом разговаривать! С таким голосом только в горном подземелье и жить, самоцветы перебирая. А ну как застряну в образе женщины, прикипевшей к своим богатствам, и по этой причине донельзя приземленной?! В небо-то в таком состоянии ни разу не поднимешься!
Вот поэтому Маруся к подарку Данилы Денисыча прикасаться более не отваживалась.
А однажды, в ночную пору, шарясь в шкафу в поисках нужной вещи, обнаружила она зеленоватое свечение, исходящее из угла, в котором были спрятаны очки в оправе под малахит.
Наутро отнесла она коробку с очками в ближайший парк, сделала подкоп под большой камень и зарыла очки, приговаривая: «Свое при себе держу, а чужого мне не надобно».
Через неделю позвонил Марусе Данила Денисыч и объявил, что, по причине внезапной потери им творческого интереса, мастерскую свою он продает и снова, в шестой раз уже, женится.
– Эх, не успели мы, Марусенька, с Вами замутить! Я, как только принял решение с ювелирным делом расстаться, в тот же день встретил прекрасную женщину. Чувство к ней затмило то, что я к Вам продолжал всё это время испытывать. Впрочем, шкатулка малахитовая Вас дожидается! Буду в Москве, непременно Вам ее завезу! За мной, Вы ведь знаете, не задержится!
Маруся только головой покачала. И вздохнула с облегчением. Потому как поняла она, что правильно поступила, закопав под камнем в парке подарок Данилы Денисыча.
И ни разу потом в этом не усомнилась.
Уж Вы мне поверьте.
В следующей рассказке Маруся вовлекается в военные действия, после чего, преисполненная боевого духа, объявляет войну суевериям
Маруся и Воитель
Однажды осенью, когда деревья уже стояли нагие, а холодный ветер, развлекаясь, гонял по московским асфальтовым дорожкам золотистую лиственничную хвою, позвонил Марусе давний ее приятель, небезызвестный вам Тимур Валерьевич.
– Приходите, – говорит, – ко мне, Марусенька. Почаевничаем, поразговариваем. Давно Вы у меня не были, я по Вам соскучился.
Ну как отказать мужчине в столь искренней, идущей от сердца просьбе?
В субботу, пребывая в приятнейшем настроении, причепурилась Маруся (как-никак, давненько не виделась она с приятелем) и пустилась в путь. А поскольку путь предстоял недолгий, никаких неприятностей от него Маруся не ждала. Да, в общем, их и не произошло, если не считать того, что встретились Марусе сразу три черные кошки. Наверное, была у них семейная сходка, и куда-то они очень сильно торопились.
– Брысь! – шикнула на кошек Маруся.
Да было поздно. Кошки хвосты распушили и прямо перед Марусиным носом через дорогу сиганули. И хотя Маруся страху перед суевериями не подвержена, остановилась она и стала размышлять, как же ей быть дальше. Все-таки три черные кошки – не одна.
«Может быть, взлететь?» – подумала Маруся. Но не захотелось ей без особой необходимости растрачивать волшебную силу и растрепывать прическу. «А может, развернуться и пойти в обход?» Но и эта мысль Марусе не понравилась, – через стройку по грязи пробираться ей было влом. И тогда решила она поступить как все нормальные люди. Плюнула Маруся девять раз через левое плечо, – по три раза на каждую кошку. А после, успокоенная, пошла прямиком к дому Тимура Валерьевича.
До его квартиры добралась Маруся благополучно, с облегчением вздохнула и позвонила в дверь. Однако никто Марусе не ответил. Маруся позвонила еще раз. И снова на звонок никто не отозвался. Тогда Маруся решила постучаться и тут заметила, что дверь не заперта. Насторожилась Маруся, двери со всех сторон осмотрела, но, не выявив следов взлома, решительно зашла в квартиру.
– Тимур Валерьевич, а Тимур Валерьевич! – позвала она вполголоса.
Но хозяин на зов не откликнулся. Тогда Маруся, не снимая пальто, прошла в гостиную. Но и там Тимура Валерьевича не обнаружила. В квартире было тихо. Если не считать престранных звуков, вроде выстрелов, – да не простых, а с присвистами, которые дети звуком «пиу» интерпретируют.
– Ау, Тимур Валерьевич! Я пришла! – громче сказала Маруся. Но ничего, кроме странных стреляющих звуков, в ответ не услышала.
«Неспроста я сегодня черных кошек видела, что-то тут не так…» – подумала Маруся и присела на диван. Да тут же на нем подпрыгнула и вскочила на ноги.
– Ааааа, – донесся из кинозала рык Тимура Валерьевича. – Сволочи! Да я вас щас!.. Па-а-а-дходи по одному!
Внутри у Маруси всё похолодело. «Воры! Бандиты! – мелькнуло у нее в голове. – А Тимур Валерьевич отважно свое обиталище отстаивает!» И вместо того, чтобы принять разумное решение и начать звонить в полицию, Маруся, охваченная желанием помочь приятелю, схватила с комода мухобойку и ворвалась в кинозал.
– Тихо, Женщина! – не поворачивая головы, сказал Тимур Валерьевич, преспокойно восседающий на диване с джойстиком в руках. – Я тут мир спасаю. Я для Вас специально дверь открыл, чтобы Вы мне ненароком не помешали.
– Но, Тимур Валерьевич… – начала было Маруся.
– Аааааа, – протяжно прорычал Тимур Валерьевич. – Ранили меня, Марусенька, мерзавцы эти недорезанные! Не говорите мне под руку, а то не дотянуть мне до конца кровавого боя!
Посмотрела Маруся на экран большого телевизора, а там – гномики с игрушечными пистолетами, перебегая от мухомора к мухомору, на троллей охотятся. Тимур Валерьевич, значит, – гномик, а враги его – троллеобразные отродья.
– Крутая у Вас тут войнушка, Тимур Валерьевич. Как закончите, приходите пить чай, на который Вы меня пригласили, – сказала Маруся и пошла на кухню ставить чайник.
– Угу, – только и услышала она вослед. А в придачу – парочку криков и свистящих выстрелов.
Через полчаса, заварив чай и приготовив чашки, Маруся решила в кинозал наведаться.
– Ну-с, Тимур Валерьевич. Чай готов, бутерброды нарезаны, печенье в вазочку выложено. Вот только не пойму я, кто из нас хозяин, а кто – гость?
– Я, Маруся, теперь не гость и не хозяин. Я – воин! А лучше сказать – воитель! И ежели Вы меня еще раз отвлечете, придется Вас временно нейтрализовать. Иначе мир окажется в опасности! Неужели же Вы не понимаете?! Дайте мне пять минут, и, с чувством выполненного воинского долга, явлюсь я к Вам в гостиную пить чай.
Вздохнула Маруся и решила, что, возможно, ей стоит уйти по-английски, Тимуру Валерьевичу не докладываясь. Дабы не чувствовать себя последней идиоткой. Но из интереса решила все-таки еще немного подождать.
Через полчаса, вдоволь наслушавшись криков и выстрелов, взяла Маруся стул, вошла в кинозал, уселась прямо напротив Тимура Валерьевича и молча на него воззрилась. Не обращая на Марусю никакого внимания, Тимур Валерьевич продолжал интенсивно жать на кнопки, время от времени издавая рычащие звуки, чередуя их с печатными, но очень грубыми словами.
Тогда Маруся решила прибегнуть к дамской хитрости и присборила юбку так, чтобы явить на обозрение кружевную чулочную резинку. Было время, когда деталь такого рода всё внимание Тимура Валерьевича на Марусе безотказно концентрировала. Но и это не сработало.
– Ну не ахренели ли Вы, Тимур Валерьевич! – в сердцах воскликнула Маруся и хотела было несолоно хлебавши домой отчаливать.
Но тут пришла ей в голову занимательнейшая идея. И решила она рискнуть. Вдруг получится?
Подошла Маруся к экрану, приложила к нему руку и представила себя внутри огромного телевизора. Волшебная интуиция Марусю не подвела. Да и ее намерение во что бы то ни стало вывести Тимура Валерьевича из иллюзорного боя было настолько сильным, что не замедлило начать осуществляться. В ушах у Маруси засвистело, тело как будто задребезжало, а потом потеряло вес и лишилось чувствительности.
По описанным симптомам нетрудно догадаться, что оказалась Маруся по ту сторону большого экрана, прямо в зарослях черники, под большим мухомором.[2] Огляделась – никого вокруг. Ни гномов, ни троллей. Вдруг, словно сквозь вату, услышала она знакомый голос.
– Что за фигня?! – вскричал Тимур Валерьевич. – Откуда на этой жестокой и кровопролитной войне баба?!
А Маруся с экрана Тимуру Валерьевичу помахала.
– Хэллоу, Тимур Валерьевич! – Во-первых, не баба, а женщина. А во-вторых, я тут только на минуточку! Из спортивного, так сказать, интереса. Не пугайтесь. И смотрите, не пальните в меня случайно!
Надо сказать, Маруся сильно рисковала, – ведь заросли черники кишмя кишели злодеями. То, что она их не видела, означало только, что они искусно камуфлировались. Да и гном-Тимур Валерьевич мог Марусю не узнать и, приняв за нимфу, подосланную врагами в качестве отвлекающей визуализации, зараз ее ликвидировать. Поэтому Маруся, на всякий случай, снова приятелю рукой с экрана помахала.
– Эгей, Тимур Валерьевич! Это же я, Маруся! Не узнали?
– Вот беда, – покачал головой Тимур Валерьевич. – Доигрался я. Пи…ц.
Отложил он джойстик, вытер пот со лба, поднялся с дивана и стал звать Марусю чрезвычайно печальным голосом. А Маруся за мухомором спряталась и дождалась, пока Тимур Валерьевич из кинозала выйдет. Как только он, Марусю не дозвавшись, понурив голову, ушел в гостиную, собрала она всю силу своего духа, воспроизвела в памяти телесные ощущения во всем их многообразии и, закрыв глаза, представила себя по ту, зрительскую, сторону экрана сидящей на диване. Через мгновение там Маруся и оказалась. Протрясло ее немного в ознобе, но быстро отпустило.
Хорошо, что получилось у нее вернуться из стрелялки живой и невредимой. Осмотрелась Маруся, тело свое ощупала, и, убедившись в том, что все его части на месте, при том вполне весомы и зримы, подтянула чулки, поправила юбку и отправилась в гостиную.
Там застала она изрядно растерянного Тимура Валерьевича.
– Ах, Марусенька, как же Вы меня напугали! Я Вам звоню – Вы трубку не берете. Я Вас и в ванных комнатах искал, и в прихожей, и в кабинет заглядывал. И даже в спальню, – а вдруг Вы ко мне в постель, под одеяло забрались? Ну мало ли, по старой памяти… А потом решил, что Вы ушли, и совсем огорчился. Но еще больше я расстроился, допустив, что Вы на самом деле в виртуальную стрелялку угодили, да так оттуда и не выбрались. Кто же Вас знает! Сталкивался ведь я уже с Вашими экстраординарными способностями (читай «Маруся и бутерброды», сезон 5). Вы мне, случаем, сегодня из игровой виртуальности, с экрана ручкой не махали? А, Марусенька?
– Конечно же, нет, Тимур Валерьевич! Мое появление на экране Вам привиделось, – успокоила приятеля Маруся. – Переиграли Вы сегодня в стрелялки. Меру надо знать в Вашем-то почтенном возрасте! Игроманские замашки, знаете ли, до добра не доведут.
Стала Маруся чай по чашкам разливать.
– Что это, Маруся?! – вскрикнул Тимур Валерьевич так, что Маруся вздрогнула и чуть чайник из рук не выронила. – Неужели же опять постгеймерский бред меня одолевает?!
Обернувшись, Маруся с удивлением увидела обыкновенную черную кошку, преспокойно возлежащую в самом центре комнаты, – лапки кренделем, ушки стойком, глазки щурятся.
Не дожидаясь Марусиной реакции, побежал Тимур Валерьевич в кинозал за джойстиком и, вернувшись, нацелил его на кошку.
– Уймитесь, Тимур Валерьевич! Ведь это всего лишь кошка! К тому же вовсе не виртуальная, а безусловно реальная.
– Кошка?! Это, Маруся, не кошка! Это наглая, черномазая пособница нечистой силы! Вы на нее только посмотрите! Она же Вас съест и не подавится!
Кошка мявкнула и облизнулась.
– Вот видите! Что я Вам говорил?! – крепче сжал джойстик в руках Тимур Валерьевич. – И потом, позвольте-ка узнать, как она сюда проникла?! Через стены, что ли, просочилась, чертовка?!
– Двери надо закрывать, – спокойно заметила Маруся. – Эта красавица, похоже, как раз из той кошачьей семейки, что я по дороге к Вам повстречала. Их там целых три было, и все черные. Но ведь ничего плохого, не считая Вашего первичного ко мне невнимания и равнодушия к моему приходу по Вашему же теплому приглашению, не случилось.
«И даже своим опасным спонтанным путешествием в заэкранье я неприятностей не нажила», – хотела было добавить Маруся, да вовремя язык прикусила.
– Все равно, не доверяю я кошкам. Особенно черным, – отложив наконец джойстик, разворчался Тимур Валерьевич.
А Маруся отрезала кусочек ветчины и животное накормила. Тимур Валерьевич хотел кошку за дверь выставить, но Маруся не позволила.
– Дайте ей хотя бы умыться, бессердечный Вы человек!
– Вы, Марусенька, с этой бестией ласковее, чем со мной обращаетесь, – надулся Тимур Валерьевич.
– Так Вы вон какой большой и сильный! – улыбнулась Маруся. – А она вон какая маленькая и беззащитная. Будьте же великодушны! Ведь Вы же воин и защитник.
– Точно, Маруся! Пойду-ка я еще мир поспасаю, – загорелся Тимур Валерьевич. – Хотя… – тут же потух он, вспомнив про свои недавние галлюцинации, – наверное, все-таки на сегодня милитаристских приключений достаточно. Посижу-ка я лучше с Вами, чаю попью и побеседую.
Поздним вечером провожал Тимур Валерьевич Марусю домой. А за ними шла та самая черная кошка, накормленная и обласканная Марусей. Вдруг из-за поворота, наперерез компании, еще пара чернющих кошек выскочила.
– Тьфу, – плюнул налево Тимур Валерьевич. – Тьфу, и еще раз тьфу!
А сопровождавшая его и Марусю кошка коротко трижды мяукнула. И тогда, словно по сигналу, ее сородичи резко затормозились в полуметре от тротуарной дорожки, послушно присели и стали ожидать, пока Тимур Валерьевич с Марусей мимо пройдут.
– Вот видите, Марусенька, как я их усмирил! – гордо вскинул голову Тимур Валерьевич.
– Какой Вы молодец, Тимур Валерьевич! Честь Вам и хвала! Я всегда знала, что Вы – настоящий воин! А лучше сказать – воитель! – ответила Маруся, и, оглянувшись, черной кошке подмигнула. А кошка ей в ответ хвостом помахала и громко муркнула. Хотите – верьте, хотите – нет.
Следующая рассказка вполне могла бы послужить сюжетом для короткометражной артхаусной мелодрамы
Маруся в театре
Театр…
Вслушайтесь в это слово! Столько в нем волшебной таинственности, что даже я, отнюдь не завзятый театрал, нет-нет да и поддамся на уговоры составить компанию в посещении спектакля кому-нибудь из друзей или родственников. Потому как всем своим московским существом осознаю: жить в Москве и не бывать в театрах – грех большой и непростительный.
Однако тем недавним вечером, о котором пойдет речь, ни я, ни кто-либо другой Марусю в ее стремлении почтить своим вниманием очередную премьеру не поддержал.
Должен Вам, Любезнейший Читатель, сообщить, что отсутствие компаньонов в посещении выставок или же театров Марусю нисколько не смущает. Есть компания – она ей радуется, а нет – предается наслаждению зрительским сотворчеством в благодатном одиночестве, воздавая ему хвалу за возможность углубиться в процессы восприятия без вмешательства стороннего мнения.
А посему Маруся нимало не разочаровалась, когда пришлось ей отправиться на премьеру без компаньона.
Опасаясь опоздать, прибыла Маруся в театр заранее. Тем более что очень уважает она театральные буфеты – за их исключительный дух, удивительнейшим образом сочетающий приземленное с возвышенным. Потому как насыщение бутербродами с шампанским, пирожными с кофе или же шоколадкой с коньяком здесь имеет окраску благородно-романтическую, превращая простецкий перекус в подготавливание души к возможному катарсису. Ибо голодный зритель и рад бы сопереживать, да урчание в животе на сопереживании сосредоточиться мешает.
Располагая целым получасом свободного времени, взяла Маруся бутерброд и кофе, выбрала место поудобнее и не отказала себе в удовольствии понаблюдать за публикой.
Дамы, независимо от того, как они были одеты – просто и со вкусом или дорого и без вкуса, или же в обратном сочетании стоимости нарядов и чувства меры, – все светились достоинством театралок. Мужчины же, дам сопровождавшие, принимая на себя рефлексы дамского свечения, в свою очередь, излучали полнейшую готовность к высокодуховному отдыху.
Не успела Маруся удивиться тому, что ни единого субъекта противоположного пола без пары она в буфете не обнаружила, как на входе появился оный и направился к кушаньям.
Сей непарный мужчина был побрит наголо. Притом, что был он невысок и телосложение имел более чем плотное, полнота его в глаза Марусе не бросилась по причине того, что выразительное умное его лицо поглотило всё Марусино внимание. И хотя рассмотреть объект подробно у Маруси сразу не получилось, про себя окрестила она его Лысым Интеллектуалом, удивившись мгновенности возникновения своей к нему симпатии.
«И что же мне теперь прикажете делать? – размышляла Маруся, допивая свой кофе. – Не могу же я так вот запросто подойти к нему и познакомиться! Что если он женат? Или командировочный? А то и вовсе нетрадиционно сексуально ориентирован? Да вроде бы и негоже даме к мужчине клеиться…»
Пока Маруся над создавшейся ситуацией размышляла, Лысый Интеллектуал, базируясь в трех столиках от Маруси, доедал свое пирожное. Закончив, он элегантно промокнул рот салфеткой и встал из-за стола. Тут-то глаза его, по случаю, с Марусиными и встретились. И показалось Марусе, что самой судьбе она в лицо посмотрела. От неожиданности у нее дыхание перехватило. Однако в лице Лысого Интеллектуала ничто ответно не дрогнуло и, педантично восстановив союз кресла со столиком, он неспешно покинул буфет.
«Что же мне теперь делать? – снова подумала Маруся. – Я никогда его больше не увижу».
Завершив свой буфетный ритуал, вышла она в фойе, побродила там, рассеянно разглядывая актерские портреты, и с третьим звонком сделалось ей очень-очень грустно. Потому как лысин в зрительской толпе мелькало много, но ни в одной из них желаемый объект опознан ею не был.
Погоревав минуту-другую, заставила Маруся себя взбодриться, через не могу включила свою особенную, волшебного свойства улыбку (читай рассказку «Маруся в Греции-2», сезон 7), и, озарившись ею изнутри, пошла усаживаться на место. А усевшись, немедленно распознала искомую лысину, блестевшую не так уж далеко от нее впереди.
Сердце ее радостно екнуло, Маруся повеселела так, будто желаемое знакомство уже состоялось, и, пребывая в приятном волнении, всей душой, как ей казалось, окунулась в представление.