Ходячие библиотеки

– Наверное, во мне действительно что-то не так, – вздохнула девочка, и я крепко ее обняла.

– Проходите, пожалуйста! – подтолкнул Дайри сзади наш новый клиент.

Он очень деятельно помогал всем подряд, думая, что мы собираемся искать завещание его любимой тетушки. Его, как вы понимаете, переубеждать никто особенно не спешил.

Дайри пропустила его, машинально поправив многочисленные оборочки на короткой, но пышной юбке, куда терпеливо пришивала каждый кусочек подаренных и трофейных кружавчиков, какие ей только удавалось добыть. Она прижалась плечом к двери:

– Я думаю, все дело в том, что Рейнирра – такая же, как Нинни. Просто ей пришлось убить в себе все это творчество, чтобы помогать другим, а Нинни стоит на своем. Она сильнее, чем мастерица Рей. Нинни такая, какой Рейнирра так и не смогла стать. Отсюда и ненависть.

– Эй, малыш, – улыбнулась я, утерев девочке слезы, – ты исправила уже столько миров, так что этот тоже будет тебе по плечу. И в конце же концов – нельзя ведь жить в библиотеке. А то зрение посадишь.

– Не посажу.

– А для этого, – посоветовала ей Дайри, всучив свою стопку книг нашему клиенту, чтобы спровадить его обратно в хранилище, – делай упражнение: смотри на близкий объект и на дальний объект. На близкий объект и на дальний объект. И станешь, как я, снайпершей. Будешь попадать каждому своему читателю прямо в сердечко.

– Всё! Двигаемся! – отдал команду Оутнер, заходя в Толстую Дрю. – Нинни, возвращайся в работный дом и передай им там всем от меня, что библиотекари не шутят о смерти. И… эй! – окликнул он ее уже на пороге. – Скажи тем, кто обижает Рой-роя, что, если они еще раз порвут ему книжку, Дайри не станет больше ее чинить: я сделаю ей подвижный механизм и зубы длиной с палец. Пусть представят сами, что она тогда сделает.

Девочка наконец улыбнулась и вышла, прижимая к груди плотно исписанный блокнотик. Оутнер подошел ко мне, я показала, какой выбрала маршрут, и он отправился на свое место.

Я опять посмотрела на скомканное послание.

«Памагитте. У краснага ручя буддут украдать дитей».

– Как быстро мы нагоним дирижабль? – потребовал от меня ответа наш клиент.

Я вздохнула в ответ:

– Он даст нам знать, где остановился, мы рассчитаем время пути до этого места и тогда вам скажем. Сейчас мы не понимаем даже направления.

– Но, многоуважаемая, мы уже движемся в некоем направлении.

– Пока мы движемся к красному ручью. У его брода, возможно, грозит опасность детям.

– И вы верите в это? – Бровь, изящно выгнутая нашим клиентом, искренне попыталась передать уничижительно едкий сарказм. Ей не удалось. Об этом ей сообщила моя бровь.

– Вам тут делать нечего. Возьмите что-нибудь почитать, чтобы не заскучать. Аиттли запишет вас в библиотеку.

С этими словами я собрала карту и направилась к Оутнеру, чтобы посидеть рядом с ним в тишине. В прекрасном таком, животворящем отсутствии этого многоуважаемого.

– Разве вам не очевидно, что это все – гнусные козни, направленные, чтобы сбить вас со следа и отвлечь от действительного важного дела?

Я остановилась спиной к нему. Развернулась, машинально положив руку на револьвер.

– Какого, простите великодушно, дела?

Он принял вызов:

– Вашего. Разве, многоуважаемая и без всяких сомнений квалифицированная в своей узкой специализации госпожа, вы не библиотекарша, а это – не библиотека? Детьми должны заниматься воспитатели работных домов, а если дети попали в беду – то дежурные городов, откуда их украли. Словом, кто угодно вокруг, но никак не библиотекари.

Я в один шаг вернулась к столу, снова расстелила на нем карту и быстро, как я всегда делала, чтобы не сорваться, ввела этого механоида в курс дела. Если бы я этого не сделала тут же и срочно, точно бы его застрелила.

– Вот это – карта того куска фронтира, куда вас занесло. Это – город Голубые Апатиты, он находится у станции Апатиты магистрали Северных Линий. Это – город Фиолетовые Апатиты, он находится у станции Апатиты магистрали Хребет мира. Вот это – город Белые Апатиты, он находится у станции…

– Апатиты?

– …он, – надавила я мрачно-менторским тоном, – находится у станции Апатиты магистрали Золотое Сечение. И все эти три магистрали принадлежат разным перевозчикам. Поэтому, чтобы сменить направление, грузам нужно сделать крюк почти на сотню километров, а это отражается на стоимости…

– Я знаю, как формируется стоимость товаров, – попытался прервать меня наш клиент.

– Ну хоть что-то знаете. Итак, весь этот край живет перегонкой грузов между магистралями на собственных самоходных платформах. А там, где перегоняют грузы, – грузы и грабят. А там, где грузы грабят, – грузы крышуют. Это закон.

– Это нарушение закона. – Еще одна попытка, и опять в молоко.

– На фронтире нарушение закона – это тоже закон, только другой. Так что вся эта территория просто кишит бандами, и никто не хочет высовываться за границы городов, крышуемых разными бандами, потому что любой выстрел за ними может спровоцировать настоящую войну.

– А в городах, хотите сказать, безопасно? – Полностью провалив авторитетный тон, мой клиент перешел к едкой иронии, но я ответила ему крайне просто и крайне честно:

– Конечно, безопасно, там же нечего грабить. Так что дела такие: за границами города заканчиваются полномочия дежурных, интерес преподавателей, работодателей – всех.

– Кроме бегунов и библиотек?

Он все еще пытался меня унизить высмеиванием, но сам закипал, как чайник. Мне это определенно нравилось. Я этому улыбалась, и улыбалась удовлетворенно.

– Кроме бегунов, странствующих библиотек, выморочных барахолок, бродячих Тинн – да, у нас и такое до сих пор живо, – и прочего народа, оказывающего полезные услуги. – Я уверенно положила в рот сигаретку, но зажигалку приберегла до спасительной кабины Оутнера, где даже Аиттли не сделал бы мне замечание.

– То есть вы действительно, чистосердечно считаете, что кроме вас эти гипотетические дети никому не нужны?

– Дети всем нужны, – сказала я. – Дети – это наше будущее…

– Да-да-да. Я помню. Будущие врачи и инженеры…

– Нет, это будущие идиоты. – Я снова свернула карту. – Потому что только идиоты верят в слова политиков и корпораций. Никому иному, как идиотам, предстоит всю жизнь гнуть кости в шахтах, пополнять собой строй ружейного мяса для бегунов, тратить заработанные тяжелым трудом деньги на блестящие вещицы, оставаясь существовать в нищете, даже не зная о лучшей жизни, а значит – о ней не прося. Сейчас у нас время такое, что идиоты – наше все.

– И вы их будете спасать для того, чтобы они получили образование и стали одними из тех неуправляемых, вечно пьяных смутьянов со сломанной жизнью, сроком на каторге и пачкой стихов собственного сочинения во внутреннем кармане?

– Ой, таких высот в течение жизни одного поколения не достичь, – делано смутилась я. – Суть в том, что если вы хотите искать прямо сейчас Шустрика и завещание, то вам нужно нанимать других охотников за книгами. Мы идем на выручку детям.

– И только потом на выручку другу, – предпринял последнюю попытку надавить на нас клиент, и я, чего он никак не ожидал, согласилась с его доводом.

– И только потом на выручку другу. Какое счастье, что он и сам может о себе позаботиться! Уже наверняка стравил летучий раз и дожидается нас где-то в пустошах.

Господин одарил меня нарочито вежливой улыбкой, отдав знак прощания, и открыл дверь, чтобы выйти и нанять кого-то еще. Однако, к некоторому его сожалению, Толстая Дрю уже настолько преуспела в том, чтобы направиться, что и под дверью, и на любом расстоянии от двери, куда ни поверни голову, располагались одни только пустоши. Дом позволил клиенту насладиться видом полной неизвестности и принудительно захлопнул дверь.

– Ну что сказать, – заметила я, перекинув незажженную сигаретку из уголка рта в другой уголок, – мне кажется, что под угрозой интоксикации ликры вам стоит пока остаться у нас на борту. Ну а потом, как только мы спасем бедных крошек, вы сможете нанять на поиски вашего завещания первую попавшуюся команду охотников за книгами. Например, тех, кто знает, какой именно у Шустрика сигнал бедствия.

– Он одинаковый у всякой твари, на то он и сигнал бедствия. Добрая госпожа, не нужно делать из меня идиота, – отметил клиент, вежливо закипая. Я улыбнулась.

– Но у Шустрика есть особый. На случай, если он найдет что-то ценное или ценно-агрессивное найдет его. Только для своих – если вы понимаете, о чем я.

Клиент ничего не ответил, только подчеркнуто галантно закрыл занавесь на двери, нужную, чтобы пыль не просачивалась в коридор. Я же, отдав ему знак принятия, с довольным видом поднялась в кабину управления, села рядом с Оутом и наконец затянулась. К нам поднялась и Дайри.

Я внимательно огляделась и присмотрела лучшее место для того, чтобы спрятать Толстую Дрю, пока нас с Дай не будет. И велела поставить ее в совершенно другом. Потому что если на Дрю соберутся напасть, то начнут с самого лучшего места для того, чтобы спрятать дом.

Пока мы не знали, кто именно и каких именно детей собирается воровать, но в любом случае рядом могли ошиваться оба ненавистных мне лагеря бродячих домов: кочующие бандиты-бегуны и странствующие цирки, в чьих полосатых палатках творится бесконечный водевиль. Стоит ли говорить, что детей имели обыкновение воровать оба, так как в здравом уме и по своей воле к ним бы никто не присоединился?

– Ну, двинули, – велела я и вылезла в окно, откуда шла удобная лесенка до самой поверхности пустошей.

Дайри, закинув за спину винтовку, почти равную ее росту, последовала за мной. Ее подвитые светлые волосы, забранные в три хвостика и украшенные черными вязаными бантами, весело играли на ветру. Пока я дожидалась ее, из-под брюха Толстой Дрю появился мой нежданный и незваный, в данном конкретном случае, клиент. Он внимательно посмотрел на Дайри в ее массивных ботинках, гамашах и плотных черных колготках с несколькими специально прорезанными дырами.

– Она что, собралась кого-то спасать в таком виде? – вполголоса поинтересовался он. – Ее же могут так ранить.

– Идите по своим делам. У Дайри свои доспехи.

– Я вспомнил, что не представился. Мое имя – господин Майрот.

– Оу, не мастер? – вежливоподобно улыбнулась я. – Ну что ж, раз вы представились, то можете возвращаться в дом. И закройтесь на все замки.

– Лю, – позвала меня с верхней ступени лестницы Дайри, – я вижу ботинки. Кажется, это Красный Тай!

– Красный Тай? – как-то недоброжелательно бодро переспросил мой клиент, и я недобро прищурилась. – Тот самый, кому писало злокозненное завещание? Ну что же, раз так, то я вас нанимаю для того, чтобы спасти непонятно от чего как-то детей, и хочу лично следить за выполнением задания. То есть – это за деньги.

Я почесала ухо, набрала в легкие воздух, чтобы высказаться исчерпывающе и по существу, но спустилась Дайри и посмотрела на меня до такой степени укоризненно, что я только сплюнула и отдала знак следования. Убьют его так убьют. У меня наберется довольно свидетельств того, что в конце жизни он не дружил с мозгами. И если его украдет странствующий цирк, то тоже так ему и надо.

Мы принялись подниматься на низкий каменистый холм, имевший достаточно хорошее расположение для наблюдательного пункта. На самом деле, если кто-то придумал кого-то воровать, то красный ручей – очень странно выбранное для этого действа место. Этот самый красный ручей на самом деле являлся железистой, узкой, но бурной и холодной речкой, чьи высокие каменистые берега имели слишком много удобных мест для стрелков и очень мало бродов, чтобы кто-то набрался смелости уходить этим путем с добычей.

Осторожно поднявшись, мы, все трое, опустились на животы в ближайшем удобном для этого месте с хорошим видом на брод и увидели, что да, там действительно дети. И да, на выездную экскурсию происходящее совсем не походит.

– Я должен перед вами искренне извиниться, – тихо сказал мне не-мастер Майрот, – очевидно, что детям угрожает смертельная опасность в этом бурном потоке и рядом с таким чудовищем.

Я отняла у него переданную Дайри складную подзорную трубу и вгляделась в лицо единственного взрослого, переносившего грязных и истощенных на вид детей с одного берега реки на другой по пояс в ледяной бурой воде. Его лицо… у него почти не осталось лица. На месте одного глаза зиял провал, другую скулу съела кирика – болезнь грязной ликры, нередкая в наших краях. Зараза оставила его и без носа, а тонкое запястье белокурой, почти снеговласой девочки, сидящей у него на закорках, он стискивал рукой всего с парой пальцев.

– Проклятье, – выругалась я, почувствовав, как по позвоночнику бежит ледяной холодок, – он же обещал мне. Он же клялся мне оставаться в милосердном доме!

Поднявшись, я прыгнула на крупный камень вниз. Дайри посмотрела на меня с крайней степенью неодобрения и приникла к винтовке. Да, нам придется стрелять, Дай. Сегодня мы будем стрелять, и не промахнись, милая. Ради всего, что тебе дорого, – не промахнись!

– Мастер Сдойре! – позвала я.

Вздрогнув, мужчина остановился и посмотрел в мою сторону единственным спасенным врачами глазом. Я отдала ему знак безопасности, продолжая спешно спускаться к воде.

– Мастер Сдойре, вы опять за свое? Вы понимаете, чем это для вас закончится?

– Люра, – хрипло выдохнул он, – Толстая Дрю с тобой?

Я выругалась. Я все, все понимала. Я ненавидела такие ситуации, и больше них я ненавидела только страсть мастера Сдойре в них вляпываться. Но… время сейчас такое. Сейчас такой мир.

– Попытка хорошая, но чернильная госпожа Люра не успеет никого доставить в свой ходячий дом. И ты, – произнес очень, очень спокойный голос с другой стороны переправы, – никого от меня не успеешь спасти. Говорят, – продолжил повествовать голос, и я разглядела его спускающегося к реке обладателя, – выловить из красного ручья мертвеца – к удаче. – Действуя словно с ленцой, этот самый обладатель вынул прекрасный начищенный скорострел. – Вот ведь кому-то скоро повезет, да?

– Привет, Красный Тай! – отдала я знак принятия. – Как дела бегунские? Как караваны грабятся, как поезда? Удачно ли продается ворованная выпивка населению? Все хорошо? А как там наш гид по вышиванию для слепых? Ты уже на два года просрочил его возвращение. Я тут зашла как раз уточнить – вы для слепых взяли потому, что стрелять не умеете или как?

Он выстрелил мне под ноги. Я не шелохнулась, потому что видела, куда он целится, но девочка на спине мастера Сдойре беззвучно заплакала. Я бросила взгляд на нее, бросила взгляд на сидящих у брода ребят на нашей стороне ручья, и у меня в голове все сошлось. Малышка посередине реки была единственной хорошо одетой и чисто вымытой здесь. Ее забрали недавно. Бросивший в меня камень мальчик пытался спасти именно ее.

Остальных детей выкрали из работных домов в разное время и держали в банде бегунов на черной работе, но эта девочка рассталась со своими воспитателями только что, и с ней иначе обращались. Ее собирались вырастить для себя.

– Боюсь, я не смогу вернуть тебе книгу, Люра. Она оказалась слишком удобной для некоторых дел и теперь безнадежна испачкана ликрой и кровью, но ей наше сотрудничество по душе. А вот своих детей, – бандит указал дулом пистолета себе под ноги, – я хотел бы вернуть назад.

– Конечно. Никаких проблем. Твои дети должны принадлежать тебе, Красный Тай, никто не решится с этим спорить. Ты только подожди, пока они вырастут до возраста найма, приди в работный дом, заплати взнос, купи медицинское страхование, и все. Ждать-то тут пару лет всего. Зачем же сейчас доводить дело до пальбы?

– Это золотые слова. Я люблю справедливость и лишних жертв не хочу, но ты же понимаешь, справедливость нужно ковать. Эта девочка – моя собственная дочь. Хочу ее вырастить. И отложенный подарок ей приготовил – целый город, объединяющий весь Апатитовый треугольник в один путь. Как тебе такое?

– Впечатляет, Тай. Настоящая великая мечта.

– Вот и верно. Впечатляет. Так что забирай своего старика и иди почитай еще своих книгек. Отбирать дочь у любящего отца – несправедливо, а тех, кто несправедлив, я привязываю за ноги к идущему дому и тащу до тех пор, пока от него только сапоги и не останутся. Сапоги я продам.

– Ситуация у нас не простая, – признала я. – И вы, и мы тут готовы идти до конца. Кто-то из твоих ребят точно умрет, да и ты на прицеле. Давай придумаем, как бы нам разойтись приятно.

– Не в этот раз, Люра. Мне для моей большой мечты нужны механоиды определенных талантов. Редких талантов. Как у моей милой дочурки. Так что, как видишь, тут вопрос больших денег. А где большие деньги, Лю, у тебя слова нетова.

– Нету слова «нетова», – тихо, но четко произнес мастер Сдойре, оставаясь к бегуну спиной.

– Что ты сказал? – ухмыльнулся бандит.

Помогший мне когда-то выбраться из банды бегунов механоид посмотрел на меня своим оставшимся глазом, словно извиняясь, и тихо попросил:

– Лю, девочка моя, забери, пожалуйста, из реки Соуранн. Еще тут простудится.

Я двинулась, но Красный Тай отдал мне знак револьвером. Послушавшись, я отстегнула пояс с патронами и оружием и вошла в зубодробительную холодную воду. Поток сносил мне ноги при каждой попытке шага. И я, экономя время и силы, протянула к девочке руки издалека. Как только она оказалась у меня на закорках, мастер Сдойре развернулся к бандиту.

– Ну что? Давай все честно решим. Ты и я.

Красный Тай ухмыльнулся, отдал своим ребятам знак не вмешиваться и убрал револьвер в кобуру. Мастер Сдойре показал свое оружие. Я угрюмо поплелась в сторону берега. Дети, до того сидевшие на берегу с пустыми глазами, сейчас бежали в сторону спустившегося вслед за мной Майрота. Я знала, что сейчас будет. И мастер Сдойре знал. Один только Майрот тут дундук на печи и не понимает ничего. Ему сейчас хорошо.

Красный Тай с молниеносной мастерской легкостью вскинул револьвер, выстрелил и упал ничком на красную почву каньона. Под ним начало расползаться из дырки в груди бурое кроваво-ликровое пятно. Я, стрелявшая в него в прыжке в сторону из своего запасного револьвера, шлепнулась с девочкой в бурную холодную воду и оружие выронила, треснувшись об острый камень на дне, а над ним река пронесла тело моего первого мастера. Того, кто только что умер, в прямом смысле слова сражаясь за будущее наших детей. Такие сейчас времена.

В водах холодных

Ледяная вода приняла нас в себя и понесла вниз по плато, не давая и надежды на то, чтобы хотя бы зацепиться за проносящиеся мимо каменные стены устья. Над нашими головами Дайри ловко уложила пару бойцов, и остальные боялись сунуться под винтовку снайперши. Поэтому спустившемуся к детям Оутнеру в одиночку удавалось прикрывать их отход к библиотеке.

Я пыталась выбраться к ним, но не смогла. Многочисленные ущелья нашего края вода выточила себе за годы и годы упорного труда. Я крепко, до онемения в пальцах и без того заклинивающих от холода рук, вцепилась в девочку, схватившуюся за меня как за последнюю надежду и стискивающую ножками меня вокруг пояса.

Мы обе старались что есть сил держаться на плаву, но бурное течение все чаще и чаще накрывало нас короткими хлесткими волнами, заставляя с головой погружаться в бурую воду. Краем глаза, надеясь, что мне только показалось, я заметила впереди порог.

В очередной раз вытянув над водой шею и снова проиграв попытку понять, куда мы движемся, я попыталась вспомнить, есть ли на красном ручье опасные места, и память дружелюбно подбросила стыдное воспоминание о том, как мы распотрошили книгу, наделали из страниц корабликов и устроили сплавной тотализатор для местных шахтеров и перегонщиков цистерн.

Суть такая: все делали ставки по номерам страниц, из которых сделан кораблик, и мы одновременно кидали их в воду с длинного колючего куска металлической сетки. Деньги получал тот, кто угадывал номер первого приплывшего кораблика. Если победителя никто не угадал, то мы всё возвращали, за минусом своего честного одного процента. Бизнес шел отлично до того момента, пока крупно не проигрался бригадир. Так я попала на каторгу… первый раз.

Итак, на красном ручье имелись опасные места. Перед порогом, вот этим самым, что будет сейчас, мы и установили другой кусок сетки, куда упирались кораблики. Потому что если отпустить кораблик дальше – вода просто проглотит его, и будет уже не найти. Я опять судорожно схватилась за ручки девочки, зажмурилась от гремучей смеси самого настоящего страха и острой надежды на то, что нас в прямом смысле пронесет мимо, но нас не пронесло. Мы уперлись.

Именно что уперлись, а не разбились и не захлебнулись. Я подняла взгляд и через заливавшую глаза воду увидела, что нас держит на той самой, ржавевшей здесь все эти годы, с самого моего детства, сетке уже знакомый мне паренек. Тот, что швырнул нам в окно камень. Сначала я не поняла, в чем дело, но потом все прояснилось: он забрался в реку прямо в беговых ботинках, надежно удерживавших его на дне. И ботинки он использовал не какие-нибудь. Он свистнул их у Красного Тая.

Я, приходя в себя и передавая ему девочку, чтобы тот закрепил ее на пассажирской выдвижной полуплатформе, прохрипела что-то невнятное, чтобы просто подать голос, и сама, преодолевая сковывающий суставы холод, зацепилась на подножке механика.

Паренек начал уносить нас из реки. Говорил он что-то или нет, я так и не узнала, потому что любой производимый нами шум мгновенно поглощался ревом резвящегося в смертельной пляске потока.

Стоило мне выбраться из воды хотя бы по плечи, как я оценила качество беговых ботинок на пареньке – отличные! Сработаны на заказ, развивали скорость больше Толстой Дрю, и хода в них километров на пятьдесят, а пыли почти не поднимали. Одним словом, красота, а не ботинки, за такие и убить можно. Уж я знала. Уж я-то точно знала.

– Как ты сумел подрезать ботинки Красного Тая? – хрипло и отчаянно прокашляла я вверх, на паренька, пытаясь не сорваться под весом собственного тела, ставшим совершенно неподъемным из-за онемевших мускулов.

– А что там уметь, арркей, они прямо на дороге стояли. Их даже никто не охранял.

– Конечно, они стояли без охраны! Красный Тай – ларр главной бегунской банды этих мест! Ему не нужно здесь ничего охранять, никто же…

– Чегось? – спросил у меня мальчик, и я страдальчески промолчала в ответ.

Никто же не хочет начать войну с бандой Красного Тая, совершив что-то глупое: украсть его беговые ботинки, например, или… ну… или… убить его. В моем представлении об идеальном я собиралась в нужный момент ловко развернуться на каблуках, выхватить револьвер и одним точным выстрелом от бедра уложить бандита, сделав это так, словно мастер Сдойре сделал это собственными, почти беспалыми, руками.

Но получилось, к сожалению, как получилось, и мало кто поверил бы теперь в то, что я и мастер Сдойре действовали в рамках хоть каких-то устоявшихся правил, а бандитские правила куда строже цивильных. У цивильных правил есть буквоеды. Они постоянно их туда-сюда переворачивают, а по-бандитски ты или фарна, или шпала. И Толстая Дрю со всеми ее обитателями теперь точно не заслуживает к себе честного отношения. Над нами теперь нет ферзей, значит, за нас вступиться некому и нас очень даже нужно наказать. А о наказании Красный Тай уже все рассказал.

– Давай вдогонку библиотеки! – прохрипела я.

– Точно? Ее ужо догоняют. Скоро уже…

– Давай! – заорала я что было силы, и паренек припустил.

Как только он это сделал, я поняла по крайней мере бо́льшую часть ошибок, что совершила, отдав этот приказ: во-первых, место механика не предполагало, что какой-нибудь идиот останется на нем во время бега; во-вторых, со мной находились двое детей, и я только что заставила их лезть прямо в гущу погони за странствующей библиотекой, которую собирались догнать и спалить члены чуть ли не самой многочисленной в наших краях банды; в-третьих, у меня не осталось оружия, и, даже если бы мы догнали тех, кто догонял нас, я все равно ничего бы не смогла предпринять.

– Сто… ой. Сто… ой, ой, – начала командовать в такт размашистым и тяжелым шагам паровых ботинок я, на что паренек зыркнул на меня очень сурово и приказал:

– Так, не ойкайте. Вы же взрослая!

На этом он побежал быстрей, и очень скоро из головы у меня вытрясло буквально все, что в ней оставалось, считая мое собственное имя. Единственная мысль, упорно зацепившаяся мне за подкорку и так и не нашедшая для себя никакого словесного выражения, – требование от мозга к телу любыми силами и средствами подняться на место стрелка, где свернулась в холодный дрожащий комочек девочка.

Главное в таком деле – всегда иметь хотя бы три точки опоры: или две руки и нога, или две ноги и рука, или нога, рука и, как в моем случае, хвост. Словом, благодаря моей прекрасной физической форме и животворящему ужасу я, непрестанно пополняя словарный запас обоих нежных созданий сложными, но не слишком печатными оборотами, принялась искать, как пристегнуть малышку к платформе.