banner banner banner
Дамы в клечатых пледах. Сборник рассказов
Дамы в клечатых пледах. Сборник рассказов
Оценить:
 Рейтинг: 0

Дамы в клечатых пледах. Сборник рассказов

Номера во всех жилых корпусах кроме двух были квартирного типа – меблированные комнаты без кухни, с открытыми балконами и санузлом. А в двух корпусах, в 4-м и 8-м, номера были гостиничного типа, двухместными. В жилые корпуса была круглосуточная подача технической воды, а питьевой водой ежедневно заполнялся водовозками подземный резервуар. Так что, еще одним культовым местом на территории санатория был красиво отделанный керамической плиткой «булаг»[17 - Булаг – родник, источник воды (перевод с азерб. яз.)] с кранами. Другими культовыми местами были стеклянная шестигранная чайхана в тенистом саду и кафе «Холодок», расположенный в авангардном строении из трех серебристых полусфер и напоминавшего космическую станцию. Излюбленным местом посещения было еще одно здание, построенное в 80х гг и которое в моей семье называли «Гасиенда» – компактный 2-х этажный дом с тремя помещениями под парикмахерскую и магазины на первом этаже, винтовыми боковыми лестницами на открытую террасу с навесом на втором этаже, где располагалось кафе в белом стиле.

Но все дни напролет мы, как и многие отдыхающие, проводили на море – до и после завтрака, днем и иногда даже после ужина. На протяженный пляж из золотистого песка серпантином спускалась асфальтированная дорога, по которой курсировал автобус. Помимо километровой автомобильной дороги, были ещё два других спуска через поражающие замысловатой природной красотой скалы – дорожка с лестничными пролётами недалеко от 4-го корпуса, и дикая крутая тропинка, протоптанная любителями экстрима, сразу после 10-го корпуса. К экстремалам относилась и моя семья, лёгкие пути мы никогда не признавали. «Загульба» было местом отдыха азербайджанской творческой и научной интеллигенции и советских партийных работников среднего звена. Потому встретиться со знаменитостью союзной величины на пляже или вечером, прогуливаясь на аллее, было привычным делом. Муслим Магомаев и Тамара Синявская, Зия Буньятов, Рустам и Максуд Ибрагимбековы, Анар, Насиба Зейналова, Амина Дильбязи, Александр Калягин и Евгения Глушенко, Юлий и Михаил Гусманы, Эмин Сабитоглу и Хадиджа Абасова, Фидан и Хураман Касимовы… Это имена тех людей, которых я узнавала, увидев в живую. А еще было много других, кого я не помню и не знала. Но… Поверьте, никто из знаменитостей той эпохи не страдал звёздной болезнью, и они, талантливые и выдающиеся люди, также пешком спускались по тропинкам на пляж, закапывались в золотой песок, как и мы, обычные люди. А как они дружелюбно отвечали на приветствия незнакомцев и даже чужих детей?! Эти люди не пытались казаться, а именно были личностями и здравствующие из них до сих пор ими являются.

Конечно, санаторий «Загульба» был удивительным местом, где объединились неспокойный Каспий, золотой апшеронский песок, скалы – это молчаливые памятники древности, ухоженные сады, удобное жилье, функциональные здания без шика и советская интеллигенция. Не бывавшие там люди, рассказывали небылицы о роскоши в номерах этого санатория. Я могу засвидетельствовать, что роскошью там было только море, песок и хвойные сады. Кругом все было аккуратным, ухоженным и практичным. По сегодняшним меркам «Загульба» был обычным трёхзвёздочным домом отдыха, хотя за ту диетическую еду я бы присудила отдельную звезду. А вот в молодежном санатории «Гянджлик» союзного значения было даже не по советским меркам роскошно. Плавательный бассейн, канатная дорога, коттеджи и шикарная гостиница, с дорогим интерьером, с роялью и с хрустальными люстрами в фойе, открытые кафе с барельефами на стенах… Да, это было что-то очень красивое.

И жаль, что оба эти санатория погибли. Санаторий «Загульба» принял в 1991 году беженцев из Армении, оставшихся без крова из-за Карабахского конфликта, война тогда ещё не разгорелась. Беженцы прожили в санатории не один год, потом перебрались в другое жилье. Предполагалось, что санаторий будет отремонтирован, и начнет функционировать, как близлежащие старые санатории – правительственные дачи, ведомственные санатории МВД и КГБ, и кардиологический санаторий, который дальше, но на том же берегу. Но этого не случилось. Сейчас безхозный и всеми забытый санаторий «Загульба» стал призраком – разрушающиеся здания, погибшие сады, разбитые дороги. Санаторий «Гянджлик» тихо приходил в упадок и окончательно закрылся в 2010-х годах. Он в менее плачевном состоянии, хотя это мало радует. Удручает то, что бакинцы лишились своей Ривьеры…

…В одно лето нам попалась квартирка в 6-м корпусе на первом этаже. Мой старший брат все дни гонял на взятом на прокат спортивном велосипеде, а я, двенадцатилетняя девочка, не пляжное время проводила на балконе, читая книжки. Однажды вечером слышу голос брата, выглядываю и вижу, что он стоит под балконом, и придерживает свой и ещё чей-то светло-бирюзового цвета велосипед «Десна-2».

– Я взял велосипед у Октая для тебя. Иди покатаемся…

Иди?! Я тут же перемахнула прямо через перила и спрыгнула на землю. Я буквально слетела с балкона – боже, я буду кататься на «Десне-2»! Октай был нашим с братом общим другом. В детстве, а я в «Загульбе» была с пятилетнего возраста, мы вместе играли, но, став подростками, мы с ним уже не общались. Не помню даже кто первым перестал общаться – я с ним, или он со мной. А брат продолжал с ним дружить, тем не менее я села на светло-бирюзовый велосипед Октая и поехала.

– Стой! Не гони! На аллею нельзя ехать!

На аллее ездить на велосипедах не разрешали, велосипедисты мешали отдыхающим и многочисленным мамочкам с колясками. Там даже патрулировал полноватый охранник в милицейской одежде и отбирал велосипеды у тех, кого ему удавалось догнать. Охранника детвора с большими великами побаивались. Но не так, как боялись главврача. Почему-то, когда из 8-го корпуса, где обитал весь медперсонал, выходил главврач – высокий мужчина в белом халате и странного цвета волосами, дети разбегались в рассыпную. Чтобы хоть как-то покататься, нам надо было доехать дворами до «Гасиенды», а там на служебную дорогу, по которой ездили многочисленные грузовики, заезжающие на территорию санатория. Хотя дорога освещалась фонарями, она не была такой живописной и тенистой, как аллея, и на ней было жарко. Но все равно – она была такой классной! Мы с братом поехали кататься по ней, накручивали километры быстро темнеющим августовским вечером по дороге мимо бахчевых полей с подсолнухами и арбузами под звуки стрекотания цикад. Это было что-то волшебное!

Октай одолжил велосипед нам на несколько дней, я с удовольствием воспользовалась этой возможностью, ездила без брата и изучила санаторий уже как велосипедистка. Однажды даже поехала вечером на пляж. Вот тогда я поняла, что экстрим не для меня. Хорошо моя мама не знала, что я умудрилась скатиться по длинной и достаточно крутой дороге толком не умея тормозить! К счастью, внизу я въехала в кучу песка и остановилась. Я чувствовала биение сердца где-то во рту. Отдышавшись, обратно мне пришлось идти пешком, потому что ехать в гору у меня не было сил. А однажды я все-таки прокатилась по аллее и, сбегая от охранника, съехала по ступенькам не приподнявшись на сидении. Охранник меня не догнал, но копчик долго напоминал мне о количестве проехавших ступенек. Если для Блока знаковыми были «ночь, улица, фонарь, аптека», то для меня «сумерки, август, велосипед, цикады» стали счастливым памятным эпизодом детства.

И вот сейчас – август и у меня свой велосипед с рисунком ягод на раме. Первая прогулка на велосипедах у нас была под вечер и семейная – дети, муж и я. Мы проехали по грунтовке, выехали на дорогу и сделали большой пятикилометровый круг. Муж возглавлял наш «пелотон», за ним ехали Айдан, я и завершал группу Рустам. Когда я проехала лежачего полицейского не приподнявшись на сидении, мой 14-летний сын подъехал ко мне и пробубнил:

– Мама, поднимайся, когда проезжаешь лежачих полицейских или ямы. Вот так надо делать. – и вытянулся на педалях во всю длину своих ног.

– Окей. Поняла. Поезжай впереди меня. Мне так спокойней.

– А мне спокойней, когда я вижу тебя.

На спуске, почувствовав, что велосипед набирает обороты, я только успела испугаться, как Айдан прокричала мне:

– Мама! Нажми слегка на оба ручных тормоза и сбавь скорость! Делай вот так! – и несколько раз затормозила свой ядовито-жёлтый велосипед.

– Окей.

Я стала управлять велосипедом даже на спуске. А на поворотах мне почему-то нужен был большой радиус, как будто я фура с прицепом. И моя девятилетняя дочь поучала меня:

– Мама! На повороте сбавляй скорость и поворачивай быстро.

– Окей.

И так всю дорогу. Я ехала в плотном кольце и нервничала всякий раз, когда в обзор бокового зрения попадала тень высокого велосипеда Рустама или когда Айдан мельтешила передо мной. Первая поездка обошлась без эксцессов, хотя обилие машин, особенно больших внедорожников, на узких улицах нашего дачного посёлка меня озадачило.

Вторая поездка была уже длительнее – к большому кругу прибавился ещё и малый, 3-х километровый. За главенство в пелотоне стали бороться мои Львы – Рустам всё-таки уговорил отца позволить ему быть ведущим. И тут начался разлад в строю:

– А почему Рустам первый? Я тоже хочу ехать первой! – всю дорогу возмущалась Айдан. Завершая променад на узкой части дороги с поворотом, дети неожиданно переместились на левую сторону. Рустам был недоволен тем, что с его хвостика слетела резинка и длинная челка мешает ему видеть дорогу, и ещё Айдан постоянно «дышала» ему в затылок:

– Мама! Айдан все время пытается меня обогнать! Скажи ей!

– Мама! Я тоже хочу быть первой! Скажи ему!

Вдруг нам на встречу выехал красный покоцанный Жигули-07, набитый молодыми парнями. Почему-то они закричали, увидев Рустама с развевающейся гривой справа от себя. Потом они шарахнулись от Реза с обеспокоенным лицом в ковбойской шляпе слева. Все четверо парней закричали в один голос, когда вдруг опять справа появился велосипед в ядовитой леопардовой раскраске со златовласой Айдан. Я же решила остановиться и пропустить машину. Притормозив, меня почему-то качнуло и почему-то прямо на них. Из машины раздался вопль:

– А-а! Она падает на нас!!!

Я поняла, что у кого-то нервы гораздо расшатаннее, чем у меня, и что этим парням не помешает попить валерьянку. Приехав к себе на дачу, валерьянку на всякий случай выпила я сама.

На третьей прогулке мы исключили Айдан из заезда – дисквалифицировали за некомандное поведение. На четвёртой прогулке Рустам исключился сам – без Айдан ему не с кем было соревноваться. Прогулки под вечер мы с мужем сменили на прогулки утром, когда машин на дорогах поменьше. Вдвоём нам было спокойнее, оказалось, что я всё-таки страшно волновалась за детей на дороге. А своими детьми я лишний раз восхитилась – они преподали мне кучу уроков вождения, всё-таки не даром я их сажала на велосипеды ещё малышами. И главное, они хотят видеть свою маму успешной даже в управлении велосипедом. И вот вдвоём с мужем мы продолжаем удивлять встречных дачников своим променадом.

Звука стрекотания цикад нет, но по всему дачному посёлку слышны строительные работы. Это радует. Строятся красивые дома, облицовываются входные порталы, обустраивается округа. Машин в целом много, и вождение очень разное – кто-то несётся сломя голову как на пожар, а кто-то аккуратно объезжает велосипедистов. Факт прогулки на велосипедах, а не езда с целью перемещения из пункта А в пункт Б, вызывает удивление на лицах. Велосипеды на дорогах есть, но это, в основном, мальчишки с хлебом в пакетах или, судя по запыленной робе, трудяги ремонтники. Ну, а вид прогуливающейся на велосипеде женщины средних лет вызывает удивление в квадрате. Я встретила только одну женщину на велосипеде – седовласую, бродяжного вида, на трёхколёсном велосипеде с прицепом, собирающей кульки из мусорных баков.

Я, в свою очередь, тоже удивляюсь многому. Удивляют меня люди, которые едут на велосипеде и одной рукой держат сигарету. Для меня управлять одной рукой – это пилотаж высшего класса. Удивляют люди, которые гуляют с маленькими детьми по дороге. Радуют места, где заботливо посажены деревья или кусты цветов за пределами заборов. В целом из-за узости дороги, у нас мало где можно что-то посадить вдоль. Радуют наши люди, которые бросаются на помощь и поддержат добрым словом. От них узнаешь, что очень удачно упала или телефон разбился, чтобы отвести беду. Доброта незнакомых людей в момент досады и неловкости от падения, очень подбадривает. Мне нравятся наши азербайджанские традиции сказать про маленького ребёнка «Аллах сахласын!»[18 - Аллах сахласын! – Храни всевышний! (перевод с азерб. яз.)] и пожелать работающим «Йорулмаясыныз»[19 - Йорулмаясыныз – Не уставайте! (перевод с азерб. яз.)]. Мне нравится любое проявление дружелюбия и добродушия. А пока в нашем дачном посёлке нет велосипедных дорожек, я буду предельно аккуратно ездить по дорогам, удивляя и радуя прежде всего саму себя – живя настоящим, и вспоминая счастливые моменты прошлого.

…«Утро, август, велосипед, дорога»…

    Baku 12.08.2023

Магия чисел, или шафрановая лихорадка

Нармин ханум глянула на свое отражение в зеркале в полный рост. На ней было облегающее чёрное платье «карандаш» из трикотажа. Поверх платья без рукавов была зелёная льняная рубашка оверсайз[20 - Оверсайз – одежда свободного кроя (перевод с англ. яз.)] с закатанными рукавами под три четверти. На ногах были туфли лодочки из чёрного бархата на плоской подошве с перекрещенными широкими атласными чёрными лентами. Её лук[21 - Лук – продуманный до мелочей образ, который включает в себя одежду, обувь, аксессуары, причёску, маникюр, макияж (перевод с англ. яз.)] красиво дополняли аксессуары – серебристые наручные часы с чёрным ремешком и с циферблатом из голубовато-зеленого перламутра на левой руке, гармонирующие с крупным серебряным кольцом на безымянном пальце, также с перламутром и того же оттенка. На ушах были небольшие серьги кольца из белого золота и тонкая цепочка с серебряным кулоном неправильной формы с такого же голубовато-зеленого цвета перламутром. В руках у неё была чёрная кожаная сумочка средних размеров. Пристально оглядев себя с головы до ног и неспешно повернувшись перед зеркалом из стороны в сторону, она вслух посчитала количество цветов в своём облике, словно вынося самой себе модный приговор:

– Доминирующие чёрный и зелёный, и немного серебристого. Итого три цвета.

Нармин ханум всегда тщательно придерживалась трех правил в облике – не больше трех цветов в аутфите[22 - Аутфит – это комплект из одежды, обуви, аксессуаров, образующие стильный современный ансамбль (перевод с англ. яз.)], обязательный контраст двух каких-то цветов и строгое сочетание однотонных вещей, в редких случаях одна вещь могла иметь ненавязчивый узор или рисунок. Иконой стиля она себя не считала, но свой собственный стиль в одежде она несомненно имела. Несочетаемых друг с другом цветов на ней никто ещё не видел, как никто и не видел на ней смелых, экстравагантных одеяний. Себя она считала по внешним параметрам средней женщиной – милой, не красавицей и не уродиной, с хорошей фигурой, без изъянов и без совершенств, среднего роста, не высокой и не маленькой, со вкусом одетой без шика и блеска. Она подходила к шифоньеру всегда с уже принятым решением о том, что одеть. Так что, подбор одежды много времени у неё не занимал. Она без комплексов эксплуатировала одни и те же продуманные до мелочей образы, всегда помня о том, что встречают по одёжке. Но на одежде она не зацикливалась, её редко тянуло на что-то другое в стиле – в конце концов, провожают-то по уму.

– Ну все, мило и со вкусом… – тихо процитировала она классика и на этом завершила короткий осмотр своего отражения в зеркале.

Три цвета, три правила… Что Нармин ханум не делала бы, она всегда придерживалась счёта. Если ей надо было принять какое-то решение, она искала не меньше трёх причин в пользу этого решения или столько же причин против него. Если вдруг какое-то такси отказался от заказа, она уже заранее знала, что уедет на четвёртом такси – будут ещё два отказа ей или её. Если ей надо было купить что-то одному своему ребёнку, она покупала для всех троих. В разных случаях своё тяготение к тройственности она называла по-разному – «обоснованность», «закон мироздания», «симметрия», «равновесие», или просто – «магия чисел». Эта магия чисел прослеживалась во всем. Если числовые следы были неявными, то всё равно в её мозгу и душе искалась какая-нибудь закономерность. Иначе день был не особо хорошим, событие не впечатляющим, а обстановка не симметричной.

С юности Нармин ханум анализировала прошедший день, подсчитывая случившиеся события. В удачный день их должно было быть 7 за день. А в редких, особо насыщенных событиями днях, их могло быть 11 или даже 13. Она чиркала в блокноте дату и перечисляла события в столбике, используя сокращения. Годы спустя, находя такие листочки, она тщетно пыталась вспомнить тот день или хотя бы понять, что или кто стоял за сокращениями – «видела Д.», «новость от М.» или «разочарование в Э». Кто были эти Д., М. и Э. она уже не помнила, но одно радовало – количество событий соответствовало счастливому числу, значит дни были удачными. И уже не столь важно, что новость от некоего М. возможно привела к разочарованию в некоем Э.

Помимо этих заморочек, для Нармин ханум большое значение имела и форма. Эта её особенность ярко проявилась, когда проектировался и строился их семейный летний домик. Нармин ханум выдвинула архитектору три требования – в доме должно быть много солнечного света, у детей должны быть одинаковые комнаты, и комнаты должны быть квадратными. Так и построили, все помещения в доме были квадратными, и сам дом в плане состоял из двух квадратов, смещенных относительно друг друга, с окнами по всему периметру. В итоге получился необычный летний дом, состоящий из двух зданий, соединённых эркерными балконами. Со стороны дом выглядел не стандартно, и имя ему соседи тоже дали не стандартное – «баджи-гардаш»[23 - «Баджи-гардаш» – «брат-сестра» (перевод с азерб. яз.)]. Внутри дома все было декорировано в тёплых светло-бежевых и персиковых тонах, было уютно, светло и главное – симметрично.

В летнем домике любили принимать гостей, устраивать детские дни рождения и праздничные застолья для родственников и друзей. И поэтому посуды в доме было много. Каждая тарелка, бокал или вилка были частью набора из 18 предметов. Застолье именно с 18-ью участниками хозяйка дома считала средним, и с удовольствием накрывала столы и на большие застолья в 25—30 человек. Посещение посудных магазинов доставляло ей невероятную радость. Она могла подолгу разглядывать всевозможные соусницы или розетки для варенья. Её взгляд задерживался исключительно на наборах на 6 персон, покупка трех понравившихся таких наборов отвечали её потребностям и понятиям о гармонии. А вот наборы «эгоист» или комплекты на 4 персоны вызывали у Нармин ханум, мягко говоря, недоумение:

– А что делать семьям из 5 человек?! Странные наборы – ни туда, ни сюда!

Тяготение к мистической цифре 3 появлялась и в количестве блюд на столе – всех видов блюд должно было быть минимум три. Три блюда с холодным закусками, три каких нибудь салата, три горячих блюда, на десерт чего нибудь трех видов.

А перемещаясь в транспорте по дорогам и разглядывая номера проезжающих мимо машин, она особо радовалась номеру с числом 371. Тройка, семёрка, туз. Сочетание этих цифр запомнился ей с детства, когда она смотрела мрачноватый советский фильм «Пиковая дама»[24 - «Пиковая дама» – повесть А. С. Пушкина с мистическими элементами]. Германн с мелкими глазами, загадочная полутьма и серость, пугающий облик графини… Фильм тогда оставил у Нармин ханум неприятное послевкусие. А последовательность этих магических цифр ей понравилась, и запомнилась на всю жизнь. И когда ей попался номер её первого мобильного телефона с последними цифрами 371, она поняла, что это был подарок судьбы. Но при всей сложности своей натуры, Нармин ханум была приятной в общении женщиной, любящей семью, родственников, многочисленных друзей, и её любовь к простым числам, формам и симметрии оставалась в целом незаметной окружающим людям. Близкие же и любящие её люди знали об этом, но не считали это особой заморочкой…

Нармин ханум, удостоверившись в гармоничности своего облика, отошла от зеркала и вышла из своей квадратной спальни в квадратный холл, спустилась по деревянной лестнице на первый этаж и вышла во двор. Они с мужем должны были заехать к знакомым с коротким визитом вежливости. По дороге в гости она напомнила ему, что сейчас самое время купить и посадить шафрановые луковицы. Муж Нармин ханум, Бехруз бей, в свою очередь поделился своими планами зайти в парикмахерскую и напомнил о необходимости купить овощи к салату. Короткий визит вежливости оказался намного короче ожидаемого – подготовка к нему и дорога заняла больше времени, чем они пробыли в гостях. Выезжая от друзей, они направились за покупками в соседний дачный посёлок Бильгя. Был полдень солнечного безветренного августовского дня. Лето было анормально жарким, и днём лишний раз не хотелось выходить на улицу из прохлады кондиционированных помещений и салонов машин. Проезжая мимо придорожной овощной лавки, расположившейся под прорезиненным тентом, Бехруз бей остановился перед ней за покупками. Нармин ханум в надежде почувствовать ветерок, опустила стекло окна. К сожалению, никакого дуновения не было, более того её так сильно обдало жаром, что она поспешила поднять стекло. Пока стекло опускалось и поднималась до неё долетели обрывки диалога из овощной лавки. Бехруз бей в своей любимой манере активного общения спросил изнывающего от жары немолодого грузного мужчину, сидящего в дальнем углу лавки, который был толи продавцом, толи хозяином этой торговой точки:

– А-а… Эти огурцы… Они для чего годятся? Для салата подойдут?…

В ответ раздался гнусавый голос человека, которому явно было мучительно плохо в жаркой и непроветриваемой лавчонке:

– Огурцы есть огурцы, да… Что из них приготовишь, кроме салата?!…

Через несколько минут Бехруз бей вернулся в машину и, положив покупку на заднее сидение, сел за водительское место. От духоты и жары в лавке у него аж раскраснелось лицо, хотя он пробыл там недолго.