Вячеслав Калинин
Северная сага. Белый Кречет
Автор ни в коем случае не претендует
на историчность описываемых в книге
событий, фактов и персонажей. Все
перечисленное является фантазией
Часть I
Глава 1
Меня зовут Юрий. Родителей я своих не знаю, они бросили меня в коляске у ворот детского дома, не оставив никаких документов, кроме клочка бумаги, на котором было написано только мое имя. Там я, Юрий Иванович Найдёнов, и вырос. Когда настало время выбирать, что делать дальше, я пошел учиться в профтехучилище, чтобы получить специальность слесаря, как и большинство наших детдомовцев.
И вот тут, как я считаю, мне повезло. Основы безопасности жизнедеятельности нам преподавал отставной военный, пожилой, но еще очень бодрый дядька, Николай Петрович Смирнов. Чем-то я ему приглянулся. Своей семьи у него, как и у меня, не было, и он решил воспитать из меня приличного человека.
Он научил меня всему, что знал и умел сам, а это, поверьте, немало. Не знаю, в каких войсках он служил – дядя Коля никогда не рассказывал об этом, как я его не упрашивал – но знания его были очень обширные, интересные и специфические. Повзрослев, начитавшись умных книжек и пообщавшись со многими людьми, я, конечно, понял, что служба дяди Коли, скорее всего, проходила в специальных диверсионных или разведывательных подразделениях. Только там можно было научиться всему тому, что он умел.
Параллельно с общеразвивающими спортивными занятиями по легкой атлетике, целенаправленными тренировками по рукопашному бою и самбо, мы ходили с ним в походы в лес и горы, сплавлялись по рекам на плотах и байдарках, выезжали даже в туркменские пустыни и покрытые льдом арктические области. Он обучал меня навыкам выживания в дикой природе без каких-либо приспособлений, даже без огня и ножа, показывал, как добывать пищу и воду буквально из ничего, как он говорил – «варить кашу из комара». К восемнадцати годам я, с его помощью, стал мастером скрытного передвижения по пересеченной местности, овладел различными способами маскировки. Когда я достиг совершеннолетия, обучение перешло в другую стадию – дядя Коля передал мне свои знания по части причинения вреда чужим человеческим организмам, научил меня защищаться и наносить урон различными способами, в том числе голыми руками и любыми подручными средствами. Мы стали регулярно посещать стрельбище, где я оттачивал навыки обращения со стрелковым оружием, а также уделял много времени ножевому бою и метанию любых острых предметов в цель.
Кроме всех перечисленных практических занятий, я постоянно совершенствовал и свои теоретические знания по истории, литературе, философии, математике, физике, химии, географии, геологии, астрономии, навигации и механике. По собственному желанию изучал английский и французский языки, пока не заговорил на них свободно.
А еще я на спор латынь освоил. Была у меня подруга одна, медицинский работник, вот с ней и поспорил. Не поверила она мне, что я смогу с ней через год по-латыни разговаривать. Условие мне поставила, что будет со мной встречаться, если я с ней свидание проведу, разговаривая только на латыни. Очень она мне нравилась, вот я и постарался, удивил ее. Правда, встречался я с ней недолго потом, скучная она оказалась.
В общем, к двадцати годам я получил обширные, очень специфические в некоторых областях, знания и умения. А потом дядя Коля неожиданно умер от инфаркта. Как выяснилось после похорон, все свое небольшое состояние – однокомнатную квартиру, старенький джип и небольшую сумму денег на счете банке – он оставил мне. Я хоть и был молод, в загул не пустился, а продолжил свое обучение и саморазвитие. Через некоторое время, закончив необходимые для получения диплома курсы охранников, я устроился на работу телохранителем к одному влиятельному бизнесмену. Работа была неинтересной и однообразной, никаких новых для себя знаний я не приобрел, однако появились кое-какие полезные связи. В течение следующих двенадцати лет я прошел через многие горячие точки планеты в качестве солдата удачи, наемника, прослужив даже один пятилетний контракт во французском иностранном легионе и сменив несколько частных военных компаний.
В итоге, заработав немного денег, я вернулся на Родину, где открыл небольшую контору, связанную с обеспечением безопасности, вполне успешную, благодаря своим наработанным связям.
А еще одним из моих новых увлечений стала историческая реконструкция. Через исторический форум я познакомился с ребятами, которые занимались этим удивительным направлением уже много лет, и они пригласили меня на фестиваль народных промыслов, как назывались их реконструкторские слеты.
Парни рекомендовали мне профильный магазин, в котором я смог купить себе все необходимые для участия в фестивале вещи, такие как одежду, обувь, кожаный пояс, подсумки, различные принадлежности и минимальный набор бытовой утвари, а также несколько замечательных самодельных ножей – крепкий длинный скрамасакс в прочных кожаных ножнах, нож на пояс, два засапожника и пять небольших, но отлично сбалансированных метательных ножиков. Все предметы соответствовали эпохе девятого века.
В этом же магазине я приобрел шикарные кольчужные перчатки, собранные из мелких стальных колец, гибкие и подвижные, плотно облегающие руку. Снаружи перчатки были обтянуты тонкой, но очень прочной кожей, а изнутри подшиты мягким материалом, по типу сукна. Цена на них была запредельная, но очень уж они мне понравились и были сшиты прямо как на меня, сидели на руках идеально.
На фестивале, который проходил на территории заброшенной деревеньки в Новгородской области, меня встретили и разместили в своей большой палатке мои новые друзья. Они же показали, где приобрести местную валюту – серебряные монеты-дирхемы, которые были разного размера и веса. Я купил себе этих монет граммов на триста, чтобы ни в чем себе не отказывать.
В боевых состязаниях я участия не принимал, решив сначала присмотреться ко всей этой тусовке, а все больше развлекался, шатаясь по деревне и болтая и флиртуя с девчонками, которых здесь было, к моему удивлению, довольно много.
Вечером народ отправился поглазеть на пиротехническое шоу, которое собирался представить один из моих знакомых – Серега, по прозвищу Горазд. Он изображал здесь главного волхва и заведовал капищем, на котором должно было состояться представление.
Перед началом представления волхвов, организаторы решили наградить отличившихся в состязаниях бойцов. В центр капища вышли несколько парней в крутых доспехах и при оружии. Из них я знал только Олега, которого на форуме и здесь, на фестивале, звали Лесной Кот, или Хельги Скогатт.
Мне, кстати, чтобы вписаться в местную легенду, тоже пришлось придумывать себе псевдоним, и я выбрал имя – Ратибор, что означает бесстрашный воин, защитник.
Развалившись на траве у стены, напротив стоящих посередине капища деревянных страшилищ-идолов, я перешучивался с двумя близняшками в средневековых костюмах и прикольных чепчиках, из-под которых выбивались русые кудряшки. Наконец, награждения закончились и Горазд вышел в центр капища и зажег свои пиротехнические ракеты.
Последнее, что я запомнил – это жуткий грохот и летящий прямо мне в лицо огромный кусок деревянного идола, оскалившего клыки. И темнота.
***
Очнулся я от невыносимой духоты и тяжести, как будто кто-то укутал меня пуховым одеялом, взвалил сверху каменную плиту и прыгает на ней. Вся кожа горела, словно ошпаренная кипятком.
Я приоткрыл глаза и с удивлением осознал, что лежу в густом ельнике, а на дворе стоит яркий солнечный день – лучи солнца пробивались сквозь мощные еловые лапы, свисавшие надо мной. Чувства тяжести и жара постепенно отступили, и я занял сидячее положение, прислонившись к стволу дерева. Машинально проверив состояние своего организма, я убедился, что руки-ноги целы, повреждений никаких не имеется. Рядом в обозримом пространстве никого не наблюдалось. На земле, усыпанной прошлогодними еловыми иголками, не лежало никаких предметов.
Тогда я выполз из-под огромной ели и, продираясь сквозь заросли, пополз к видневшемуся просвету между деревьями. Вылез на довольно большую поляну метров пятидесяти диаметром, по краям которой росло множество елок поменьше, и решил здесь передохнуть и осознать произошедшее со мной. Посередине поляны я заметил углубление, заполненное прозрачной водой. А так как мне очень хотелось пить, я рискнул зачерпнуть ладонями воды и попробовать ее на вкус. Вода оказалась ледяной и удивительно вкусной – наверное маленький подземный родник выходил здесь на поверхность, наполняя эту ямку.
Вдоволь напившись и умыв лицо, я развалился рядом с водой на траве и стал проверять, что имеется в моих подсумках, прицепленных к поясу, и на мне.
Пропали часы, ключи от машины и квартиры, а также бумажник с деньгами и кредитками. Мобильника и зажигалки тоже не было. Зато на месте были все серебряные монеты, которые я приобрел для расчетов на фестивальном рынке, лежавшие в кожаном кисете, подвешенном к поясу. В другом кисете нашлись кресало, кремень и трут. Мои крутые кольчужные перчатки тоже были в наличии – заткнуты за пояс. Серебряная цепь висела на шее, на руках сверкали серебряные же браслеты. Все ножи, включая засапожники, нож на поясе, метательные ножики в кожаном чехле и длинный скрамасакс, тоже были при мне.
В отдельной сумке с лямкой через плечо обнаружились нитки с иголками, серебряные ложка со стаканчиком и кованой медной миской, кожаная фляга со сладким красным вином, огарок восковой свечи, пара льняных носовых платков. В этой же сумке раньше находились таблетки в блистерах, йод, бинты, пластыри, но теперь их там не было, пропали.
Странно меня как-то обнесли… Ладно часы и бумажник с ключами исчезли, но кому аптечка понадобилась? И почему все серебро на месте? У меня его, если считать вместе с цепью и браслетами, граммов на семьсот наберется.
И как я в глухом лесу оказался? Кто меня сюда перенес?
Помню капище, девчонок-близняшек в чепчиках… А потом взрыв. Больше ничего не помню.
Посидев на поляне еще немного, я хлебнул чуточку вина из фляги и принял решение идти искать выход из лесной чащи.
Обойдя поляну по кругу, никаких следов человека или проложенных тропинок не нашел. Нигде не было даже примятой травы, кроме того места, откуда я на поляну вылез. Поудивлявшись такому странному обстоятельству, я выбрал направление пути так, чтобы солнце светило в спину, и побрел по лесу, пытаясь отыскать хоть какую-то тропку или другие человеческие признаки.
Часа через три, когда я уже окончательно решил, что заблудился, мне повезло – я вышел на едва заметную тропинку, петляющую среди деревьев.
Через некоторое время тропинка вывела меня к широкому лесному ручью, через который был перекинут толстый ствол дерева, заменяющий мостик. Я отметил, что дерево было срублено топором, а не спилено.
– Хм, занимательный факт! – вслух сказал я. – Вот кому-то не лень было рубить такое толстое бревно!
Чувство опасности появилось внезапно. Я остановился и прислушался. У меня и раньше были такие озарения, и никогда они меня не подводили. Так же и сейчас я почувствовал, что впереди меня ждет засада. Прикрыв глаза, я постарался определить, где и сколько противников меня поджидает. Двое… Нет, трое человек прячутся в кустарнике на том берегу ручья и рассматривают меня из своего укрытия. Ладно, я готов. Проверим, что им нужно.
С координацией движений у меня было все в порядке, поэтому по бревну я перебежал быстро. Спрыгнув на берег я тут же остановился, как вкопанный – ко мне навстречу, поигрывая топориками и тесаками, из кустов вышли трое лохматых и бородатых бомжей в каких-то лохмотьях. Выглядели они, конечно, устрашающе – стоящий посередине был светловолосым косматым здоровяком метра два ростом, слева от него расположился крепыш пониже, но не менее заросший, да еще и одноглазый, а бомж справа зачем-то нацепил на голову грязную меховую шапку и выглядел, как облезлый медведь.
– Это еще что за гоп-стоп? Ряженые какие-то! – подумал я, напрягаясь. Рука потянулась к скрамасаксу, висящему на поясе.
Глава 2
– Не трогай ножик! – самый здоровый волосатик угрожающе поднял руку с топором. – Отдай добро по-хорошему, и мы тебя не тронем!
И нагло ухмыльнулся, показав хищный оскал на удивление ровных и белоснежных зубов.
Двое его дружков разошлись в стороны, охватывая меня в полукольцо.
Назад отступать мне было некуда, только если на бревно обратно прыгать. Но это не вариант, да и не привык я отступать. Тем более, что сильно опасными бомжи не выглядят, на испуг просто хотят взять. Но пугать я и сам умею, обучен.
– А ну, брысь с дороги, шелупонь! – быстрым движением руки я выхватил скрамасакс.
Длинный нож не произвел на бомжей впечатления, и они кинулись на меня всем скопом сразу, замахиваясь своим оружием.
Ну что ж, такие вопросы я решаю быстро. Поднырнув под удар здоровяка, двинув его по ходу движения локтем в ухо, я ткнул скрамасаксом в плечо одноглазого, что был слева от белобрысого. Тот вскрикнул и выронил тесак. Не прекращая движение, я добавил свободной левой рукой здоровяку в солнечное сплетение, обогнул его, оказавшись у него за спиной, и выдал ему пинка, от которого здоровяк крякнул и полетел носом в ручей. Третий разбойник в меховой шапке оказался очень шустрым и почти достал меня ножом, я был вынужден ударить скрамасаксом ему по шее и, похоже, что насмерть – кровь брызнула фонтаном, залив рубаху одноглазого, который уже подхватил тесак здоровой рукой и намеревался снова напасть на меня. Пришлось пырнуть его скрамасаксом в область живота. Кажется, печень ему пропорол. Темная кровь хлынула из раны, одноглазый осел на землю и медленно завалился навзничь, подергивая ногами. Светловолосый здоровяк в это время вылез из ручья и поднялся на ноги, но, увидев, что стало с его корешами, бросил топор на землю, упал на колени и взмолился:
– Прости меня, господин! Не убивай! Не признали мы, что ты воин! Брони с оружием у тебя нет, вот и подумали, что купец в лесу заплутал! Пощади!
– Лицом на землю! – закричал я в ответ. – Руки за спину!
Косматый бугай повалился на траву. Я содрал с него кушак, которым были подпоясаны его лохмотья, и связал ему руки. Веревкой с пояса умершего уже одноглазого стянул ноги пленника.
Убедившись в том, что остальные противники мертвы, а пленник надежно связан, я сел на поваленное дерево, пытаясь осознать, что произошло.
– Какого хрена вы на меня напали? – крикнул я здоровяку, пнув того ногой в бок. – Вы кто такие вообще?
– Холопы мы беглые, господин! Из Ладоги! – запричитал пленник. – Не убивай! Не признали мы в тебе воя! Думали, что купца заблудившегося пощипаем!
– Ты что несешь, мужик?! – воскликнул я, не понимая, о чем он говорит. – Какие холопы беглые? Какая Ладога?
– Рабы мы! Я боярина Доброжира холоп, а дружки мои – холопы князя Буривоя. Не убивай меня! Служить тебе буду!
Дурдом какой-то… Холопы, рабы, князья, бояре… Что здесь происходит? Он псих что ли, мужик этот? И эти дружки его мертвые, тоже психи? На меня с топором и тесаками зачем-то набросились. Что-то не сходится во всем этом. Так, надо посмотреть, что у них в карманах.
А карманов-то и не было. Одежда их была вовсе не современная – какие-то потертые портки из льняной ткани, рубахи из такого же материала, безрукавки кожаные и меховые, шапка эта дурацкая опять же… Обувь тоже странная – у двоих, включая пленника, кожаная, типа самодельных низких ботинок без шнурков, а на третьем вообще лапти какие-то с обмотками. Очень похожа их одежда на реконструкторскую, только сильно поношенная, местами заштопанная и замызганная, как будто они ее носят постоянно. И пованивало изрядно от них немытым телом.
На поясах небольшие кожаные сумочки с хозяйственной дребеденью, типа ложек деревянных, ниток с иголками, кресалами и трутом. В маленьких кисетах обнаружилось немного серебряных монеток, мелких и тонких, с арабской вязью. Я такие в музее видел, дирхемы они называются. Похожи на те, что я приобрел на фестивале, только старые и потертые.
Такое впечатление, что реконструкторы так заигрались, что с ума все посходили и в леса жить ушли. Хотя, слишком все натурально выглядит. И тут меня осенило.
– А какой сейчас год от Рождества Христова? – снова пнул я пленника.
Тот выпучил на меня глаза, явно не понимая, о чем я его спрашиваю.
– От кого год, господин? Что за христова? Не понимаю я тебя господин!
– В кого веруешь, спрашиваю тебя, мужик! Кто бог твой?
– Много богов у нас – и Сварог, и Мокошь, и Велес! Во всех верим, господин! А твой бог кто, господин?
– Перун – вот мой бог! – не особо задумываясь, ляпнул я первое, что в голову пришло.
– Так и знал, господин, что ты – воин, варяг! Прости, не признал, не увидел на тебе знаков Перуновых! Кабы были – мы б тебя десятой дорогой обошли! Не убивай! – снова заголосил пленник.
Я достал из-за ворота рубахи свою серебряную цепь, на которой висело Громовое колесо – знак Перуна. Этот крупный серебряный оберег я купил вчера на рынке у реконструкторов, понравился он мне очень.
– Этот знак? – спросил я пленника.
Тот приподнял от земли голову, взглянул на меня, зажмурился от ужаса, который живописно отобразился на его лице, и заскулил.
– Да успокойся ты! – поморщился я и убрал оберег с цепью обратно под рубаху. – Не буду я тебя убивать. Пока. Слово даю. Расскажи мне, как звать тебя и где мы находимся!
– Звать меня Беляй. Я был холопом у ладожского боярина Доброжира. Сбежал я от него, – пленник вздохнул и продолжил свой рассказ. – Извел боярин двух братьев моих старших, одного плетью запорол до смерти, второго копьями закололи дружинники его. Мы втроем у боярина конюхами были, у него большая конюшня – на продажу он растит коников. Так вот увели воры с конюшни жеребца-трехлетку вороного, дорогого очень, а боярин решил, что это мы его продали. Так мы с братьями из рядных холопов в обельных превратились.
– А это не вы коня украли? – полуутвердительно спросил я.
– Нет, господин! Мы никогда чужого не брали! Подпоили нас людишки трактирщика Жилы, зелья нам в пиво подсыпали сонного, вот мы и проспали вора. А как братьев моих боярин погубил, и мне пригрозил смертью, я из сарая запертого ночью через крышу соломенную вылез, да и сбежал в лес. Далеко от Ладоги ушел. Так и живу уже два года. Весной, как снег сошел, этих двоих встретил, – кивнул Беляй на трупы. – Промышляли они разбоем здесь на тропках лесных, да на дороге, беглые княжьи людишки. Так и остался с ними, решил, что все равно пропадать теперь.
– Что-то ты врешь, как мне кажется! – сообщил я ему свои мысли. – Ты же над ними главный был, я видел!
– Не вру, господин! – Беляй замотал головой. – Главный был я, твоя правда, они глуповаты совсем, без ума грабили всех подряд и убивали, попались бы они скоро княжьим людям. Я их придерживал от смертоубийств лишних. И прятаться помогал по уму. Мы с братьями рядом с воями росли, видели, чему их с детских учат, сами понемногу учились, пока никто не видит. А эти двое всю жизнь в княжьем свинарнике прожили, бестолковые, убили купца заезжего, на серебро польстившись, и сбежали.
– Где вы обитаете теперь?
– Здесь недалеко землянка моя, там и жили все вместе.
– А Новгород далеко от Ладоги стоит? – решил уточнить я.
– Новый город? А что за город такой? Большой? Не слышал про такой, рядом с Ладогой нет городов больших! – Беляй явно не понимал, о чем я спрашиваю.
– Ладно, давай дальше, – продолжил я опрос. – А здесь в округе какой город большой ближе всего? Есть ли деревни рядом какие?
– Полоцк недалече, дня четыре пути, если на дорогу большую выйти. До дороги полдня идти лесными тропами. По пути пара деревенек есть, да заимок несколько.
– Кто в Полоцке правит знаешь? Много воинов у князя полоцкого?
– Драгомир там на княжении, лет десять уже как. Дружина большая у князя, три сотни воинов, не меньше.
– Ну хорошо. А братья твои, говоришь, старшие были? Сколько же тебе годков, детина?
– Двадцать лет мне, господин! Мы с братьями погодки были.
– О как! – удивился я такому несоответствию возраста и внешнего вида детины. – В кого же ты такой уродился, здоровяк светловолосый? Кто родители твои? И где они сейчас?
– Нету у меня никого из родни в живых, – с грустью в голосе заявил Беляй. – Мать умерла, когда мне и пяти лет не было, а отца я плохо помню, слишком мал был. Мать сказывала, что тот даном был. Его Бьерном звали. Он хевдингом был у ярла из Оденсе, большим отрядом командовал. С ярлом в Ладогу каждое лето торговать приходил, так мы с братьями на свет и появились. А потом ушел и не вернулся отец, матери его дружки сказали, что сгинул в дальнем походе. Я из братьев больше всех на отца похож. Так мать говорила, такой же светловолосый и большой. Помню только, что отец меня Исбьерном называл, Белым Медведем, а братьев – Брунбьерном и Свартбьерном – Бурым и Черным Медведями. Он хороший был, мать его любила, отец ей всегда серебра в достатке на жизнь оставлял. Домишко с небольшим хозяйством ей купил, нам хватало. А Доброжир себе забрал домишко, в счет долга.
– Если я тебя развяжу, не станешь кидаться на меня?
– Что ты, господин! Моя жизнь теперь тебе принадлежит! Возьми меня в услужение! Не причиню зла, служить тебе верно буду! Клянусь всеми богами!
– Хорошо, Беляй! – я принял решение. – Я тебя развяжу, а ты пока трупы спрячь где-нибудь тут рядом. Негоже их так бросать. А потом к тебе в землянку пойдем. Переночуем там. И перекусить пора бы.
Я развязал Беляя. Он отправился прятать тела своих бывших подельников, а я призадумался.
Слишком много фактов говорит о том, что я провалился в прошлое, причем глубокое. Даже Новгорода еще не существует, со слов Беляя. Значит, примерно конец восьмого века, начало девятого, где-то так. Может даже раньше. По одежде непонятно. Но Беляй говорит, что Полоцк рядом, значит все же восьмой-девятый век. Драгомира с Буривоем, князей таких, из истории я не помню, но это не важно, мало ли этих князей было. Интересно я попал, конечно. И как дальше жить? Что делать буду? Ладно, нужно решать проблемы по мере их наступления. Пока что следует временно обустроиться, а потом видно будет. Беляй, кажется, не врет. Парень он, вроде бы, неплохой и неглупый, может мне пригодиться, как источник информации и компаньон.
Беляй, тем временем, закончил с перетаскиванием убитых бывших подельников, и мы двинулись по едва заметной тропке в лесную чащу.
Глава 3
Лесное жилище Беляя было обустроено капитально. На пригорке среди густых елей было вырыто углубление, в которое поставили деревянный сруб из толстых бревен. Сверху сруб был накрыт бревнами потоньше, застеленными дерном, на котором даже молодые деревца и кустарник посажены. Издалека и не заметишь, что тут жилье организовано. За пригорком в низинке протекал лесной ручей с кристально чистой водой, так что проблем с мытьем и естественными нуждами не было. Низкая дверь, подвешенная на мощных кожаных петлях, для сбережения тепла была обита волчьими шкурами с двух сторон.
На подходах к жилищу были устроены хитрые ловушки из острых кольев, веревочных петель и сетей и вырыты ямы, отлично замаскированные. Беляй показал, как их обойти, чтобы не угодить в них.
– Это кто построил, Беляй? – спросил я, указывая рукой на жилище.
– Сам все сделал, господин! – не без гордости ответил Беляй. – И место подобрал, и яму вырыл, и сруб поставил.
Я покачал головой от удивления.
Внутри жилища, на земляном полу, засыпанном соломой, вдоль стен, стояли три широких деревянных топчана. Посередине расположился грубо собранный из жердей стол. У дальней стены был устроен очаг, выложенный камнями, с хитрым отведением дыма в дыру под крышей.
Беляй зашел в жилище первым и запалил несколько жировых светильников. Потом он разжег очаг и принялся суетиться с приготовлением обеда.
Я уселся на один из топчанов, на котором лежал тюфяк, набитый сеном, и огляделся. Скудное освещение все же позволило мне оценить, что разбойнички успели ограбить немало прохожих людей. Свободного пространства в жилище было совсем немного – вокруг все было заставлено и завалено трофеями – какими-то мешками, свертками, тюками и корзинами с имуществом. На стенах имелись деревянные полки, заставленные кухонной утварью и разными емкостями с припасами.
Но больше всего меня удивило то, что на правой стене на деревянных кольях, вбитых между бревен, висело оружие – несколько мечей в ножнах, луки в кожаных чехлах-налучах с колчанами-тулами, полными стрел, пара секир, боевые топорики, копья и сулицы, разные ножи. В углу помещения на распорках была растянута куртка из толстой кожи с густо нашитыми на нее железными бляшками и полосками. Открытый шлем с кольчужной бармицей тоже имелся в наличии.