Я не понимаю, как могла его обманывать. Его – моего брата – ради случайного человека. Ради мимолетной прихоти я пожертвовала тем, что казалось прочно как камень – искренностью в наших с Оноре отношениях. А я пожертвовала. Наверное, я до конца своей жизни буду вспоминать об этом. И еще я чувствовала себя причастной к его гибели. Не было причин для такого чувства, но все же я его испытывала. Возможно, оно возникло из-за того, что при последним нашем с ним разговоре мы поругались? Не знаю…
Пошел дождь. Мне было все равно. Я не желала возвращаться в замок. Мне казалось, что здесь – на природе, где я одна – Оноре мне намного ближе, чем там, где лежит его мертвое тело и суетятся какие-то люди. Мне казалось, что вместе с каплями дождя с меня смывается весь груз моего горя, моего страдания, моей вины. Я была благодарна этому дождю, который всего за несколько минут из маленького накрапывания нескольких неуверенных капелек превратился в сильный ливень. Мне хотелось думать, что и там – на небесах – не остались равнодушны к смерти такого чудесного человека, коим был мой брат.
И мне в голову пришла мысль, что именно таким образом люди начинают медленно сходить с ума…
Я пустила лошадь в галоп, отдаваясь во власть стихии. Выкинула все мысли из головы, заставив себя чувствовать лишь стук капель на моем теле и одежде, и мою бессмысленную борьбу с ветром, холодом и водой. Все это было глупо, но это помогало избавиться от мыслей, от боли, причиняемой ими. Какое счастье – хотя бы на время – забыть кто я, и что сегодня похороны моего брата, единственного любимого моего человека…
Ливень начал потихоньку превращаться в обычный дождик. Но и тот вскоре утих. Вместе с этим я медленно обретала уверенность в себе и знание, что же делать дальше. Я поняла, что мне нужно сделать. Я выйду замуж за Этьена Мак-Клелланда. Этого хотел Оноре, и я выполню его желание. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы стать хорошей женой моему будущему мужу, буду примерной хозяйкой в его поместье. Забуду Лестера и постараюсь полюбить Этьена. Это будет правильно не только по отношению к памяти Оноре, но и к себе самой.
И в тот момент, когда я приняла это важное решение, дождь окончательно закончился. На смену ему выглянуло из-за облаков ласковое солнышко. Я посчитала это благословением небес на принятое мною решение, и моя душа обрела относительный покой.
Круто развернув лошадь, я во весь опор поскакала к замку».
* * *
– Я тебе рассказала про мои мысли и чувства касательно гибели моего брата лишь с одной целью. Я хочу, чтобы ты понял мотивы моих дальнейших поступков. Почему я сделала так, хотя могла иначе… И мое решение выйти замуж за Этьена Мак-Клелланда не должно тебе показаться странным. Да, я была с ним помолвлена, но я также могла уйти в монастырь. И поверь: тогда это было единственное мое желание. Не видеть больше людей, ничего не чувствовать, только молиться… Возможно, это и следовало мне сделать и не было бы дальнейших событий. Но я в этом не уверена, – с печалью в голосе закончила девушка.
Никита молча смотрел на нее, внутренне содрогаясь от той боли, что звучала в ее голосе во время рассказа о гибели брата. Прошло более двухсот лет, а она страдала так, будто это произошло лишь вчера. И юноша понял почему эта боль никак не может утихнуть в сердце вампира. Просто она олицетворяла единственную привязанность девушки в ее смертной жизни. Может, она потом кого и любила среди людей, но так глубоко и искренне, как своего брата – никогда.
– А Лестер?.. – нарушил молчание юноша.
– Лестер? – будто удивилась Элиза, но ответила с долей задумчивости: – Наверное, со смерти Оноре и начались наши с ним отношения. Отрезок времени, начиная с нашего с ним знакомства и заканчивая его отъездом перед гибелью моего брата, был всего лишь прелюдией.
Подумав, проговорила с горечью в голосе:
– Кстати, об этом. Оноре стал первым человеком, который погиб из-за наших с Лестером отношений. Я не говорю о тех несчастных, что были жертвой нашего вампирского голода. Нет. Я имею в виду тех, кто пострадал именно из-за нашего – поистине дьявольского! – союза с Лестером. В чьих смертях повинны те чувства, что мы с Лестером питали друг к другу.
– Что ты этим хочешь сказать? Каким образом гибель твоего брата связана с вашими отношениями? – не понял Никита.
– О, ты скоро узнаешь, – невесело усмехнулась девушка-вампир. – Но давай я продолжу.
– Конечно, – с готовностью откликнулся юноша. Ему было искренне интересно, и интерес этот был болезненный. Сродни увлечению зараженного чумой, который хотел бы все знать о своей болезни. И при этом прекрасно осознавал бы, что жить осталось совсем недолго.
– Церемония похорон была мрачной, – тем временем начала говорить Элиза. – Присутствовали лишь я, тетя Ариетта и слуги. И священник, конечно же. Сами похороны я не помню. Во время их проведения я была больше занята собственными мыслями, нежели наблюдением за окружающими меня людьми. Нас с Оноре связывало духовное общение, а к мертвому телу, которое вскоре будут закапывать, я ничего не чувствовала. Возможно, это жестоко… Но по отношению к кому? К Оноре? Так его душа уже покинула тело, а я не видела смысла оплакивать ее земное пристанище.
Удивительно, но мое безразличие приняли за невыносимое горе. Я действительно страдала, но к тому, что заколачивают гроб и опускают его в темную грязную яму, мои чувства не имели никакого отношения.
После похорон я заболела. На самом деле больна была у меня душа, но те доктора, что приезжали, находили разные болезни тела. Тетя Ариетта усиленно за мной ухаживала, но мне ее внимание казалось назойливым и было неприятно. За ее ласковыми словами стояло лицемерие, в ее утешениях сквозила нервозность. Никаких родственных чувств я к ней не испытывала. Но выгнать я ее не могла. Она была единственной, кто так идеально подходил на роль моей опекунши, необходимой мне на оставшееся время до свадебной церемонии. Поэтому я с терпением относилась к ее присутствию в замке, и к лицемерным попыткам мне угодить.
– Но, – Никита недоуменно взглянул на девушку, – какой был резон этой женщине тебе угождать?
– Что ни на есть простой, – вздохнула она. – Было бы странно, если бы она этого не делала. После свадьбы я уеду в Америку и предполагалось, что больше никогда не вернусь. Тетя Ариетта и ее муж – кстати, которого я так и не увидела – были единственными нашими родственниками. То есть титул переходил к ним. Вот лишь с замком они просчитались. Хоть после моего отъезда они и переехали в него, но по завещанию Оноре – а следственно, и по закону – замок Лешуаль стал принадлежать мне. Но и титул, поверь мне, стоил того, чтобы ради него можно было бы попытаться кому-то угодить.
– Не просто угодить, – поправил ее юноша, – а облизывать с ног до головы.
– Она это и делала, только в переносном смысле, – тихо засмеялась девушка-вампир. И уже более серьезным голосом продолжила: – Но это не важно. В моей жизни она играла лишь эпизодическую роль, причем настолько маленькую, что о ней и вспоминать не стоит. Я рассказала тебе о ней только для того, чтобы ты лучше понял, в какой атмосфере я тогда жила. С одной стороны тетя Ариетта со своими «утешениями», с другой – мои мысли о предстоящем браке. Я желала этот брак, нуждалась в нем. Но вместе с мыслями об Этьене помимо моей воли приходили мысли и о другом человеке, – Элиза вздохнула, – точнее, о вампире. Я хотела его забыть – его дьявольскую красоту, мягкий вкрадчивый голос, его манеры… Забыть его самого. Но главное, выкинуть из головы мысль, что он горит желанием сделать меня вампиром…
Глава 5
«Я понимала, что продолжать любить Лестера равноценно предательству по отношению к Оноре. Но я ничего не могла поделать с собой, мои мысли упорно возвращались к вампиру. Через некоторое время я с ужасом поняла, что жду его. Что каждую ночь, просыпаясь от малейшего шороха, я с надеждой думаю, что это он пришел. И это было по меньшей мере неправильно. Но ведь с сердцем спорить бессмысленно, и я ждала Лестера.
Прошел месяц со смерти моего брата, а следовательно, и с последней нашей встречи с вампиром. его все не было. Голос разума мне говорил, что это к лучшему. Нужно думать о предстоящем замужестве, а не вспоминать глупую юношескую влюбленность. Тем более к такому существу, как вечный убийца. Но голос разума заглушался моим чувством к Лестеру. Даже мысли об Оноре и Этьене не могли воспрепятствовать моим воспоминаниям о нем. Не мешали продолжать любить его…
* * *
Лестер вернулся ровно через месяц и одну ночь.
Был дождь. Наверное, по этой причине он не стал экспериментировать и вошел через входную дверь. Капли дождя стекали с его светлых волос и с черного плаща. Вампира же это, казалось, нисколько не волнует. Меня же его возвращение обрадовало… и напугало.
Лестер молчал, даже не поздоровался. Просто появился и стал выжидательно на меня смотреть. Я не понимала, чего именно он от меня ждет, поэтому с неуместной насмешкой у него поинтересовалась, кивком головы указав на балкон:
– Что же не через балкон? Лестер, ты же нарушаешь нашу милую традицию! А говорил, что вампиры очень чтят всякие обычаи и традиции…
Напряжение в серых глазах исчезло.
– В-общем-то, порядочный вампир сейчас должен находиться у себя дома, – проворчал представитель расы бессмертных. – А я вот разгуливаю под дождем… Так ты еще хочешь, чтобы я свернул себе шею, пытаясь залезть на твой чертовски скользкий балкон?
Значит, он все же сделал такую попытку, раз знает, что тот «чертовски скользкий»…
– И вообще, – продолжал тем временем Лестер, – мне в голову пришла дельная мысль: а зачем я строю из себя героя-любовника, карабкающегося по стене к своей возлюбленной? Можно ведь на правах старого друга зайти через парадную дверь, тем самым, не подвергая свою одежду всяким загрязнениям и исключая любую возможность себя покалечить…
– Старый друг не заходит в гости во втором часу ночи, – оборвала я его пламенную речь.
– Ну что ты, Элиза, – легко отмахнулся вампир. – Это же зависит от того, насколько это близкий друг. Сама понимаешь, что мне позволительно. Ведь ближе меня у тебя никого нет. И потом, за весь свой путь через твой дом я не встретил ни одного человека! А жаль… – с сожалением он вздохнул.
– Если бы ты только посмел… – гневно начала я, но он не дал мне договорить.
– Я пошутил, – спокойно сказал Лестер. – Как ты могла подумать, что я способен убить кого-нибудь из твоих слуг? А если бы это нечаянно оказалась твоя любимая горничная? Нет, я не могу сделать тебе такую пакость! Лучше я буду испытывать муки голода! – с театральным пафосом закончил он.
– Хватит паясничать. Что тебе нужно? – Мне надоел наш с ним бессмысленный разговор.
Лестер сразу стал серьезным. Он подошел ко мне, взял мои ладони в свои. И глядя мне в глаза, без малейшего намека на насмешку или иронию, тихо произнес:
– Сегодня я пришел лишь с одной целью: выразить тебе свои соболезнования. Оноре был хорошим человеком и мне искренне жаль, что его не стало. Он был настоящим другом и отличным братом. Он был человеком с большой буквы. Я знаю, как тебе трудно и не представляю, как ты смогла это пережить. Я искренне тебе сочувствую.
Лестер привлек меня к себе и обнял. Я не стала сопротивляться. Слезы застилали мне глаза. Своими простыми словами вампир достиг большего, чем тетя Ариетта, священник и все слуги вместе взятые. То были пустые слова, причем от безразличных мне людей. А Лестер безразличным мне не был. Он был вторым после Оноре близким мне человеком. Ладно, пусть и не человеком, но суть от этого не меняется. И так как Оноре больше нет, Лестер остался единственным мне близким существом.
Так думала я, находясь в его объятиях. Моя одежда намокла от его плаща, но мне это было не важно. Главное, меня обнимали его крепкие – но в то же время нежные – руки, а губы его мне шептали утешительные слова.
Я не ожидала такого понимания чужого горя от Лестера. Эстош еще мог бы проявить сострадание, но Лестер? Вампир? Он каждую ночь встречается со смертью. Он сам является причиной смерти многих людей. Было странно, что вампир утешает женщину, у которой погиб брат. Что значит смерть одного человека по сравнению с огромным количеством жертв этого бессмертного убийцы? Это было непостижимо, но это было так – он меня утешал.
Мы очень долго стояли обнявшись. Потом Лестер усадил меня в кресло, сам сел в другое, и взял меня за руку. И я стала все ему рассказывать. Всю боль, все страхи и опасения, все страдания и переживания – все то, через что я прошла месяц назад – все это я рассказала моему вечному другу. Умолчала лишь о моем решении выйти замуж за Этьена Мак-Клелланда. Мне не хотелось заново начинать наш с ним спор.
Лестер внимательно слушал меня и не перебивал. Я была благодарна ему за это. Мне необходимо было выговориться, и никто более так идеально не подходил на роль моего слушателя.
Где-то далеко голос разума пытался предупредить меня, что глупо и опасно открываться перед Лестером. Вампир легко может в дальнейшем использовать мою исповедь против меня самой. Но груз моей боли был настолько велик, что, позабыв обо всем и не обращая внимание на внутренний голос, я делилась своими чувствами с вампиром.
Хотя нет. Тогда я видела перед собой не вампира Лестера, а человека Эстоша. Признаю, это было довольно-таки глупо, ведь от того, что я открываю свою душу, вампир не станет снова человеком. Но мне хотелось в это верить. Мне хотелось видеть понимающего и сострадающего Эстоша, а не бессердечного Лестера.
