– Через несколько часов мы будем проплывать мимо Поккелита, – говорил лодочник. – Я много раз плавал в этом направлении, но не перестаю восхищаться его плантациями.
– Поккелит?! – восторженно переспросил Джеймс. – Мы увидим плантации иссильты?
– Я говорю не об иссильте, – ответил ему Меккеб. – Нам откроется вид на цветы сакальдези, из которых эвеллимы шьют себе одежду. Эти цветы невероятны, один его бутон больше всей нашей лодки.
– Потрясающе! – ликовал Джеймс.
Время длилось невероятно долго, и никто не произносил ни слова: Деккельти с Эманэ ничего не рассказывали, Меккеб не спешил знакомиться с новичками (впрочем, он и не имел обыкновения первым завязывать разговор), даже Джеймс, который, наверное, не прочь был бы рассказать всю историю Эвени Лумм с самого появления Стены, молчал. К красивым пейзажам Саймон уже привык, поэтому они тянулись для него однообразной чередой, к тому же большую часть пути они проплывали места, густо поросшие деревьями, сквозь которые было трудно что-либо рассмотреть. Солнце между тем начало припекать, и становилось жарко.
– Дурацкая жара! – прервал всеобщее молчание недовольный голос Рика.
– Вам-то жарко, а нам хоть бы что! – протянул Деккельти.
– Почему это? – спросил его Саймон.
– Лепестки сакальдези, из которых сшита наша одежда, обладают удивительным свойством, – отвечал тот. – Если на улице жарко, то они сохраняют прохладу, даже сами будто бы остужают тебя, а в холод, наоборот, становятся такими теплыми и согревают.
– Я слышал ещё, – говорил Джеймс, – Что они хоть и тонкие, как всякие лепестки, но невероятно прочные, настолько, что руками их порвать невозможно.
– А почему здесь никто не ходит в обыкновенных одеждах? – вступила в общий разговор Джессика.
– Ну, во-первых, из-за удобства, – объяснял Деккельти. – Я уже сказал о неоценимых свойствах этого растения. А во-вторых, традиции, куда от них денешься! На церемонии становления волшебника вас проведут в огромный зал, полностью уставленный полками и шкафчиками с эвеллимской одеждой. В этом зале сам Намолинделис даст вам одежду, опираясь на ваши предпочтения и размер, а старую одежду заберёт на хранение. Таким образом ты становишься эвеллимом не только внутренне, но и внешне.
– А зачем хранят старую одежду? – спросил Саймон.
– Честно говоря, я не знаю, – ответил ему Деккельти.
– Сколько же у вас ритуалов! – подхватил мужчина, которого звали Ллойд.
– А как здесь зарабатывают деньги? – тоже решила поучаствовать в беседе девочка Сьюзен.
– Как и везде, – отвечал Эманэ. – У каждого своя работа. Вот, например, мы с Деккельти в начале лета работаем проводниками, а в остальное время занимаемся картами, книгами, изучаем историю, древние вещи и…
– В общем занимаемся всякой ерундой в архивах дворца Месгарела, – закончил за него Деккельти. – Всю старую рухлядь с самого сотворения Эвени Лумм поместили туда, а мы разбирайся в ней, как хотим!
– Это не ерунда, Дек! – возмутился Эманэ. – Я считаю, что это очень интересная и почётная работа! Не забывай, что мы на доверии самого Верховного короля и Намолинделиса!
– Ладно, пусть будет почётная работа, – согласился Деккельти. – Кстати о деньгах. В Эвени Лумм вот такие монетки, – он вынул из кармана небольшую серебряную монету, на одной стороне которой была изображена десятка, а на другой – символ Эвени Лумм, представлявший собой замысловатые закорючки. – Такие монеты называются субблины. Это – десять субблинов. Такие деньги используются во всех королевствах, что принято специальным законом об общей валюте. Вообще здесь система такая: существует семнадцать королевств, и с самого начала их было семнадцать, и никто не смеет и не смел захватывать или завоёвывать чужие территории, потому что карту Авельгира переиначить нельзя. В каждом королевстве правит свой король или королева, но над всеми ними стоит один Верховный правитель, и его воле покоряются шестнадцать, а семнадцатый он сам, и правит он Месгарелом.
– И поэтому Месгарел – сердце Эвени Лумм, и работать в архивах его дворца очень здорово! – с нажимом произнёс Эманэ.
– Здорово, здорово, – отвечал ему Деккельти.
– А что делают с церемонией те, кто родился в Эвени Лумм? – спросил Саймон, любопытство которого начало разыгрываться; этот вопрос как-то внезапно озадачил его. – И что делать, если ребёнок родился не волшебником?
– Ну, такого не случалось, чтобы у магов родился обыкновенный ребёнок, – говорил Эманэ. – А так родители ждут, когда их ребёнок узнает, что у него за сила, и сами идут с ним на церемонию становления волшебником, как и все, в начале лета, а именно – седьмого июня.
– А если кто-то узнает о силе только в конце июня? Или на следующий день после церемонии, что тогда? – спросила Джессика.
– Придётся ждать целый год, – ответил Деккельти.
– Простите, что прерываю вас, но на это стоит взглянуть! – объявил Меккеб, показывая рукой на восток.
Зрелище было непередаваемое. Огромные, невероятно огромные цветы всех существующих в мире оттенков росли у самого берега, что с лодки их гигантские лепестки можно было достать рукой, и уходили этим необъятным бурным потоком далеко за горизонт, и, казалось, нет конца этому цветочному океану. В этот момент все почувствовали себя крохотными человечками, проплывающими по узенькому ручью на малюсенькой щепке, но не на большой лодке по великой реке Уле Абб.
Ещё около получаса длилось это невыразимое наслаждение плантациями Поккелита, и никто не мог и не смел произносить ни слова за всё время любования цветами сакальдези. Уже вечерело, и Солнце набирало тёплые краски, чтобы оканчивать этот день, придавая своими мягкими лучами всей этой картине ещё больше завораживающей красоты. И даже когда плантации сакальдези остались далеко позади, всеобщее молчание продолжалось достаточно долго.
– Это невероятно, – наконец, вполголоса произнёс Джеймс. – Просто невероятно.
– Дальше с реки нам будут видны только окраины леса Горбени Фан – предлесья королевства Окс, – сказал Меккеб. – К болоту мы прибудем лишь наутро.
Мысль о том, что всю ночь придётся провести в немилосердно качающейся лодке, была не слишком приятной, но, учитывая то, что последнее время Саймону и без того с трудом удавалось заснуть, эта мысль не возбудила в нём ни одного чувства.
Прошло ещё два-три часа в тишине, хотя некоторые и пытались разговорить Деккельти с Эманэ, но те отвечали сухо и кратко, давая понять, что сейчас они не настроены на беседы. Саймон вообще с трудом себе представлял, каково это каждый раз повторять новичкам одно и тоже и по несколько раз из года в год, всегда утолять ненасытные умы, вроде него.
Солнце налилось огромной оранжевой сферой и вскоре, незаметно для всех, исчезло с неба, уступив своё место Луне и ночи. Цветов калмэя здесь почти не росло, однако кое-где всё же выглядывали эти шарики, мерцающие в темноте.
Деккельти достал из своей сумки тамигль, прикреплённый к какому-то замысловатому сооружению, делавшего из него натуральную настольную лампу. Казалось, от него даже исходило слабое тепло, поэтому все, кроме Меккеба, который с самого утра без устали работал вёслами, уселись вокруг цветка, точно у костра.
– Мы плывём по течению, Меккеб, тебе стоит передохнуть, – сказал Эманэ. – Садись к нам.
– Ну хорошо, – согласился тот, не заставляя себя уговаривать, и тоже занял место поближе к свету.
– Может Деккельти с Эманэ или Меккеб нам что-нибудь расскажут? – попросил Джеймс. – Я смотрю, никто не собирается ложиться спать.
Все согласно закивали головами, даже Рику, хоть тот и не показывал виду, было интересно послушать. Будущие эвеллимы стали уговаривать их рассказать какую-нибудь занимательную историю, потому что ночью, плывя на лодке рядом с лесом при свете Луны, звёзд и тамигля, безусловно просыпается где-то в глубинах души то завораживающее чувство, то сказочное настроение, которое в ночной тишине заставляет нас мечтать о далёких краях или волшебном мире. Но если ты находишься в таком мире, то слушать его истории оказывается в десять раз интереснее, а если от самих участников этих историй – то во все сто.
– Из меня рассказчик никакой, – отрезал Меккеб. – Пусть лучше Деккельти с Эманэ, у них в этом и опыт большой.
– В том-то и дело, что от этого опыта уже язык отсох! – рассмеялся Деккельти. – Нет, уж лучше ты. Даже мы мало чего о тебе знаем, пусть и знакомы уже много лет: уж больно ты молчаливый.
ХОЛОДНАЯ ИСТОРИЯ
– Ладно, хоть я этого и не люблю, – сказал Меккеб. – Я родился здесь, в Эвени Лумм, в королевстве Субени Раеб. Оно находится на замёрзшем озере, с которого никогда не сходит лед, и поэтому его жители смело строят на нём свои дома. Субени Раеб полностью огорожен горным хребтом, переход через которые – дело нелёгкое, да и опасное. О родине моей довольно.
Я очень долго не мог понять своей волшебной силы, думал, что и нет у меня её совсем. Рос обычным мальчиком, который никогда не покидал пределы не только своего королевства, своего города, но и ближайших окрестностей улицы, на которой жил. Это происходило, потому что родители, хоть и любили меня, но стыдились, что сила моя так долго не обнаруживается, даже почти перестали верить в меня. Но ещё верили.
Однажды я проснулся ещё засветло, дёрнул тычинку тамигля (мы знаем, тамигль – неприхотливый цветок, поэтому растёт и на наших холодных землях), но от моего прикосновения цветок покрылся ледяным инеем. Я почувствовал эту силу внезапно, хоть она и жила во мне с рождения, но тем холодным утром холод расцвёл и во мне. Я понял, что эта стихия всегда была моим спутником, но в тот день она стала со мной одним целым. Я стал бездумно, точно в бреду, прикасаться ко всем окружавшим меня вещам, и они замерзали. Но, обретя дар, я не смог больше дотронуться ни до чего, чтобы оно не покрылось льдом. Тогда мне стало страшно; я хотел победить этот холод, победить себя, я боролся, я злился и неделями не выходил из своей комнаты, что даже родители не были рады обретённой мною магии, и все отвернулись от меня. Но холод нельзя победить холодом.
Вскоре настало лето, хотя ни в Субени Раеб, ни в моей душе пейзаж не меняется никогда, но это значило, что мне пора отправляться на церемонию становления волшебником. Я шёл один через горы и не чувствовал их сурового холода, потому что я сам был этим холодом. Я добирался до Месгарела, стараясь не задеть ни цветочка, ни травинки своей рукой. Это было самое первое путешествие в моей жизни, я впервые увидел землю, не покрытую снегом, а видел цветущие луга, сочную траву. Но ко всему я был холоден и равнодушен.
Я хотел встретить Намолинделиса, хотел спросить, что мне делать. Он и сказал мне те самые слова: «Холод нельзя победить холодом». Только и всего. Но сейчас я понимаю их смысл, понимаю и то, что лучшего сказать тогда было нельзя.
Но в те дни я не понимал этого и снова впал в грусть и отчаяние, и душа моя окончательно заледенела. Я не помню, сколько прошло тогда времени, может год, а может и несколько лет. В наш город прибыл небольшой отряд, сопровождающий принцессу Субени Раеб, Рэсту, на церемонию становления волшебником.
На то время я был уже лодочником, имел свой дом у подножия гор вдали от людских глаз. В Субени Раеб нет рек, но я сыскал короткую тропу через горы до реки Саэ. Другие по этой тропе не ходили, потому что в тех местах вечно стояла немыслимая для человеческой жизни стужа, что многие падали замертво, но не я.
В дороге, у самых гор, принцессу Рэсту настигла болезнь. И судьба привела их ко мне, они просили приюта, пока принцесса не поправится. Мне было всё равно, поэтому я согласился.
