Северная сага. Белый Кречет
Нурманн от испуга выронил копье, заорал и замахал руками, пытаясь согнать птицу. Кречет взлетел, не давая себя схватить, снова спикировал на обезумевшего от боли врага и клюнул того во второй глаз. Ослепленный нурманн упал и начал кататься по земле, судорожно дергая ногами и продолжая верещать во всю глотку.
Второй викинг на миг отвлекся от меня, бросив удивленный взгляд на своего товарища, и я этим воспользовался. Непонятно почему, видимо от испуга, я решил использовать скрамасакс как метательное оружие. Я размахнулся, вложив в бросок всю энергию, и швырнул этот нож-переросток в замешкавшегося врага. Нурманн повалился на землю, но проверять, куда попал, я не стал, так как увидел, что двое разбойников уже перелезают через забор, пытаясь сбежать. Ну уж нет, живыми вас никто не отпускал! Я метнулся вслед за отступающими противниками, по пути кольнув клинком в шею ослепленного кречетом врага, и одним махом взлетел на забор.
Небо очистилось от облаков, и в свете луны я увидел, что нурманны бегут вниз, к реке, причем один отстает, сильно прихрамывая. Рядом со мной на заборе оказался Беляй. Мы переглянулись, одновременно сиганули вниз и рванули следом за врагом.
– Твой – раненый! – крикнул я Беляю.
Беляй кивнул, перехватил поудобнее дубину, которую держал в руках и замахнулся для удара. Я обогнул прихрамывающего викинга, замедлившего свой бег, и резко ускорился, догоняя последнего разбойника. Тот уже выдыхался, в доспехах все-таки тяжело бегать, особенно на короткие дистанции, когда нужно сделать рывок.
Наконец, я догнал нурманна, замахнулся мечом и, со всей дури, рубанул его по голове. Шлем раскололся пополам вместе с головой, меч прошел ниже и увяз в кольчужном плече так, что я не смог его выдернуть. Ну, или силы у меня закончились… Я устало повалился на траву.
Подбежал Беляй.
– Ты ранен, Ратибор? – с тревогой в голосе спросил он. – Куда?
– Все нормально, парень, я цел! – я посмотрел на Беляя и рассмеялся. – Приуныл немного. Мы победили, Беляй! Кто к нам с мечом придет – от меча и погибнет!
Почему-то мне вспомнилась эта знаменитая фраза Александра Невского, произнесенная актером Черкасовым в одноименном фильме. К нашему случаю очень подходит.
– Давай-ка этих во двор затащим, да с Бермятой поговорим! – сказал я. – Не ногами же они сюда пришли, нурманны эти. Надо корабль их искать!
Мы подхватили наших поверженных врагов за шиворот, подобрали их оружие и потащили наверх в усадьбу.
Там уже во всю кипела работа – зажгли несколько факелов и стаскивали трупы в кучу. Двоих раненых связали и заткнули рты, чтобы не стонали на всю округу.
В раскрытых настежь воротах нас встречал Войко.
– Тащите этих в общую кучу тоже! – сказал он, морщась. Я заметил, что его рука наспех перевязана тряпицей, через которую проступила кровь. Ранили парня, надеюсь, что не сильно.
Мы доволокли тела до середины двора, и я подошел к Бермяте.
– Надо по их следам пройти, наверняка по воде они сюда шли.
– Ты прав, Ратибор!
Бермята, подсветив себе факелом, взглянул на тела, которые мы приволокли. Я противника чуть ли не напополам разрубил, а Беляй дубиной своему голову вместе со шлемом в плечи аж вмял.
– Ну и силища у вас, ребята! – подивился Бермята. – Но бьете без ума! Жалко ж сброю! Вон, меч в щербинах теперь, править придется… Да и доспех попортили…
– Главное – результат! – ответил я. – И сами целы, и волки биты!
– Не все целы-то! – раздосадовано сплюнул Бермята. – Войко вон подранили, холопов двоих зарубили насмерть, шпыни болотные! Но победа знатная! Десяток нурманнов матерых завалили! Это ж надо! Кому рассказать – не поверят! А говорил, что с оружием не очень.
– С мечом не очень. А ножи метать я лучше всех умею! – не стал скромничать я. – Четверых так завалил!
– Без вас мы бы не справились! – Бермята поклонился нам с Беляем. – Спасибо вам!
Мне на плечо приземлился кречет.
– О! А вот и ты, дружок! Спасибо тебе! Спас ты меня! – я погладил птицу по голове. – А я тебе имя придумал. Звать тебя буду – Гром!
Кречет довольно закрекотал и захлопал крыльями.
Глава 6
Быстро допросив пленников и выяснив, откуда они пришли, где оставили корабль и сколько их всего, мы собрались в путь. Пленников перед выходом прирезали, все равно не жильцы, раны серьезные. Вышли с подворья, когда было еще темно.
По следам нурманнов отправились, естественно, я с Беляем, Бермята, один из его средних сыновей по имени Радим, и мелкий, но шустрый и меткий, Мал. Своих сыновей и Беляя бывший десятник вооружил луками, они будут прикрывать нас и бить с дистанции. Я взял, конечно же, свои метательные ножи, а также меч и сулицу. Сам Бермята прихватил страшный хогспьет, а к поясу прицепил все тот же меч.
Гром увязался с нами, периодически взлетал с моего плеча и, немного покружив, возвращался обратно.
Через пару часов пути, только-только рассветать начало, Бермята, шедший метрах в двадцати впереди, поднял руку, приказав нам остановиться. Он постоял на тропе, прислушиваясь, а потом вернулся к нам.
– В паре стрелищ1 отсюда тропа выходит к берегу, – тихо заговорил десятник. – Там удобное место для стоянки, наверняка они остановились на этом приплеске2. Пленники примерно так и говорили.
– Надо караул поискать на подходах! – предложил я. – Пройдусь?
– Хорошо, – кивнул Бермята. – Только осторожно! Если что не так – кричи громче, мы прибежим!
Я усмехнулся.
– Беляй! – я расстегнул пояс с мечом, снял шлем и куртку и протянул снаряжение и сулицу парню. – Подержи сброю, пока я сбегаю.
Я растворился в легком утреннем тумане. Осторожно ступая по лесу я внимательно следил за тем, чтобы не наступить на какой-нибудь сучок. Метров через триста я даже дышать начал через раз.
Попробую противника почувствовать. Я замер и прикрыл глаза, чтобы попытаться определить скрадки, в которых притаились вражеские дозорные. Так. Вот он, паршивец, в том густом кустарнике. Других вроде бы нет. Чуть дыша, я тихонечко двинулся в его сторону.
Часового я все же не увидел, а почувствовал по запаху. Как-то сильно теперь у меня обоняние обострилось. Может переход во времени так сказался, а может просто воздух здесь намного чище, все посторонние запахи резче ощущаются. Хотя и зрение тоже улучшилось. Наверное, все же, переход…
Так вот, я почувствовал запах чеснока, лука и перегара. И шел он вот от тех замечательных густых кустиков, что слева от тропы. Явно там спрятался часовой. Тихонько звякнуло железо. Так и есть, там сидит. Или стоит. И переминается с ноги на ногу, от этого кольчуга и звякнула.
Я обошел кусты сзади и подкрался со стороны реки, прямо в спину часовому вышел. Вот он, родимый. Стоит, в лес всматривается. А в руке большая кожаная фляга, и он к ней периодически прикладывается. Пьет пиво на посту, грубо нарушая устав караульной службы. А в другой руке – здоровенный кусман сырокопченой колбасы с чесноком. Закусывает, значит. Она, колбаса эта аппетитная, и воняет на весь лес.
Ну что ж, военным трибуналом, то есть мной, приговариваешься к смертной казни.
В два шага я приблизился к нурманну, заткнул свободной рукой ему рот, чтобы не булькал, и провел отточенным лезвием по горлу.
Готов!
Я осторожно опустил часового на землю, придерживая секиру, чтобы не звякнула об кольчугу. И тихонько двинулся вперед. Оглядевшись, я решил, что можно идти дальше, вокруг никого больше не было.
Лес начал редеть и переходить в высокий кустарник. Я пригнулся и пошел на четвереньках, а потом и вовсе лег на влажную от росы траву и пополз тихим юрким ужиком к берегу.
Высунув голову из травы я увидел песчаный пляжик метров десяти в ширину, на котором расположились остальные викинги. По центру пляжа тлел костерок, один нурманн, усевшись на круглый щит, бодрствовал. Рядом, завернувшись в шерстяные плащи, спали еще трое северян. У берега, уткнувшись носом в песок, стояла небольшая ладья с четырьмя веслами по каждому борту. На ней была установлена мачта, но парус убран. На борту я не заметил ни души. Но это не значит, что там никого нет, могут спать на палубе, или что там вместо нее на ладьях бывает.
Тем же путем я вернулся к своим товарищам.
– Сидел один в кустах. Я его ножичком снял, – я провел рукой по горлу для наглядности. – На берегу у костра еще один караулит, вроде бы бдит. Трое рядом валяются, дрыхнут. Больше никого не заметил. У берега небольшая ладья с мачтой, на четыре пары весел. Сколько на ней нурманнов не знаю, но думаю, что пара человек и есть.
– Ну да, – ответил Бермята. – Десяток мы дома порешили, здесь еще семеро должно быть. Две смены гребцов и хевдинг-кормчий, все сходится.
– Этот хевдинг может быть самым опасным, – предположил я. – Хоть и ранен в ногу, как пленники говорили. И еще пара раненых там есть.
– Значит так, – подытожил Бермята. – Ратибор, ты подползай как можно ближе и жди нас. Вороном крикну, и мы четверо по одной стреле пустим, а ты ножи бросай. Радим и Мал остаются в кустах с луками и прикрывают нас, а мы со всех ног бежим добивать разбойников. Всем ясно? Ну, тогда вперед!
Мы вышли на позиции. Я двинул плечом, сгоняя Грома, и тот, не издав ни звука, взлетел в светлеющее небо.
Бермята прокаркал вороном. Началось. Одновременно щелкнули четыре тетивы и четыре стрелы нашли свои цели на берегу. Я метнул первый нож в сидевшего на щите часового, получившего уже стрелу в грудь, а второй отправил в поймавшего стрелу в бок и активнее всех шевелящегося под плащом нурманна. Двое точно в минус. Еще двое корчатся рядом на песке.
С ревом мы выскочили на песчаный приплёсок. С борта ладьи мне на встречу, как черт из табакерки, слетел высокий нурманн, да еще и плащом своим в лицо запустил, отвлекая меня.
Нурманн ударил тесаком, я парировать удар не успевал, поэтому просто перехватил лезвие рукой. Если бы он бил настоящим мечом, то я, конечно, так сделать не рискнул бы. Но он бил тесаком из не самого лучшего металла. Кольчужная перчатка выдержала. Руку, конечно же, от удара отсушило, но я сжал лезвие в кулаке и дернул на себя, приблизившись вплотную к врагу. Изо рта нурманна на меня пахнуло ядреной смесью чеснока и перегара. Викинг обалдело посмотрел на мою ладонь, сжимавшую тесак, не веря своим глазам. И напоролся на нож, который я умудрился выдернуть из ножен.
Я почувствовал, как кованая крепкая сталь раздвинула кольца кольчуги и вошла в тело врага. Резко надавил, распорол противнику половину живота, от пупа до бока, и, разжав руку, сжимавшую лезвие тесака, отпрыгнул назад, выдернув из тела свой нож. Из раны хлынула почти черная кровь. Я пропорол ему печень. Нурманн упал на колени и начал заваливаться на песок. Я мимоходом полоснул его клинком по шее и рванул к ладье.
Над бортом показался еще один нурманн, замахивающийся копьем для броска. Кречет белой стрелой пролетел над его головой и скрежетнул когтями по шлему, сбив викингу прицел. Копье улетело в никуда. На борт, опережая меня, взлетели Бермята с Беляем. В два удара они срубили врага и схлестнулись с последним – хевдингом. Он был превосходным воином и играючи отбивал выпады моих товарищей. Но геройствовать я своим друзьям не дал – выждал момент, когда хевдинг развернулся боком ко мне, и метнул нож. Клинок вонзился викингу в горло, разрубив гортань. Главный разбойник захрипел и шлепнулся в воду, перевалившись через борт. Меча из руки он так и не выпустил, умер как герой. Попадет в свою Вальхаллу.
Пока Бермята и Беляй проверяли ладью, я добил оставшихся на берегу викингов. Потом свистнул, вызывая из укрытия пацанов, и пошел вытаскивать из воды тело хевдинга. Парни выскочили из кустов, вереща от радости. Еще бы – в первом же настоящем бою они уложили своими стрелами двух здоровенных нурманнов! Это же какие трофеи!
А трофеи были знатные. Помимо самой ладьи, по словам Бермяты находящейся в очень хорошем состоянии, нам достались доспехи и оружие. А еще груз – полсотни тюков с мехами, пять бочонков с воском и пять с медом, несколько больших вязанок готовых стрел. Но помимо материальных ценностей были еще и живые – четыре молодые и симпатичные девки и шестеро парней. Все, за исключением одного эста, из племени кирьялов, как пояснил мне Бермята.
Причем эста, после быстрого допроса, Бермята собственноручно зарезал, пояснив, что тот слишком строптивый, все равно рабом жить не станет и обязательно сбежит, да еще и прибьет при этом кого-нибудь. Ну что ж, ему видней…
Зато всех остальных Бермята одобрил, объявив их тут же нашими рабами. Ловко, я смотрю, тут дела делаются.
Но самая интересная находка ждала нас под тюками с меховой рухлядью. Это был пленник, связанный по рукам и ногам веревками, и опутанный крепкой рыбацкой сетью, полуголый, в одних штанах из волчьей шкуры. Рот его был заткнут обрывком той же шкуры, голова полностью замотана тряпкой. С виду типичный викинг, здоровенный, бородатый и светловолосый. Он напомнил мне молодого Арнольда Шварценеггера в роли Конана-варвара – такой же мускулистый культурист. Мы вытащили его на берег, сняли повязку с лица и освободили рот.
– Ты кто такой? – спросил Бермята. – Почему связан?
– Я был пленником того ублюдка, которого вы, по всей видимости, прихлопнули! – прохрипел здоровяк почти без акцента и коротко хохотнул. – Меня зовут Аудульф3, я ульфхеднар4!
При этом, бугай помахал у нас перед глазами своими связанными ручищами, на тыльной стороне кистей которых красовались искусно нарисованные татуировки в виде волчьих лап.
– То, что ты волк, никаких сомнений нет, – усмехнулся Бермята. – Но ты вовсе не богат!
– Это дело поправимое! – спокойным голосом ответил Аудульф. – Сегодня беден, а завтра богат! Какая разница? Если я жив – буду и богат!
Аудульф внимательно посмотрел на меня и спросил:
– Кто ты, воин без рода? Это ты спас меня из плена и убил Бруни-хевдинга! Я ведь не ошибаюсь?
– Ты не ошибаешься, Аудульф. Я убил Бруни-хевдинга вот этим ножом! – я покрутил у него перед носом своим засапожником. – Но я не безродный, как ты говоришь! Меня зовут Ратибор!
– Я говорю, то что вижу! Я могу иногда правильно видеть, и сейчас я точно знаю, что ты здесь один, рода у тебя нет! – он снова хохотнул. – Но это неважно. Прозвище есть у тебя?
– Нет, прозвища у меня нет! – не знаю почему, но я ему ответил. Он мне чем-то понравился, этот жизнерадостный здоровяк.
Откуда-то сверху мне на плечо приземлился Гром, недовольно ворча.
– Фюльгья5! – завороженно прошептал Аудульф. – Вот это да! Никогда такого не видел! Чтобы живьем хранитель показался, да еще и всем!
Я непонимающе уставился на него.
– У тебя есть прозвище – ты Белый Кречет! – воскликнул ульфхеднар. – Я буду звать тебя Варди6 Хвидфальк7!
Гром одобрительно закрекотал.
– Вот видишь? – широко улыбнулся Аудульф. – Я прав!
Ну как тут поспоришь? Во время нашего разговора даже Бермята с Беляем открыли рты, не говоря уже о Радиме с Малом.
– Ты спас меня, этот ублюдок Бруни собирался принести меня в жертву Одину! – продолжил Аудульф улыбаясь. – Если ты освободишь меня от веревок, я поклянусь, что буду верно служить тебе! Так что, Варди Хвидфальк? Примешь меня к себе? Возьмешь мою клятву и дружбу?
Я взглянул на Бермяту, чтобы тот помог мне советом опытного воина. Тот кивнул.
– Только тебе! – воскликнул Аудульф. – Служить только тебе! Я – норег, данов не очень-то люблю!
И снова захохотал.
Бермята и Беляй насупились.
– Я дан только наполовину! И нореги мне тоже не нравятся! Слишком наглые! – счел нужным проворчать Бермята. – Можешь принять его клятву, Ратибор! Он не обманет.
Беляй промолчал.
Я провел ножом по спутывавшим норега веревкам и освободил его.
Тот, показательно кряхтя, встал и начал разминать затекшие конечности.
– Сегодня ты убил многих! – задумчиво произнес ульфхеднар, посмотрев мне в глаза сверху вниз. Ростом он был на полторы головы выше меня. – Надо провести обряд очищения. Я приготовлю отвар, вечером выпьешь, чтобы злые духи тебя не одолели! И клятву вечером принесу, как полагается. Верь мне, друг!
– Тогда продолжим сбор трофеев! – скомандовал Бермята. – Надо ободрать убитых. Сожжем их тела здесь. Радим, Мал! Собирайте дрова!
– Не нужно! Пускай дренги8 тоже займутся благородным делом разбора трофеев. Дрова трэли9 соберут. Эй! – ульфхеднар посмотрел на рабов. – Что стоите, как каменные болваны? Бегом за дровами! Они не убегут, Бермята, не беспокойся! Я прослежу.
Рабы умчались в лес за дровами. Бермята хотел было возразить, но плюнул, пожал плечами и продолжил осмотр добычи.
Аудульф уселся у кострища на щит и принялся кашеварить, громко напевая какую-то удивительно мелодичную и красивую песню викингов.
Глава 7
Разобрав все трофеи и сложив их в ладье, мы поели гороховой каши с лосятиной, сваренной ульфхеднаром из скудных запасов разбойников. Видимо, причиной их нападения и стал как раз дефицит продовольствия. А еще они хотели добыть побольше рабов, чтобы выгодно продать их в Полоцке. Не ожидали, что им окажут такой теплый прием. Слишком теплый – даже костер мы для них соорудили. Сожгли тела и поплыли к хутору Бермяты.
Даже на двух парах весел мы добрались быстро, потому что шли по течению. К слову, рабов за весла сажать не стали – и Бермята, и Аудульф в один голос запретили, не рабское это дело.
Закрепив швартовный канат за березку, росшую у берега, мы дождались, пока холопы Бермяты прибегут для разгрузки, и только потом пошли наверх, на подворье.
Настало время дележа трофеев.
Семнадцать комплектов доспехов разной степени потрепанности и множество разного оружия уже представляли собой великую ценность. Кроме этого и вышеназванного груза и рабов, в кошельках и сундучках разбойников нашлось несколько килограммов серебра в монетах и изделиях. А с хевдинга мы сняли золотую цепь приличной толщины и пару золотых же витых браслетов, общим весом граммов на четыреста, что покрывало почти всю стоимость взятого серебра.
Оценивать все добро взялись опытный гридень10 Бермята и ульфхеднар Аудульф. Последний выступал в роли консультанта по ценам, так как сам доли с трофеев не имел, да и даже не претендовал на нее. Все по-честному.
С перерывом на обед, к вечеру справились.
Мне достался крепкий молодой холоп и одна из девчонок, та, что покрасивее. Девица была довольно высокой, с приятными округлостями в нужных местах, крепенькая такая, с длинной русой косой и большими карими глазами. Я сам выбирал, так как львиная доля трофеев была моя – минимум восемь нурманнов уложил, в том числе и хевдинга.
Золотую цепь и браслеты тоже отдали мне. Серебра и так достаточно, а такие дорогие украшения повысят мой статус, как руководителя пусть и маленького, но уже отряда. От почти всех доспехов и оружия я отказался, выбрав себе только отличную кольчугу, шлем и наручи, принадлежавшие ранее все тому же Бруни-хевдингу, а также довольно легкую саблю, слегка изогнутую, кинжал и несколько метательных ножей. Мне в коллекцию пойдут.
Немного подумав, я отложил еще один комплект доспехов и оружия для моего нового бойца Аудульфа, нашлись его размера вещи, как бы не его они и были, потом спрошу. Решил, что торжественно вручу ему этот комплект после принятия клятвы верности. Не голым же ему со мной бегать.
Беляй тоже экипировался по полной.
Младшие сыновья Бермяты получили лишь по ножу, так решил их отец. Только старшему досталась полноценная доля. Я спорить не стал, это их личные семейные заморочки. Хотя и считал несправедливым такой расклад – парни проявили себя в схватке на отлично. Поэтому выделил из своей доли по три серебрушки каждому. Бермята возражать не стал, а Аудульф и Беляй одобрительно кивнули.
Потом наши оценщики прикинули стоимость всех захваченных товаров и ладьи, и Бермята предложил выкупить у нас с Беляем наши доли. После свадеб сына и дочерей он планировал заняться торговлей, вот ладья и пригодится. Будет на чем товары в город возить.
Мы, естественно согласились. Большая часть серебра перекочевала в наши кошели.
Наконец все расчеты были закончены, и мы приступили к пиру.
Перед этим провели церемонию принятия клятвы верности Аудульфа. Для меня оказалось неожиданностью, что я не просто беру его в отряд, но и принимаю в род и, оказывается, усыновляю. Обряд так и назывался – введение в род. Когда Бермята разъяснил мне суть церемонии, я решил спросить Беляя, не хочет ли он поступить также. Мой компаньон с радостью согласился.
Для ритуала Бермята не пожалел забить целого бычка-трехлетку (правда, я за него заплатил). С правой задней ноги его содрали шкуру и сделали из нее символический башмак. Я приказал Аудульфу вступить в этот башмак и произнес следующие слова, которые подсказал мне Бермята:
– Я ввожу этого человека в права на имущество, деньги, земли, на сидение и поселение, на возмещение и выкуп, во все личные права, как если бы за его мать был заплачен свадебный выкуп!
С Беляем повторилось то же самое.
Вот так неожиданно у меня появился свой род и сразу двое сыновей. Для меня, круглого сироты, это было великим счастьем, о котором я мечтал всю жизнь. Похоже, что Беляй и Аудульф думали также, судя по их довольным и счастливым физиономиям.
Бычка зажарили на костре прямо во дворе. Бермята выставил несколько бочонков отличнейшего пива, сваренного его дочками, и мы начали праздновать.
Напились знатно! Очнулся я на сеновале, причем в обнимку со своей новоприобретенной рабыней. Как вчера вечер закончился совсем не помню.
Хлопнув девку по упругому заду, я сообщил ей, что иду умываться. Она подпрыгнула и умчалась за полотенцем. Я неспешно прошел до колодца, с удовольствием вылил на себя три ведра ледяной воды, и пришел в себя окончательно. Рабыня протянула мне льняной рушник и улыбнулась. Как ее хоть зовут-то?
– Тебя как звать, девица? – спросил я, вытираясь.
– А́йникки11 я, господин! – смущенно ответила рабыня. – Квасу холодного испей!
Она ловко протянула мне глиняный горшок.
Квас оказался ледяным. Я с удовольствием выпил напиток, фыркнул, натянул чистую рубаху и застегнул пояс с мечом и кинжалом. Привыкаю теперь всегда с оружием ходить, здесь по-другому не принято.
К колодцу подтянулись мои новоприобретенные сыновья. На их лицах тоже присутствовало похмелье, отступившее после принятия водных процедур.
– Аня! – обратился я к своей рабыне. – Сообрази нам что-нибудь поесть. А мы пока разомнемся. Как вы, парни, не против?
– Железом помахать – я всегда готов! – ответил ульфхеднар со смехом.
– Я тоже не против! – подтвердил Беляй.
Тренировочные мечи и щиты у Бермяты были в достатке, сыновей своих он постоянно натаскивал. Мы похватали инвентарь и Аудульф, как самый опытный из нас, взялся показать нам несколько приемов. Так часа полтора и колотили друг друга, наставив порядочно синяков.
Потом уселись за общий стол завтракать.
– Мы с младшими сыновьями сегодня пойдем борти проверять, меда соберем, – сообщил Бермята. – А вас попрошу частокол проверить, обновить, где нужно.
– У тебя место тут доброе, – сообщил Аудульф. – Высоко двор расположен. Если башенку соорудить, то совсем хорошо станет, издалека видно будет, кто по реке сюда идет.
– Вот и займитесь, не помешает башенка, – согласился хозяин. – Заодно и сыновья с холопами бездельничать не будут, потом в карауле постоят, когда построите. Старший Войко здесь останется, покажет, где инструмент и бревна заготовленные.
– Потом неплохо было бы причал поставить, раз ладья теперь имеется! – добавил я. – И сарай под нее на берегу, чтобы на зиму укрывать.
– Согласен, дело нужное! – подтвердил Бермята. – С медом закончим за седмицу, вам подсобим.
Закончив прием пищи, мы дружно принялись за работу. Никто не увиливал, здесь так не принято.
Забор укрепили за несколько дней, обновив подгнившие бревна и сделав помосты по периметру, чтобы оборонять было сподручнее. Одновременно с этим принялись строить башню высотой метров в десять, на углу, что ближе к реке выходил. Обзор с нее будет шикарный. Надо еще лес вырубить, подходящий к хутору, хотя бы метров на пятьдесят отодвинуть его по кругу, а то и на сто. Этим неквалифицированным трудом холопы занялись. Тем более, что строительные материалы нужны.
В перерывах между строительством Аудульф обучал меня с Беляем бою с мечом, копьем и топорами, я, в ответ, учил метать их ножи, а Беляй, в свою очередь, проводил нам с ульфхеднаром занятия по стрельбе из лука. Вот такой у нас симбиоз получился, кто во что горазд. Но выходило очень неплохо. Аудульф и так был мастером, а мы с Беляем существенно выросли как бойцы.
Через пару недель, как-то вечером, после ужина, Аудульф напомнил мне про обряд очищения от злых духов, которые, по его мнению, меня преследовали. Бермята с Беляем подтвердили, что пройти мне его не помешает. Раз ульфхеднар так говорит, ему виднее, он с этими духами ближе общается. Пришлось согласиться.