Останься со мной

Глава 5

После вчерашней встречи с Вознесенской у меня такое ощущение, что мир перевернулся с ног на голову. Раньше я ее щелкал по носу и ставил на место, а в этот раз мы будто поменялись ролями: наивный дурак-Демид и стерва-Лерочка.

Честно? Обалдел. Полвечера пришибленный ходил и думал об этом.

На ночь домой не поехал, снова остался в квартире. Мне категорически не хотелось ехать загород, потому что там суетилась Эльвира, собирая вещи на курорт. Она мне весь день слала фотографии новых купальников, парео и прочей фигни. И спрашивала: «Ну, как? Тебе нравится?»

Да никак, вашу мать! Ни-как! Мне все равно. Мысли заняты совершенно другим и меня гораздо больше волнуют ромашки от некого А, которые вчера были у Лерки. Они настолько меня цепляют, что ночью даже снятся. Будто я в тулупе на рынке торгую этими самыми ромашками. Идиот.

В общем, покупаю розы. Заказываю и отправляю с курьером. Пусть хоть на нормальные цветы посмотрит, полюбуется. А еще мне чертовски хочется перебить образ с ромашками, который отпечатался на подкорке, и заменить его на другой. Тот, где она будет с моими цветами. Поэтому снова отправляюсь к турагентству.

В этот раз я умнее. Еду к ней на служебной машине, о существовании которой Вознесенская точно не знает. И сижу на заднем сиденье, где стекла затонированы наглухо. Даже если вплотную подойдешь – не увидишь того, что происходит в салоне.

Снова наблюдаю, уже не задаваясь вопросом, зачем мне это надо.

Надо! Точка!

Сижу, жду, нетерпеливо постукивая пальцами по подлокотнику. До закрытия остается, наверное, минут десять и Лерка должна вот-вот появиться. Внутри предвкушение. Острое, с пикантными нотами. Я испытываю азарт. А еще мне интересно, догадается ли она, что я снова здесь.

Кажется, пора лечиться. Потому что стоило только Вознесенской появиться на горизонте, как у меня снова активировался режим шибанутого оленя.

Жду.

Отсчитываю секунды.

Предвкушаю.

…А потом двери открываются и на порог выходит какой-то старый хрен с пузом, а следом за ним пышная румяная женщина с МОИМ БУКЕТОМ!

У меня дыхание перебивает. Смотрю и ни черта не понимаю, что происходит.

Какого…Вашу ж…Да ёп… Слов нет. Одни междометия.

Эта рыжая…нет белобрысая зараза, отдала цветы какой-то левой тетке? Это вообще нормально?

Я на грани того, чтобы начать убивать. Еле сдерживаюсь, чтобы схватить телефон и не позвонить этому в край обнаглевшему Ежу. Впрочем, нужды в звонке нет, потому что причина моего нервного затмения тоже появляется на крыльца. Вместе со своими коллегами из турагентства.

Я наблюдаю, как все они, включая мою головную боль, забираются в машину к начальнице и уезжают.

Зашибись день.

Меня колбасит и, я понятия не имею, как с этим справиться. Эмоциональный перегруз. Снова еду на квартиру, уже совсем невежливо отмахиваясь от Эли. Запарила. Мне еще две недели с ней на одном острове сидеть.

Оказавшись дома, первым делом залезаю под ледяной душ, в надежде, что он с меня всю дурь смоет и поможет успокоиться.

Как бы не так. Все равно крутит. Перед глазами тетка эта с моими розами. Я их для Ежика выбирал! А не для какой-то…

Бесит.

Настолько, что я все-таки не выдерживаю и звоню ей.

Лера отвечает не сразу и ее голос звучит холодно и настороженно:

– Демид?

– Ну а кто еще!

Тяжкий вздох в трубке.

– Чего тебе надо?

Я не знаю, чего мне надо. Сам не понимаю. И это капец как напрягает, потому что я привык целиком и полность контролировать свою жизнь, просчитывая каждый шаг наперед.

Жизнь рядом с Леркой просчитать никогда не удавалось. Она моя аномалия. Мой Бермудский треугольник, в котором сбиваются все привычные ориентиры.

– Ничего…До меня тут дошли слухи, что мои цветы ушли какой-то тетке.

Боже, я жалок. Звоню телке, чтобы узнать, почему ей не понравился букетик. Вот не плевать ли?

Не плевать… Потому что это не телка. Это Лера, от которой у меня как и прежде едет крыша.

– Снова следил?

– Мне больше делать нечего? Просто птичка на хвосте принесла.

Я еще и вру… Докатился.

– Понятно, – недовольно протянула она.

Я слышу, как у нее льется вода из душа. И память сразу рисует ее почти голую, в моей футболке, невменяемую и растрепанную. Наверное, именно в тот момент я на нее и подсел. Или это произошло раньше, когда она мне показала средний палец?

Эх, я и олень

– Так что насчет цветов?

– Ничего. Они мне не понравились, поэтому я их передарила хорошей женщине.

– Значит, ромашки тебе нравятся, а розы нет?

– Да. Потому что ромашки были от души.

– А мои цветы значит не от души? – закипаю с каждой секундой все больше.

– Разве она у тебя имеется, Барханов? – фыркает она, – не смеши. В тебе есть встроенный калькулятор, морозильная камера и асфальтоукладчик. Так что для души места увы не остается.

– Шутница из тебя такая себе, слабенькая.

– Разве я сейчас шутила? Нет. Как и вчера, когда просила оставить меня в покое. Мне не надо ни цветов, ни твоего внимания. Просто исчезни, – произносит настолько серьезно, что у меня екает где-то под ребрами.

И пока я туплю, не зная, что сказать и как поставить ее на место, Лерка отключается. Просто берет и, не прощаясь, сбрасывает звонок.

Вот и поговорили.

Встаю с дивана и снова иду под ледяной душ.

***

На следующий день я ползу на работу, как злой, полуразложившийся зомби. Я не выспался. Полночи смотрел в потолок, а в те скудные моменты, когда все-таки удавалось заснуть, мне снились не сны, а воспоминания. Прокручивалось то, что было у нас с Леркой. Самые яркие моменты.

Только я был не участником этих воспоминаний, и видел все со стороны.

Ее, яркую, рыжую, смеющуюся над дурной шуткой. Нелепо одетую. Наглую. И себя. Вечно с кислой мордой и при полном параде. Эта парочка в моих воспоминаниях выглядела нелепо. Будто обломок вечной мерзлоты и кусочек шального солнца. Но все равно сердце заходилось от какой-то иррациональной тоски, и я просыпался. Чтобы снова пялиться в потолок.

На работе все по-прежнему. Цифры, деньги, встречи, переговоры, снова цифры, договора. Сплошная круговерть, в которой я обычно чувствую себя, как рыба в воде. Но только не сегодня. У меня давит в груди и шумит в голове. Я никак не могу вернуться в рабочее состояние. И вместо того, чтобы с головой нырнуть в бешеный океан бизнеса, я то и дело заглядываю в телефон. Проверяю нет ли сообщений от Ежика.

Мне почему-то кажется, что она должна написать. Хоть что-то. Какую-нибудь глупость. Типа, Демид, я решила избавиться от девственности второй раз и для этих целей снова выбираю тебя. Или картинку с Лениным. Или что-нибудь еще. Я хочу этого до красных чертей перед глазами. Чтобы как раньше. Хоть намек на прошлое.

Даже когда иду на обед ловлю себя на мысли, что еще издали начинаю высматривать конверт на лобовом стекле под дворниками. Его нет. И у меня снова от разочарования тянет в солнечном сплетении.

Так нельзя. Я понимаю это, но легче не становится. Наоборот, с каждой минутой настроение падает все ниже и ниже, пока не достигает самого дна.

– Ты помнишь, что сегодня прием? – спрашивает Артур, когда сталкиваемся с ним в лифте.

– Помню.

Как тут не помнить, если Эльвира с самого утра одолела звонками – где, как, чего, куда, и какого цвета у меня будет галстук. Ведь так важно, чтобы он гармонировал с ее новой сумочкой.

– Что-то не вижу радости в глазах по этому поводу.

Я бросаю кривой взгляд на брата и отворачиваюсь.

– Кто-то не в духе?

– Не в духе.

– Проблемы с Эльвирой.

– Нет.

С ней никогда не бывает проблем. Она идеальная. Всегда, во всем. Лучшая из женщин. Только кто-нибудь может объяснить, почему она меня так бесит в последние дни? Мне домой идти не хочется, потому что она там. Смотреть на нее не хочется. Разговаривать не хочется. Меня не покидает ощущение, будто я все это время притворялся, а теперь устал от маскарада и хочу просто тишины. Эта мысль угнетает.

Я не хочу думать, что все этого из-за Ежика, снова появившегося на горизонте. Потому что это конец всему, что я так долго строил.

– Расскажешь?

– Нет.

Артур поднимает руки в пораженческом жесте.

– Я сделал все, что мог.

– Вот и иди отсюда, – беззлобно огрызаюсь и выхожу из лифта, – до вечера.

Мне не хочется никуда идти. Но я, конечно же, иду. Потому что надо. Потому что работа. Потому что должен. У меня все отлично. Я на вершине, рядом со мной женщина, которая выглядит на миллион. Все, так как я хочу.

Только радости нет. И ощущения того, что живу, тоже.

На приеме все те же лица, как и прежде. Те же разговоры. Тот же изысканный фуршет. Дамы в бриллиантах, мужчины в дорогих часах. Мой круг.

Чувствую себя ленивой акулой, которая неспешно блуждает между привычных затонувших кораблей.

А потом появляется Верхов с молодой девицей. Она высокая и стройная как лань. В ярко-красном коротком платье, которое обтягивает тугую круглую задницу. Ноги от ушей. Улыбка во весь рот и глаза сияют таким неподдельным интересом, что невольно притягивает к себе внимание. Я слежу за ней взглядом, наблюдаю как она неловко перетаптывается с ноги на ногу, когда Верхов ненадолго оставляет ее одну. Как пытается найти общий язык с другими дамами, но у нее не выходит, и тогда она просто машет рукой, отходит в сторону и украдкой таскает оливки. А когда Верхов возвращается, она так искренне радуется, что у меня колет где-то в области копчика.

Нет. Я не запал на чужую незнакомую телку. Я вспоминаю свою. Ту из прошлого. Которую я не взял на такой вот прием, потому что было стыдно.

Верхову не стыдно. Он обнимает ее за талию, притягивает к себе и что-то тихо говорит на ухо, после чего девица начинает смеяться. Так громко и заразительно, что на нее оборачиваются остальные.

– Простите, – смущенно прикрывает рот ладошкой, пытаясь сдержать смех, но не выдерживает и снова прыскает, а ее кавалер как ни в чем не бывало стоит рядом и тоже улыбается, даже не думая делать ей замечание или одергивать. Наоборот, он выглядит таким счастливым и гордым, что хочется от души вмазать ему по морде.

Он беспечно отбривает всех доброжелателей и поборников морали, которые, конечно, не могли не обратить внимание на то, что девочка явно не из нашего круга.

– Я ее сюда привел для того чтобы она меня радовала, а не вас, – отмахивается он от очередного доброго совета, – так что завидуйте молча.

Не знаю, как остальные, а я действительно завидую. И вдобавок чувствую себя слабаком, потому что никогда не делал ничего чисто чтобы порадовать самого себя. Вечно какие-то рамки, правила, требования. К себе, к окружающим, ко всему к чему я прикасаюсь.

Так, наверное, правильно. Но я меня снова душит ощущение, что я теряю что-то по-настоящему важное в этой жизни.

***

И это идиотское ощущение не отпускает меня до конца вечера. Меня раздражают практически все присутствующие, кроме «своих». Хотя и свои раздражают. Потому что не могут просто заткнуться и оставить меня в покое.

– О, Дем опять заморозился, – бодро произносит Швецов.

– Отвали, – огрызаюсь, не разжимая зубов.

– Он злой сегодня, – тут же подхватывает брат.

– Он всегда злой, – как бы невзначай роняет жена Влада и тут же отводит взгляд. Дескать, а я что, я ничего. Стерва! Никогда за языком не следит.

– Сегодня особенно злой.

– И что случилось? Кто обидел бедолагу?

На горизонте появляется еще одна стерва. Слишком умная, слишком наблюдательная и слишком зубастая, чтобы ее можно было заткнуть одним взглядом. Потому что смотреть она тоже умеет. Не моргая, по-змеиному, с холодным вызовом и убийственным равнодушием. Так что у всех мужиков в радиусе пяти метров боязливо поджимаются бубенцы.

– Варвара Григорьевна, – Влад усмехается, – я бы на вашем месте близко к нему не подходил. Он не в себе. Кусается и плюется ядом.

Мартыновой, конечно, пофиг. Она только брови насмешливо поднимает:

– А так всегда бывает, когда не можешь получить то, чего хочется. Или кого…

Вот так с разбегу и по шарам. Будто точно знает, куда надо бить. В этом вся Варька. Хотел бы я знать, кто ее этому научил.

Все как по команде поворачиваются в сторону Эльвиры, которая неподалеку беседует с парочкой почтенных дам. Она чувствует наши взгляды и оборачивается. Едва заметно машет нам рукой.

– И я говорю не про эту сахарную карамельку, – с хладнокровной улыбкой Варвара салютует ей минералкой, потом оборачивается ко мне, – Совет нужен?

– Нет!

– Как скажешь, – учтиво склоняет голову, но в глазах насмешка.

Уволю к чертовой бабушке. Хотя увольнением ее не напугаешь. Ее, походу, вообще ничем не напугаешь.

Как ни странно, но от дальнейших бестактных расспросов меня спасает именно Эльвира. Она подходит к нам и все тут же затыкаются. После Варькиных слов всем становится неудобно. Артур и Влад, как-то синхронно начинают дергать галстуки. Молчаливая Вероника молчит еще сильнее. Ярослава снова включает режим: а я тут вообще ни при чем.

– Как дела? О чем говорите? – Элька не чувствует напряжения. Или делает вид, что не чувствует.

– Обсуждаем, как важно подобрать обувь по фасону и по размеру, – Варька небрежно ведет плечами, – иногда смотришь: туфли красивые, а костюмчику-то и не идут, да и натирают нещадно.

– Ну…хорошая тема, – Эльвира немного удивлена, но подстраивается, – если обувь не подходит, то весь день насмарку может пойти.

– Вот и я о том же, – Варвара расплывается в улыбке, бросает на меня цепкий, холодный взгляд, потом кивает остальным, – сейчас, прошу меня извинить. Дела.

Деловая кобра покидает нас. А разговор никак не налаживается.

– М-да, – внезапно выдает Вероника, – а туфли-то действительно не подходят.

И тоже уходит. Следом за ней отчаливает Артур. Потом и остальные.

В итоге мы остаемся с Эльвирой вдвоем.

– Все странные какие-то. Ты не находишь?

– Всем просто надоело здесь торчать, – я стою, заправив руки в карманы, и исподлобья смотрю на нее. В этот момент яростно ненавижу Мартынову, которая двумя фразами умудрилась разворошить осиное гнездо внутри меня, – пойдем?

– Вечер еще не окончен, – она немного растерянно оглядывается на остальных гостей. Сомневается.

– Хочешь остаться?

– А ты?

– Я устал.

И это чистая правда. Я так задолбался, что хочу просто лечь и уснуть. Желательно один. Но мы вместе едем домой на такси. Она смотрит на мелькающие за окном огни, а я просто откидываюсь на спинку сиденья и закрываю глаза. И не могу выкинуть из головы эти идиотские туфли.

Дома она скрывается в ванной, и я знаю, что это надолго. Пока смоет с себя весь макияж, пока всякие там маски-закваски – пройдет полчаса. Поэтому выхожу на террасу и плюхаюсь на плетеный шезлонг. Надо мной темное летнее небо, усыпанное яркими звездами, где-то в кустах таращится ночной кузнечик. А внутри тошно.

Я стягиваю через голову галстук, комкаю его в кулаке, потом не глядя отбрасываю куда-то в сторону, дергаю пуговицы на рубашке. Сразу становится чуть легче дышать, но все равно тошно.

И похоже от этой тошноты есть только одно лекарство, но оно недоступно.

Не знаю, зачем это делаю, но набираю Леркин номер. Два гудка – скидываю. Чувствую себя полнейшим кретином, потому что не могу контролировать свои дурные поступки. Меня кроет по-черному, навылет пробивает и мою хваленую выдержку, и все остальное.

«Что за звонки?» – спустя пять минут приходит холодное сообщение.

У меня екает, где-то в горле. Выдыхаю и быстро пишу ответ.

«Ошибка связи»

Просто дебил. Д-Е-Б-И-Л. Я не понимаю сам себя. Не узнаю.

«Понятно»

Вот и все. Больше ни слова. Раньше бы написала что-то из разряда «ну ты и рукожоп, товарищ Барханов» или «старость-не радость». Теперь просто скупое «понятно». Отстраненное и холодное. Ежик так резко обозначает границы, что только дурак этого не заметит. Эмоций с ее стороны ноль, отклика – тоже. Чужая.

Я сам этого хотел и добивался. Только почему-то удовлетворения ноль.

Хочется телефон об стену, но вместо этого я ухожу в спальню, и засыпаю еще до того, как Элька выбирается из душа.

Глава 6

Когда телефон в очередной раз дрожит на моем столе, я нервно подскакиваю. В панике смотрю на экран и медленно выдыхаю. Всего лишь Алексей.

Всего лишь…Никаких Серых зубастых волков.

Меня до сих пор потряхивает от вчерашнего звонка Барханова. Я уже валялась в кровати и переписывалась с тетей Ирой, насчет того, как там дела у Максеныша. Смотрела его фортки, на которых он с упоением трескал клубнику, и от умиления и грусти пускала горючую мамкину слезу. И тот Хоба! Барханов! Я аж с кровати чуть не свалилась, и по дурости начала все вкладки закрывать, будто Демид на расстоянии мог увидеть, что у меня в телефоне.

Остановилась только через пару минут. Обозвала себя не хорошими словами. Заново все открыла, потом не сдержалась и написала ему с вопросом «какого…». Оказалось ошибся.

Только что-то верилось слабо, потому что Демид не из тех, кто ошибается.

Тут же стало неуютно, и кровь как-то надсадно запульсировала по венам. Я еще раз прошлась по всем страницам в своих социальных сетях и убедилась, что они закрыты от посторонних. Это, конечно, не спасет. Если он захочет увидеть, что там, то увидит. У него ресурсов и возможностей, как у демона. Поэтому на всякий случай проверяю фотографии, нет ли где-то упоминания ребенка или беременности, или еще каких-то мелочей, способных раскрыть мой «маленький» секрет.

Пусто. Чисто. На фотографиях я либо все та же шальная девочка «оторви-и-выкини», либо деловая дама. Работа и развлечения. Больше ничего.

И все же я чувствую себя как уж на сковородке, и каждый звонок воспринимаю в штыки.

– Привет, Леш.

– Привет, как дела?

Клиентов в офисе пока нет и девочки сотрудницы тут же замолкают, прислушиваясь к моему разговору. Сороки любопытные. Всем все надо друг про друга знать и все обсудить. Я не сержусь, потому что сама такая же, мельком показываю язык – всем кроме начальницы Светланы – и вздыхаю в трубку:

– Все хорошо, работаю.

– У меня тут…внезапно…образовалось…два билета на концерт, – смущенно путаясь, начинает он, – мы бы могли завтра…может ты хочешь…Хочешь составить мне компанию?

Взрослый парень, а порой, как теленок несмышленый. Лютики, ромашки, прогулки под луной за ручку – это про него.

Мне не хочется никуда идти, потому что завтра выходной и я намеревалась провести его с максимальной пользой. Выспаться, убраться, и навести наконец порядок на своем канале. Подчистить комменты, залить новый материал, навести красоту. Но и обижать этого романтичного и не в меру робкого юношу мне неудобно, поэтому отвечаю уклончиво, оставляя поле для маневра:

– Леш, сейчас не могу сказать. Возможно, будут дела. Важные, семейные. Давай завтра созвонимся и я дам тебе точный ответ.

– Хорошо, – он как-то сник и у меня снова кольнуло между лопаток. Неудобно. Я не люблю, когда мне неудобно.

– Может и получится, – произношу ободряюще и тут же ругаю себя за мягкотелость.

Нельзя давать ложные обещания, если у человека нет шансов. Хотя…может и есть, я еще не определилась.

– Я буду ждать твоего звонка.

– Я позвоню, – изо всех сил киваю головой, – пока.

С тяжким вздохом откладываю трубку и разворачиваюсь к девочкам:

– Давайте уж, начинайте, – обреченно машу рукой.

И они тут же на перебой начинают давать советы, хвалить, ругать, и вообще поднимают такой гвалт, что я ни черта не понимаю. Кто-то хочет, чтобы я с ним пошла, кто-то не хочет, кто-то за вообще за Игната, который тоже мне постоянно названивает.

– А как же тот мужик с дорогими цветами? Почему он не звонит?

Я через силу улыбаюсь:

– Потому что это были просто цветы и ничего больше.

Если Лешку и Игната я без стеснения выставляю на всеобщее обозрение и позволяю трепать их, как угодно, то Демид – это табу. Относительно него мне не нужны ни советы, ни порицание, ни наоборот одобрение. Барханов – закрытая тема.

– Жалко. Забавный персонаж.

Ага. Обхохочешься.

Я думаю, как бы прикрыть эту тему, потому что обсуждать моих мужиков мне сегодня не интересно, но тут случается нечто непредвиденное.

Дверь открывается, и на пороге появляется Эльвира. Одновременно с этим пиликает почта на моем рабочем столе, и я как ополоумевшая набрасываюсь на клавиатуру, изображая супер-занятую. А у самой сердце где-то в районе задницы трепещет.

Что эта Вобла тут забыла?! Пусть проваливает!

Она снова меня не узнает и не слышит моих отчаянных мысленных посылов. Подходит к Светлане:

– Здравствуйте, Эльвира, – тут же подрывается хозяйка, – очень рада вас видеть. Как раз ждала вас.

Ждала? Хоть бы предупредила, я бы нашла повод свалить. Теперь бежать поздно, да и некуда. Остается только надеяться, что следом за своей благоверной не притащится и сам Демид.

Вобла чинно кивает и усаживается на стул. Спина прямая, руки на коленях. Прямо, куда деваться. Королева, мать ее. Я закипаю и начинаю давиться злостью. Ну и ревностью, куда же без нее.

– Я подготовила все документы, – Света достает фирменную папочку нашего агентства. – билеты, страховка, ваучеры.

А по почте нельзя было все это отправить? Или королева настолько королева, что считает ниже своего достоинства распечатать несколько листков?

– Памятку тоже подготовила…

Еще и памятку. Пусть в интернете смотрит, как это делают обычные туристы.

– Спасибо, – Эля забирает папку и, слегка приоткрыв ее, без особого интереса заглядывает внутрь, – я вас хотела попросить еще об одной услуге.

Я злюсь, а Светлана, наоборот, сама учтивость. Еще бы. Барханов, не моргнув глазом, вывалил за их райский отдых такую сумму, которую я и за год не зарабатываю. Конечно, его Воблу за это будут вылизывать с ног до головы и причмокивать от удовольствия.

– Сделаю все, что в моих силах.

– Я бы хотела сделать сюрприз своему мужчине.

У меня срываются пальцы, не попадаю на кнопки и вместо названия отеля отправляю клиенту какую-то лютую полуматную дичь. Тут же исправляю ошибку, извиняюсь в переписке, но успокоиться не могу. Трясет.

– В день прилета хочу…интимный ужин для нас двоих. На берегу. С музыкой, свечами и белоснежным кружевным пологом, – у Эльвиры предвкушающе поблескивают глаза, а мне хочется взять ведро, которое у нас в офисе вместо вазы, и надеть его ей на голову.

– Красиво, – Света уж рыщет в компьютере, решая проблему дорогой клиентки.

– Чтобы побережье было диким, нетронутым. Пальмы, белый песок, шум прибоя…

Ее голос становится мечтательным, и мой мозг тут же выдает картинки настолько живые, что не невозможно отвести взгляд. Я слышу шелест листвы и шорох волн, ласково облизывающих берег, чувствую свежий ветер, остающийся солью на моих губах.

– Чтобы ложе под звездным небом. И лепестки роз…

Внутренности скручивает узлом. Потому что я вижу на берегу огромную кровать. На белом шелке алеют крупные лепестки.

Вобла продолжает описывать свои романтические фантазии, а я вижу их словно наяву. Ее слова действуют на меня как гипноз. Чувствую. Задыхаюсь. Проваливаюсь все глубже.

И вот уже я не просто вижу эту кровать со стороны. Я лежу на ней и из одежды на мне лишь черное, кружевное белье, вызывающе контрастирующее и с белым шелком, и с багрянцем роз. Ветер играет моими, почему-то снова рыжими, волосами.

Я не одна. Рядом со мной мужчина.

Я пытаюсь увидеть в нем романтичного Лешу или шумного выпендрежника Игната, но моя фантазия сопротивляется. Отбрасывает этих двоих, как ненужный хлам и нагло подсовывает другого. Того, от которого размякают и колени, и мозги.

Я вижу Демида. Только его. Скольжу мысленным взором по его лицу и не могу оторваться. Все так же мысленно веду ладонями по плечам. Я помню его тело наощупь. Каждый изгиб, каждую четко слепленную под кожей мышцу. Я даже помню, как стучит его сердце, если положить руку на грудь. Тук-тук-тук. Сильно, размеренно. Завораживая и подчиняя.

Я помню вкус своего имени на его губах. Я помню его всего.

Эти воспоминания как клеймо, выжженное на душе. Не спрятаться, не скрыться. Всегда со мной.

Я хочу вынырнуть из этого дурмана. Но фантазия тянет дальше. В самую пучину. Туда, где я полностью ему принадлежу. Я уже чувствую его руки на свое коже, чувствую тяжесть мужского тела. По бедрам мурашки, и грудь становится наливной, твердеет. Плотнее сжимаю ноги, чувствуя дикую, обжигающе-сладкую пульсацию внизу живота.

Боюсь сделать вдох, потому что еще немного и он скатится в стон.

А мужчина в моих мыслях продолжает делать то, о чем стыдно говорить вслух. Как всегда доминирует, вынуждая подчиниться и забыть обо всем. Он знает, что мне надо, знает, что я люблю. Проводит по самой грани – еще миг и сорвусь в пропасть. Еще немного…