Берлин-Лихтерфельде, сентябрь 1896 г.
Эдуард фон Гартман
A. Категории чувственности
I. Категории ощущений
1. качество
a) Качество в субъективно-идеальной сфере.
Качество предпочтительно, если не исключительно, примыкает к ощущению. Качества составных ощущений или комплексов ощущений зависят от качеств простых ощущений. Поэтому сначала необходимо рассмотреть простые качества ощущений. Под простыми качествами ощущений мы понимаем те, которые представляются сознанию простыми, то есть не составными, например тон без обертонов, чистый красный цвет.
Здесь, однако, сразу становится очевидным, что простота перцептивного качества не имеет жесткой демаркации в отличие от композиции. Человек, не имеющий музыкального образования, сначала слышит лишь один звук ферматы в оркестре; опытный музыкант четко различает тембры различных инструментов, взаимодействующих в оркестре; опытный музыкант четко различает тембры различных инструментов, взаимодействующих в оркестре. Даже тренированный слух музыканта воспринимает комбинированные тоны аккорда, полученные суммированием и различением, только как компоненты звука, не будучи в состоянии осознать их отдельно как компоненты, и требуется специальная практика, направленная на это, чтобы выделить их; однако, как только человек приобрел этот навык, он оказывает откровенно мешающее влияние на музыкальное удовольствие (например, в терциях двух голосов сопрано в высоком регистре), и нужно постараться, чтобы снова забыть его. Еще труднее (2) услышать обертоны в вокальном или инструментальном тоне, которые придают ему особый тембр. Тем не менее, после некоторой практики это тоже можно сделать, по крайней мере, до определенной степени, то есть в том, что касается сильно выделяющихся обертонов. Однако этот навык еще больше портит музыкальное удовольствие, чем умение слышать комбинации тонов. Музыкальное очарование вокала и инструментов основано именно на том, что мы воспринимаем основной тон с сопутствующими обертонами как единое целое с качественным определением и что мы соотносим эти различные тембры друг с другом в их взаимосвязи и контрасте, но не на том, что мы разбиваем все звуки на их основные тона и обертоны и соотносим или объединяем эти частичные ощущения в соответствии с их простой высотой. Тем не менее, эти примеры показывают, что при определенных обстоятельствах исследование может успешно разложить ощущения, считавшиеся на протяжении тысячелетий простыми качествами, на более простые компоненты, каковые, при достаточной практике, также могут быть восприняты как ощущения. Аналогичная неопределенность существует и в области восприятия цвета. Никому еще не удалось признать белизну составным ощущением, хотя физическое смешение белого луча света со всеми спектральными лучами или с двумя дополнительными лучами не вызывает сомнений, и хотя новейшая физиология предполагает, что сенсорное качество белизны также возникает благодаря одновременному возбуждению трех цветовых ощущений. Мы пока не в состоянии расчленить ощущение белизны таким образом, чтобы одновременно осознавать цветные компоненты как ощущения. С другой стороны, сенсорные качества фиолетового и оранжевого, кажется, указывают на их составление из соответствующих сенсорных компонентов (красного и синего, или красного и желтого), в то время как в случае насыщенного зеленого состав из желтого и синего уже сомнителен.
Согласно физиологической теории, воздействие чистых спектральных цветов на глаз должно вызывать простое ощущение, если только один класс из трех цветовозбуждающих палочек и колбочек на сетчатке приводится в колебание; как только второй класс также возбуждается в какой-либо степени, однако, ощущение уже должно быть составным (3). Точно так же, с физиологической точки зрения, только то звуковое ощущение можно назвать простым, которое возникает при возбуждении одного кортикального волокна; но очень маловероятно, что вообще существуют простые звуковые ощущения в этом смысле, поскольку несколько соседних волокон всегда могут быть приведены в колебание одновременно, даже при звуках без обертонов, хотя и с разной интенсивностью. Поскольку в обычной жизни нам никогда не приходится иметь дело с отдельными спектральными цветами, а всегда с цветами, состоящими из лучей из разных частей спектра, все три класса палочек и колбочек на сетчатке всегда будут возбуждены, только в разной степени, и, соответственно, все простые на первый взгляд цветовые ощущения также будут состоять из тех, которые, пусть и в разной степени, вызываются тремя классами палочек и колбочек. Но очень сомнительно, что мы когда-нибудь добьемся такого же прогресса в разложении наших цветовых ощущений на их сенсорные элементы, какого мы добились благодаря Гельмгольцу в разложении тональных цветов; сенсорные компоненты здесь, возможно, навсегда останутся погруженными в синтез нашего сознания. В еще большей степени это относится к запахам, вкусовым ощущениям и чувствам. В случае большинства запахов и неприятных ощущений у нас создается впечатление, что наше сенсорное качество не является простым, что оно состоит из более простых сенсорных компонентов, но мы не можем ни разложить его на более простые ощущения экспериментально, ни представить себе качество этих сенсорных компонентов с помощью воображения. Возможно, это связано с тем, что так называемые постоянные газы и легко испаряющиеся вещества, имеющие более простой химический состав, в основном нейтральны для нашего органа обоняния, но в той степени, в какой они сильно влияют на него, они относятся к очень сложным химическим веществам (например, эфирные масла). Сероводород и аммиак, пожалуй, дают ощущения от запаха, наиболее близкие к впечатлению от простого качества.
Едкий вкус щелочей, по-видимому, находится на границе между вкусом и ощущением, в то время как кислоты, будучи достаточно разбавленными, все же дают аромат, совершенно чистый от (4) эмоциональных примесей. Но сам факт, что разные кислоты дают разные вкусовые ощущения, указывает на то, что абстрактно кислый вкус, так сказать, повсюду связан с различными примесями, так что каждый конкретный кислый вкус едва ли можно назвать простым ощущением. Горький вкус хинина, однако, кажется довольно простым, но я бы не сказал того же о сладком вкусе сахара, поскольку разные виды сахара и один и тот же сахар в разных формах дают разные вкусовые ощущения, которые, в свою очередь, отличаются от сладости сахарина и глицерина. В любом случае, колебания, вызываемые в обонятельных и вкусовых нервах химическими воздействиями газов или жидкостей, гораздо сложнее тех, которые вызываются в зрительных и слуховых нервах спектроскопически выделенным пучком света или физически простыми звуковыми колебаниями.
То, что ощущения, за исключением, пожалуй, мягкого давления и ощущений тепла и холода, не являются даже внешне простыми, можно считать общепризнанным. Твердое и мягкое, гладкое и шероховатое – это интуитивные выводы о качестве поверхности вещей, которые делаются на основе силы и порядка ощущений при надавливании на вещи или скольжении по их поверхности. Мы называем тело мягким, когда нажимающий палец легко отталкивает его поверхность, и твердым, когда он встречает непреодолимое сопротивление. Нам кажется, что мы чувствуем гладкость зеркала, в то время как отсутствие ощущений от трения мы осознаем лишь мысленно. Когда мы скользим пальцем по напильнику, мы ощущаем последовательность отпечатков кожи и называем текстуру поверхности предмета, вызывающую такую последовательность ощущений, шероховатостью. Мы непроизвольно проецируем наши ощущения на поверхность предмета подобно тому, как мы проецируем наши тактильные ощущения от пишущей руки на кончик ручки. Процессы в коже и соединительной ткани, вызывающие ощущения холода и тепла через воздействие на нервные окончания, до сих пор мало изучены, однако маловероятно, что их физиологический результат в нервных окончаниях очень прост. Если холод и тепло все же можно рассматривать как типы простых ощущений (5), то можно предположить, что и здесь сознанию не хватает средств для анализа произошедшего синтеза ощущений и осознания компонентов ощущений как таковых. Тактильные ощущения кажутся простыми по качеству ощущений, если все они одинаково основаны на ощущении давления; но если верно предположение, что пространственный порядок тактильных ощущений возможен только благодаря особенностям качества ощущений (локальным признакам) в каждом нервном волокне, то опять-таки каждое отдельное ощущение, вызываемое прикладыванием кончика компаса к коже, не может быть простым, а должно состоять из общего ощущения давления и особого характера ощущений на данном участке кожи. В сознании анализ даже происходит здесь как завершенный, поскольку особенность тактильного ощущения состоит в том, что только общее ощущение давления фиксируется как ощущение, а конкретные примеси отдельных ощущений давления и локальных признаков используются как таковые и в своем синтезе превращаются в пространственную визуализацию. Нам так же трудно выделить эти локальные признаки как отдельные ощущения из тактильного восприятия, как и выделить обертоны из комплекса ощущений цвета тона. Вспомнить разницу в качестве ощущений становится тем труднее, чем ближе сравниваемые точки давления (например, точки на кончике пальца, расположенные близко друг к другу), и тем легче, чем к более разным поверхностям принадлежат сравниваемые точки (например, одна точка давления на внутренней поверхности, другая – на тыльной стороне ладони).
В сетчатке глаза все точки ведут себя так же, как, например, точки, расположенные на внутренней поверхности верхней фаланги указательного пальца; поэтому практически невозможно преобразовать локальные признаки лицевых ощущений, возникающих в разных областях сетчатки, из локальных признаков, впитавшихся в пространственное восприятие, обратно в ощущения, то есть выделить их из восприятия и осознать как отдельные сенсорные компоненты. Это объясняет, почему теория локальных знаков встречает больше (6) сомнений, когда применяется к происхождению зрительного восприятия, чем когда применяется к происхождению тактильного восприятия.
Отсюда становится ясно, что то, что временами кажется сознанию неразложимым и поэтому считается простым, не обязательно остается неразложимым для всех и навсегда, равно как и не обязательно всегда было неразложимым на ранних стадиях развития. Мы имеем перед собой различные примеры, в которых от произвольного отношения нашего внимания зависит, воспринимаем ли мы ощущение как простое или как составное, осознаем ли мы результат ощущения как единое впечатление или же осознаем большинство компонентов ощущения. Даже обычный аккорд можно воспринимать двояко – как единое общее ощущение и как группу из нескольких отдельных ощущений. Первый тип восприятия возникает тем легче, чем слабее обертоны и ниже основные тона, особенно если тона аккорда следуют друг за другом в естественном ряду обертонов, например, в соединенных стопах органов; второй тип восприятия, напротив, благоприятен, если тона аккорда звучат не точно одновременно, а в быстрой последовательности (арпеджиандо).
То, что сначала кажется нам простым ощущением, при ближайшем рассмотрении оказывается синтезом ощущений, группой ощущений, настолько тесно слитых воедино, что наше сознание либо вообще не в состоянии проанализировать их на составляющие, либо только путем длительной практики, иногда лишь с помощью искусственных средств. Компоненты действительно содержатся в ощущении, но не как изолированные, а как аннулированные моменты, то есть как зависимые части, которые лишь изменяют единое общее впечатление, внося в него свой вклад, не распознаваемый как таковой. И компоненты как таковые, и объединяющая их синтетическая деятельность не входят в сознание, которое рассматривает результат как простое ощущение; тем не менее они должны присутствовать, поскольку каждый из компонентов вносит свою часть в общее ощущение, и без их объединения не было бы единого общего ощущения. Можно представить дело таким образом, что компоненты появляются одновременно, но их синтез стал настолько прочным и сильным благодаря повторяющимся ассоциациям или (7) унаследованным органическим структурам, что их единство немедленно приходит в сознание и как бы вытесняет пространство сознания для отдельных ощущений.
Теперь мы сможем выделить четыре основных класса сенсорных синтезов: во-первых, те, которые сознанию никогда не удавалось и, возможно, никогда не удастся разложить; во-вторых, те, которые некритичный и неподготовленный человек считает простыми, но которые при благоприятных условиях могут быть также аналитически разложены. В-третьих, те, которые все считают составными, но в которых компоненты, тем не менее, становятся в определенной степени отмененными моментами общего впечатления, не теряя тем самым своей специфичности; в-четвертых, те, в которых комбинация уже не дает единого общего ощущения, но отдельные ощущения лишь мысленно относятся к одной и той же вещи как к их общей причине. Примером третьего класса является музыкальное представление, в котором солирующие певцы, хор, оркестр, орган и т. д. работают вместе. Примером четвертого класса является синтез лицевых и слуховых ощущений, возникающих при одновременной жестикуляции и декламации актера, или синтез зрительных, обонятельных и вкусовых ощущений, вызываемых блюдом.
Наконец, в качестве пятого класса можно привести синтезы, возникающие при простом наблюдении и осознании одновременности ощущений, которые случайно встречаются без какой-либо внутренней связи, например, когда человек, присутствуя на оперном спектакле, ест кондитерские изделия, гладит свою меховую оторочку и вдыхает запах сильно надушенного соседа. Даже при такой внешней одновременности различных ощущений при частом повторении может сформироваться устойчивая ассоциация, которая в определенной степени узурпирует права фактического синтеза. Это проявляется в том, что повторное появление одного из этих ощущений влияет на настроение так, что оно надеется или боится появления других, или в том, что, когда появляются все остальные ощущения, настроение их восприятия нарушается, если одно, привычно связанное с ними, в исключительных случаях отсутствует. Если театральные воспоминания его юности связаны исключительно с местным запахом его городского театра, он может сначала (8) что-то упустить, если попытается настроиться на нужный лад в недавно построенном столичном театре без этого запаха. Если в любовных письмах определенного человека всегда присутствовал один и тот же характерный запах, то письмо, написанное на неароматизированной бумаге во время путешествия, может неприятно тронуть влюбленного, возможно, он и не поймет, почему.
Эти примеры показывают, что даже при случайном привычном объединении разрозненных ощущений общее впечатление может быть подвержено влиянию и изменению со стороны компонентов, даже если рефлексия должна отвергнуть такое влияние как фактически необоснованное. Даже здесь качественная окраска общего впечатления происходит через отдельные компоненты. Это происходит в еще большей степени, когда, как в четвертом классе, различные связанные ощущения объективно и по существу принадлежат к одной и той же причине восприятия, даже если они опосредованы различными органами чувств, т. е. когда они не способны к реальному слиянию как ощущения. Даже если это не сами ощущения различных органов чувств, то связанный с ними характер настроения сливается и передается от одного из них к синтезу, чтобы от него излучаться на другие компоненты и преображать или ухудшать их. Субъективно неполный синтез, перенесенный на объект, отражается в субъективных компонентах ощущения, и они должны согласиться с тем, чтобы быть качественно измененными той качественной модификацией, которая перенесена на объект. Если, как в третьем классе, связанные ощущения предпочтительно относятся к одному и тому же чувству, то качественное изменение общего впечатления каждым из отдельных компонентов становится еще более очевидным. Одно и то же четырехчастное музыкальное произведение имеет качественно разный эффект, когда его исполняет женский хор, мужской хор, смешанный хор, фортепиано, орган, простой струнный оркестр, военный оркестр с деревянными духовыми или без них, или полный оркестр. Если позволить всем этим компонентам работать вместе, качество сенсорного комплекса снова станет другим, и можно изучать его постепенную трансформацию, поочередно выключая то один, то другой его компонент. Точно так же включение и выключение различных (9) органных клавиш используется для изменения качества сенсорного комплекса, вызываемого у слушателя игрой органа.
Каждый из компонентов, обеспечивающих синтез третьего класса, сам является синтезом второго класса (если только он не пропущен, чтобы привести непосредственно к первому). Каждое сенсорное качество второго класса, которое объединяется с другими подобными ему и таким образом обеспечивает в синтезе сенсорное качество третьего класса, само является синтезом компонентов, относящихся к первому классу как сенсорные качества. Тональные краски женских и мужских певческих голосов и инструментов состоят из простых основных тонов с простыми обертонами. Каждый простой тон качественно отличается от другого лишь постольку, поскольку более высокий или более низкий тон со своим более ярким и более тусклым звучанием должен быть распознан как качественно отличающийся.
Только с помощью простых тонов мы приходим в музыкальной сфере к ощущениям первого класса, которые пока следует считать простыми, хотя они, несомненно, сами являются синтезом более простых компонентов ощущений.
Не подлежит сомнению, что качественные различия простых тонов разной высоты меньше, чем качественные различия соответствующих тонов, которые в то же время имеют разный тембр. В этом же смысле качественные различия между двумя одинаковыми тонами разного тембра также меньше, чем различия между разными сенсорными комплексами, обусловленными разным инструментарием. Качественные различия четвертого и пятого классов опять же больше, чем третьего, что соответствует большему разнообразию компонентов, способствующих качественному изменению синтезов. Чем выше мы поднимаемся по лестнице композиции, тем больше становятся качественные различия сенсорных комплексов, если только они сливаются в достаточно прочные синтезы.
Градуированный порядок классов и качественное разнообразие синтезов есть в то же время градуированный порядок самого качества в отношении его качественной бедности и богатства. Чем ниже мы спускаемся от высших классов, тем больше качественные различия сокращаются до незначительных остатков, тем беднее, беднее и однообразнее становится качественная детерминация. Это наиболее ясно (10) в случае звуковых ощущений только потому, что до сих пор почти исключительно в них удавалось разделить на первый и второй классы то, что в других ощущениях все еще беспорядочно объединяется в первый класс. Если бы этого можно было достичь и в случае других ощущений, мы, вероятно, обнаружили бы, что компоненты, из которых состоят ощущения, считающиеся сейчас простыми, настолько же отстают от их синтезов по богатству и разнообразию качеств, насколько простые тоны отстают от тонально окрашенных, связанных с обертонами.
Точно так же из этого порядка степеней можно сделать аналогичный вывод, что если ощущения тонов без обертонов также должны быть синтезами более простых сенсорных элементов, то эти последние должны быть качественно беднее и неразборчивее в том же смысле, в каком ощущения тонов без обертонов качественно беднее и неразборчивее ощущений тонов с обертонами. С другой стороны, из этого порядка степеней нельзя было бы без дальнейших рассуждений заключить, что простейшие качественные элементы ощущений являются синтезами впечатлений без всякого качества вообще; ибо из порядка степеней, который перед нами, можно только вывести, что простейшие качественные элементы ощущений являются синтезами впечатлений без всякого качества вообще.
Из порядка стадий мы можем лишь заключить, что обеднение качества прогрессирует вниз, но не то, что оно прогрессирует до нулевого качества.
Теперь представляется парадоксальным, что качественная бедность на нижних уровнях приводит к качественному богатству на нижних уровнях. Другими словами, сочетание мало дифференцированных компонентов должно давать совершенно разные результаты. Поскольку природа самой композиции всегда одна и та же, то есть качественный синтез, поначалу не видно, откуда в результатах слияния должны взяться большие различия, чем те, которые уже присутствуют в компонентах. Однако этот парадокс существует лишь до тех пор, пока человек обращает внимание только на качественные различия компонентов и игнорирует различия в их интенсивности. Если сравнить два обертоносодержащих звука с одинаковой основой, например, два гласных одной тональности или один и тот же тон на разных инструментах, то в каждом из них будут присутствовать все обертоны, даже если некоторые из них настолько слабы, что почти, а при неблагоприятных обстоятельствах и совсем, не воспринимаются. Таким образом, компоненты качественно одинаковы в обоих случаях (11), так же как и тип синтеза, а вся разница заключается в различиях в интенсивности компонентов.
Поэтому два тона одинаковой высоты и одинаковой суммарной интенсивности оказываются качественно одинаковыми, если суммарная интенсивность одинаково распределена по обертонам, и качественно разными, если она распределена неравномерно. Это и есть доказательство того, что при полном качественном равенстве компонентов в результате одного и того же синтеза могут возникать качественно разные ощущения, если между компонентами существует интенсивное различие. То, что воспринимается как качественное одинаковое с интенсивным различием, когда внимание сосредоточено на компонентах, воспринимается как качественное различие с интенсивным одинаковым, когда внимание сосредоточено на результате. Различия в интенсивности низшего уровня становятся различиями в качестве высшего уровня. Тот же закон, который действует при переходе от первого ко второму классу, действует и при переходе от второго к третьему и так далее. Тональная окраска оркестра в целом становится различной в зависимости от различного распределения piano и forte между различными инструментами; тишина отдельных инструментов или групп инструментов может быть включена в это общее выражение, если степень их участия установлена равной нулю. Если позволительно говорить о качественном общем впечатлении, которое мы получаем от характеров разных людей, то оно также состоит из одних и тех же компонентов (впечатлений от одних и тех же характерологических движений и диспозиций, представленных в каждом человеке); и здесь разница в интенсивности компонентов становится разницей в качестве результатов. Таким образом, более богатое качество каждой более высокой ступени возникает, с одной стороны, из качеств, сохраняющихся в синтезе, а с другой – из различий в интенсивности компонентов, принадлежащих следующей более низкой ступени, преобразованных в качество. Теперь вполне понятно, что с каждой более высокой ступенью синтеза обогащается и качество ощущений, поскольку не только сохраняется качественный результат предыдущих синтезов, но и добавляется прирост качества за счет нового синтеза. Теперь, однако, качество первой ступени также предстает в новом свете. До тех пор пока мы обращали внимание только на синтез качеств как таковых, качество всегда казалось возникающим только из качества, и не было причин ожидать чего-то иного для возникновения простых качеств ощущений. Но теперь, когда мы знаем, что повышение качества высшего класса ощущений по сравнению с последующим низшим классом возникает из синтетического преобразования различий интенсивности в различия качества, остается возможность, что низший уровень вообще является таким повышением качества до нулевого качества, что его относительная бедность и монотонность проистекают именно из того, что он возник исключительно из первого преобразования интенсивности в качество.
Можно ли ожидать в каждом конкретном случае, что кажущееся простым качество ощущения целиком покоится на преобразовании интенсивности в качество, или же повышение качества в дополняющем его синтезе уже основано на данных более низких качествах, – это вопрос, который совпадает с вопросом, действительно ли качества, которые мы считаем простыми, принадлежат к самому низкому и самому первоначальному уровню качества, ниже которого спуск ведет к бескачественному. Но если предположить, что существуют еще более простые и бедные качественные элементы ощущений – из которых синтезируются кажущиеся простыми ощущения, – то возникает вопрос, не является ли все их качество просто увеличением качества, вытекающим из интенсивности к нулевому качеству чисто интенсивных компонентов ощущений. Трудно будет отказаться признать, что точно так же, как в каждом синтезе ощущений возникает повышение качества до любого существующего уровня качества, такое повышение может произойти и до существующего нулевого качества. Но это соображение изначально не выходит за рамки возможности такого способа возникновения; для того чтобы возвести смутное предположение в ранг вероятности, необходимы дальнейшие соображения. – Если графически изобразить физический процесс, вызывающий ощущение простого тона, т. е. отложить на оси абсцисс время, а на оси ординат – изменения давления воздуха, то получится простая волнистая линия, соответствующая изменениям косинуса угла при повороте одной из его ножек, короче говоря, косинусная кривая. Если волнистая линия, представляющая основной тон, имеет (13) n гребней в секунду, отложенных по оси абсцисс, то волнистая линия, соответствующая первому, второму, третьему и т. д. обертонам, имеет 2n, 3n 4n и т. д. гребней на одной линии. Если обертоны звучат одновременно с основным тоном, то физическому звуку соответствует волнистая линия, состоящая из всех этих волнистых линий, которая графически изображает положительные и отрицательные интерференции всех их. Эти звуковые кривые можно сложить точно так же, и нет ни одной звуковой кривой, какой бы сложной и неправильной она ни казалась, которую нельзя было бы разложить на простые косинусные кривые.
Если сходятся две звуковые кривые, основные тоны которых соотносятся друг с другом в соотношении основного тона к его обертону, то есть числа вибраций которых относятся друг к другу как целое число, то картина получается различной в зависимости от обертонов, с которыми связаны эти два основных тона, то есть в зависимости от того, остается ли интерференция обертонов друг с другом гармоничной или вызывает дисгармонию. В первом случае, который достигает своего максимума, когда обертоны равны нулю, кривая выглядит менее неравномерной и нарушенной, чем во втором. Это соответствует тому, что чем меньше и слабее обертоны, тем легче восприятию слить их в единое целое, но чем больше дисгармоничных помех или даже биений в их обертонах, тем отчетливее выделяются компоненты как разные тона. Внимание нуждается как бы в дисгармонических помехах обертонов, чтобы разделить два звуковых индивидуума и различить основные тона, на которых они покоятся, как отдельные тона, особенно когда низший тон превосходит высший по силе подобно тому, как основной тон превосходит обертоны в натуральном звуке. Для простоты схематично ограничимся основным тоном и одним обертоном, вторым, т.е. двенадцатым или пятым высшей октавы, волнистая линия которого показывает в три раза больше гребней на том же временном интервале, что и основная; оставим в стороне обертоны этих двух тонов и ограничимся соотношением их силы в качестве вспомогательного средства для анализа. Тогда мы можем различить три случая. Либо сила фундаментального тона равна нулю или бесконечно мала по отношению к силе двенадцатеричного тона, и тогда волнистая линия гармоники (14) представляет собой простую косинусную кривую, лежащую на оси абсцисс, то есть прямую линию; в крайнем случае, гребни фундаментального тона будут бесконечно малы. Или сила двенадцатеричной превышает силу фундаментальной, и тогда волнистая линия первой с выступающими гребнями лежит на волнистой линии фундаментальной, гребни которой не слишком удалены от оси абсцисс. Или же сила двенадцатеричной отстает от силы фундаментальной, и тогда волнистая линия фундаментальной сильно профилирована, а три меньшие волны, стоящие на каждой из ее волн, выглядят лишь как незначительные модификации их основного типа. В первом случае ухо воспринимает только двенадцатеричный тон, во втором – оба тона как отдельные, несмотря на их созвучие, в третьем – только фундаментальный, но качественно измененный или окрашенный в своем звучании.
Таким образом, в первом случае мы видим простое перцептивное качество двенадцатеричного тона, возникающее без основного тона, во втором случае – два простых перцептивных качества основного тона и двенадцатеричного вместе с их синтезом в ощущение консонанса, в третьем случае – внешне простое, но на самом деле составное ощущение тонально окрашенного основного тона. В первом случае ощущение высшего тона возникает на нулевой основе ощущений, поскольку его волнистая линия поднимается над криволинейной осью абсцисс. Во втором случае оно возникает на основе низшего тона, но независимо от него и рядом с ним, подобно тому как волнистая линия двенадцатеричной дроби выросла на волнистой линии основного тона, но представляется глазу как окружение и переплетение более крупной волнистой линии, имеющей самостоятельное и интенсивно преобладающее значение. В третьем случае до сознания доходит лишь качественное увеличение восприятия основного тона без самостоятельности как отдельного тона, подобно тому как глаз воспринимает лишь незначительное изменение большей волнистой линии через трехчастное сгибание и разгибание каждой отдельной волны. Если третий случай научил нас сначала просто тому, что на основе существующего ощущения серия различий в интенсивности стимула, добавляемых с более быстрым движением волны, обеспечивает качественное увеличение, то второй случай показывает нам, что тот же второй стимул, с другим соотношением интенсивности двух стимулов, может породить второе относительно независимое тональное ощущение, которое, несмотря на свою связь с (15), утверждает себя как равное первому. Первый случай показывает нам, что это ощущение остается неизменным, даже если интенсивность нижнего тона опускается до нуля. Как первый случай переходит во второй постепенно и без фиксированной границы, так и второй случай переходит в третий через ту промежуточную область, в которой тренированное ухо, в зависимости от отношения внимания, может воспринимать более быструю волнистость либо как качественное дополнение к ощущению основного тона, либо как самостоятельный тон. Как плавный переход от второго к третьему случаю учит нас, что нет принципиальной разницы, а есть лишь постепенное различие между реализацией стимула как качественного дополнения и как самостоятельного ощущения в сосуществовании с другим и наряду с ним, так и плавный переход от первого ко второму случаю учит нас, что также нет принципиальной разницы, а есть лишь постепенное различие между реализацией интенсивно структурированного стимула на основе существующего другого ощущения и нулевого ощущения.
Таким образом, мы, несомненно, приблизились к тому, чтобы проследить возникновение качества до отношений интенсивности, поскольку ранее зиявший разрыв между повышением качества данного ощущения и возникновением качества ощущения из бескачественного был преодолен и заполнен. Теперь мы можем допустить, что простые качества, возникающие таким образом, будут различными в зависимости от различий в отношениях интенсивности, из которых они возникают. Теперь мы должны также рассмотреть, какие именно отношения интенсивности приводят к первому возникновению качества через синтетическую комбинацию. Только тогда мы сможем положительно утверждать это возникновение качества, когда докажем плавный переход между раздельным представлением об отношениях интенсивности и синтетическим качественным представлением, в котором разделение отношений интенсивности исчезает и сливается в постоянную интенсивность качества ощущения. Рассмотрим следующий случай. Барабанщик нашел временную сигнатуру
/
, четверть = 180 м. М., то есть 180 в минуту или 3 в секунду, и теперь должен попеременно отбивать три такта кваверов и три такта триольных кваверов, то есть попеременно 24 удара за 4 секунды с интервалом в
/
секунды и 36 ударов за 4 секунды (16) с интервалом в
/
секунды. Слушатель четко воспримет ритмическую разницу, но именно как ритмическую, то есть существующую во временной последовательности изменения интенсивности. Если представить себе эти числа умноженными на 4, так что одна секунда звучит 24, а другая 36 ударов, то барабанщик уже не может исполнить их вручную; если же они исполняются механическим устройством, то ухо уже не воспринимает разницу в последовательности как ритмическое отношение, но и не перестает воспринимать разницу, а получает теперь впечатление интервала, пятой (например, двойные контра-G и контра-D). Таким образом, отношение интенсивности и последовательности трансформировалось в отношение тональности, количественное различие – в качественное. Если в этом низком регистре тон еще неясный, приглушенный и жужжащий, слышимый как тон только при значительной интенсивности звука, да и то не всякому уху, то при повторном удвоении темпа (48:72), переходе в более высокую октаву, он становится совершенно ясным. Все звуки насекомых – стрекотание сверчков, жужжание комаров и т. д. – производятся только ритмичными ударами, вызванными трением шероховатых поверхностей друг о друга или ритмичным биением крыльев.
Аналогию этому явлению можно найти в чувстве осязания. Если вы медленно и поочередно проведете кончиком пальца по крупнозубой и мелкозубой рейке, вы ясно ощутите более медленную или более быструю последовательность ударов пальца о выступающие зубцы. Если же, напротив, быстро провести пальцем по обеим зубчатым рейкам попеременно, то вы уже не почувствуете медленности или скорости в последовательности отдельных ударов, а лишь качественное различие в шероховатости. То, чего нельзя достичь простым увеличением скорости прохождения пальца по ним, можно достичь, используя две другие стойки, зубцы которых расположены в два или три раза ближе друг к другу, чем зубцы первой, но находятся в таком же отношении друг к другу, как и первая. Слепой, с его обостренным практикой чувством осязания, также воспринимает шероховатость напильников настолько тонких, что они кажутся совершенно гладкими для тупого чувства грубого рабочего; он также острее и четче ощущает постепенное различие в шероховатости, когда возможность количественного восприятия и сравнения расстояния между зубьями уже давно исчезла. (17) Если чувство осязания позволяет лишь последовательно чередовать шероховатости разной степени на одном и том же пальпируемом участке кожи, то чувство слуха позволяет не только последовательно, но и одновременно воспринимать последовательности ударов разной скорости. Когда два барабанщика бьют одновременно, один – восьмыми в дуэте, другой – восьмыми в триоле, ухо слушателя отчетливо воспринимает ритмические помехи, совпадение каждого второго удара первого барабанщика с каждым третьим ударом второго и вставку другого удара первого барабанщика в промежуток между двумя другими ударами второго барабанщика. Если, как в первом финале «Дон Жуана», несколько оркестров одновременно исполняют танцы с разными временными знаками, эта ритмическая связь находит еще более широкое музыкальное применение, чем если бы одновременно звучали только разные голоса в дуэтах и триолях или в квартетах и триолях. Если же скорость следования тактов увеличивается в четыре или восемь раз, то интерференции понимаются уже не как ритмические, а как созвучие тонов, в особенности как созвучие пятых, обладающее собственным качественным характером звучания. Превращение отношения ритмической интенсивности в отношение тонального качества здесь гораздо яснее, чем в концепции интервала через чередование последовательного изложения.
В этих примерах речь все еще идет о том, что различия в интенсивности превращаются в различия в качестве, количественные отношения в качественные, и это при резком скачке в изменении скорости. Это, однако, делает как можно более очевидным предположение, что то же самое количественное отношение, которое все еще понимается как ритмическое в случае более медленной последовательности колебаний интенсивности, должно пониматься как тоническое качественное отношение в случае более быстрой смены того же самого. Но мы по-прежнему не имеем ни плавного перехода в них, ни доказательства того, что даже отдельные ряды интенсивных компонентов, помимо их отношения к другим таким же рядам, приводят к качественной характеристике.
Если мы соберем вместе ряд напильников, начиная с самых грубых и кончая самыми тонкими, и ряд стоек, который заканчивается там, где начинаются напильники, то мы найдем все степени шероховатости, представленные на одной стороне, и все ритмические последовательности ударов на другой стороне, даже при одинаковой скорости скольжения по ним (18), но между ними есть область у самых тонких стоек и самых грубых напильников, где мы колеблемся между количественным и качественным восприятием. На нижнем пределе этой промежуточной области количественная концепция все еще преобладает, а качественная светится лишь спорадически и тускло; на верхнем пределе, напротив, преобладает качественная концепция, лишь более или менее затуманенная остатками количественной, которая еще не полностью преодолена. В середине промежуточной области будет точка, где в среднем оба взгляда представлены в равной степени, но не сливаются окончательно, а борются друг с другом, так что то один, то другой берет верх. В зависимости от временного расположения и отношения внимания это среднее равновесие может превратиться и во временное, и в относительно постоянное преобладание одного мнения над другим. Различия во мнениях между разными людьми здесь не обсуждаются. Такие же отношения существуют и при переходе от ритма к тону ob. Одиннадцать-двенадцать ударов или тактов, или слогов в секунду все еще воспринимаются ритмически всеми без намека на тоническое качество; 32 удара слышатся нормальным ухом как контра-С. Но двойная контраоктава в 16—32 колебания уже относится к промежуточному диапазону, как и число 12—16 ударов ниже нее. Сирена, которая испускает регулируемое количество воздушных взрывов в секунду, позволяет изучить постепенность перехода. Гудение и жужжание, которые цепляются за самые низкие тона, – это не что иное, как остатки количественной концепции, которые пробивают себе дорогу в качественную концепцию и борются с ней. Качественная концепция достигает успеха тем легче и быстрее, чем сильнее воздействие и чем меньше дисгармоничных элементов содержат возникающие при этом воздушные волны, то есть чем больше их форма приближается к косинусоидальной кривой с гармоническими обертоновыми кривыми.
Если эти примеры из области осязания и слуха ставят постепенный переход флуктуаций интенсивности в качество под сомнение, то это лишь открывает возможность предположить, что подобное поведение будет наблюдаться и в других сенсорных областях. Возвести простую аналогию в ранг высоко (19) вероятной гипотезы удастся только в том случае, если мы добьемся теоретической ясности относительно смысла этого перехода.
Факт, что наше восприятие не в состоянии следить за слишком быстрой сменой впечатлений. Светящаяся точка, быстро движущаяся по кругу, представляется нам светящейся круговой линией, потому что послесвечение точки на каждом участке сетчатки еще не успело погаснуть, когда новое впечатление попадает на тот же участок. Является ли неспособность различать быстро сменяющие друг друга впечатления всегда физиологической, как в данном примере, или в некоторых случаях она чисто психологическая, или физиологические и психологические условия взаимодействуют повсеместно, еще предстоит выяснить. Несомненно лишь то, что при более чем 20 впечатлениях в секунду раздельное восприятие их становится практически невозможным, и что во многих случаях при более чем 10 впечатлениях в секунду отчетливость разделения становится нечеткой. При быстрой последовательности впечатлений, каждое из которых достаточно интенсивно, чтобы восприниматься самостоятельно, невозможность отдельного восприятия должна быть признана, с одной стороны; с другой стороны, возможность того, что скопление стимулов останется не воспринятым, когда каждый отдельный из них уже достаточно интенсивен, чтобы заставить воспринимать его, кажется невозможной. Интенсивность общего впечатления должна быть если не в 30 раз больше, то, во всяком случае, гораздо больше, если ухо воспринимает 30 одинаково сильных ударов за одну секунду, чем если оно воспринимает только один. Интенсивность общего впечатления должна возрастать с увеличением числа компонентов, входящих в результат, если интенсивность компонентов одинакова; но она должна возрастать по-другому, если 30 одинаковых ударов следуют один за другим, чем если один удар был в 30 раз сильнее. В первом случае интенсивность распределяется по постоянному общему впечатлению, во втором случае она сжимается в мгновенное впечатление, которое лишь постепенно физиологически исчезает. Разница похожа на разницу между выходом пара из парового котла через клапан и взрывом. Это объясняет, почему интенсивность ощущений компонентов сохраняется, если происходит синтез; она переходит от компонентов к ним. Но для того, чтобы она перешла к синтезу, синтез также должен присутствовать; для того, чтобы интенсивность бескачественных компонентов стала интенсивностью качества, качество также должно присутствовать.
Если бы синтез отсутствовал, интенсивность компонентов, которые больше не могут восприниматься отдельно, должна была бы исчезнуть через умножение; но это было бы противоречием. Чтобы избежать этого противоречия, синтез логически необходим; но то, что возникает из этого синтеза в конкретном случае, не может быть сконструировано a priori, а может быть только выведено из опыта.
Мы называем результат этого синтеза качеством, но мы не можем объяснить, что мы подразумеваем под этим словом, тому, кто не опирается на свой собственный опыт. Мы даже не знаем, определяется ли конкретный вид и способ синтеза в каждом случае только формально-логической необходимостью, или же здесь имеет место телеологическая необходимость, то есть не определяются ли простые качества чувств именно так, а не иначе, в отношении цели мира, и закономерно связаны именно с этим видом стимула. В этом случае мы имели бы, так сказать, субъективные мировые константы в телеологически обусловленных простых качествах ощущений, субъективный аналог объективных мировых констант, играющих столь важную роль в физике. – До сих пор для простоты мы предполагали, что каждый отдельный компонент ощущения обладает достаточной интенсивностью, чтобы восприниматься отдельно; но теперь мы можем рассмотреть и обратный случай. Даже если каждое отдельное впечатление слишком слабо, чтобы воспринимать его в отдельности, быстро сменяющие друг друга серии таких впечатлений должны быть восприняты, если только интенсивность конечного синтеза выше порога ощущений. Таким образом накапливаются не только одновременные раздражители, которые по отдельности лежат ниже порога ощущений (например, шелест листьев в лесу), но и последовательные, если их череда достаточно быстра, чтобы физиологический эффект одного раздражителя еще не успел угаснуть, как начался эффект следующего, и если раздражители следуют друг за другом равномерно, так что эффекты различных раздражителей положительно усиливают друг друга (21) и не отменяют друг друга отрицательной интерференцией. В этом отношении сенсорный нерв ведет себя как струна, которую не заметно трогает слабая вибрация воздуха, но которую можно заставить звучать множеством быстро и равномерно следующих друг за другом. В целом можно сказать, что сенсорные качества низшего класса возникают из компонентов, которые, взятые по отдельности, лежат выше порога только тогда, когда они уже близки к промежуточной области по медленности их следования, тогда как эти компоненты лежат ниже предела изолированной воспринимаемости при всех более быстрых последовательностях стимулов и при умеренной интенсивности ощущений (например, одиночное биение крыльев жужжащего комара).
Несомненно, синтез интенсивных компонентов в качественные ощущения значительно облегчается благодаря предосторожности органов чувств и специфической энергии сенсорных нервов и непроизвольно направляется определенным образом. Но не следует забывать, что каждый орган, способствующий повторению определенной функции, является лишь постепенным продуктом этой функции в эволюции ствола, что все специфические органы являются лишь дифференциациями устройств, первоначально служивших более общим целям, что все специфические энергии являются лишь следствиями тренировки нервов к определенным способам функционирования, что синтетическая функция в ее простейшей форме старше этих ее следствий и что каждое усовершенствование физиологического аппарата обусловлено утончением и совершенствованием синтетической функции на данной физиологической основе. Поэтому физиологический аппарат можно оценить как вспомогательный механизм, экономящий труд, но он не может заменить или обойтись без объяснения синтеза из синтетической функции, которую он скорее предполагает как свой генетический приус и требует от себя как от пользователя инструмента. Если разложить простое специфическое ощущение, например звук, на составляющие, как это возможно в промежуточной области глубоких тонов, то возникает вопрос, действительно ли эти составляющие, если они могут восприниматься по отдельности, лишены качества, и действительно ли, если они лишены качества, их все еще можно называть ощущениями. Несомненно, что мы уже воспринимаем компоненты звука, поскольку слышим их в собственном смысле слова, то есть как слуховые ощущения, (22) как звуки. Каждый удар, толчок, стук и т. д. вызывает не только одну воздушную волну, но, благодаря резонансу и тонам, присущим материалу, с помощью которого он производится, последовательность воздушных волн, которая соответствует клубку тонов и проявляется как дисгармоничный звук с одним или несколькими выделяющимися тонами.
Это обстоятельство, однако, как раз и является виной непреднамеренной нечистоплотности наших экспериментов. С сиреной мы приближаемся к идеальной экспериментальной схеме, в которой отдельные воздушные взрывы все еще сопровождаются тональными фоновыми шумами, но вряд ли могут быть названы собственно тональными волновыми комплексами. Следствием этого является то, что, если абстрагироваться от фоновых шумов выходящего воздуха, отдельные компоненты вряд ли можно назвать слуховыми ощущениями, а скорее можно понимать только как восприятие давления в слуховом органе. Таким образом, ощущение звука распадается на компоненты, которые хотя и не обладают всеми сенсорными качествами, но лишены специфических качеств слуховых ощущений. Остаются лишь ощущения изменения напряжения в различных мембранах и других чувствительных частях слухового органа. Качество ощущений, которое остается, опять-таки значительно ниже, чем у простого звука; в ощущении внезапного и быстро уменьшающегося удара мы уже очень близки к пределу, когда почти только интенсивность навязывает себя сознанию, но качество становится настолько бедным, пустым и скудным по сравнению с ней, что кажется, что оно почти исчезает.
Подобно тому как все специфические энергии дифференцировались из общей чувствительности нервной субстанции, так и все специфические сенсорные восприятия развились из компонентов, восходящих к общему ощущению чувства. Даже восприятия чувства осязания могут быть интерпретированы только как конкретные формы ощущений слоев тела, близких к эпидермису. Поэтому в случае каждого конкретного ощущения анализ простейших качеств должен выводить из сферы этого ощущения в сферу общего чувства. Компоненты простейших специфических качеств, несомненно, бескачественны по отношению к данной области ощущений, но еще не бескачественны по отношению к общему ощущению, как это имеет место в случае с содержимым ганглиозной клетки, живой протоплазмы и ее органических (23) форменных компонентов[4 - Das Folgende bis zum Schluss des Absates ist in der Handschrift als Einschaltung kenntlich. A. d. H.]. Все ощущения индивидов, которые еще обладают телом молярного размера, могут быть прослежены до молярных ощущений давления и напряжения и молекулярных вибраций (звук, свет, тепло, химические и электрические стимулы) 1. Однако если мы спускаемся к индивидуумам, которые уже имеют лишь молекулярный размер, молярные ощущения давления и напряжения исчезают, а молекулярные ощущения вибрации растворяются в молекулярных ощущениях давления и напряжения. Таким образом, все ощущения в конечном итоге возвращаются к механическому давлению или напряжению.
Поскольку специфическое качество ощущений, которое можно разложить на элементы, – ощущение звука – таким образом, восходит к синтезу общих ощущений, мы можем предположить, что и другие специфические качества ощущений возникают из таких или подобных синтезов общих ощущений. Не в последнюю очередь это касается собственно ощущений, которые мы знаем в богатейших качественных нюансах, не будучи в состоянии описать эти качественные различия словами или сделать их понятными с помощью аналогий из других сенсорных областей.
Если даже простое давление или удар по какой-либо части тела вызывает качественно окрашенные ощущения, мы, несомненно, можем объяснить это тем, что клетки мозга, лежащие в основе нашего сознания, подвергаются лишь косвенному воздействию стимула, а именно через посредничество кожи соединительной ткани, мышц, надкостницы, нервных окончаний и концевых органов, распределенных в этих тканях, проводящих нервов, ганглиозных узлов и нижних центральных органов, вставленных в эти пути, и, наконец, связей последних с соответствующим центром сознания. Каждый из этих посреднических органов обучен определенным формам движения, поэтому более восприимчив к определенным стимулам, чем к другим, и склонен трансформировать стимулы, которые не являются для него однородными, насколько это возможно, в свой специфический режим функционирования. Поэтому неудивительно, что даже самый простой стимул на внешней поверхности вызывает ряд сложнейших форм движения в органах-посредниках, так что в итоге центр сознания получает целый комплекс специфических энергий (24) и может справиться с ними только посредством сильно качественно окрашенного синтеза. (Gr. III. 13.)
Представьте себе, что тот же самый мягкий тактильный раздражитель, который проводится от эпидермиса человека через столько средних звеньев к центру сознания, ударяет по голой родинке на поверхности его тела. Насколько хуже по качеству будет ощущение, вызванное непосредственно в осязаемой протоплазме, чем то, которое опосредовано столькими специфическими энергиями, столькими внутренними тонами промежуточных органов! Сравните также в сенсорной сфере человека разницу между простым тактильным ощущением, которое проводится непосредственно к органу сознания по белым нервным шнурам, и ощущением боли или зуда, которое вызывается стимуляцией того же участка кожи, но опосредовано открытием путей в серое вещество спинного мозга и соединительных шнуров от него к головному мозгу. Насколько более богатым по качеству является последнее ощущение в дополнение к его повышенной интенсивности! Чем через большее число посреднических органов прошел стимул, тем больше должно быть накоплено специфических форм движения, в которые он таким образом преобразуется; чем ближе, с другой стороны, воспринимающий центр находится к месту стимула и чем менее дифференцирована соответствующая плазма, тем беднее по качеству должно быть ощущение, возникающее от стимула, тем ближе оно будет подходить к интенсивности без качества. Эти различия двояки: с одной стороны, они последовательны в истории развития индивида и племени, с другой – одновременны в сосуществовании высоко- и низкоорганизованных живых существ и в сосуществовании индивидуальностей самых разных уровней. Новорожденный ребенок как бы нечувствителен и лишь очень постепенно обретает способность чувствовать, причем качественно более бедные и грубые по интенсивности ощущения предшествуют ему, а качественно более богатые и тонкие следуют за ним лишь постепенно и шаг за шагом. То, что происходит здесь в быстрой последовательности на основе унаследованных специфических энергий, занимает неизмеримые периоды времени в истории племен. Даже монера, которая, несомненно, даже не имея органа восприятия, уже может качественно воспринимать взрывную воздушную волну, сильный световой раздражитель, механическое давление или удар и химический раздражитель, несомненно, имеет за спиной длинный ряд предков, в которых плазма постепенно приобрела условия хранения и внутреннюю организацию, чтобы реагировать на такие разные раздражители различными видами вибраций.
Основные этапы, пройденные в филогенетической истории, и сегодня можно найти в царствах животных и протистов; более того, каждый человеческий организм объединяет в себе аналоги этих этапов. В белых и красных кровяных тельцах и других подвижных форменных элементах мы несем в себе монадную стадию, в рассеянных ганглиях и ганглиозных узлах – стадию развития моллюсков, в спинном мозге и удлиненном продолговатом мозге – примитивных рыб с еще неразвитым мозгом, в средних отделах мозга – позвоночных со слабо развитым мозгом (амфибий и птиц), в полушариях головного мозга – наконец, развитие млекопитающего типа, кульминацией которого является человек. Все эти стадии развития сравниваются здесь только в отношении их сенсорных возможностей, без учета других организационных различий.
Сегодня уже никто не сомневается в том, что каждый высший организм – это особь более высокого порядка, которая содержит в себе множество особей более низкого порядка. Сегодня также мало кто сомневается в том, что различные уровни индивидуальности обладают собственной способностью к ощущениям, и что ощущения низших уровней индивидуальности частично прямо и частично косвенно способствуют высшему сознанию. Существует лишь различие во мнениях относительно того, является ли содержание высшего сознания простым явлением пассивного суммирования содержаний низших индивидуальных сознаний, которые сливаются вместе, чтобы сформировать его, или же оно содержит плюс, происходящий из активных, синтетических функций, посредством которых низшие содержания сознания объединяются в высшее единство. (Gr. VIII. 29.) Я придерживаюсь последней точки зрения (vgl. Bd. III der Phil. d. Unb., 10. Aufl.), поскольку считаю синтез как таковой чем-то отличным от соединенных членов, поскольку рассматриваю его как активную функцию, которая не может возникнуть из простого объединения членов, и поскольку всеобъемлющее единство не может возникнуть из множественности объединенных. Только если синтетическая функция является активной функцией единства, добавляемого к членам (26), только тогда она является категориальной функцией; только если качество ощущения возникает из активного синтеза членов, но не является пассивной конгломерацией, качество может быть названо подлинной категорией. Если бы слияние многих компонентов в результат было лишь пассивным следствием неспособности различать и удерживать члены в стороне, результат должен был бы казаться более расплывчатым и неопределенным, чем члены, быть, так сказать, непонятным продуктом смущения, тогда как опыт учит нас, что в своем качественном единстве он более определенный, более ясный и более понятный, чем запутанная множественность членов, и что определенность возрастает с богатством качества.
