– Вот именно! Только Набунациру можно доверить нашу главную армию. Никто больше не справится, – поддакнул визирь. – На него надежда.
– А у нас всё готово к выступлению? – уточнился Шамаш.
– Почти что…– отреагировал Набу-ката-цабат.
– Ну ты сам понимаешь, нам медлить нельзя! – заметил Вавилонский царь.
– Я это понимаю, – ответил визирь.
– Хорошо, что ты это понимаешь. Ведь промедление – поражению подобно. Ну а что всё-таки у нас не готово? Поясни мне…Кратко только.
– Кони.
– Кони?!
– Они не все подготовлены. И не все колесницы приведены в порядок.
– Сколько у нас не готовых колесниц? – переспросил Шамаш-шум-укин.
– Ещё сорок из них следует отремонтировать.
– И сколько потребуется для этого времени?
– Ну я думаю… неделю… – ответил визирь.
– Ну, ну-у, хорошо. А сколько у нас готовых колесниц?
– Триста восемьдесят пять.
– Из-за сорока задерживаться не будем. Это – неблагоразумно! – ответил царь Вавилонии.
Визирь не посчитал нужным это решение оспаривать. Тем более этого решения он и сам хотел.
***
После того, как Набу-ката-цабат переговорил с царём по всем текущим и неотложным делам, он прошёл на женскую половину Летнего дворца, чтобы повидаться с дочерью, в очередной раз беременной, и с её многочисленным выводком.
Поиграв с младшими внуками и пообщавшись со старшими, он остался с Эушмиш наедине, и она вновь осыпала отца упрёками.
– Отец, – обратилась Эушмиш к Набу-ката-цабату, – зачем ты втянул Шамаша в эти игры? Неужели ты не понимаешь, чем может закончиться ваше выступление? Ваш неосмотрительный бунт…
– Это не бунт! – немного вспылил Набу-ката-цабат.
– Ну, хорошо, а что тогда это? А-а? А вот я…я бы это назвала всё-таки бунтом… или даже отчаянным и безнадёжным мятежом! – упрямо повторила разгорячённая Эушмиш.
Визиря упрёки Эушмиш раздражали, и он ещё больше в ответ вспылил:
– Ты- женщина! И ты многого не можешь понять! – безапелляционно ответил он дочери. – До тебя до сих пор многое не доходит!
– Тщеславие и властолюбие и тебя, и Шамаша погубит! – возразила не унимавшаяся Эушмиш. – Вы всех нас погубите, отец!
– Молчи, дочь! – совсем уж впал в раздражение и гнев визирь.
Подспудно Набу-ката-цабат понимал, что дочь в чём-то и права, но как ей объяснить, что если ни к чему не стремиться, то можно потерять и то, что уже имеешь. Нельзя было бесконечно уповать лишь только на милость Ашшурбанапала. В конце концов тот мог сместить Шамаша и оставить его ни с чем, как бы сводный брат не старался угодить своему более удачливому царственному родственнику.
Тем более Ашшурбанапалу постоянно наговаривали на сводного брата разные злопыхатели при дворе, да и в самом Вавилоне, и мол что тот что-то неугодное замышляет, и что ему ни в коем случае нельзя доверять. Не-е-ет, нет-нет, на самом-то деле выхода не было иного! Только следовало стать совершенно независимыми от Ниневии. И только тогда можно будет смотреть хоть с какой-то уверенностью в своё будущее.
А также выстраивать долгосрочные планы.
В этом визирь был убеждён. Так же, как и его зять.
***
Не смотря на не уравновешенный характер и частые прежде срывы, он был всё-таки трезвомыслящим. Шамаш осознавал, что для него сейчас ничего важнее не могло быть чем его армия, и поэтому он уделял ей первостепенное внимание. Десятки оружейных мастерских в Вавилоне и в других городах работали от зари и до позднего вечера, и даже не прекращали работу по праздникам. Ковались ими мечи и кинжалы, делались наконечники для копий и стрел, а ещё производилось и другое оружие. И всё равно, оружия явно не хватало, и его приходилось закупать на стороне.
Его привозили из Элама и Мидии, и даже из отдалённого Египта. Сформировано было уже шесть корпусов, но только два из них были экипированы и обучены так, как и полагается, а остальные ещё необходимо было подтянуть до приемлемого уровня.
А всего у Шамаша было теперь до девяноста пяти тысяч своих воинов, ну и где-то двадцать пять тысяч выставили союзники-южане. Арамейские и халдейские княжества. Ну и Приморье, и арабские племена.
***
Двадцать пять тысяч воинов вавилонскому царю пришлось оставить для осады Ура и Урука, ещё столько же необходимо было выделить для удержания важнейших городских центров, таких как Ниппур, Сиппар, Борсиппа, Кута и других, и только семьдесят тысяч он смог предоставить Набунациру, что бы тот с ними выступил навстречу карлику и его стотысячной армии. При этом Шамаш потребовал от Набунацира, что бы его генерал дал сражение ассирийцам на северной границе Вавилонии и не позволил бы армии карлика продвинуться в глубь вавилонской территории.
Шамаш надеялся, как можно большую часть Вавилонии удержать в своих руках. Если бы это ему удалось сделать, то у него тут же прибавилось бы союзников.
Однако у Набунацира было меньше воинов, чем у карлика, и воины у него были гораздо менее подготовлены, чем ассирийцы. Так что в такой не очень выгодной для вавилонян ситуации у них был только один единственный шанс рассчитывать на успех, это дать бой, заняв более выгодную исходную позицию.
И такой более-менее выгодной позицией могли стать холмы к северу от Куты, но предвидя это карлик поспешил подойти к ним первым.
***
Вавилония имела многотысячелетнюю историю, намного более древнюю, чем история соседней Ассирии, и это не могло не сказаться на самосознании вавилонян.
Нынешние жители Вавилонии себя считали в какой-то степени потомками шумеров (а на самом деле они являлись не только потомками шумеров, но и в последующем смешавшихся с ними нескольких волн семитских переселенцев, таких как аккадцев, амореев и арамеев, и позже всех пришедших в эту страну касситов), и поэтому после объявления себя независимым правителем Шамаш-шум-укин первым же своим указом объявил шумерский язык государственным, на котором отныне будут издаваться все правительственные постановления.
Новоаккадский язык, на котором в то время говорили в Вавилонии, был близок ассирийскому (ассирийский считался северным диалектом аккадского,), и поэтому вавилонские патриоты в пику ассирийцам старались изучать древний язык их страны, давно уже вышедший из употребления и на котором проводились только религиозные обряды в храмах, да ещё показывая свою эрудицию говорили и писали на нём отдельные учёные и интеллектуалы (ну а последних тогда даже в Вавилонии можно было пересчитать по пальцам).
Впрочем, возрождение одного древнего языка и придания ему популярности было явно недостаточно, чтобы разорвать отношения между Вавилонией и империей. Уже много десятилетий Вавилония входила на правах автономной области в состав Ассирийского государства, и теперь, когда Шамаш-шум-укин объявил себя независимым правителем, необходимо было обосновать этот шаг ещё чем-то.
И тогда стали вспоминать всё то, что разделяло, а не объединяло два народа. Причём надо заметить, что это были два народа всё-таки близкородственные. У них по сути даже был один язык.
***
Конечно же, тут же вновь заговорили и о разрушителе столицы Мира, о неистовом Великом царе Синаххерибе, и о всяческих притеснениях вавилонян со стороны ассирийцев, ну ещё и о том, что в Ниневию уходила не малая толика их богатства в виде пошлин и налогов. Шамашу и его людям необходимо было как можно сильнее настроить соотечественников против центральных властей и это им вполне удалось сделать за сравнительно короткий промежуток времени.
Вавилоняне уже вскоре в явном большинстве своём стали поддерживать разрыв с Ассирией и готовы были с оружием в руках защищать провозглашённую ими независимость.
Мало кто из жителей Вавилона теперь готов был вести какие-либо переговоры с Великим царём.
