Бастард четвёртого мира. Том 5. Враг за той стеной
Иногда мне чудилось непременное желании стянуть кольчугу и осмотреть бок, в котором ещё утром зияла глубокая кровоточащая дыра, оставленная ушлым троллем в миг жестокого сражения, но боли не было. Тем паче, глядя на свежие отдохнувшие лица соратников, стремление усомниться в искренности намерений архивариуса Камневорота исчезало само по себе. В глубине души без всяких ревизий теплилась вера, что от ран и вправду не осталось следа. А потому, мысленно укорив себя за излишнюю бдительность, я раз за разом твердо решал отбросить любые тревожные думы и наслаждаться спокойной прогулкой, пока снова не отыскались те, кто захочет прикончить нас немедленно, здесь и сейчас.
Тамиор, как и подобает старшему отряда, шел чуть впереди, держа в правой руке загодя запаленный факел, а по левую сторону вел под уздцы свою кобылку.
Вытянувшись в размашистую колонну по двое, сейчас наша процессия походила не на сплоченную группу вооруженных до зубов воинов, а на потрепанный караван, переживший грабеж и ни с чем возвращающийся восвояси. В добавок для пущего антуража, не пожалев воображения, стоило посмотреть на длинноухого поэта под иным углом да прибавить ему широты в боках, вид его скоро менялся и он живо напоминал новоиспеченного тилского купца, который, пытаясь сбить цену наемной охране за утраченный груз, выговаривает оставшемуся в живых после стычки конвою своё недовольство.
Разумеется, отбросив иллюзии, подобное положение дел случилось бы вряд ли. На эдакий небогатый куш из пары мешков с барахлом на спинах снулых лошадок и, возможно, мелкой пригоршни золота, распиханной по карманам путешественников, мог позариться лишь очень голодный и крайне невнимательный разбойник. И тогда его бы непременно ждала неудача, а может и того хуже, ибо к битве со всяким распоясавшимся сбродом мы были готовы всегда.
Так или иначе, остальная часть группы двигалась шагах в десяти позади. Лика восседала верхом на Буреломе и на фоне огромного мускулистого жеребца походила на пушистую меховую игрушку, случайно оставленную в седле. Рядом трусил эльф, то и дело вскидывая кверху восторженное лицо и тут же принимаясь строчить какие-то пометки на измятом листе пергамента. Уж не знаю, что у него там выходило, потому как чернил я не приметил, но вид у рифмача был крайне возбужденный и сосредоточенный. Последним, вздыбив крылья и грозно озираясь на каждый громкий скрип или шорох, вышагивал зари толади. Лотос надежно замыкал колонну, а значит, нападения с тыла можно было не опасаться.
Не замедляя шага, я повернул голову вполоборота, прислушался, и сразу же понял причины излишней взбудораженности поэта – лисица взахлеб рассказывала Давинти подробности побега из Гнилой Сопки.
– …И тут тронная насыть вождя… – донеслись до меня обрывки оживленной беседы.
– К-р-р-а-к! Бабах! – с жаром прикрикнула маленькая воительница, широко раскидывая руки, чтобы придать повествованию пущей остроты. – Проклятые ракхи! Ещё бы немного и они перегрызли…
Лика снова понизила тон, и слова на некоторое время слились с монотонным шумом дремлющего леса.
– …Наотрез! – решительно гикнула толади, возвращая своему голосу полную силу.
– Прямо так и сказал? – упоенно переспросил Давинти.
– Ага, – кивнула девушка. – Говорит, без длинноухого никто и с места не сдвинется. Мы его здесь не оставим! – она со свистом рубанула воздух ладошкой. – Таким серьезным даже я его никогда не видела, – внушительно добавила лиса.
– Ни за что не подумал бы. Вот тебе и господин напыщенный рыцарь, – охнул поэт и благодарным, преданным взглядом уставился на широкую спину Тамиора.
Я приглушенно хмыкнул и прибавил ходу. Не знаю почему, но удивленная и в то же время смущенная физиономия рифмача показалась мне страсть какой забавной. Так что, когда я нагнал белобородого и поравнялся с ним плечами, моя оскаленная в широченной улыбке рожа выглядела не менее дурацкой.
– Слыхал? – начал я. – Кажется, у кого-то появился благодарный почитатель. Думаю, теперь подвиги славного воителя по имени Тамиор уж точно лягут на бумагу и доберутся до потомков. Глядишь, и на твоем примере станут воспитывать новобранцев Специальной далратийской гвардии.
– Да какое там, – отмахнулся рыцарь. – Я ничего геройского не делал, а если что и вышло, так это ненароком и уж точно не ради похвал. Просто не мог поступить иначе, – он строго глянул в мою сторону и замолчал.
– Знаю, дружище, знаю, – я мягко похлопал приятеля по плечу. – Только вот одного не могу понять, как ты вообще умудрился попасться на самый незамысловатый крючок? Стоило Кворане примерить личико одной из твоих девиц и указать на спальню, как все мы на следующий же день угодили в занятную заварушку.
– А ну полегче, рогоголовый! – сурово прорычал бородач. – Рида тебе не одна из прочих. Такие, как она, не каждому на пути встречаются, – выпустив пыл, Тамиор понурил голову и тихо продолжил: – Ридами долгое время служила мне опорой, соратником, другом и наполняла моё сердце…
Запнувшись на середине фразы, он зло сплюнул под ноги.
– Цепная шавка Тиборы знала, за какие ниточки потянуть. Где-то глубоко я чувствовал неладное. Было в ней что-то холодное, чужое. Но мне так нестерпимо захотелось вернуть прошлое хотя бы ненадолго. К тому же настоящая Ридами всегда умела меня уболтать, – рыцарь тяжело перевел дух. – Заговорщица хорошо подготовилась. Манеры, жесты, неожиданное появление. Такое бывало не раз. Я брался за слишком опасную работу и уходил один. Рида согласно кивала, а затем садилась мне на хвост, чтобы в самый тяжелый момент прийти на помощь. Это забавляло, а порой и крепко злило. В общем, я поверил. Хотел поверить и попался.
– Ясно. Но я знаю тебя, друже. Ты наверняка понял всё задолго до…
Мне было хотелось упомянуть казнь предательницы, но глянув на горестный вид приятеля, я остановился.
– Когда ты разглядел подмену?
– Не сразу, – ответил белобородый. – Иначе прикончил бы перевертыша в первую же ночь.
Воин прикрыл веки и коротко мотнул головой.
– На тот момент было поздно что-либо менять. Я давно заподозрил, что за нами следует соглядатай. Примерно с того самого момента как мы вошли в Поющие леса Веридиса. Вот только прежде наш незримый попутчик не пытался нас убить, а наоборот, помогал. Припоминаешь храм Ирьи? – Тамиор пристально посмотрел мне в глаза. – Я бы ни за что не отыскал тебя без посторонней помощи. Кто-то оставил знаки. Сначала я решил, что это ты сам, но метки сильно походили на те, что я видел задолго до твоего появления. Казалось, встреча в Тари-Сахине расставила всё по своим местам, но я ясно понял, что говорю с другим человеком, когда, сидя в клетке у троллей, упомянул о наших с ней счетах. Она не имела ни малейшего понимания, о чём я толкую, хотя и попыталась это скрыть. И ещё, инфери допустила ошибку – назвала меня Белым рыцарем.
– Что же в этом такого? – пожал я плечами. – Ты рыцарь и на твоей макушке я не вижу ни одного темного волоска.
– Х-е-х. Твоя правда, – процедил Тамиор. – Так меня называл в шутку лишь отец. После того, как его не стало, это прозвище звучало редко, да и то только из уст врагов, что достались мне по наследству. Но большинство из них давно кормят червей. Настоящая Ридами не могла этого знать. Имя Белого рыцаря сгинуло задолго до её рождения. А теперь смерть забрала и ее тоже.
– С чего ты взял? – воспротивился я, пытаясь подбодрить приятеля. – Ведь мы разделались с двойником. Твоя русоволосая разбойница наверняка цела и здорова.
– Как сказать, – вздохнул здоровяк. – Раз эта тварь носила её облик, скорее всего Рида уже мертва. Последователи Истока хаоса всегда добротно подчищают следы своих деяний.
– Мне жаль твоей утраты, Тамиор. Правда, жаль.
– Ничего, братишка, бывает, – с напускным безразличием бросил воин, уставился в расплывчатую даль дороги и смолк.
Мы продолжили идти в тишине. Щитоносец погрузился в тяжелые раздумья, а я не решался его тревожить. Так миновало несколько тягучих минут. Украдкой поглядывая на ровную непроницаемую маску, коей он всегда старался скрывать особенно горькие свершения, я не мог подобрать слова, чтобы выразить сожаление. Хотя, возможно, тишина сейчас была лучшим лекарством. Такие раны невозможно вылечить даже самыми вескими и задушевными разговорами. А речей, что могли бы вернуть к жизни его дорогую подругу, я не знал.
– Спрошу кое о чем, – желая переменить тему, проговорил я.
– Валяй, – все так же равнодушно пожал плечами бородач.
– Каким было мое имя прежде, когда я жил в родном мире? – серьезным тоном пробасил я, и, стиснув зубы, стал дожидаться ответа.
– Вот значит как?
Чересчур хмурое лицо рыцаря прояснилось, глаза обрели ясность, а брови живо поползли вверх. Казалось, его смешил мой вопрос.
– А ты, выходит, не помнишь?
– Выходит, нет, – буркнул я, стараясь повторить ту же ровную интонацию. – Точнее не всё. Я хорошо помню, кем был. Помню свой дом, уют небольших окон, выходящих на залитую огнями фонарей аллею. Помню матушку. Но вот имя… словно отрезало.
– Угу, – задержав на мне взор дольше обычного, многозначительно кивнул Тамиор, пускаясь в неказистые разъяснения: – Такое иногда случается. Имя – сильный символ. Оно определяет суть существа и удерживает эту самую суть в том мире, где ей самое место. А ты вот запамятовал. Может, там, откуда ты родом, для тебя и места-то не было, а?
Белобородый сухо хмыкнул и, взяв паузу, вновь стал напряженно всматриваться вдаль, в полголоса проговаривая что-то неразборчивое, будто советуясь с самим собой.
– Виктор… – неохотно буркнул он, наконец. – Кажется, Лика упоминала, что тебя звали Виктор. Доброе имя. Но Варанта мне больше по душе.
– Мне тоже, – с улыбкой отозвался я и только собрался поблагодарить товарища за откровенность, как вдруг тот остановился и замер на вздохе.
– Тсс, – прошипел он и высоко поднял руку с факелом, давая сигнал второй части отряда. – Тихо. Там, – одними губами произнес воин, кивнув в сторону еле заметного в темноте схода с основной дороги, – кто-то есть.
Я напряг слух и стал вглядываться в ломаные узоры склонившихся к земле ветвей. Обнаруженный прогал меж строя толстых стволов сложно было назвать очевидным. Заросшая бурьянами стежка прямо-таки сливалась с прочим окружением и выглядела серым размытым пятном, из нутра которого доносились разрозненные отзвуки чьего-то далекого грубого, словно неотесанный булыжник, голоса.
– Надо бы проверить, – шепнул здоровяк, отпуская поводья и направляя лошадь в конец колонны. – Может, ночлег подвернется.
– А может, придется кулаками махать, – протягивая руку к мечу, вставил я.
– Помашем, – согласился белобородый, опустил факел к сапогу, чтобы затоптать пламя и вдруг удивленно охнул: – Фу ты! А это что за тарабарщина?
Мы оба уставились на крепкую оглоблю, торчащую сбоку от тропы и удерживающую на верхушке увесистую табличку, острым концом направленную как раз в ту сторону, откуда слышался разговор.
– Колючая Напасть, – изумленно прочел я надпись на указателе, будучи готовым поклясться всеми богами, что мгновение назад на этом месте не было ничего кроме палой листвы и придорожной пыли. – Точно такая же вешка.
– Или та самая, – ответил Тамиор, придавливая рыжие огненные языки подошвой. – Кто-то очень хочет, чтоб мы не заблудились.
Он резко развернулся и легким броском отправил скудно дымящийся факел прямо в руки толади. Лисица ловко подпрыгнула в седле и поймала передачу.
– Лика, вы идете следом, – приказным тоном шепнул рыцарь. – Держитесь не ближе, чем за сотню шагов. Лошади издают слишком много шума, а твой зверь и подавно ходит по лесу, будто пьяный дебрь. Как бы нас не заметили, прежде чем разберемся в какие гости нас занесло. Если завяжется бой, то вы успеете присоединиться. Добро?
Девушка серьезно кивнула.
– И пригляди за тилом, – поморщился здоровяк. – Осторожность не его конек. А то, чего доброго, угодит в капкан или свалит дерево ненароком. С него станется.
– Но позвольте, – возмутился Давинти.
– Цыц, длинноухий, – строго фыркнула толади и окатила поэта таким испепеляющим взглядом, что тот тут же прикусил язык и не издал больше ни единого звука.
– Ну, пошли, – скомандовал бородач, взял щит наизготовку и, практически бесшумно ступая по мягкому травянистому насту, шагнул в узкий темнеющий проём, аккуратно раздвигая преграждающие путь ветви.
Я выждал немного и тоже свернул с дороги. Густой, словно собравшийся в плотную вязкую материю сумрак обдал лицо липким холодом. По кончикам пальцев пробежала вялая дрожь. На долю мгновения мне показалось, что весь прочий мир исчез, а я провалился в бездонный черный омут, заполненный лишь гудящей тишиной. Ни шороха ветра, ни уханья ночных птиц, ни стрекота неутомимых цикад. Только далекий монотонный гул. Голова закружилась, меня качнуло в сторону и точно рывком выдернуло из мимолетного наваждения. Я непонимающе огляделся и нащупал глазами широкие очертания спины рыцаря недалеко впереди.
– Ты тоже почувствовал? – нагнав Тамиора, спросил я.
– Да, – шикнул тот. – Завеса. Простенькая иллюзия, чтобы скрыть проход от посторонних взглядов. На такую уловку способен любой маг, даже мало-мальски сведущий в своем ремесле. Но всякий чародей всё одно опаснее дылды с топором. Нам следует быть начеку.
Воин замер, схватил меня за предплечье и, настойчиво потянув, указал чуть левее тропки.
– Видишь? – проговорил он. – Свет вот там. Не похоже на блики костра. Да и дымом не пахнет. Не иначе у нашего провожатого завалялся в хозяйстве собственный кусочек солнца. Точно дело рук чародея.
Здоровяк недоверчиво фыркнул и двинулся дальше.
– Идем.
Глава 4
Чем глубже мы пробирались сквозь чащу, тем отчетливее вырисовывалась обширная полусфера приглушенного по-вечернему мягкого света. Ровное сияние просачивалось через ширму густой листвы тонкими прозрачными лучами, орошая погруженные в непроглядную темноту границы ореола мириадами крохотных белесых пятен.
Говор, привлекший наше внимание ещё у дороги, не утихал. Слова становились более понятными, а фразы обретали смысл. Обладатель громового голоса явно обращался к кому-то, вежливо сетуя и весьма обходительно, но в то же время нестерпимо дотошно поясняя своё недовольство. Однако ответа слышно не было. Собеседник то ли не мог говорить, то ли попросту предпочитал отмалчиваться.
– Сколько раз я тебя наставлял, Нестор? – будто работающие жернова, гудел незнакомец. – Просил… да кое там… умолял быть внимательнее к поручениям господина магистра. Учитель терпеть не может ошибок в мелочах. А ты что? Что теперь прикажешь делать горемычному мне? С меня же три шкуры спустят. Или даже больше.
Дорога резко раздалась вширь, открывая взору подступы к просторной освещенной поляне и заставляя нас буквально вжаться в заросли крапивы, обрамляющие обочину. Умерив и без того неспешный ход до черепашьего шага, вскоре мы достигли невысокой стены из ухоженного кустарника, сквозь щели коей виднелась окраина вполне обыкновенного для одинокого лесного жилища двора.
Узкие бреши в плотном плетении живой изгороди позволяли разглядеть вовсе не многое. Вереница вымощенных серым булыжником дорожек, несколько узорных клумб с цветниками ярко оранжевого цвета и ломаная полоса основания дома до первых окон. Чуть ближе к алькову, где притаились мы с Тамиором, высился крупный остов древней посеревшей от дождей и солнца телеги. Два высоких колеса всё ещё удерживали над землей изрядно потрескавшийся, заваленный крупными клубнями репы, соседствующими с россыпью бородатого лука и несколькими кочанами капусты, кузов, сквозь дно которого пробивались нити прозрачных корешков. Полусгнившая древесина отливала черным, а в некоторых местах проступали зеленоватые проплешины мха. Казалось, что воз давным-давно сам пророс в почву и теперь цвел не хуже луговых трав.
Немногим дальше, к северо-западу скругленной границы хозяйства располагался длинный монолитный стол, заставленный невообразимым количеством пузырьков, баночек, склянок и сосудов всевозможных размеров и причудливых форм. Некоторые приборы соединялись прозрачными стеклянными спиралями, по внутренностям которых, словно по навесным мосткам, содержимое одних емкостей переправлялось в другие. Из широких горшков шёл густой пар, а у правого края столешницы виднелись чашки, доверху полные разноцветных порошков и опилок.
Над лабораторией, напоминая всем своим существом округлый скалистый кряж, довлел грузный силуэт тахара. С первого взгляда разумный казался гораздо ниже тех своих сородичей, что мне доводилось встречать прежде. Но вот необъятностью туловища этот сбитень превосходил любые мыслимые ожидания. Обеспокоенное лицо крепыша было обращено книзу и выражало поистине титаническую апатию.
Я проследил направление внимания тахара и удивленно вытаращился на его необычного собеседника. Прямо на столе, среди пузатых фиалов темнел серый шевелящийся комок, сплошь покрытый иголками. Сначала я не поверил собственным глазам, но, приглядевшись снова, понял, что зрение меня не обманывает. Это был самый натуральный ёж. Зверек стоял на задних лапках и внимательно вслушивался в гудящий говор каменного приятеля, кивая и фыркая в такт его стенаниям.
– Я же просил принести несколько стручков прушиницы. Пру-ши-ни-цы! Только и всего, – чуть ли не плакал громила. – А ты что притащил? Ну, посмотри, посмотри, – он настойчиво потыкал пальцем в пучок травы, лежащий перед носом колючего коротышки. – Это же стебли обыкновенной подкаменки. Ума не приложу, как можно спутать подкаменку с прушиницей. Два абсолютно разных растения. Или же ты полагаешь, что некоторая внешняя схожесть делает в придачу одинаковыми и их свойства? Надеюсь, тебя постигнет разочарование, ибо это не так, необразованный ты комок иголок, – обреченно заохал тахара. – Знал же, что лучше вовсе обойтись без помощников, чем пожинать плоды такого вот ленивого невежества. Уж будь уверен, Нестор, мог бы я отыскать нужный ингредиент самостоятельно не просил бы тебя о столь ответственной услуге. Ну, что молчишь? – всплеснул он громадными руками, с укоризной глядя на зверька. – Нет тебе оправдания, Нестор, и стыда у тебя тоже нет. Так подвести товарища. Ай-й-ай.
Ёж громко фыркнул, суетливо зачавкал, как будто объясняя причины своего промаха, и коротко развел передними лапками, точь-в-точь пожимая плечами.
– И слушать не желаю. Даже не трудись придумывать небылиц, – решительно отрезал тахара, подбоченившись. – Я все равно не верю ни единому твоему слову. Неужели полдня сроку недостаточно для исполнения столь непыльного дела?
Каменный гигант выдернул былинку светло-желтого цвета из общей связки, ловко орудуя толстыми пальцами, отделил продолговатый початок и, растерев его в порошок прямо на ладони, поднес к лицу и принюхался. Затем разочарованно скривился и отшвырнул золотистую пыль прочь.
– Нет, не прушиница, сколько не проверяй, – заключил он. – Какой стыд. Какой срам. Все пропало. Это чтобы не сказать, что стряслась катастрофа непоправимых масштабов! Сдается мне, я никогда не добьюсь достаточного расположения со стороны господина Менирада для дальнейшего обучения чародейскому мастерству. Произошедшая неприятность наверняка отобьёт у него желание даже думать о возобновлении уроков. И все эти несчастья свалились мне на голову по твоей милости.
Громила насупился и принялся сверлить собеседника обвиняющим взглядом, но быстро смягчил напряженную гримасу, впрочем, не прекращая воспитывать оного.
– Не обессудь, друг Нестор, за неистовый гнев, – жалобно продолжал он, – но ты и представить себе не можешь, насколько значимым было данное поручение. Нынешней ночью учитель снова изволил мучиться жуткой бессонницей. А ведь она – ночь была уже третьей по счету. Наутро его просвещённость наказал мне изготовить снотворную микстуру. А также посулил все-таки допустить меня до второго тома «Чародейской Лексики», если снадобье, не в пример моим прежним попыткам, удастся добротного качества.
Еж снова фыркнул и плюхнулся седалищем на стол, сложив лапы на округлом брюшке – ни дать ни взять утомившийся с дороги разумный.
– А как же?.. Куда без витиеватых наставлений? – с вымученной улыбкой отозвался тахара, подхватив похоже только ему понятную реплику дикого зверька. – Конечно, магистр не пожалел времени и снова затянул свою любимую карусель про то, что алхимия – мать всех наук и никакие прочие учения, кроме её самой, не в силах взрастить в страждущем знаний воспитаннике и толику должной внимательности, скрупулезности, а также необходимое понимание такта. Обмолвился, якобы тем, кто преуспеет в приготовлении сонного зелья, на этот раз зачтутся прочие испытания. А как его изготовишь без прушиницы? Вот то-то и оно… Ещё мастер Менирад пообещал, дескать, как только он сможет наконец вернуть себе ночной покой, сразу же примется за табель по дальнейшему преподаванию прикладных заклятий.
Громоголосый прекратил кривляния, подражающие статным манерам его учителя и сник пуще прежнего.
– Тот, кто сварит лучшее снадобье… – досадливо дразнясь, скучил брови громила и отмахнулся. – Как будто у него имеются ученики помимо меня. Хотя чего я распинаюсь? Тебе до моих горестей, верно, дела нет. Учитель-то теперь с меня спросит. Эх, судьба немилосердная. Не стать мне волшебником. Так и буду строгать супы из одуванчиков, да месить мази от кашля.
Он печально хмыкнул, помолчал некоторое время и легонько тронул собеседника.
– Ладно, Нестор, ступай с глаз моих долой. Будет досуг поутру, заходи. Расскажу, чем всё закончилось.
Зверёк тряхнул игольчатой шкуркой, понятливо рыкнул, встал на четыре лапы и, громко топая по столешнице, добрался до края. Свесился вниз и, неуклюже сбежав по отвесному фасаду стола, скрылся в пышном ковре густой травы.
Раздосадованный разумный проводил приятеля чередой сокрушенных вздохов, умерил бойкое пламя под одним из кипящих горшков и принялся неторопливо наводить порядок среди богатого разнообразия алхимической утвари, насвистывая заунывный, но весьма мелодичный мотивчик.
– Ну а вам, добрые путники, чем подсобить? – не отвлекаясь от своего занятия, вдруг пророкотал тахара.
– Кого это он кличет? – встрепенулся я, спешно осматривая видимую территорию от одного края до другого.
– Не по чину добрым гостям по кустам таиться, – дружелюбно продолжил гигант. – Хотя если угодно, извольте. Дело ваше. Можем беседовать и так.
– Кого, кого? Нас приметил. Говорил я тебе, пыхти потише, – буркнул рыцарь, выпрямляясь в полный рост, и с треском вывалился прямо сквозь тернистую ширму, утягивая меня вместе с собой из укрытия в круг залитого мягким заревом двора.
– Вот и славно, – грузно прихлопнул ладошами тахара, чуть было не расколов два узких вытянутых сосуда, зажатых между пальцами. – Так знакомиться куда приятнее. Тем паче того требуют элементарные правила этикета. Это, чтобы не сказать, примитивная вежливость. Надеюсь, вы не из грубиянов, что стучат среди ночи в дверь, а когда хозяин поднимается открыть, сбегают за угол и коварно посмеиваются над потревоженным бедолагой? – он вопрошающе замер и, выждав несколько мгновений, заговорил вновь: – Ох… Да что это я? Прямо образчик истинного невежества. Прошу великодушно простить мой живой интерес, часто граничащий с кажущейся грубостью. Гости в наших краях явление крайне редкое. Поболтать по душам как следует удается не каждый десяток лет, а из собеседников в моем скромном распоряжении имеются лишь сам учитель да Нестор. Последний, как вы имели возможность слышать, не слишком-то многословен. Волей-неволей забываешь о такте, привычном для общества, живущего обыденными чаяниями за пределами нашей скромной обители.
Я и Тамиор озадаченно переглянулись.
– Подумать только, сам ратую за гостеприимство или простое радушие, в конце концов, а начал беседу с обвинений в пущей безнравственности. Конечно, вы не одни из господ, упомянутых мною несколько выше. Ещё раз прошу простить, и… давайте попробуем начать сначала, – крепыш успокоил руки, орудующие в груде склянок и, натянув приветливую улыбку, торжественно загремел: – Позвольте представиться. Моё имя Абрах! Абрах сын Керама, сына Сихара, сына Фосиха, сына Шираха, сына… Пожалуй, хватит, – запнулся словоохотливый громила. – Нет нужды продолжать перечисление самых дальних родственников, – смущенно добавил он. – Вполне достаточно воздать упоминания первому колену. Тем более я не так силен в познаниях родового древа как должно и легко могу перепутать имена некоторых прародителей. А подобного неуважения к предкам я себе простить никак не смогу. Если вас не смущает предложенный компромисс, я перейду ко второй части.
Не получив ответа, Абрах досчитал мысленно до трех и вернулся к представлению своей персоны.
– Вас приветствует единственный воспитанник чародея… Не примите за вероломство, – снова остановился и предался очередным размышлениям в слух он, – впрочем, видят светлые боги, преподаватель из господина Менирада, мягко говоря, никудышный. Будь у него больше одного ученика, вряд ли бы он вообще пожелал знать о существовании горемычных студентов. Должное внимание к воспитанникам отнюдь не его сильная сторона. И так ничему не учит, до практики каких-то весомых заклятий не допускает. Только и наказывает траву собирать, да обеды варить. Ну да мы отвлеклись. В общем, – тахара прочистил горло, – вас приветствует единственный воспитанник первого покорителя всех стихий, законного наследника необычайно значимого собрания ста томов «Чародейской Лексики», придворного лекаря и советника в части необъяснимых случайностей старого королевского двора западного Миндонара в отставке, и наконец потомственного носителя нетленной истории Тилрадана, славного чародея Менирада Корба, – завершая необъятную фразу на последнем издыхании, поперхнулся и гулко кашлянул он. – А как ваши славные имена, добрые путники?