Останься со мной
Плещу себе на лицо ледяной водой, надрывно хватаю воздух ртом и все равно не могу надышаться.
В комнате меня ждет отличный парень, с которым может быть все серьезно, а я не хочу. Не здесь и не с ним. Я хочу на Мальдивы, на белый песок. К сволочному Барханову, который может одним взглядом заморозить и растоптать.
Дура. И мазохистка.
Я не выдерживаю. Не могу быть с одним, в этот момент представляя другого. Трусливо прячу взгляд, не в силах смотреть на непонимающее, разочарованное лицо Алексея, что-то вру про внезапно пришедшие критические дни и сбегаю. И рыдаю в такси всю дорогу до дома.
Я настолько жалкая и несчастная, что таксист с меня даже за проезд не берет. С сочувствием произносит «все наладится» и уезжает. А я снова реву.
Ведь наладилось уже все! Жизнь нормальная началась. С сыном, друзьями, работой и обычными хлопотами. И пояс верности после Демида не надевала. Отношения были, и не одни. И целовалась, и спала, и никогда не осечек не было.
Почему сейчас-то все сломалось? Зачем?!
Мама, к счастью, уже спит и не видит моей отекшей зареванной физиономии. Я ложусь в кровать, и вместо того, чтобы спать мочу слезами подушку. В моей фантазии все также шумит прибой и красные лепестки неспешно падают с неба. А на белоснежных простынях два сладко сплетенных тела. И сколько я ни пытаюсь представить себя рядом с Бархановым, все равно вижу его и Воблу.
Эти видения мучают, причиняя невыносимую боль.
Он звонит. Будто чувствует мое состояние и хочет насладиться моими страданиями. Я ненавижу его настолько, что едва могу говорить.
А потом… Потом выясняется, что никуда он не уехал, что он где-то рядом. Один.
И меня размазывает. Просто раскатывает тонким слоем, так что не могу пошевелиться.
Красные лепестки сгорают прямо в воздухе, разлетаясь по округе пеплом, как и вся эта отвратительная идиллическая картинка с чужими телами.
Я не понимаю, почему это для меня так важно. Наша история в прошлом, будущего у нас нет, но узнав, что он никуда не уехал, я, наконец, могу вдохнуть полной грудью, не захлебываясь от боли.
***
Весь день я нахожусь в каком-то нервно-приподнятом настроении. То хочется орать, то палец покажи – ржать начну, то просто зависаю и стеклянным взглядом таращусь в стену. Неадекватная, разобранная, дурная настолько, что хочется самой себе по щекам нахлестать, схватить за плечи и орать «очнись!».
Очнутся не получается, и чтобы хоть как-то придти в нормальное состояние, начинаю себя грузить. Все чем только могу – убираюсь, вылизывая всю квартиру от и до. Потом готовлю обед – первое, второе и компот, затем сразу ужин – что-то невообразимо сложное и муторное. Что угодно лишь бы не сидеть без дела и не думать, потому что собственные мысли чертовски напрягают.
Я ведь радуюсь, как идиотка из-за того, что он не улетел. Просто невообразимая эйфория накрывает, когда представляю, как Вобла сидит там одна на берегу, печально зарывшись в дурацкие лепестки и от злости грызет кокос. Нечищеный. Не знаю, что у них там произошло. Мне плевать. Вот только дурное сердце колотится как ненормальное, и в этот раз мне не больно. Я чувствую себя пьяной, шальной и необоснованно счастливой. Потому что причин для счастья на самом деле нет.
С чего радоваться-то?
С того, что Барханов по каким-то причинам не улетел со своей идеальной? Так, а я тут при чем? Не при чем, совершенно. Их взаимоотношения меня не касаются. Демид меня не касается. Может у него, как всегда, работа, или просто небольшая ссора или еще что?
Плевать.
Я чувствую какое-то опасное напряжение в груди. Оно мне не нравится. Хочется его перебить, пообщаться с кем-нибудь по душам.
Варианты со свиданиями откидываю сразу. Лешка теперь точно на меня обиделся, Игнат будет распускать руки и точно огребет, ибо сегодня я не настроена ни на флирт, ни на игры. Поэтому выбираю девочек.
К сожалению, наш боевой отряд уже не тот.
Ксюша вышла замуж, родила двойню и превратилась в румяную пышку в пестром халате, которая думает только о том, как накормить всех своих спиногрызов, мужа и кота. У нее все разговоры исключительно про рецепты и заготовки. А такая оторва была….
Алинка ударилась в йогу, выбрила себе полголовы и превратилась в какое-то неземное создание, озабоченное исключительно раскрытием чакр. Сплошной ЗОЖ и никаких вредных привычек.
Лена и Оксана одиноки и задвинуты на карьере.
Все-таки мне удается их собрать. Всех кроме Ксюхи. Та – отрезанный ломоть, хотя мы все равно ее любим.
И вот сидим мы в баре, вспоминаем старые добрые времена. То, как чудили в универе, как гуляли и прогуливали, как с парнями в «любовь играли» и потом хвосты по учебе подтягивали.
Весело было. Я так не ржала, уже не помню сколько. Чтобы громко, в голос, от души, не обращая внимания на недовольные взгляды посетителей за соседними столиками. Пусть смотрят. Мне все равно, я отдыхаю. Перезагружаюсь. И плевать на чужое угрюмое внимание, даже если оно настолько осязаемое, что чувствую его кожей.
Мы продолжаем смеяться, а наша загадочная возвышенная Алина отчего-то начинает хмуриться и задумчиво тереть проколотую бровь.
– Ты чего? – не выдерживает Оксана, – вид такой, будто пытаешься решить проблему вселенского масштаба. Опять к космосу не получается подключиться? Чакры закрылись?
– Ха-ха-ха, – невозмутимо выдает она и потягивает через трубочку ананасовый смузи, потом снова хмурится, – старость у меня, девочки. Жестокая и бесповоротная.
Мы переглядываемся и снова начинаем ржать. Старость. Все бы такими старыми были. Она в планке может стоять пять минут и не дрожать, как осиновый лист, на все шпагаты садится, ноги за голову умеет заправлять и вообще выглядит, как нежная, бесконечная юная эльфийка – нежная полупрозрачная кожа, огромные васильковые глаза и губы цвета сочного бордо.
– Ну, ты скажешь, – хмыкает Лена, – старость.
– Да я серьезно. Склероз у меня, – шепотом сообщает она, потом трогает свою на половину выбритую голову, – как в фильме. Здесь помню, а здесь не помню.
– Бедняга, – хихикает Оксана, – главное не забудь, где живешь. Остальное – мелочи.
– Не смешно. У меня на лица память плохая стала. Вчера на тренировке не узнала женщину, которая уже приходила и снова подсунула ей анкету новичка. Люди бывает на улице здороваются, а я понятия не имею кто это. Или, например, вон тот мужик, – расстроенно кивает куда-то нам за спину, – Лицо знакомое, точно где-то видела, а где – хоть убей не помню.
Мы с девчонками переглядываемся, хихикаем, а потом как малолетние дурочки начинаем вертеться, пытаясь незаметно посмотреть, что это за такой знакомый незнакомец. Или незнакомый знакомец…
Все любопытно. И мне тоже. Поэтому коварно усмехнувшись, я тайком бросаю взгляд через плечо…И на этом мое веселье заканчивается.
Потому что это Демид.
Он сидит за столиком у окна, задумчиво крутит в руках кофейную чашку, рассматривая ее содержимое. И словно чувствуя меня, поднимает взгляд, от которого тут же выбивает весь воздух из легких.
Я дергаюсь, будто от удара, и поспешно отворачиваюсь. Хватаюсь за минералку, делаю несколько глотков. Таких жадных и огромных, что в груди становится больно.
– Лер, – Оксана тоже переходит на шепот, – это же тот самый…
Да. Тот. Единственный и неповторимый.
– Точно! – складка на лбу у Алины разглаживается, и она облегченно выдыхает, – вспомнила. Это твой бывший властный арбузер.
Девочки снова хихикают, а мне не до смеха. Я не знаю, как он здесь оказался и давно ли сидит за тем столиком, но уверена, что это не случайность. Он здесь из-за меня. Чертов сталкер!
– Он на тебя смотрит, – шепчет Ленка, – очень-очень смотрит. Так смотрит, что даже у меня начинает подгорать и плавиться.
Да знаю я! Чувствую! Его взгляд всегда был как прикосновение. В этот раз ощущение, будто мужская ладонь зарывается в мои волосы на затылке. До мурашек.
Я не могу удержаться и снова оглядываюсь.
Он не прячется. Смотрит в открытую, но я ничего не могу прочитать на его лице и, кажется, снова начинаю задыхаться. Барханов взглядом указывает на место, напротив себя, приглашая присоединиться. Меня будто кипятком обдает. Вспыхиваю и поспешно отворачиваюсь к остальным.
Глава 9
Я слежу за ней от самого дома. Не потому, что я дебил, а просто так складывается – подъезжаю к ее двору, как раз в тот момент, когда она садится в такси.
Хотя да, дебил. Надо было просто уехать, но я не смог. Решил во что бы то ни стало с ней поговорить. В итоге поехал следом, накручивая себя мыслями о том, к кому это она на ночь глядя собралась. Уж не к любителю ли ромашек?
Как всегда, эмоции через край, аж зубы при каждом вдохе сводит. Сколько лет с Эльвирой, а не припомню, чтобы хоть немного пригорало, если она куда-то уходила. Вообще пофиг было. Может, потому что доверял ей, а может, потому что плевать.
В общем еду за Леркой до заведения с прекрасным названием «барСучья нора». Вроде не притон. Народ хоть и разномастный, но не отребье какое-нибудь: и молодняк есть, и люди постарше, музыка нормальная.
Из машины наблюдаю за тем, как Вознесенская встречается с подружками, как они целуются, обнимаются, хихикают и идут внутрь. Это еще одна возможность отступить и свалить по-тихому, не привлекая к себе внимания. И я благополучно спускаю ее в унитаз. Не могу уехать, иду за ними. Может, просто переживаю, что дурища в очередной раз найдет приключение на свою круглую задницу, а может, хочется посмотреть, чем они будут заниматься. Фиг знает. Одно я уже понимаю наверняка, что у меня клиника, и это не лечится.
Они занимают столик в углу, я – у окна. Беру кофе. Наблюдаю.
К моему приятному удивлению ни Лерка, ни ее подруги не хватаются за алкоголь. Даже странно, если вспомнить в каком состоянии я ее раньше из клубов забирал. Повзрослела что ли?
Я действительно сталкер. Вместо того, чтобы подойти, продолжаю наблюдать, и сам не замечаю, как заказываю уже пятую кружку кофе. Смотрю, как маньяк, и упиваюсь. Потому что вижу прежнюю Лерку, которая хохочет, не стесняясь, и что-то рассказывает, эмоционально размахивая руками и чуть ли не подпрыгиваю на стуле.
Живая, интересная, и пускай уже не рыжая, но все равно огненная. В ней все через край. Вся та энергия, от которой срывало мою крышу, и которую она теперь от меня прячет. Знаю, что стоит мне только нарисоваться, как она тут же закроется и станет ледяной, колючей стервой, поэтому и не подхожу. Хочу хоть со стороны посмотреть на то, чего лишился по собственному желанию.
Другие тоже обращают внимание на их компанию. Мужчины за соседним столом с интересом поглядывают на веселых девочек, кто-то даже в качестве комплимента отправляет им игристого. Я ревную и с каким-то внутренним недоумением прислушиваюсь к этому чувству – оно всегда связано только с Вознесенской. До ее появления в моей жизни, я даже не знал, что способен на ревность. Я многого до нее не знал, а потом сам от этого многого и отказался, потому что не вывозил.
Она ведь не укладывалась в те рамки и правила, к которым я привык, которые неукоснительно соблюдал сам и требовал соблюдения от других. Она вообще никуда не укладывалась, все делала наперекосяк. Зараза рыжая.
Спустя час, а то и полтора, меня все-таки замечают. Сначала странная деваха с выбритой головой смотрит на меня, по-коровьи глупо хлопая глазами, потом и остальные начинают вертеться, оглядываясь в мою сторону.
Я четко чувствую тот момент, когда Лерка меня видит. Будто электрический разряд от макушки, до копчика. Смотрит, а во взгляде ни намека на радость. Мне почти физически больно оттого, что она прячет от меня свои эмоции, себя настоящую. Дурную и веселую.
Мне ее не хватает.
И я все равно не уйду. Бесполезно. Приковало к ней намертво, еще тогда. И три года я держался, как закодированный алкаш, старательно убеждая себя, что все в прошлом, что на фиг мне не сталась эта нервотрепка, что без нее будет лучше, проще и спокойнее. Что в итоге? Вечер, барсучья нора и сердце, бьющееся где-то в гландах.
Я взглядом приглашаю ее присоединиться. Отворачивается. Бесит.
Будь на ее месте кто-нибудь другой, я бы ушел, не задумываясь. Но это Лера. Так что хрен я куда уйду. Поэтому заказываю еще один кофе.
– Демид! – она все-таки усаживается напротив меня. Во взгляде слишком явное недовольство, чтобы его можно было не заметить, – ты меня достал!
Я оглядываюсь на тот столик, за которым сидела их компания. Никого нет. Подруги разбрелись, а Лерка здесь, напротив меня. Это внушает некоторый оптимизм.
– Кофе будешь? – устало спрашиваю и готов к тому, что сейчас пошлет, но она соглашается.
– Давай.
Вознесенская какая-то взвинченная. Молчит и старается не сталкиваться со мной взглядом, а когда это все-таки происходит, поспешно отворачивается. Я, как всегда, не могу просчитать, что творится у нее в голове. Она настолько непредсказуема, что у меня никогда это не получалось.
Когда приносят кофе, Лерка тянет кружку к себе и делает несколько глотков. Молчит. Я тоже молчу, но не могу отказать себе в удовольствии рассматривать ее. Так близко. Если протянуть руку, то можно прикоснуться…и получить за это по морде.
– Как жизнь? – задаю самый нелепый вопрос на свете.
Сейчас точно пошлет.
– Хорошо. Работаю, отдыхаю. Как большая.
– Молодец.
Быстрый взгляд на меня. Отворачивается. Хмыкает. Не верит.
– Я серьезно. Ты молодец.
Она все равно мне не доверяет, держится настороженно. Но хоть не пытается сбежать, и на том спасибо.
– Почему именно в туризм пошла?
– Потому что мне нравится эта тема. У меня даже канал свой есть. Большой, между прочим, – выдает не без гордости, – и через пару лет, как накоплю денег, открою свое турагентство. Сейчас пока опыта набираюсь, в том году только универ закончила…
Лерка испуганно замолкает, будто ляпнула чего-то лишнего.
– В том? – когда мы с ней встречались, она училась на третьем курсе, значит закончить должна была раньше, – кто-то оставался на второй год?
Вознесенская тут же напрягается:
– Ну, в поза том. Подумаешь, оговорилась!
– Не пенься. Просто спрашиваю, – примирительно поднимаю руки. Мне совсем не хочется, чтобы она психанула и ушла.
***
– Так почему ты не улетел? – она не очень тактично, но совершенно по-ежиковски переводит разговор.
Мысленно делаю пометку не затрагивать тему ее учебы. Что-то там не так. Не чисто. Может хвостов нахватала и в академ вылетела, может еще чего. В любом случае, реагирует остро и бесится, а мне на фиг не надо, чтобы она бесилась. Я мира хочу.
– Я же сказал. Не захотел.
Качает головой:
– Не захотеть на Мальдивы? Это как надо пресытится, чтобы от такого отказываться?
Жму плечами. Да, я зажравшийся сукин сын, которого уже ничем не удивить, не впечатлить и не заинтересовать. Почти ничем. Сейчас вот мне очень интересно, но сижу словно истукан, опасаясь сказать лишнее слово и спугнуть. А еще мне чертовски хочется прикоснуться к ее волосам…
– Между прочим, там твоя принцесса сюрприз тебе подготовила.
– Я рад, – сарказм прорывается наружу, и Лерка его чувствует.
Замолкает на несколько секунд, потом прохладно интересуется:
– Не все так сладко в вашем сахарном королевстве?
Королевство дышит на ладан, и в этот раз я не собираюсь его реанимировать. Сидя напротив колючего, нахохлившегося Ежика, я окончательно понимаю, что наелся идеальности и жизни по правилам. Что мои попытки сохранить собственное спокойствие не стоят и выеденного яйца. Пустое. Это не та тишина, которая приносит мир в душу и наполняет счастьем. Это синтетика. Бесплодная пустыня, в которой ничего нет.
– Ты действительно хочешь обсудить мои отношения с Эльвирой?
– Нет, – морщится, будто я ей предложил чего-то гадкого, – меня не интересует ни Эльвира, ни ваши отношения. Просто хотела понять, почему не поехал.
– Не захотел. Потому что не там и не с той, – говорю, а сам в глаза ей смотрю, не отрываясь, – да и на работе проблемы.
Первую часть признания она пропускает между ушей, как нечто несущественное, а вот вариант с работой ее устраивает:
– Теперь все ясно.
Я так старательно создавал и поддерживал образ крутого босса, культивировал его в ней, требуя признания и подчинения, постоянно макал носом в ее несоответствие моему статусу, что она приняла это. И теперь она попросту не видит остального. Или не хочет видеть. Почему-то становится тошно.
– Что тебе ясно, Лер?
– Работа – это святое.
Я не знаю, что сказать, поэтому тяну к себе кружку и делаю глоток кофе. Остыл.
Молчим. Я никак не пойму, что должен говорить, и как себя вести, чтобы ее не отпугнуть. Мне привычнее брать быка за рога и продавливать любые проблемы, решая их так, как нужно мне, но интуиция подсказывает, что сейчас это бесполезно.
Лера будто чувствует, что творится у меня внутри. Читает между строк.
– Демид, – она устало вздыхает, – я никак не могу понять, чего ты от меня хочешь? С чего такое внезапное желание снова общаться? Я все такая же, как и раньше. Бестолковая, наглая, не умеющая себя вести в приличном обществе. Все так же недотягиваю до тебя.
Ни черта не такая. Повзрослела и ей теперь плевать на то дотягивает она до кого-то или нет.
– Ну почему же? Ты очень изменилась. Такая стала эффектная, деловая…
– Хватит, Демид, – устало отмахивается от моих комплиментов. – не трать время.
Она попросту прекратила мне доверять. Черт, да что ж так неприятно-то? Хотя заслуженно. Я в прошлый раз столько усилий приложил, чтобы отвадить ее, вышвырнуть из своей жизни. Размазал тонким слоем и ноги вытер, пытаясь сохранить то самое искусственное спокойствие и репутацию среди людей, до которых нет никакого дела.
По-моему, я просчитался. Ведь даже сейчас, просто сидя напротив нее, я чувствую себя более целостным и живым. Будто закостеневший панцирь трескается и ссыпается мелкими ошметками.
Она всегда была моим хаосом. Моей искрой, поджигающей изнутри.
…И я чертовски сильно хочу ее вернуть. Не прихоти ради, и не потому, что играет пресловутый инстинкт охотника. Она мне просто нужна. Вся целиком. С дурным характером, поступками на грани разумного, громким хохотом и нелепыми трусами с Ежиком.
Я понимаю это, принимаю, и внезапно успокаиваюсь. На меня опускается то самое спокойствие, за которым я все это время гнался.
Ты тормоз, Барханов! Тормоз! Клинический.
– Чего ты лыбишься? – сердито спрашивает Вознесенская, а я чувствую, как мои губы еще шире растягиваются в улыбке.
Как оказывается все просто, когда откидываешь дурацкие, никому не нужные рамки, и, наконец, признаешься самому себе в собственных слабостях.
Моя слабость – Лерка, и всегда ей была. И если в прошлый раз я этого испугался, то теперь готов идти до конца.
Наши телефоны начинают гудеть одновременно. Синхронно опускаем взгляды. На моем экране фотография Эльвиры, на ее – какого-то белобрысого хлыща.
Смотрим друг на друга. Между нами начинает искрить. Проклятые телефоны продолжают гудеть.
– Лер…
Она поднимает ладонь, жестом обрывая мою фразу и берет свой телефон.
– Я сейчас вернусь, – отходит от столика и до меня доносится ее тихое «Привет, Леш».
Демоны внутри меня тут же принимают боевую стойку. Что за хмырь? Какого черта он ей звонит? И не от него ли были те дурацкие цветы?
Я провожаю ее взглядом и внезапно натыкаюсь на неизменно потного Щеглова. Он как раз зашел в зал и теперь осматривается по сторонам, промакивая лысину платком.
Ему тут намазано что ли? Уже в который раз наши дорожки пересекаются в самых неожиданных местах и именно в тот момент, когда я с Леркой.
Как назло, он меня замечает. Поднимает руку в приветственном жесте и по кой-то фиг направляется ко мне.
И притормаживает, когда мимо него проходит Вознесенская. Хмурится, будто пытаясь вспомнить, где ее видел. И вспоминает. Складки на его потном лбу разглаживаются, и в глазах загорается удивленное узнавание. Он даже оборачивается, чтобы посмотреть ей вслед, но Лерка слишком занята телефоном, чтобы обращать внимание на всяких толстых потных хмырей.
***
– Каким судьбами, Демид Сергеевич, – протягивает мне руку. Жму.
Рукопожатие у него слабое и потное, а ладонь мягкая, неприятная. Впрочем, как и он сам.
Я ничего не отвечаю, и он сам продолжает:
– Отдых после тяжёлого дня?
– Он самый.
– Говорят, у вас там все плохо, – кивает куда-то себе за плечо, но ясно, что имеет в виду обвал на объекте.
– Уже все уладили. Дальше просто работаем и выполняем свои обязательства.
– Твои юристы волшебники.
– Других не держим.
Это разговор ни о чем, просто дань вежливости. Я жду, что он что-то ляпнет по поводу Вознесенской, но Аркадий Дмитриевич этой темы не касается. Его больше интересует довольно молодая девка за соседним столиком, но он так усердно делает вид, что не замечает ее, что это даже смешно. Семьянин недоделанный.
Не зная, что еще сказать, Щеглов желает мне хорошего вечера и поспешно уходит, а спустя пять минут следом за ним цокает копытами и девчонка.
А Лерки все нет, и я начинаю подозревать, что она попросту сбежала.
Надеюсь, не к этому смертнику Леше. Надо его найти и поговорить по душам. Если не дурак, то поймет, чем ему грозят такие звонки. Черт, я становлюсь маньяком.
Подзываю первую попавшуюся официантку, сую ей крупную купюру, которой хватит чтобы оплатить пять ведер того пойла, которое они называют здесь кофе, и выскакиваю на улицу.
Уже ночь. Небо темное, затянуто хмурыми облаками, через которые ни одна звезда не пробивается. Ладно хоть фонари горят, так что всю улицу просмотреть можно.
Вознесенская сидит чуть поодаль на лавке. Упирается руками в сиденье и, чуть склонившись вперед, качает ногами, рассматривая свою собственную обувь.
Зараза. У меня аж внутри все сжимается. То ли от злости, то ли от облегчения.
– Почему ты здесь? – получается требовательно. Но иначе не могу. При любом раскладе сахарным мальчиком я не стану.
Она перестает трясти ногами, поднимает на меня серьезный, какой-то слишком взрослый взгляд и произносит:
– Жду такси.
– По-твоему, нормально вот так сбежать? – сажусь рядом, развязываю галстук, потом и вовсе стягиваю его и бросаю в мусорное ведро. В последнее время они меня бесят. Как в строгом ошейнике, мать его.
– Хороший был галстук, – скупо замечает она и отворачивается.
– Лер, давай не будем делать вид, что ничего не происходит.
– А что происходит, Демид? Объясни мне, потому что я не понимаю. Мы расстались. Я приняла твою позицию. Пережила, привыкла. Теперь у меня своя жизнь, в которую я больше не хочу тебя пускать.
Она говорит это так тихо и так уверенно, что у меня сводит зубы. Девочка научилась быть твердой.
– Поэтому не надо, Дем.
– Чего не надо?
– Ничего. Вообще. Я усвоила прошлый урок, поняла и про разный уровень, и про то, как и где нужно себя вести. Не надо мне снова об этом напоминать. Мне это не нужно. Я хочу просто жить. Общаться с друзьями, с близкими, с теми, кто принимает меня такой, какая я есть и не пытается посадить на цепь.
– С Лешей? – внезапно выдаю я, хотя и не собирался.
– И с ним в том числе, – Лера немного морщит нос, – а может и не с ним…но не с тобой точно.
Очень тяжело общаться с человеком, который тебе совершенно не доверяет. И крыть нечем. И винить не за что, потому что в прошлый раз я хорошо постарался. Научил, воспитал.
– Как там твоя ненаглядная? – спрашивает, пытаясь сделать вид, что все равно. Но я ей тоже не верю. Смотрю на сцепленные до побелевших пальцев руки, на то, как нервно она пружинит ногами, как елозит на сиденье, неосознанно отодвигаясь от меня подальше.
– Не знаю. Я не ответил, – опережая ее вопрос, добавляю, – не захотел.
Снова внимательный взгляд.
– Меня ты так же игнорировал? Просто не захотел и все?
– Лер, – начинаю говорить и замолкаю, потому что красноречие изменяет. Я и так-то не слишком болтливый, а тут под ее пытливым взглядом и вовсе язык примерзает к небу. Это вам не бизнес, где все четко, и не договорные удобные отношения, в которых тоже все работает, как часы. Это Ежик. Шальной и обиженный.
– Она хоть заслужила это?
Не заслужила. Элька старалась, за нас двоих, изо всех сил. И до недавнего времени, я думал, что этого достаточно. Увы, нет.
Лера все понимает без слов и сокрушенно качает головой.
– Все ясно с тобой, Демид. Прости мне пора.
К нам подъезжает такси, но я не могу ее отпустить. Просто не могу и все. Беру за руку и тяну за собой.
– Дем, ты чего?
– Я сам тебя отвезу.
– Но такси…неудобно
Сую деньги водителю, и тот с довольной мордой уезжает.
– Все удобно. Идем.
Она почему-то не спорит. Грустно повесив голову, идет рядом со мной, пинает камушек. Меня не покидает ощущение, будто она пытается натянуть на себя рубище и стать незаметной. Весь ее смиренный вид будто кричит: здесь нет ничего интересного, проходи мимо и не оглядывайся.