100 рассказок про Марусю. Вполне откровенные и немножко волшебные истории про Марусю и других обитателей Москвы. Книга вторая

Но вот неделю назад, попивая традиционный воскресный кофе (читай «Маруся и чашка кофе», сезон 3) на своей распрекрасной кухне, вдруг поняла Маруся, что кухонная стена – та, у которой стоит ее расчудесный стол, покрытый элегантной льняной скатертью, неприятно пустует и что надо бы эту пустоту каким-то образом заполнить.

С этой целью порылась Маруся на антресолях, извлекла оттуда пару премилых акварелей, прогулялась до багетной мастерской, и уже к вечеру пустая кухонная стена буквально заиграла красками.

И все равно чего-то на этой стене Марусе не хватало. А чего, Маруся никак понять не могла.

Позвонила она тогда своей подруге Алёне Николаевне и поделилась с ней своей проблемой.

– Ха! – сказала в ответ Алёна Николаевна. – Вы даже не представляете, Марусенька, насколько по адресу обратились! Уж я-то точно знаю, чего Вашей кухне, равно как и всему вашему дому, не хватает. Ждите меня завтра в гости. И считайте, что проблема Ваша решена.

Назавтра явилась Алёна Николаевна к Марусе с небольшой плоской коробкой.

– Смелее, Марусенька! Открывайте! – говорит интригующе.

Открыв коробку, не сумела Маруся скрыть своего разочарования.

Потому что в коробке той были, как нетрудно догадаться, часы. А часы Маруся, как Вы, Любезнейший Читатель, уже поняли, с некоторых пор в любом их виде недолюбливала.

– Что с Вами, Марусенька?! – огорчилась Алёна Николаевна. – Или я не угадала?

– Ну не то чтобы не угадали… – отвела глаза в сторону Маруся.

Алёна Николаевна совсем расстроилась.

– Пройдемте на кухню, Алёна Николаевна. Посмотрим на стену, о которой я Вам давеча говорила, – обреченно проговорила Маруся. – Часы Ваши туда примерим.

– Ну вот же! – указывая на полупустую стену, воскликнула Алёна Николаевна. – Именно эту стену я себе и представляла, когда для Вас часы в магазине выбирала. А рамочки-то у картинок, смотрите-ка, точь-в-точь с обрамлением часов совпадают! Глядите-ка, как мы с Вами телепатически сработали!

– Тут Вы правы, Алёна Николаевна, – без радости в голосе согласилась Маруся. – Сработали телепатически.

– Ну вот что, Маруся… – окончательно обиделась Алёна Николаевна. – Я с такой любовью для Вас этот подарок выбирала! Так угодить Вам хотела! Вот, к примеру, догадалась я, что при Вашей интровертности и, как следствие, склонности к созерцательности, не выносите Вы громкого тиканья. А потому выбирала часы предельно тихие, без единого намека на звуковую назойливость часового механизма. Вы хотя бы вид сделали, что они Вам нравятся! А уйду я – да хоть на помойку их выкидывайте!

Но Марусе уже совсем не надо было притворяться.

– Это правда, Алёна Николаевна? – спросила она, значительно повеселев, но всё еще недоверчиво разглядывая часы со всех сторон. – Они действительно негромко тикают?

– Не издают ни звука! – подтвердила всё еще сердитая подруга. – Да вот Вам батарейка! Вставляйте же ее скорее и слушайте!

Часы и правда оказались идеальны: стрелки двигались, но тиканьем свое движение не обозначали.

– Спасибо Вам, Алёна Николаевна! – расчувствовалась Маруся. – Вы действительно меня неплохо знаете.

– Неплохо! – деланно надувшись, передразнила Алёна Николаевна. – Скажете тоже. Да лучше меня Вас никто не знает!

И уселись подруги обмывать чаем бесшумные часы, которые тут же были водружены на стену рядом с акварельными пейзажами.

Первые два дня после преподнесения подарка Маруся на часы нарадоваться не могла: стену декорируют, время точное показывают и ритма своего не навязывают.

Однако на третий день случилось так, что вечером, засидевшись за ужином с бокалом вина и задумавшись (под настроение, при свече) о бренности всего сущего, вдруг уловила Маруся ухом престранный звук, похожий на журчание лесного ручейка. «Холодильник что ли такое странное гудение издает?» – предположила Маруся, но, подойдя к холодильнику, обнаружила, что он как раз-таки находится в режиме передышки. Проверила тогда Маруся, плотно ли закрыт водопроводный кран. И здесь никакой утечки не было. Снова прислушалась Маруся и вернулась к обеденному столу. Села она на свое место и еще явственнее звук ручейка услышала. Подняла тогда Маруся глаза и досадливо поморщилась: журчащий звук исходил от часов, подаренных Алёной Николаевной.

Маруся ухо к часам приложила – так и есть: не тикают, но журчат, как ручеек. И показалось Марусе, что секундная стрелка, которой она раньше не замечала, как бешеная по кругу бегает.

Стрелка бежит, ручеек журчит, время утекает.

С тех пор подарок подруги радовать Марусю перестал. На часы она теперь косо поглядывала. А снять их со стены рука не поднималась. Тем более что смотрелись часы на кухонной стене премило, да и привыкла уже Маруся по ним ориентироваться.

В суете буднего утра или в хлопотах забитого кухонными делами вечера, под радио и гудение холодильника Маруся журчания настенных часов не замечала. Но в моменты покоя и тишины этот звук не просто действовал ей на нервы, но неприятно подергивал некую ранее незыблемую струну ее внутренней гармонии.

И вот однажды пришел к Марусе в гости уже известный вам Артур Казбекович (читай рассказку «Маруся-фотомодель», сезон 8).

– Вот это дело, Марусенька, – указал он на стену, возле которой они пристроились пить чай. – Мне всегда казалось, что эта стена пустует. А пустовать бы ей не надо. Теперь здесь всё как нужно, – все плюсы сплюсованы, а минусы сминусованы. Особенно мне здесь нравятся часы. А еще больше нравится мне то, что они беззвучные и громкими своими тиками и таками не докучают.

– Так-то оно так, – вздохнула Маруся. – Только вот не совсем уж они и беззвучные. Прислушайтесь, Артур Казбекович.

Выключила Маруся радио, аккомпанировавшее задушевной беседе тихими мелодиями, и воцарилась на кухне тишина.

– Уж лучше бы они тикали. Тики-таки размеренные как-то привычнее. А с этими часами секунды будто многоструйным ручейком утекают. Слышите?

– Теперь слышу, – задумчиво покивал Артур Казбекович.

Маруся подлила ему чаю.

– Вот и я слышу. Не всегда, но в тишине это особенно явственно обнаруживается. И тогда возникает у меня желание сей процесс ежели не приостановить, то проконтролировать.

– То есть взять в свои руки власть над временем?

– Ну, для этого у меня пороху не хватит, – рассмеялась Маруся. – И полномочий таких я ни в коем случае не имею. Но что если попробовать повлиять на одно единственное мгновение? Хотя бы чуточку этот ручеек притормозить! Ведь столько еще в этой жизни не познано, столько не раскрыто! Столько в ней увлекательного и разнообразно радостного! Вот, как сейчас, например, – благостно мне оттого, что мы с Вами здесь, на моей кухне, под хорошую музыку беседуем, за окном – закат вечерний, в оптимистичные тона весной окрашенный. Так и хочется сказать: «Остановись, мгновенье!..»

– Стоп, Марусенька! Ни в коем случае! – приложил к устам палец Артур Казбекович.

– Что ни в коем случае?! – удивилась Маруся.

– Ни в коем случае фразу эту не продолжайте. Вам с Вашими волшебными способностями делать этого никак нельзя!

– Что же в ней такого опасного?! – изумилась Маруся. – Она же у всех на устах! Откровенно-то говоря, уже оскомину набила!

– Да, – покивал Артур Казбекович. – Но мало кто знает, что эта фраза в себе, согласно первоисточнику, заключает.

– Первоисточнику? – изумленно переспросила Маруся.

– Вот о чем я и говорю, Марусенька, – печально ухмыльнулся Артур Казбекович и, неспешно протерев свои цейсовские окуляры специальной мягкой тряпочкой, принялся скручивать ее в плотную трубочку. – «Фауст» это, Марусенька. «Фауст», сотворенный когда-то Гёте.

– Ой, – сконфузилась Маруся. – Я не читала.

– Я бы мог сейчас преисполниться снобистской снисходительности и, осуждая Ваше литературное невежество, по своему обыкновению, с долей иронии назвать Вас «пятёрошницей», но и сам-то я сие великое произведение не то чтобы читал, – в свою очередь смутился Артур Казбекович. – Однако было время, осилить попытался. Тоже удивлен был до крайности тому, что этот всем известный, прошу прощения у великого автора, слоган в «Фаусте» присутствует.

Он располовинил бумажную салфетку и принялся скручивать новую трубочку.

– Так вот, контекст цитаты драматичен. Доктор Фауст, да будет Вам известно, просит Мефистофеля прервать его земное существование, когда ему, Фаусту, в момент достижения наивысшего счастья, уже и желать будет нечего. А обозначить вершину своего блаженства он намеревается именно этой фразой. Теперь понимаете, Марусенька, отчего я встревожился?

Тут бы Марусе внять предупреждению Артура Казбековича. Но к тому моменту, когда Артур Казбекович свою поучающую речь завершил, в Марусе проснулся тот самый гномик, который периодически пробуждает в ней дух авантюризма, а следовательно, подбивает на риск, напрочь лишая осторожности (читай «Маруся и Алые паруса», сезон 3).

– Пфф, – фыркнула она. – По-моему, Вы, Артур Казбекович, перестраховываетесь. Вот же, сами убедитесь!

И, вскинув руку к часам, Маруся с выражением продекламировала:

– Остановись, мгновенье! Ты…

Артур Казбекович вскочил на ноги и, с несвойственной ему фамильярностью, дотянувшись через стол до Маруси, зажал ей рот рукой, прервав ее декламацию на полуслове.

Простим ему, однако, этот грубый жест, ибо не сделай он этого, неизвестно чем бы то весеннее чаепитие закончилось. Потому как, процитировав всего три слова, застыла Маруся в оцепенении. То есть буквально застыла. Не образно. Нехорошее, по сути не по-белому магическое качество ее оцепенелости Артур Казбекович распознал сразу. Кинулся он было к телефону скорую помощь вызывать, да вовремя сообразил, что доктора с их традиционными мероприятиями тут ничем не помогут.

Да и дойти до телефона, и особенно обратно оказалось не так-то просто. Воздух на Марусиной кухне настолько уплотнился, что Артур Казбекович, с трудом продираясь сквозь невидимую вязкую субстанцию, до Маруси едва добрался. Как ему самому удалось остаться нетронутым новыми, иномерными законами пространства и времени, вторгшимися в Марусину кухню, так загадкой и осталось. Предположим, что знанием своим он себя обезопасил: предупрежден, значит вооружен.

– Марусенька! – склонившись к Марусиному уху, позвал так громко, насколько уплотненный воздух позволял, Артур Казбекович. – Маруся!

Но на звук его голоса Маруся никак не реагировала.

Осмотрел ее Артур Казбекович со всех сторон и, преодолевая дрожь, охватившую всё его, в общем-то, вполне отважное существо, попытался Марусину руку, направленную на часы, опустить. Да где там! Воздух плотный, а рука словно каменная. Стрелки часов, на которые указывала рукой Маруся (как автоматически зафиксировал профессионально жадный до деталей глаз Артура Казбековича) не двигались. Но это сейчас волновало Артура Казбековича менее всего.

– Черт знает что такое, – кипятился он. – Что же мне теперь с Марусей делать? Целовать её как принцессу в сказке или за водой, мёртвой и живой, бежать? Чушь какая-то! Какие тут сказки?! Тут жестокая реальность, и даже цейсовская оптика не в помощь. Однако… – вдруг осенило Артура Казбековича.

Снял он свои окуляры, повертел их задумчиво в руках и нацепил Марусе на нос.

Воздух вокруг Маруси чуть дрогнул и вязкость его как будто бы уменьшилась. Но Маруся по-прежнему оставалась в ипостаси статуи, и глаза ее сквозь окуляры остекленело таращились.

А Артур Казбекович, лишившись своего главного волшебного оружия, по-настоящему запаниковал и, подчинившись паническому порыву, забрал у Маруси очки обратно.

Водрузив их на законное место, Артур Казбекович обнаружил, что очки его как будто сильно запотели. И только вознамерился он привычно их протереть и уже достал из кармана специальную супермягкую тряпочку, как дошло до него, что окуляры что-то ему протранслировать пытаются.

Надел он их обратно и видит: Маруся, живая и невредимая, и в правом, и в левом окулярах, то бишь в двух экземплярах демонстрируемая, оживленно жестикулирует. Присмотрелся Артур Казбекович повнимательнее, а Маруся ему указательным пальцем (нет, ну что вы! не у виска) прямо перед глазами (согласитесь, куда уж ближе!) против часовой стрелки накручивает. Да так интенсивно, что глаза Артура Казбековича сначала по кругу вслед за Марусиным пальцем побежали, а потом в кучку собрались. Инстинктивно он отшатнулся, не сразу сообразив, что от собственных цейсовских окуляров, ежели они на его носу восседают, сколько ни отшатывайся, никак не отшатнешься. Призыв Марусин, однако, был расшифрован Артуром Казбековичем, верно.

Снял он бесполезные в смысле обострения зрения, на данный момент, очки, и, напрягая все свои силы, с трудом прокладывая своей руке дорогу в загустевшем пространстве, дотянулся до часов и передвинул замершую минутную стрелку назад на одно деление.

Снова вязкий воздух на Марусиной кухне чуть дрогнул и как будто стал легче и податливее. Однако Марусина оцепенелость ничуть своих позиций не сдала.

– Чё за дичь! – просипел Артур Казбекович севшим с перепугу голосом. – Нужно что-то предпринять!

Надел он свои волшебные окуляры, и, снова узрев там Марусю, подвижную и невредимую, обрадовался.

– Стрелку я назад передвинул, Марусенька, – отчитался Артур Казбекович. – Но Вы-то в реальности по-прежнему как статуя выглядите! Теперь-то что мне делать прикажете? Я в совершенной растерянности!

Тогда Маруся, в двух экземплярах спроецированная в окуляры Артура Казбековича и ими оживленная, пытаясь расслабиться и дать выход своей волшебной интуиции, прикрыла глаза. Было видно, как она несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. А открыв глаза, очертила пальцами в воздухе квадрат. А затем изобразила волны. А потом губами очень выразительно артикулировала несколько раз какое-то слово. Артур Казбекович изо всех сил приглядывался. Но тщетно. До тех пор, пока Маруся указательными же пальцами, приставив их к макушке, не изобразила рожки. И тогда слово, произносимое Марусей, до него дошло.

– Ах «Фауст», говорите! Постойте-ка! Дайте нагреться моей замороженной стрессовой ситуацией интуиции.

Марусины двойники в окулярах терпеливо выжидали. Наконец Артур Казбекович, хмуря свой драгоценный лоб, неуверенно произнёс:

– Хотите сказать, мне «Фауста» надо процитировать?

Изображения Марусины в его окулярах одобрительно закивали и снова изобразили волны указательными пальцами.

– Письменно?

Обе Маруси в окулярах снова закивали и настойчиво стали повторять волнообразное, направленное справа налево действие пальцами.

Артур Казбекович опять приглядывался и морщил лоб, пока обе Маруси не постучали пальцем по виску.

– А! В обратную сторону?! Задом, что ли, наперёд?! Так сказать, в пику Вашему опрометчивому высказыванию?

Обе Маруси в окулярах облегчённо вздохнули и закивали.

А Артур Казбекович снял очки, нашел в ящике кухонного стола карандаш и, близоруко щурясь, морща лоб, преодолевая сопротивление сгущённого воздуха, стал выводить на салфетке буквы.

И вот что у него получилось:

!онсаркерп ыТ!еьневонгм, ьсивонатсО

– А теперь-то что, Марусенька?! – снова облагородив свой нос волшебной оптикой, взволнованно спросил Артур Казбекович.

Маруси в окулярах собрали пальцы в щепоть и стали демонстрировать скручивающие движения.

– А, ну это мне понятно, – уверенно сказал Артур Казбекович, скинул очки, быстро скрутил салфетку с оборотными словами в плотную трубочку и снова надел очки.

– Ну?!

Маруся – та, что в двух окулярных экземплярах – указательный палец подняла, а потом его к середине своего лба приставила.

– А, понял! – воскликнул Артур Казбекович. – Это, типа, волшебная палочка?!

Окулярные Маруси глаза закатили, а потом на Артура Казбековича иронически воззрились.

– Ну а что тогда?

Окулярные Маруси, строго глядя на Артура Казбековича, трижды потыкали себе в лоб пальцем, а потом указали на Артура Казбековича крупным планом того же пальца.

Артур Казбекович снова попытался отшатнуться, снова в этом не преуспел и, в растерянности сняв очки, всё же спонтанно совершил интуитивно правильное действие. А именно – приложил к Марусиному лбу свёрнутую в трубочку салфетку с требуемой надписью.

В тот же миг масса плотного кухонного воздуха всколыхнулась, Маруся вместе с ней вздрогнула, глаза ее, подёрнутые пеленой, прояснились, и рука, указующая на часы, опустилась, Маруся полной грудью вздохнула и сильно закашлялась.

Артур Казбекович, всклокоченный, с красными глазами, от радости онемел и в растерянности замер. Покуда не сообразил, что Маруся отчаянными жестами просит его постучать ей по спине.

– Уффф, – прокашлявшись, выдохнула Маруся и, без церемоний выхватив из руки Артура Казбековича скрученную в трубочку салфетку, спешно коснулась ею часов. Секундная стрелка дрогнула, сместилась вправо и рванула в том же направлении.

– Вы, Артур Казбекович, никак Гарри Поттера начитались? – наконец придя в себя и с умилением разглядывая плотную салфеточную трубочку, сказала Маруся. – волшебная, блин, говорите, блин, палочка?!

Артур Казбекович как-то странно усмехнулся, а потом присел на стул, согнулся пополам и, уткнувшись своим драгоценным лбом себе в колени, как будто бы расплакался.

– Артур Казбекович, а Артур Казбекович, – в испуге потрясла Маруся друга за плечо.

Артур Казбекович поднял на ее зов голову. Он смеялся. Истерически, подвывая и смехом своим захлёбываясь. Маруся, на секунду шокированная нехарактерным для друга поведением, в следующее же мгновение его посттравматической веселостью заразилась и ну давай хохотать. Да так, что весёлые солнечные зайчики, которыми обычно Марусин смех заряжен (читай «Маруся и еврофил», сезон 4 и «Маруся и помидоры с чесноком», сезон 5) противоестественную загустелость пространства Марусиной кухни окончательно рассеяли.

– Ну вот что, Марусенька. Чаю нам с Вами сегодня, полагаю, будет недостаточно, – переводя дух после приступа смеха и протирая очки, а заодно и свой драгоценный, вспотевший от истерики лоб специальной тряпочкой, сказал Артур Казбекович. И надел пальто.

А через четверть часа он уже разливал по бокалам игристое.

– На улице и в магазине, – с некоторым удивлением констатировал Артур Казбекович, – вроде бы всё по-прежнему… Что ж, будем надеяться, что Ваш невольный эксперимент никак не исказил реальность и по причине своей мимолетности остался ею незамеченным. С новым Вас рождением, Марусенька!

Бокалы празднично звякнули.

– Эх, хорошо!.. – отпив, зажмурилась от щекочущих пузырьков Маруся. – Снова выкрутились мы с Вами с помощью наших обострённых интуиций, – подытожила она. – Честь им и хвала!

– А то! – подмигнул Марусе Артур Казбекович, снял свои очки и поднял их высоко вверх. – И вот этому воистину волшебному предмету честь и хвала, Марусенька! Согласны?

– Воистину! – подтвердила Маруся. – Хотя, будучи окаменевшей, проекции свои в целых двух Ваших окулярах воспроизводить, поверьте, было непросто.

– Хм, я даже, заметьте, не интересуюсь, как Вам это удалось.

– Сама не знаю – с улыбкой пожала плечами Маруся.

– Однако же, вернёмся к тосту, – посерьёзнел Артур Казбекович. – Полагаю, Маруся, Вам следует сказать что-нибудь такое, что не оставит сомнений в Вашей лояльности к повседневному течению времени.

В ответ Маруся подняла бокал к часам, отчего Артур Казбекович вздрогнул.

– Да не пугайтесь Вы так, друг мой, – сказала Маруся. – Ловите момент и пейте свое шампанское! За это вот самое мгновенье! – она подняла бокал как можно выше, и в нем заиграло вечернее солнце. – Мгновенье, ты прекрасно! Как и каждое предыдущее, и любое последующее! А это значит, что останавливать мгновения нет никакого смысла.

Ну что сказать, Любезный Мой Читатель… Я с Марусей, в общем и целом, пожалуй, соглашусь. Пытаться время останавливать никому (даже многоопытным волшебникам) не посоветую. Однако тот, в чьей жизни случилось хотя бы одно мгновение, которое хотелось зафиксировать, считайте, что рожден счастливчиком. Ведь каждое счастливое событие, ежели мы его обидами на жизнь вкупе с регулярными унынием и угрюмостью задавить не умудряемся, с нами навсегда остается. И не только в нашей памяти, но и там и тогда, где ему произойти пришлось. Сигналит оно нам оттуда (не из прошлого, но существующего в иной реальности параллельного настоящего) во всю свою позитивную мощь, щедро питая нас своими воистину золотыми флюидами, – только воспользуйся и по неверию не отрекись.

Опуская научные подробности теории относительности, предлагаю Вам, Любезный Мой Читатель, сейчас просто поверить мне на слово.

А впрочем… хотите – верьте, хотите – нет.

Из следующей рассказки вы узнаете кое-что о неуместных переименованиях, вызывающих в Марусе активнейший протест, и о чудесном исцелении, к которому Маруся ненамеренно оказывается причастной