Гнев и Голод

– Было тихо и спокойно, пока ты не появился, – ответил гоблин.

Его голос был хриплым и немного мерзким, как если бы хорёк вдруг внезапно заговорил по-человечески и сразу же принялся бы предлагать свои услуги по выдаче моментального кредита.

– Я тебе пожрать добыл, а ты мне башку срубить хочешь? – спокойно спросил Вальдман.

– Если у тебя снова не будет денег, как тогда в Гавани, то без всяких сомнений, – ответил гоблин, прищурив глаза, – У меня до сих пор болят бока от тамошних сосновых дубин.

– А что, были бы они не из сосны, было бы лучше? – спросил стрелок, – Ты ж первый начал тогда угрожать ножом.

– Другие не сдирают кожу! – взревел гоблин, – Тебе-то легко говорить, ты на следующий день дал дёру, а я ещё две недели провалялся в долговой тюрьме.

– Кто ж виноват в твоих шалостях, – стоически спросил Вальдман, – И, кстати, ты же знаешь, что я стреляю быстрее.

– Я готов рискнуть, – прошипел гоблин.

– Не удивил, – с улыбкой ответил стрелок, – Честно говоря, я не хочу смотреть на твои потроха, размазанные по стенам этой дыры. По крайней мере, пока ем.

В ответ на это Грод оглушительно расхохотался.

– Тебе тёмное или светлое? – с улыбкой спросил Вальдман

– Не разлитое по полу, – ответил гоблин, – Если честно, сейчас было бы неплохо раздобыть чего-нибудь крепкого, даже если весь стол потом будет изрезан формулами.

Оборотень отмахнулся.

– Лично я смертельно голоден, – заявил он.

– Смертельно говоришь? – усмехнулся Грод.

Вокруг продолжало твориться чёрт знает, что.

– Ага, – ответил Вальдман, – Побудь здесь пока, я скоро вернусь.

– А куда я денусь? – гоблин оглянулся по сторонам и вновь уставился на черноглазого.

– Я заметил, тут многолюдно, не правда ли? – усмехнулся стрелок.

– Да, тесновато, – согласился Грод, – Выпотроши, будь добр, свой кошелёк, чтобы нас это перестало волновать.

Вальдман развернулся обратно к залу и незамедлительно принялся пробиваться через толпу. Кое-как протолкнувшись к стойке, он оставил на ней все свои нехитрые сбережения, а затем отправился обратно.

В тот момент, когда он возвращался за стол, то уже видел, как крепкий человек, судя по всему, с крепким подпитием вместо мозгов, стоит вразвалочку с ржавым мечом напротив стола с гоблином и очень настойчиво трясёт перед ним зажатым в руке аккуратным острым диском.

– Т-сы…мне…чщуть нос-с не от-т-тр-резал, урот мелкий! – нетвёрдо говорил он.

Грод не сводил с него наполовину лежащего на столе арбалета.

– И что? – спокойно спросил он.

От холодного тона гоблина человек на минуту запнулся, но всё же нашёл в себе силы продолжить.

– Пл-л-л-ати, пока я т-тебе голову не с-снёс, проклятый зелёный в-в-выродок! – запинаясь, закричал пьянчуга.

Он постепенно начинал наливаться красным, а его меч плясал в руках всё более грозно и осмысленно. Гоблин же оставался спокоен, как молот, его жёлтые глаза не моргали, смотрели внимательно и точно.

– Всё сказал? – спросил наконец он, – Молодец, что лезвие вернул, а теперь пшёл отседова.

Даже в окружающем вокруг бедламе было слышно, как бродят мозги в голове пьянчуги. Его лицо уже не наливалось красным, оно багровело, буквально доходило до черноты. Вдруг взгляд человека замер, а его меч накрепко застыл в неподвижной руке.

– Да я-я-я, тебя-я-я-я…

И тут затылок гостя ощутил на себе гладкую металлическую тяжесть, а до покрытых густой растительностью ушей донёсся аппетитный многогранный механический щелчок.

– Мне кажется, мир вообще не слишком справедлив, – заметил Вальдман, отведя палец от курка револьвера, – особенно к тебе, особенно сейчас.

– Ты, это, слышь, э… – человек явно пытался выразить негодование, но тяжесть на затылке очень сильно ему мешала.

– Ты не в том положении, чтобы сейчас изъявлять какие-либо желания, дружок, – беззлобно предостерёг визитёра Вальдман, – Соизволь оставить диск на столе и покинуть нас. Живей.

Пьяница ощутил неимоверное облегчение, когда услышал, как револьвер со скрипом убирается в кобуру. И уже пошёл в указанном направлении, как вдруг Вальдман его окликнул.

– Если будут вопросы, – он указал на лежащие у входа останки несчастного арбалетчика, – вон, на него посмотри.

А потом всё стало как-то спокойнее, стол наполнился парящей едой, простой, но очень удачно приготовленной. Трактирщик поставил бочонок неплохого светлого пива, и, после первых глотков, разговор в тепле, свете лампв и мало-по-малу начавшемся шипуем вечере, потёк лениво и приятно.

– Давно не был в горах? – спросил Вальдман.

– С прошлой зимы, потом долго болтался по Империи, искал работу. Какой-то тихий год, даже подраться толком не с кем. Скука смертная одна. – праведно возмущался Грод.

– Смотрю, про последние новости ты вкусе, – ответил Вальдман, – странно, что орки таились всю зиму и высунулись только сейчас. Как думаешь, с чего бы?

– А чёрт его знает, – задумчиво проговорил Грод, – но, если слухи не врут, повыпотрошим мы Казначейство, хехе!

– Если честно, думается мне, как бы не выпотрошили нас, – так же задумчиво сказал Вальдман, – Слышал, хреновые вести из Крепости, там что-то вроде котла, не войти – не выйти. Врут, конечно, народ там отчаянный, таких глупостей не допустит, но есть приказ о том, чтобы гнать туда всех, кого не жалко. Сам читал недавно, знакомый показывал указ, и драгун, кстати, тоже.

– Эти-то лодыри нам зачем? – удивился гоблин, – Что эта начинка для деревянных пирогов будет делать в горах со своими лошадками? Снабжать орков провизией?

– Да всё ж лишние руки. – пожал плечами стрелок, – Мы так и так своё возьмём, сам знаешь. И кстати, не хочешь ли составить мне сегодня ночью компанию? На улице, далеко отсюда.

– А что так? – ехидно улыбнулся Грод, – По открытому небу соскучился? По холоду? Когда ты в последний раз спал по-человечески?

– Можно было бы, конечно, и тут заночевать, – сказал Вальдман, жуя дольку чеснока, – Но мне уж больно не хочется шагать по одной дороге с этими дефективными, как считаешь?

Аргумент оказался весомый. Гоблин почесал подбородок и хлопнул ладонью по столу.

– И то верно, – ответил он, – Как ночь настанет, двинем. А пока что у нас тут есть ещё дела…

Пировали долго, со вкусом, смаковали каждый кусочек мяса, каждую косточку вычищали до блеска. Сметая всё подчистую, оба друга думали про баррикады, рейды, укрепления, они считали, что для них это надолго станет последним вечером, проведённым в уюте, прежде чем они уйдут в бой.

Ночью два привычных к темноте существа двигались по мокрой траве сквозь затянутую тучами сырую, липкую ночь. Быстро, словно тени, спеша прочь от мирной жизни туда, где грохочут пушки, где летят стрелы и камни, где льётся кровь. Глаза, чернильные и огненно-жёлтые, глядели на тракт.

Они смотрели, как с песней идут, разгоняя факелами темноту, крепко сбитые шеренги солдат с мушкетами на плечах. Как огонь отсвечивает от кирас и шлемов отличной ковки, как прямо-таки пестрит их уставной, как ни странно, вид, и залихватские загнутые усы.

– Регулярная пехота, – подытожил Вальдман, – этих зря не посылают. Да что там творится, в этих чёртовых горах?

***

Утро застало Каценберг в густом, как сливочное масло, белёсом тумане, наполнявшем собой молчаливые горы. Белая мгла медленно протекала в ущельях, скапливалась в ложбинах и лениво ползла между укреплениями и стенами. В её причудливых иллюзиях острые скалы казались огромными горными великанами, которые намеревались наконец раздавить ощетинившегося меж ними злобного деревянного ежа, десятки глаз которого яростно светили фонарями во все стороны.

Временами, где-то среди безмолвных белых волн, показывались тени, они выходили на свет, оглядывались и уходили обратно. Тогда на их месте появлялись другие, более крупные, они тоже оглядывались, принюхивались и уходили в туман. Иногда из тумана доносились крики, скрежет, чавканье стали, входящей в плоть, порой слышались и выстрелы. Затем всё стихало, мгла заволакивала свет, и все тени исчезали, до тех пор, пока не показывались новые.

Никто уже и не помнил название того шахтёрского посёлка, который когда-то стоял здесь, прямо у подножья огромного горного хребта, простирающегося от Солёного Залива и вплоть до северного побережья Живого Моря. В том посёлке жили добытчики меди, летом они уходили вглубь гор, а зимой приносили обратно руду, а их жёны и дети выплавляли медь в слитки.

Затем добытая медь отправлялась на юг, а потом работники получали её обратно, только в виде мелких грошей, которых едва хватало на то, чтобы покупать хлеб у редких заезжих торговых обозов.

Временами, крестьяне из соседних деревень подкармливали шахтёров и их семьи в обмен на кое-какую ремесленную работу или за умение махать кайлом, но им это не больно-то помогало. Бедность и смертность от горной пыли, обвалов и голода всё равно процветали в тех краях, пока, в конце концов, не стали для работяг чем-то обыденным, как утренний рассвет, и неотвратимым, как уплата налогов.

А потом, в горах и у холмистых подножий, появились орки. Никто не знал, откуда они пришли, каким ветром их сюда занесло, но все знали, что между скал они обосновались плотно и теперь с завидной регулярностью стали приходить бандами каждую зиму в поисках еды и золота. Что, в прочим, было несколько самонадеянно с их стороны, пытаться найти и то, и другое здесь, но орки никогда не славились своим стратегическим умом.

Жители пытались отгонять их, как могли, потом начали прятаться в погребах, скрывать последнюю еду и деньги, но тщетно: школа грабежа всегда была, есть и будет главным достоинством этой «проклятой» расы. Так продолжалось довольно долго, пока просьбы о помощи кое-как не дошли до Империи. На выручку поселенцам был отправлен небольшой отряд, чтобы избавить округу от напасти.

Отряд подошёл к посёлку, стал лагерем, дождался осени, по обычаю, объедая и без того забитые деревни, а затем ушёл в горы. Не известно, смог ли кто-либо их них уцелеть или нет, однако у орков на следующий поход появилось новое оружие и доспехи. Всякому известно, что орки упрямы и больше всего на свете ценят хорошую драку, так что мысленно с солдатами попрощались уже все, даже самый оптимистичные кметы.

Тогда Имперским Советом было решено не посылать ещё одну карательную экспедицию, чтобы не выставлять на посмешище регулярные войска, а платить солидную сумму за каждую орочью голову. Когда сумма выросла до двух талеров за штуку с довеском за лишние фунты, в горы потянулись толпы обрадованных наёмников, за лёгкой, как казалось, добычей.

Все они, как один, храбро размахивали оружием в попытках порвать друг друга в клочья для триеровки, и надеялись настричь себе голов на обеспеченную старость. Однако всё было не так просто.

Наёмники, объединённые на этот раз кондоттой, останавливались в той самой шахтёрской деревушке. Там они делились на артели, уходили в рейды и возвращались с вонючими мешками, покрытыми чёрной кровью, которые потом грузили на повозки и отправляли в ближайший город.

Но, когда сытые и довольные головорезы разъезжались по домам или отходили на зимние квартиры, орки приходили мстить. Регулярно, как только на холмы начинал налетать первый снег, озлобленные, оголодавшие на голых камнях зелёные банды выбирались на свет поквитаться с людьми.

В конце концов, до наиболее умных охотников дошло, что лучше всего будет оставаться в деревне на «сезон». Чем каждый раз возвращаться в разорённую грабежами и убийствами местность и от неё ходить рейдами в горы, рискуя вдруг обнаружить, что скалы вокруг сделаны из шерсти и мяса.

Ведь гораздо удобнее стать рядом лагерем, отстроить кое-какие баррикады, одеться потеплее и меткими выстрелами зарабатывать себе на хлеб насущный издалека, не рискуя задницей. А ещё лучше, занять для этого мероприятия подходящую позицию, желательно, на высокой, ровной, как стол, и голой, как колено, площадке.

Как раз как та гора, к корням которой и жался этот злосчастный шахтёрский посёлок, с которого всё и началось. С вершины горы открывался замечательный вид на огромное изрезанное трещинами ущелье, каждую зиму заполненное до краёв снегом и орочими биваками. И там, на скальной площадке, как раз хватало места для маленького, добротно укреплённого славного форта.

Со временем, концентрация мирных жителей на холмах стала настолько мала, а вооружённых людей – настолько велика, что последние необрюхаченные бабы, избегая странной, по всем меркам, судьбы быть благодарными за вечное спасение, подались на юг, потянув за собой своих апатичных мужей. Которые, кстати, остатки своих жизней проводили в вечных терзаниях и сомнениях, глядя на беззубые улыбки своих мелких карапузов.

Таким образом здесь постепенно зародилось явление, в ряд ли встречающееся где-нибудь ещё на просторах мира. Город, целиком и полностью населённый циркулирующими туда-сюда озлобленными и жадными наёмниками. Со своим правопорядком, своей милицией, кабаками, борделями, ростовщиками, кузнецами и всем прочим, что свойственно мало-мальски приличному поселению.

С тем лишь различием от других местечек, что всё это в течении нескольких месяцев практически пустовало до наступления новой зимы. И каждый здесь либо являлся наёмником, либо когда-то им был, либо умел лихо размахивать мечом. Даже дамы лёгкого поведения могли за себя постоять, нарубая любого обидчика при случае в мелкий фарш.

В общем, славное местечко, как раз то, что нужно, чтобы защитить границу, любую границу.

Вальдман и Грод почти наощупь пробирались наверх по горной тропе, пытаясь не навернуться в пропасть в этом чёртовом молоке, из-за которого даже указательные светильники было практически невозможно разглядеть. Обоим не помогало даже ночное зрение, глазам просто некуда было девать отражённый ими свет.

– Пойдём ночью, ага, – ворчал себе под нос гоблин, – так быстрее доберёмся, ага. Прекрасное решение, нечего сказать.

Ещё долго им пришлось карабкаться наверх, отшвыривая в сторону выступивший на лбу от влажности пот. Несколько раз друзьям чуть не довелось свалиться в отвесную пропасть, промахнувшись ногой мимо очередного, как им казалось, скального камня, оказавшегося в итоге просто клоком тумана.

А потом утреннюю всепоглощающую тишину нарушил громкий и резкий, словно удар какого-нибудь бога ладонью по лбу, выстрел. От камня прямо над головой гоблина с маленькими искорками отскочила пуля, хриплый голос откуда-то из тумана прокричал:

– Это кто там ползёт?!

Голос был хриплым и отдавал многими летами безупречно-ленивой службы.

Грод уже был готов разразиться блестящей коллекцией отвратительной брани и не пожалеть лезвий на то, чтобы дать понять вопрошающему всю его неправоту, но Вальдман, более дипломатичный и хладнокровный, закрыл ему рот, взяв инициативу на себя:

– Ты чего палишь, дед? – спросил он, – Да ещё так хреново?

– А кто вас знает, поганцев! – ответили откуда-то с верху тропы, – Ходят тут всякие, на орков похожие!

– Ты как нас разглядеть-то умудрился?! – удивлённо спросил Вальдман.

До сего дня он не знал ни одного живого существа с более лучшим зрением, чем у него.

– А чё вас разглядывать-то, – резонно ответили сверху, – Не бабы авось!

Кажется, слухом бравый ветеран тоже особо не блистал.

– Проваливайте, зеленорожие! – проорал он.

– У меня тут полная бутылка огнесмеси! – заявил освободившийся к тому времени от тяжёлой лапищи Вальдмана Грод, – если я её брошу, ты в ряд ли будешь таким же красивым, как, скажем, падающая звезда!

– Это ты к чему это? – не распробовав фразу переспросил седовласый страж.

– Это он к тому тебе говорит, – поспешил разъяснить Вальдман, – что, если ты не прекратишь стрелять, отправишься вниз горящим.

– Вы…это… того! Не балуйте! – в голосе старика явно послышалась неуверенность, стрелок решил этим воспользоваться.

– Я сейчас подойду поближе, – примирительно объявил он, – и ты меня хорошенько рассмотришь, договорились?

– Только медленно! – опомнился старик.

– А по-другому не получится, – проворчал про себя Вальдман, ощупывая камни и наугад двигая ногами.

Вскоре здоровенная труба на толстом деревянном ложе ударилась в грудь парламентёра. А где-то на другом её конце еле-еле проглядывалось старое морщинистое лицо, в окладистой бороде и с настороженно прищуренными серыми глазами.

– А тебе эта хреновина не великовата, а? – с любопытством спросил Вальдман.

Он вдруг осознал, что даже ему справиться с последствиями выстрела тяжёлой кулеврины будет несколько затруднительно.

– Чем богаты, – ответил дед, – Глаза у тебя какие-то странны.

– Я в детстве много болел, – оправдался стрелок.

Этот ответ не разу выручал Вальдмана, им можно было оправдать всё что угодно: от косоглазия до рогов. Старик смерил его подозрительным взглядом, но потом немного смягчился и со скрипом ржавой вертлюги отвёл-таки кулеврину в сторону.

– Ладно, проходи, – сказал он, – А это кто с тобой?

Из тумана уже начал постепенно проявляться Грод.

– Это мой коллега, – представил гоблина Вальдман, – Специально прикомандированный ко мне специалист по гоблинам. Не очень дружелюбный, но очень обаятельный. Мы здесь по имперскому заказу.

– С этим – в контору кондотьера, – старик указал большим артритным пальцем себе за спину, – Верх по тропинке, дальше спросите.

– Спасибо, – ответил Вальдман, – что ж, удачи тебе.

– И вам не хворать, – ответил старик и опёрся на ствол орудия, давая отдых поношенным суставам.

Вальдман и Грод миновали его, поднимаясь по тропинке и молчали довольно долго, пока точно не удостоверились, что до слуха старика информация не долетит.

– Пень старый, – огласил Грод, – ещё чуть-чуть и снёс бы мне башку.

– Не шуми, – ответил ему Вальдман, всматриваясь наверх, – то ли ещё будет…

***

На часах отражалось то время, когда население города, обычно, лежит вповалку в неестественных позах и вместе страдает от похмельного недуга. На сей раз всё было иначе, сквозь непогоду на улицах проглядывалось большое оживление. Люди сновали между укреплениями, на стенах стояли серьёзные мужчины с алебардами, и у всех горожан были сосредоточенные и расчётливые лица.

– Какого чёрта тут творится? – задал себе риторический вопрос Вальдман.

Ворота были открыты, но с частокола вниз глядели наконечники арбалетных болтов и мушкетные стволы. Мимо бегом проносились вооружённые отряды, на валах и безводных ныне больверках кипела работа, город усиленно вгрызался в толщу горы. То и дело за стены уходили группы солдат, неся с собой с горных тропинок убитых и раненых.

День начался гораздо раньше, чем планировалось изначально.

– Понятия не имею, – честно признался Грод, – Вон тот важный франт с пером на башке наверняка нам расскажет, эй, герр!!!

Торопившийся куда-то с целым отрядом милиции человек, не останавливаясь, повернул голову и обратил на гоблина острый пристальный взгляд. Затем он чуть сменил направление так, чтобы пройти рядом с Вальдманом и Гродом, и тут же жестом приказал им следовать за ним вместе со всеми.

Человек был одет скромно, небогато, однако опрятно, его широкую грудь пересекала добротная перевязь, длинные беспорядочные усы и загнутая на один угол шляпа. Плюмаж выдавали в нём офицера, чином не ниже капитана.

– Кто такие? – на ходу без малейшего намёка на эмоции в голосе спросил человек.

– Вольный народ – ответил Вальдман, сохраняя тот же тон, что и собеседник, – пришли орка добывать.

– Я комендант города, – представился человек, – по совместительству, кондотьер, так что судьба ваших денег зависит целиком и полностью от меня. Идите за мной.

Быстрым шагом, еле поспевая за комендантом, который, казалось, не знал ни сна, ни отдыха, оба приятеля зашагали в сторону центра, где уже скапливались отряды для распределения.

Подступы к городу представлял собой набор укреплений разных систем, видов и эпох. Колья, ловушки, рвы, каменные валы, палисады, острые пики, любые на выбор, их хватило бы на несколько армий. Создавалось впечатление, что действительно не одно поколение вооружённых людей разного покроя держало здесь оборону, однако их объединяло одно: все эти люди явно были ограничены в средствах.

За несколькими линиями внешних укреплений скрывались стены города. Хороший прочный частокол с широкими помостами, крохотные бойницы внизу и лестницы, идущие к пяти невысоким башнями с орудиями. А точнее, с одним единственным орудием.

Его привели сюда по личному указу старого Императора, в качестве усиления обороны важного участка границы. В те времена во всей Империи было не так много орудий, и увидеть одно из них так далеко от столицы до недавнего времени оставалось большой редкостью. Многие не получали и этого.

На четырёх остальных башнях стояли ржавые древние баллисты, из которых уже давненько не стреляли, от которых почти никогда не было толку, разве что пару раз в быту их далёкой юности. Так что все надежды всё ещё были обращены к тому императорскому орудию, служившему небольшим, но всё же хорошим перевесом в вечном противостоянии долины и города.

За прочными дубовыми воротами, от взгляда которых оставалось странное ощущение, будто их выкрали из какого-то другого замка, открывался вид на ряд улиц, заполненных небольшими двухэтажными зданиями. Преимущественно, почти все они были сделаны из прочного дерева и служили либо доходными домами, либо борделями, либо трактирами, либо и тем, и другим, и третьим одновременно.

– Не отставайте, – бросил назад кондотьер, обгоняя и наёмников, и запыхавшийся отряд милиции.

Туман постепенно рассеивался, и Вальдман наконец-то смог разглядеть во всей красе донжон, единственное высокое здание с крутым соломенным сводом и высокой наблюдательной башней над ним. Под каменными стенами толпилась целая толпа народу, куря и опираясь на мушкеты и алебарды.

Комендант наконец-то остановился.

– Проходите внутрь, – сказал он, – я сейчас подойду.

– А когда?…, – начал было Вальдман, но комендант его остановил.

– Все вопросы потом.

И с этими словами кондотьер ушёл прочь.

Его отряд не последовал за им, а присоединился прибывшим недавно бойцам, некоторые из них принялись выклянчивать у них табак. Вальдман и Грод тем временем оторвались от всех и вошли, наконец, в холл донжона, преодолев по пути высокий дубовый порог.

Внутри было тепло и по-первобытному уютно, на стенах в стальных петлях ярко горели огромные масляные лампы, сверху приятно пахло пивом, мясом и свежим сеном. Всю картину, оданко, портили снующие повсюду люди с озлобленными лицами. Некоторые из них дрожали от страха, звеня отполированными доспехами, некоторые матерились друг на друга, кто-то метался от одного к другому в попытках узнать, что происходит.

К друзьями подбежал гном в меховой шапке и заговорил нетерпящим возражений тоном:

– Так, ребятки, вам в ту дверь, всё, без вопросов, ждите Штрауха, я побежал.

Затем и он умчался в неведомом направлении.

– Ребятки?..– протянул гоблин.

– Не начинай, – прервал его Вальдман

Стрелок огляделся вокруг, что-то явно было не так. Совсем не так, как обычно бывает перед охотой на орков.

Штраух явился тогда, когда оба наёмника уже сидели перед пустующим столом в его кабинете. Он выглядел устало, но его дыхание было ровным, а лицо – сухим, как столетний пергамент. Только мертвенно бледная кожа и огромные мешки под глазами говорили о том, что он не спал, наверное, с самого рождения, или, по крайней мере, с начала всей этой канители.

Быстро проследовав к своему месту, кондотьер упал на стул и выудил откуда-то из-под стола огромную амбарную книгу. Затем раскрыл её, молниеносно переворачивая страницы пальцем, достал из своей шляпы гусиное перо, уже покрытое чернилами, смазал капающие остатки о загнутый край шляпы и чиркнул несколько галочек в пустующих строчках.

– Быстро чиркните здесь, и я введу вас в курс дела, – приказал Штраух, протягивая перо.

Перо было всё ещё покрыто тёмно-синими густыми чернилами, где они были запрятаны в шляпе, до сих пор оставалось не ясно.

– Такса та же, припасы есть, пороху, если надо, дадим, напоим и накормим, – продолжал комендант, – рейды каждое утро.

– А что?..– снова начал Вальдман, но Штраух его опять остановил.

– Прибыли ещё не все, здесь, обычно, собирается больше народу, – продолжал он, – Герр, у меня совсем нет времени, и у вас, я уверяю, тоже. Распишитесь и идите за мной наверх, вам это не понравится.

Без лишних раздумий оба наёмника расписались в нужных бумагах и мигом встали из-за стола и последовали за Штраухом. До них дошло, что, если бюрократия – основной показатель порядка и стабильности в любом государстве, сведена к минимуму, значит действительно происходит какой-то катаклизм.