Путешествие вокруг Кавказа. У черкесов и абхазов, в Колхиде, Грузии, Армении и в Крыму. С живописным географическим, археологическим и геологическим атласом. Том 4

Уведомление о господине Эйхфельде. – Физическое описание Уди, армянской провинции, распределенной сегодня между уездами Казаки, Шамешадиле и Гянджи. – Железные рудники Бояна, Кучи, Сеитти и Чогадара. – Алюминиевые рудники в Сеглихе. – Золотые жилы в долине Акстафы. – Железные рудники Кульпа (Калибов – у Гомера) в уезде Казаки, Болнисе и Сомкете. – Серебряные свинцовые рудники Акталы и Тамбулута. Медные рудники Аллаверди и Шамелуга

На западе от Гянджичая привлекает внимание минералогов и геологов по мере своего продвижения идущая дальше область, интерес к которой даже возрастает; и, хотя я не исследовал ее подробно, все же считаю своим долгом сообщить здесь о том, что мне удалось собрать на данную тему.

Господину Эйхфельду, капитану Горного корпуса, уже в 1803 году было поручено предпринять разведывательную поездку в Грузию, куда он возвращался в 1818, 1819 и 1820 гг. во главе новой экспедиции, с которой изучал Борчало, уезд Гянджи, Баку и Кубу. Слегший от недуга в Грузии, он два года не мог предаваться своим трудам и восстановил здоровье лишь после того, как покинул эту страну. Пояснительные записки, отправленные им своему начальству в Санкт-Петербург, были собраны, и соединивший их господин фон Штевен имел благосклонность передать их мне, дабы дополнить редакцию моего путешествия. Этот щедрый и усердный человек присоединил к ним в устном общении многие сведения, позволив мне даже ознакомиться с дневниками его путешествий за 1805 и 1810 гг. по местностям, которые посещал и господин Эйхфельд, составленными как с ясностью, так и со знанием дела. Он мне позволил даже копировать рукописную карту, разъяснявшую множество его замечаний. Я не мог иметь ни лучших источников, ни лучшего друга: то, что я собираюсь сказать, относится только к редакции, а не к сущности, почерпнутой у Штевена, которую я дополнил несколькими новыми разысканиями, опубликованными в российской статистике Евецким и анонимом.

В своем описании бассейна озера Севан(66) я говорил, что это озеро огранялось с севера-востока грядой высоких порфировых гор, протянувшихся вдоль берега озера, очень диких, очень крутых – их природа сделала почти необитаемыми. Вершины этой гряды носят наименования Качекара, Кунгурдаг, Ахжакуше, Шишекайя, Сатана-гаче, Шахдаг, Шахкоджах.

Обратная сторона гряды, которая смотрит в сторону Гянджи и Шамешадиле, представляет собой по соседству с Курой продолжение узких отрогов, спешащих исчезнуть на равнине под выровненными третичными образованиями. По большей части они состоят из порфира и сиенита, поднимавших куски известняка, как это видно по берегам Акстафы.

Большое количество ручьев или речушек протекают параллельно между ними и перпендикулярно к линии хребта в глубоких и узких долинах, прорезающих этот порфир. Большинство располагают водой в течение всего года, в том числе вершины, только что названные мной, сохраняют снег с октября по июнь. Гянджичай, Шамекор, Дзегам, Тауз и Гассансу являются основными водотоками до Акстафы и Инджи, описанными мной, на основе чего возникает идея о природе этих рек, похожих друг на друга.

В древнем царстве Армении наименование Уди закреплялось за этой чередой долин, открывавшихся на однообразную равнину, разделявшую их с Курой; сегодня эта древняя провинция распределена между уездами Казаки, Шамешадиле и Елисаветполя или Гянджи(67).

Очень значительное армянское население сконцентрировано в этом небольшом краю, над которым столько раз проносилось опустошение. Некоторые из высокогорных долин, в том числе долины Шамекора, предстающая большим вулканическим кратером, окруженным порфировыми стенами, и Дзегама(68) являются прекрасным прибежищем в знойные месяцы года, о чем свидетельствуют и говорят руины, разбросанные по всем здешним горам, насчитывающие в пору господина фон Штевена до 360 церквей и монастырей, разрушенных и оставленных.

Наиболее значительный из отрогов, чем те, которые я только что описывал, выходящий из угла, где горные гряды озера Севана и Бамбака спешат соединиться, стремится исчезнуть у Красного Моста под названием Баба-Кар, разделяя древний Уди с Сомхетом, начинающемся в бассейне Дебеды или Памбака(69).

Дальше на запад внутренняя часть Сомхета наполнена параллельными порфировыми горными цепями, соединенными с высокогорьями Ахалкалаки и Триалети главным образом у Модатапы и группирующимися вокруг притоков Дебеды вплоть до Машавери, где начинают господствовать феномены чисто вулканического происхождения.

Этот длинный порфировый путь должен располагать полезными ископаемыми, о чем моментально предположил господин профессор Мичерлих (Mitscherlich) из Берлина, видя образцы скальных пород, принесенных мной с берегов Акстафы.

Расскажу, что об этом известно, начиная с горы Сариаль, которую только что посетил над Геленендорфом(70).

На запад от этой горы между Гянджачаем и Шамекором поднимается Качекара, называемая господами Эйхфельдом и фон Штевеном Дашекесаман, с подножия которой и вытекает Качекара. Около ее источников господин Эйхфельд нашел в сиенитовом порфире слой магнетического железа 65 на 100 футов.

Северо-западная часть укреплённого жилища в Шуше.

Рис. Клерже по зарисовке В. Верещагина.

Опубликовано в Le Tour du monde (1869 г.)

Вокруг деревень Божан(71), Кучи, Сеитти и Чогадар рудник был разбросан по руслам рек.

Господин Эйхфельд обнаружил также в 4 верстах от Дашекесамана следы золота в горловине, орошаемой одним маленьким ручьем, посреди остроконечных скал беловатого порфира, зачастую коричневого оттенка на внешней стороне. Были вырыты в более чем двадцати местах глубокие колодцы; согласно с образцами, прииск представлялся богатым. Однако допустили неосторожность, отправив туда горняков в самое жаркое время года, когда местные жители определенно спасались на горах; из 14 человек 10 умерло за очень короткое время. Позднее пришлось оставить эти прииски, поскольку они оказались исчерпанными; золото там обнаруживалось лишь гнездами, и отсутствовали какие-либо знаки на то, как его разрабатывать. Добывалось там также серебро; сегодня и его разработки оставлены.

Господин Штевен, посетивший внутреннюю часть гор Гянджи весной 1805 года и 1 августа 1810 года, говорит, что прекрасное железо Божана доставлялось в Кучикент, а дальше в гору на дорогу из Эривани в Гянджу, где оно плавилось.

Этот ученый посетил в той же местности алюминиевый рудник, лишь указанный господином Эйхфельдом. От Човдара, следуя вершиной горы Хшлаперт через пастбища, на которых уже произрастала Gentiana gelida, он прошел на 20 верст выше в Сеглих на Шамекоре. Долина в общем состоит из порфира, более или менее смешанного с фельдшпатом и амфиболом, здесь же появляется и конгломерат. Именно отсюда выходит весь рудный белый и красный холм, из которого добывается алюминий: залежь из расчета 12 на 100 футов. Рудник находится выше, чем деревня Сеглих, на юг, с другой стороны от Верхнего Куркена. Камень, извлекаемый отсюда для производства алюминия, очень твердый и очень плотный.

Руда доставляется на спинах ослов и волов на предприятия, находящиеся в 2 верстах выше деревни. Ее сжигают в печах, как и известь, затем разбивают ударами молотов, после чего остужают в больших рвах, а месяц спустя изымают оттуда, чтобы переплавить в больших медных топках. Варка длится 24 часа; под конец этого времени промывают насыщенной водой в замурованных бассейнах, в которых алюминий кристаллизуется в течение 8 дней.

Правительство со времени господина фон Штевена в 1805 году закупало алюминий у частных лиц по цене 6 франков за квинтал и в 1810 году уступило продажу русскому купцу за вознаграждение в размере одного франка за квинтал(72).

Вплоть до Акстафы нет никаких подробностей о том, какими рудниками могут располагать горы. В вышеописанной долине господин Эйхфельд отмечает на самих берегах Акстафы в сиенитовом распадающемся порфире несколько жил мягкого кварца, смешанного с золотой охрой (gold-ocker), дающей от 2-4-11-13-18 до 75 золотников на 40 центнеров той же руды. Кварц содержал несколько кристаллов аметиста и немного свинцового галенита.

Я не смог обозначить местность, где находится этот прииск, да и у господина Эйхфельда нет никакого указания на него.

Продолжая дальше свою разведку, я снова подступил к порфировым скалам Дашесалахли, описанным в III томе. Дорога, ведущая через вершины этих скал в Курумсу на Индже в 12 или 15 верстах от Дашесалахли, проходит вдоль большой скалы, увенчивающей гору, и в которой, как говорят, есть золото. Грузинские отшельники жили на других скалах, находящихся по соседству.

Курумсу расположена на правом берегу Инджи. Пересекши реку и свернув от этой деревни на Калачи, дорога, пролегшая вдоль левого берега, приводит, поднимаясь по долине, в деревню Кульп(73), являющуюся центром добычи железа. Руду находят большими массами в горах над деревней: жители Кульпа обрабатывают ее следующим образом.

В печь четыре фута длины на два фута ширины, снабженную отверстием сзади, кладут 50-60 фунтов измельченной руды: в течение восьми часов масса плавится, а затем вынимают железо приблизительно весом в 24 фунта, то есть 43 фунта металла на 100 фунтов руды. Три подростка заняты тем, что раздувают меха.

Получаемое железо очень жесткое и рыхлое, его продают по цене 3 франка за 10 фунтов. На изготовление 8 фунтов железа используют половину угля с нагруженного им по норме осла.

Жители Кульпа его получали также из руды Бараны, расположенной напротив Кульпа на правом берегу Инджи, где железо, кристаллизованное в наконечник копья, появляется в большом количестве. Этот рудник дает лучшее железо.

Господин Эйхфельд называет железо, сосредоточенное между Бараной, Кульпом и Вартигом, слюдяным рассеянным железом или железосодержащим (Eisenstein) прииском, согласно ему, в известняке. Эти несколько слоев принадлежали к юрским известняковым фрагментам, что я отмечал выше, поднявшимся, как на берегах Акстафы, на большую высоту. Поддержка моего утверждения основана на том, что господин фон Штевен был убежден в нахождении железа намного выше Кульпа в упорядоченных слоях, где когда-то оно добывалось, хотя нехватка рабочих и денег заставила отказаться от этого.

Железо также появляется в Сомхете у Болниси рассеянным по серому слюдяному порфиру, у Ахталы в сиенитовом порфире, у Вардачерди на берегу Дебеды, у Караклиссы и т. д.

Добыча железа у Кульпа восходит к незапамятным временам, и я не подвергаю сомнению, что Кульп, который Армяне пишут, как Гогф (Gogph), и являлся Халибом (Khalybe) Гомера, Геродота и Страбона.

Несколько раз мне доводилось говорить об известности, приобретенной Грузией в стародавние времена благодаря своим изделиям из железа и меди. С полной уверенностью можно признавать, что Тобель (Thobel) или Тубал (Фувал) из Библии обозначает нынешнюю Грузию. Иосиф Флавий ее передает через Иберийцев (Иверов), древнее название, присвоенное Грузинам Греками.

«Иаван, Фувал и Мешех торговали с тобою, выменивая товары твои на души человеческие и медную посуду», – говорит Иезекииль в своем превосходном описании торговли Тира (Иез. 27: 13)(74).

Но не только обогащала торговлю Тубала. Не говорится ли о Тубале в древнейшем упоминании из Библии (Быт. 4: 22): «Цилла также родила Тувалкаина [Фовела], который был ковачом всех орудий из меди и железа. И сестра Тувалкаина Ноема».

Итак, определенно там, где Евреи помещают своего Тубала, Греки имеют своих Халибов, наименование которых служило для обозначения булата и народа, умевшего его изготавливать.

Гомер, первый кто о них рассказывает, отмечает в Песни второй Илиады «Сон. Беотия, или Перечень кораблей» (стих 856, 857): «Рать гализонов Годий и Эпистроф вели из Алибы, | Стран отдаленных, откуда исход серебра неоскудный» (перевод Н. И. Гнедича).

После него авторы часто упоминают о железе Халибов, и Страбон(75), стремившийся объяснить этот отрывок из Гомера, долго критикует тех, кто желал, перенести Халибов вперед в Малую Азию; он сдвигает их меридиан намного дальше на восток за Малую Армению, не назначая им установленного местоположения.

В действительности слово Кульп (Гогф) армянское, и я знаю три местности в Армении, носящие это название, и все три знамениты приисками. Один из Кульпов принадлежит к пашалыку Карс; другой тот, что я посетил в Великой Армении. Они оба обладают только соляными приисками(76).

Третий – тот, что столь богат своими рудниками железа и своим именем, уже более двух тысяч лет служившим для обозначения одного из главных районов Кукара, долины Кульпа или Гогфап’хор, включенной тогда в Армению(77).

Кукар, одна из крупнейших провинций Армении, в себя включала не только прекрасные железные рудники, но также Сомхет со всеми его богатыми приисками меди и серебра, рынком сбыта для которых являлся Тобель, Тебелисси или Тифлис у Грузин, расположенный на небольшом расстоянии на Куре.

Теперь, допуская, что Кульп есть Халиб древних, вам не составит труда объяснить себе, почему, следуя Гомеру, народы, которые происходят отсюда, называются Гализонами, учитывая, что необходимо только перейти реку Куру, протекающую напротив Кульпа, чтобы оказаться в великолепной Алазанской долине, наименование коей настолько же древнее, насколько и грузинский народ(78).

Наконец, есть еще фрагмент Библии, меня поразивший, который полностью подтверждает существующее тождество между Кульпом, Гогфом, Тубалом и Мешехом. Не читаем ли мы в начале одной из глав у Иезекииля (Иезек. 38: 1, 2): «И было ко мне слово Господне: сын человеческий! обрати лице твое к Гогу в земле Магог, князю Роша, Мешеха и Фувала, и изреки на него пророчество»(79).

Меня могут спросить, как Кульп может быть тем же словом, что и Гогф. Кульп это грузинское произношение, которое Армяне передают как Гогф, поскольку не используют «л», заменяя ее на «г». Тем самым из Албании они сделали Агхован, из Лазаря – Гхазар, из Триалета, грузинского наименования, Трхегх и т. д.

Пока мы увидели только богатство на железо у Халибов; вернемся теперь к кузницам Тубала и посмотрим на знаменитые долины, снабжавшие Тирскую торговлю медными сосудами, соревнуясь с Мешехом.

Скальная порода, поднявшая почву Кульпа, которую господин Эйхфельд называет сиенитовым порфиром, расширяется дальше на Запад, стесняя два берега Дебеды по всему ее течению вплоть до гор Памбак.

В 1763 году в правление царя Ираклия II наместник области, живший вблизи крепости и монастыря Ахталы на левом берегу Дебеды, повелел восстановить старые рудники, которые он передал Грекам, пришедшим с серебряных приисков Гумишеканы в пашалыке Эрзерум. Они добывали руду, составленную из свинца и цинка, смешанную с золотом и серебром. В первые годы им удавалось добывать от 26 до 49 квинталов серебра.

Эта Ахтала, некогда местопребывание князей, богатство которых были растрачены на строительство великолепной церкви и еще более пышного дворца, обогащенных золотом и серебром, утратила за короткое время памятники, составлявшие ее гордость: дворец обратился в литейный цех, а преступная рука Греков разрушила по жадности и беспечности эти изящные остатки древности(80).

Их изыскания привели их затем в Тамбулут, где они открыли новые жилы, состоящие из слюдяного железа и железных пиритов с небольшим количеством цинка, – все это по гнездам и пластам в сером распадающемся аргилофире, из которого они добывали руду, дающую от 1 7/8 до 5 фунтов серебра и от 42 до 52 фунтов свинца на центнер.

И только в 1770 году приступили к разработке медных рудников у Аллаверди, а позднее еще Шамелуга.

Аллаверди (дар Божий) находится почти напротив знаменитого монастыря Хагхпад у подножия горы Лиальвар на левом берегу Дебеды в 20 верстах от Акстафы. Шамелуг лишь в 5 верстах от последнего места и всегда на том же берегу.

Богатые медные жилы Аллаверди залегают также в сиенитовом порфире, в остальном минерализованном благодаря галениту и цинку в ложный галенит, но бедном на серебро. Центнер руды дает в среднем 10 фунтов меди.

Рудник Шамелуга подобен таковому же у Аллаверди; он был открыт в 1819 году и разрабатывает металла из сырья 10 или 15 процентов: кроме того, он содержит от 2 ½ до 5 золотников серебра и 7 ½ фунтов свинца на центнер. Начиная с 1824 года, он давал ежегодно от 432 до 1 258 центнеров меди.

Изначально рудники Ахталы, Тамбулута и Аллаверди оказались в руках Греков, добывавших в первые годы от 16 до 24 центнеров серебра и от 4 до 6 000 центнеров меди. Они платили землевладельцу князю Аргутинскому 10 процентов на право добычи.

Царь Ираклий добывал со своей стороны 45 золотников золота, находившихся в каждом литре (8 фунтов) серебра.

Эти рудники и окружавшие их деревни были разорены и разрушены в 1785 году Омаром, ханом Аварцев, уведших жителей в рабство.

После бегства Омар-Хана царь Ираклий повелел возобновить работы, но столь слабо, что рудники приносили только от 4 до 6 центнеров серебра и от 2 000 до 2 400 центнеров меди.

В 1795 году они оказались повторно разрушенными АгаМохаммед-Ханом.

Царь Георгий XIII, сын и наследник Ираклия II, в течение своего короткого правления с 1798 до 1800 гг. сдал в аренду Грекам рудники за ежегодную сумму в 12 000 рублей серебром (48 000 франков).

Со смертью царя правительство продолжило аренду до 1803 года; в ту эпоху администрация прислала горняков из России, в том числе и господина Эйхфельда, и продала медь Грекам.

В 1816 году медные рудники снова перешли под власть Греков, выплачивавших правительству десятину, а кроме того, 2 процента с валового дохода на заработную плату 155 рабочих, которыми их обеспечивали из Армении, Борчало и Казаков.

В промежутке войн с Персией и Турцией работы приостанавливались на некоторое время.

С тех пор администрация вернула себе в собственность медные рудники Аллаверди и Шамелуга, сделав их работающими за свой счет; изыскания знающих людей открыли новые очень богатые жилы.

Дворец дочери последнего шушинского хана

С 1803 по 1831 гг. эти два рудника принесли 39 716 центнеров меди. В 1825 год здесь добыто 2 346 центнеров

Для продажи этой меди администрация располагает тремя конторами: одной в Аллаверди, второй в Елисаветполе или Гяндже, а третьей в Тифлисе. Металл продается от 70 до 90 франков за центнер.

Таково нынешнее состояние древних медных и серебряных рудников Тубала, одних, способных соперничать с приисками Гумишеканы на севере Трапезунда, на границах древней территории Мешеха.

Теперь после продолжительного минералогического и археологического отступления я возвращаюсь к дневнику своего странствия.

Переезд из Елисаветполя в Катариненфельд

По возвращении 14 в субботу в Елисаветполь я провел еще здесь воскресенье; откуда выехал без Али, который должен был присоединиться ко мне лишь в понедельник 16 на пути в Катариненфельде, другой немецкой колонии, расположенной в Сомхете в 180 верстах (45 лье) от Геленендорфа.

Я остановился в Шамекоре, чтобы посетить руины, представляющие собой остатки моста и превосходный минарет, поднимающийся как огромная фара на 180 футов высоты посреди пустынной равнины, под которой сравнялись другие развалины(81). Он состоял из кирпича, имея двойную винтовую лестницу, по которой поднимаешься на галерею, поддерживаемую капителью, откуда мулла призывал народ к молитве. Карниз капители украшен куфической надписью, которую я не смог прочитать.

В четырехтомном русском описании Грузии встречаются следующие подробности по пропорциям этого прекрасного памятника.

Куб, в котором сделаны двери, шириной 15 футов 3 дюйма и 2 королевских линии, и 13 футов 7 дюймов 6 линий высотой.

Восьмиконечная часть колонны, опирающейся на него, имеет 13 футов 1 дюйм ширины и 10 футов 10 дюймов 10 линий высоты.

Диаметр колонны снизу есть 10 футов 10 дюймов 10 линий, а под капителью 8 футов 8 дюймов 8 линий. Ее высота 117 футов 9 дюймов с капителью.

Колонна, увенчивающая галерею, имеет 6 футов 6 дюймов 6 линий в диаметре и 39 футов 3 дюйма высоты.

Точная высота всей колонны будет равна 181 футу 6 дюймам 4 королевским линиям(82).

Ступени лестницы в высшей степени разрушены, и очень небезопасно подниматься туда. Надписи, выгравированные на камне у основания колонны, мне показались неразборчивыми.

Господин Гамба(83) имел добродушие поверить, что эта колонна могла быть возведенной Александром Великим, тогда как ее форма очень положительно указывает, что это минарет, мусульманское изобретение, который происходит со времени не ранее девятого столетия. Арабский географ Абильфеда, живший в тринадцатом веке, уже приводит минарет Шамекора, крепости Аррана, будучи известным своей выдающейся высотой(84).

Мы нашли пост Шамекора в 2 верстах над руинами, занимающий один из оставленных домов немецкой колонии Анненфельд. Новые поселенцы нашли там прекрасную почву и много воды для орошения их плантаций, но вместе с тем и ужасно нездоровый климат в жарких месяцах лета, поскольку их деревня расположена в ложбине: если бы жители сумели вести кочевую жизнь, как и Татары, удаляющиеся в ужасное время года на горы, идущие вдоль равнины, то это бы сошло им с рук; но будучи обязанными оставаться для ухода за своими виноградниками и садами, они почти все умирали от брюшного тифа, и то немногое, что оставалось от колонии, были вынуждены перенести в новую более здоровую колонию. Их сады и их виноградники еще там, и несколько Армян заботятся о них за свой собственный счет.

Нет ничего интересного для нашего взора на этой обширной равнине, которую мы пересекли насколько возможно стремительно. Третичные образования и несколько кусков мела являются единственными неровностями данной однообразной почвы.

Мы миновали посты Дзегхама и Тауза; здесь Али еще раз попросил у меня дозволения ему отлучиться домой и вернуться напрямую в Тифлис без заезда в Катариненфельд; я дал согласие на это и один, предоставленный самому себе, сказал в уме, что прекрасно найду путь до Тифлиса без него, несмотря на опыт, только что полученный мной на Курак-чае, и с невеликой решимостью и уверенностью, что все преграды устранятся.

Я провел ночь в Акстафе в подземной хате казаков, где нашел небольшой угол; поскольку комната путешественников оказалась занятой неким благородным лицом. Я заварил на обед и ужин себе чай и привычно уснул в этой трущобе почтальонов и казаков.

Назавтра меня без сложности отправили на Сала-Акли, где я ненадолго остановился у уездного начальника, чтобы просить его обеспечить меня лошадями до Катериненфельда: я представил ему чрезвычайный приказ графа Розена, точный приказ, обязывавший его отзываться на мою просьбу; но, будучи очень вежливым, он смог отослать меня к своему соседу, находившемуся далеко в Агджикале, в стороне от моего пути. Несколько дезориентированный из-за его дурной воли, я продолжал свою дорогу на телегах вплоть до станции Муганли, что за Красным Мостом.