Понять хищника

В опасных профессиях опыт и его передача – важнейшие составляющие. Я прекрасно помню урок от папы, который очень сильно врезался в мою память и в мое сознание: чем сильнее ты ударишь тигра, тем быстрее и жестче он тебе ответит. Возможно, сегодня тигр перетерпит, но запомнит эту боль и обязательно тебе ответит. Работа с животным – это прежде всего психология, в манеже с хищниками попросту нет возможности решать вопросы физической силой. Посудите сами: они мощнее нас, и их обычно в шесть раз больше, чем нас с Аскольдом. Что могут сделать два человека против хищников, каждый из которых тяжелее в два-три раза? Ничего. Если львы или тигры решат напасть, они нас запросто порвут.

Однажды так вышло – конечно, не специально, – что мы проверили этот папин совет на практике. Тигр Амур бросился рвать и душить другого тигра, мы с Аскольдом кинулись их разнимать и спасать второго. Такие ситуации в принципе очень опасны – приходится все делать на расстоянии, палками и другими предметами, чтобы тебя самого не затянули в эту кучу. И вот, как только мы их разняли, Аскольд ударил Амура палкой и, видимо, сделал ему очень больно. В таком случае ждешь, что животное придет в себя и отступит, но Амур сделал все с точностью до наоборот – мгновенно развернулся и прыгнул с барьера прямо на Аскольда!

Сегодня я вижу этот момент, как будто в замедленной съемке, совсем как в «Матрице»: летит тигр, а от него пятится мой брат. В какой-то момент Аскольд стал заваливаться назад, стараясь уйти с линии атаки, и упал примерно в центре манежа. Амур приземлился совсем рядом и уже начал сжиматься, чтобы прыгнуть на брата. Воплоти он эту задумку в жизнь – мы бы уже не спасли Аскольда, это был бы абсолютно точно летальный исход. И в этот момент я забежал между ними, встал стеной и закричал на Амура, стоя прямо перед ним. Тут уже тигр пришел в себя и засеменил на место, а я, обернувшись, увидел белого как полотно брата.

Тут также необходимо понимать несколько вещей. Амуру уже до этого было больно – наверняка он во время драки получил в ответ. Плюс он был в заведенном состоянии и накопил в себе нереализованную агрессию, не убив своего врага. И тут кто-то из-за пределов «красной пелены» делает ему больно. Помните, как в мультфильме «Мадагаскар»? Сразу видно, что создатели работали с животными и изучали их психологию, – очень многие моменты точно подметили. Например, когда лев Алекс голоден, для него лучшие друзья превращаются в ходячие бифштексы! Это «клин» – его переключило в другой режим. Но он хищник, ему такое надо прощать.

Дрессура – это прежде всего психология. Конечно, если бы тигр начал охоту на укротителя в XIX веке, по тогдашним законам его бы просто избили толпой до состояния полного повиновения и страха перед людьми. Однако эти времена давно прошли, жестокая дрессура стала историей – современное общество не принимает жестокого обращения с животными, а укротителей, которые могли физически задавить хищника, заменили мы, дрессировщики, люди, вникающие в их психологию и воздействующие на них без физического насилия. Ситуация изменилась в конце XX века – дрессура стала более тонкой и психологичной. Старые плакаты нашего папы содержат слово «укротитель», а вот в 1970–1980-х годах общество стало размышлять о методах работы с животными, сами укротители стали более профессионально подходить к своей работе.

Сейчас мы знаем, что, если хищник утвердился в своей мысли напасть, это становится проблемой на годы вперед. Амур после того случая начал смотреть на брата, как на жертву, потому что психологически победил его в тот момент – увидел, что Аскольд стал пятиться, упал и был бы практически в его власти, если бы я не вмешался. Аналогично было и с Бритни. Какой-то в целом неудачный выдался период, потому что эти нападения на брата произошли примерно в одно время. Возможно, он себя неправильно повел в какой-то момент? Это ведь очень странно: охота велась конкретно на Аскольда, а не на меня или нашего помощника Василия Васильевича. В итоге нам пришлось отдать Амура и Бритни в зоопарк.

В Эдгарде всегда видно стратега. Этот взгляд наверняка многим знаком – он может спокойно разговаривать с вами, о чем-то рассказывать, но там, на фоне, в бесшумном режиме, крутятся совсем другие механизмы и развиваются совсем не связанные с этим разговором мысли.

У него в голове все эти схемы, чертежи, случаи из жизни и список задач разом. И рассказывая о чем-то, он открывает нужный файл в голове, не завершая работу с остальными. Он концентрируется на одном, но не упускает из виду все остальное. И это завораживает.

Мы бесконечно пытаемся показать и доказать, что дрессура – это прежде всего психология. Наверное, существуют идиоты, которые считают, что чего-то можно добиться одной физической силой и жестокими методами – например, постоянно избивая животное. Это не дрессировщики, их нельзя так назвать. Это – так называемые «хозяева». Применение таких методов показывает, что человек в принципе не понимает, что такое дрессура и как она устроена: в таком случае воспитывается либо отторжение, которое приведет к жестким ответным действиям; либо животное вырастает забитым, и с ним ничего нельзя делать, ведь оно всего боится.

К тому же взрослое животное довольно сложно «забить», «погасить» – это возможно сделать один раз, и то лишь в теории. Если тридцать человек соберутся и пойдут бить взрослого тигра или льва железными прутьями, это ни к чему не приведет. Либо животное после такого станет инвалидом (а то и умрет), либо оно во время этой потасовки прыгнет в последний бросок и вдобавок заберет кого-то с собой. Это, конечно, чистая теория – на практике хищник просто физически сильнее дрессировщика, и его держит лишь психологический барьер. А вот если до хищника начинает доходить, что он сильнее, что на человека можно броситься и выйти победителем из этой ситуации, пиши пропало.

Я один раз испытал это на собственной шкуре – во время репетиции в Магнитогорске мы бросились разнимать драку между животными, я разгонял их палкой, а тигр по кличке Амур закрылся от удара, а потом прыгнул в ответ. Я видел это прыжок, бросился назад и упал на манеж из-за того, что сделал это слишком резко. И лежа на манеже, я понял, что Амур увидел во мне мишень и добычу: у него что-то щелкнуло в сознании и полностью поменялся взгляд. Тут между нами встал брат, Амура успокоили, но и потом я не раз замечал, что он смотрит на меня совсем другими глазами: у него появился азарт, он понял, что меня можно убить.

Я сказал Эдгарду, что Амура нужно сдать в зоопарк, брат не соглашался, включал «режим дрессировщика». Мы провели две репетиции, во время которых Амур продолжал выслеживать меня и подбирать удачный момент для броска. После этого я заявил брату, что тигр все равно найдет этот момент и убьет меня, но Эдгард продолжал стоять на своем. Тогда я честно и прямо сказал: «Когда он кинется меня рвать, это будет на твоей совести». Только тогда до него дошло, он не захотел терять брата.

Похожая ситуация была с Бритни. Она охотилась на других тигров, и уже тогда в ней была определенная степень неадекватности. По отношению к хищникам вообще трудно оценить адекватность: ее нужно рассматривать с точки зрения звериной адекватности и даже вовсе хищнической, если мы говорим про тигров, про львов.

Второй момент – это то, что в их системе координат, от которых они отталкиваются, убийство является нормой. И поэтому здесь нужно понимать, какую точку отсчета мы берем для того, чтобы эту адекватность оценивать. Но если все это принимать во внимание, у Бритни было поведение агрессивное, которое рождалось здесь и сейчас, и в этом была ее неадекватность. То есть она была непоследовательна. А это несло очень серьезную опасность для окружающих, потому что никогда не знаешь, что от нее ждать. То есть в ней не было предсказуемости, как в любом нормальном хищнике, когда ты знаешь, понимаешь: вот сейчас будет драка, нападение. А Бритни могла быть одинаково спокойна, одинаково агрессивна. И вот однажды она начала просто кидаться на других животных. Сначала мы решили, что это просто такая ситуация, стечение обстоятельств, вот ее переклинило, она почему-то распсиховалась и кинулась.

А потом мы вдруг поняли, что она открыла охоту.

Она начала ждать моментов, искать ситуацию, когда можно кинуться – все равно на кого. И потом мы, естественно, применяли превентивные меры, чтобы остановить ее. Окрикнуть, встать на пути у нее, размахнуться палкой, чтобы она увидела, что ты защищаешь другого зверя. В какой-то момент я увидел другую Бритни. Я увидел зверя, который задумался, а не убить ли ему меня?

И именно в этот момент внутри пробегает предательский холодок, потому что ты понимаешь: она все равно сильнее, ей нужно просто кинуться на тебя, как в фильмах ужасов, просто броситься вперед, оттолкнуться и прыгнуть. И это может быть последний момент твоей жизни. Потому что дальше ты уже ничего не сможешь предпринять, просто не успеешь. И она несколько раз повторила потом этот взгляд, и я видел, что у нее в голове демоны борются. Она думала: кидаться или не кидаться.

У нее не было (как положено всем хищникам, которые работают с дрессировщиками) мысли о том, что на дрессировщика кидаться нельзя, вообще на человека нельзя бросаться. Это первостепенное правило, которое мы пестуем в них с самого детства, для этого мы их воспитываем сызмальства, чтобы они нас воспринимали с уважением – как родителей, лидеров, хозяев, если хотите. И вот если этот барьер сломан, то всё. Ничего ты не сделаешь, она когда-нибудь кинется.

Как я уже сказал, у нас было несколько таких ситуаций, когда я видел этот взгляд. Дело было не лично во мне, а в том, что Бритни просто выбрала именно меня. У хищников в принципе есть такая фишка. Они придумывают себе мысль, а потом начинают на ней концентрироваться. Допустим, Бритни решила, что можно кинуться на конкретного тигра, и потом начинает это делать постоянно. И ничего нельзя с этим поделать, только останавливать, контролировать, но хищник все равно почти никогда не прекратит попыток, пока не осуществит задуманное. Такая вот интересная у них форма мышления.

И когда я стал замечать эти взгляды, понимать эти мысли Бритни, Эдгард этого не видел, потому что на него она так не смотрела. Она просто выбрала меня, сработала какая-то ситуация, во время которой у нее эта мысль появилась по отношению ко мне. Я рассказал об этом брату: «Эдгард, она начала на меня охотиться». Он ответил: «Да ладно, ты чего, боишься, что ли?!»

Я предложил ему не становиться маленькими мальчиками и не играть в слова и понты. «Ведь дело в том, что ты можешь этого не замечать, а я обращаю твое внимание и считаю, что нам нужно с ней заканчивать работать, потому что это закончится большой трагедией. Физически мы ее не остановим. И проблема не в том, что она плохо выдрессирована, проблема в том, что у нее что-то с головой: она просто неадекватна, как случается и с людьми. Но именно это не дает возможность изменить ее отношение к нам, перевоспитать ее таким образом, чтобы у нее эта мысль ушла. А значит, это рулетка. Мы будем с ней работать до того момента, когда потеряем бдительность, как я с той тигрицей, которая меня по лицу ударила. И она может в любую секунду кинуться, и тогда уже просто дай Бог, чтобы кто-то остался в живых».

Брат поначалу включил режим «мачо», стал брать меня «на слабо» и прочее. Я это какое-то время терпел, был очень бдителен, максимально осторожен. Он пытался меня высмеивать, подшучивать: что ты, мол, за дрессировщик! Детский сад, ей-богу! Я терпел-терпел, а потом ему жестко сказал: «Давай так. Хочешь в игры играть? Давай сыграем в игру! Когда она меня убьет, просто вспомни этот разговор. Я буду первым, и она меня обязательно убьет». И я увидел, что он задумался.

После этого мы провели еще одну репетицию, во время которой он, видимо, эту мысль обдумывал. И он заметил этот взгляд от Бритни. Увидел определенную ситуацию. Потом долго ходил растерянный, а после подошел ко мне и говорит: «Ну да, давай ее сдадим». Не захотел нести ответственность за мою смерть.

Скажем прямо: до Эдгарда все дошло в момент, когда тигрица таким взглядом посмотрела на него самого. Он проходил мимо нее, а она начала ему серьезно угрожать – любой дрессировщик знает, когда животное угрожает для вида, а когда все серьезно. С людьми ведь та же самая история: когда друзья выясняют отношения, всегда понятно, когда угроза ненастоящая, а когда перестает быть такой. Если вдруг один хватает нож и всем своим видом показывает, что готов его применить, – это совсем не то же самое, что пустые «понты».

Это всегда видно опытному глазу: если вы бывали в драках или тем более на войне, вы безошибочно определите по взгляду человека, который уже убивал. У такого человека границы стерты, ведь все деструктивные поступки, которые мы совершаем, когда выходим за рамки – например, убивая человека, – оставляют неизгладимый след на нашей психике. Так же и с хищниками – по ним всегда видно серьезность намерений.

Амур – тигр, который был воспитан еще нашим папой. Вот он и перешел нам по наследству, и мы начали работать с ним. Он всегда был хорошим тигром в плане работы, очень дисциплинированным, трюки делал хорошо. Но вот произошел тот самый случай, когда брат пятился и упал. Мне кажется, именно в тот момент, когда тигр увидел, что Аскольд «дал заднюю» и оказался в этой ситуации беспомощным, Амур и поломался в плане психологии. Он понял, что с этим-то парнем точно справится. Если я для него все еще оставался героем, авторитетом, вожаком, который смог его остановить, забежал и осадил, то Аскольд лежал у его ног фактически поверженным. И тогда Амур стал охотиться на Аскольда. Мы репетировали, и Амур через меня его выслеживал, буквально выцеливал. Делал трюк, подчинялся мне, а сам в то же время ждал, когда я уйду, чтобы просто пойти на брата. Не приведи Господь, чтобы такое произошло!

Бритни и Жанна – это две первые белые тигрицы, которые появились в нашей группе. Мы с братом мечтали о белых тиграх, папа ими грезил, и вот – мы привезли их из Германии. Купили двух тигрят, и оказалось, две родные сестры по характеру совершенно разные. Жанна, если можно так сказать, – социофоб, а Бритни – просто очень злая, причем эта злость у нее появилась уже в старшем возрасте, в юности она как-то спокойнее была, работала, а потом постепенно у нее стали появляться нехорошие мысли.

И Бритни, и Амур отличались плохим характером – им все время хотелось задираться, нужно было подраться. Если для самца это норма, то для самки это аномалия. И вдруг в какой-то момент она стала все больше и больше ненавидеть весь мир, ее начало все раздражать, и она стала срываться на своих сородичей. Одного порвала, второго – и уже выходила на работу в таком боевом настроении.

И вдруг она начала охотиться на Аскольда. По непонятной причине выбрала именно его, а не меня.

Я в первый раз в своей жизни встретил такую тигрицу, которая изначально имеет мысль кого-то убить. Она стала создавать нам с братом проблемы, стала намеренно бросаться на других животных, ей было все равно, на кого – на львов или на тигров. И когда мы убедились в том, что эта мысль у нее закрепилась, брат мне сказал: «Что-то случится». И мы ее отдали.

Потому что тут мы стояли перед выбором. Либо ее надо будет ломать физически в прямом смысле этого слова, дубасить так, чтоб она боялась одного нашего взгляда в ее сторону. Это было бы крайним проявлением жестокости. Либо придется ее покалечить – и постоянно быть готовым физически запугать, именно физически, потому что морально ты зверя не запугаешь. Он сам кого хочешь запугает. Но так как эти методы дрессуры для нас неприемлемы, я не видел в этом смысла. Мы решили отдать ее в Липецкий зоопарк.

В братьях всегда видно вожаков. На манеже с тиграми и львами они не «хозяева», не надсмотрщики, не укротители, которые выходят в клетку сражаться с хищниками и давить физически. Прежде всего они – вожаки этой стаи. Лидеры, которые знают психологию хищников и показывают, что человек может общаться с такими животными вот так – на расстоянии укуса и удара лапой.

Это видно на репетициях, на выступлениях и даже во время простого разговора один на один. Они часто говорят, что каждый тигр или лев из их группы для них прежде всего партнер. Они ругаются на провокатора Джастина, переживают за трусливого Оззи, с теплом рассказывают об очень контактном Рики. А к тигрицам относятся особенно. Пожимают плечами, когда речь заходит о Жанне, сестре Бритни. Ну что поделать, она – такая, какая есть! Зато неожиданно для всех именно Жанна стала однажды звездой телевидения – снялась в рекламе мороженого. Причем на камеру вела себя спокойно и ласково. Хотя никогда не входила в список контактных животных. А тут получилось.

Анита и вовсе всеобщая любовь. На репетициях она старается лечь поближе к людям – ей так комфортнее, она прикрывает спину от неожиданного нападения. Трудолюбивая, спокойная, понимающая, если так в принципе можно сказать о тигрице. Эдгард на одном интервью даже мягко пошутил, что ищет себе именно такую женщину, как Анита. «Если бы нашел – женился бы», – с улыбкой сказал он тогда. Было в этом что-то по-особенному трогательное.

Однако при этом братья ни на секунду не забывают, что их партнеры по работе в клетке – настоящие машины для убийства. У каждого в пасти настоящие клыки, а на мощных тяжелых лапах – длинные и острые когти. В каждом из них природой заложен инстинкт убийцы. И тут все просто: либо ты покажешь, что морально сильнее и не стоит даже соваться в драку, либо однажды тебя просто разорвут. В прямом смысле этого слова.

Драгоценный опыт, о котором я говорил ранее, – пожалуй, самая важная часть циркового искусства. Если бы каждое новое поколение переживало и испытывало все на себе, уровень смертности в цирках был бы невероятно высок. Для нас крайне важен опыт предыдущих поколений, то, что нам передают наши родители, учителя, другие артисты. Например, мой папа, Вальтер Запашный, первый дрессировщик хищных животных в нашей семье, так много раз был на грани жизни и смерти, что мне даже трудно такое представить. Он многое передавал нам с братом, постоянно учил нас, описывал различные ситуации – делился опытом.

Например, один из самых важных уроков, которые он нам преподал, заключается в том, что животному нельзя делать больно. В детском возрасте я этого не понимал: ведь если животное на меня кидается, я должен ударить его как можно сильнее.

Это в корне неверно.

Одержимые «зеленые», которые пытаются очернить цирк и заставить всех поверить, что дрессура – это обязательно насилие, не понимают одной простой вещи. Физически невозможно справиться со взрослым тигром – это хищник с целым арсеналом оружия. Если ты по глупости ударишь его, он мгновенно отреагирует, бросится на тебя и убьет, потому что он сильнее и он знает, как это делать, – в нем живет инстинкт убийства. Тебе крышка. Физическое воздействие на животных имеет ускользающе малое значение.

Дрессура – это прежде всего психология. Однако некоторые люди с пеной у рта доказывают, что дрессура – это значит бить животное палкой, ведь чем чаще и сильнее ты бьешь, тем больше животное тебя слушает. Это абсолютная чушь – мы, дрессировщики, строим свое общение с животными на абсолютно другом фундаменте. И один из кирпичиков в нем – правило, гласящее, что ты можешь ударить животное только в порядке защиты.

Передав мне эту частичку драгоценного опыта, папа предостерег меня от дальнейших глупостей. Если бы я этого не знал и не послушал его, в какой-то момент в схватке с хищником ударил бы его так, что сделал бы ситуацию опаснее во много раз. Зверя необходимо остановить психологически – нужно переключить его с мысли об охоте и убийстве, охладить его пыл и дать понять, что он не должен так делать. Это не дикая природа, мы не угрожаем его здоровью и безопасности, его территории и авторитету, ему не нужно добывать себе мясо самостоятельно. А значит, в нападении нет смысла. Дрессировщик не должен давить физически – если бы он выходил в манеж с копьями, саблями и электрошоком, это была бы не дрессура, а охота.

Мы плотно и постоянно общаемся с коллегами. Простой пример – я выложил в социальной сети ролик со случаем на манеже, когда нам пришлось разнимать драку тигра и льва прямо во время выступления. Мне сразу же стали звонить другие артисты-дрессировщики, расспрашивать об этой ситуации подробнее и делиться собственным опытом. Например, позвонил Мартин Лейси-младший, который работает с хищниками в Германии, и поведал об опасных случаях, произошедших с ним. Он нам тоже передал свой опыт – рассказал, во что может вылиться та или иная ситуация, как лучше не делать. Это абсолютно естественная реакция в нашем сообществе – мы поступаем так постоянно, получается коллективное накопление опыта (кстати, это очень важно и в обычной жизни). Например, мы с друзьями увлеклись флайбордом. Пообщались с ребятами, которые занимаются этим дольше нас, и выяснили, что те тоже учились методом проб и ошибок, а потом, когда стали вращаться в кругах специалистов, стали так же делиться опытом и перенимать уроки коллег. Когда я в какой-то момент учился делать сальто-мортале на флайборде, первым делом заработал серьезный синяк – мне в лицо прилетела водяная труба. Так я на себе в очередной раз убедился в важности опыта. Если бы не тот случай, у меня могли бы быть проблемы в дальнейшем – я бы не остановился на одном сальто-мортале, стал бы усложнять трюки и мог бы получить гораздо более серьезную травму. Здесь же я в самом начале увидел свой просчет и цену ошибки, буквально набил шишку – и получил тот самый драгоценный опыт.

Это важно для любой опасной профессии и любого опасного занятия: лучше в самом начале осознать границы допустимого. Как с детьми: мы следим, чтобы ребенок не выпал из окна, но понимаем, что иной раз ему полезно упасть побольнее и все понять самому. Учиться на чужом опыте – полезно, но не так «доходчиво».

Однако в нашем деле большую роль играет случайность. У цирковых артистов постоянно происходят всякие эксцессы, которые тоже дают полезный опыт. Например, однажды мы отрабатывали трюк, когда тигрица прыгает с одного колеса на другое, пока я раскачиваюсь между ними на проволоке. И вот тигрица в последний момент спасовала, не долетела до колеса и приземлилась прямо на меня. Мне безумно повезло, что она больше «перелетела», чем «недолетела» – приземлись она на меня передней частью тела, однозначно порвала бы передними лапами, просто желая поскорее слезть. Нельзя забывать и о том, что тогда ее голова оказалась бы слишком близко – ей могла бы прийти мысль вцепиться в меня зубами, и она бы вцепилась. А так она просто спрыгивала с меня, чтобы убежать, и всего лишь задела меня задней лапой – остался шрам на бедре.

Эта ситуация сама по себе – во многом наша с братом ошибка. Когда мы репетировали этот трюк, я видел, что тигрица часто сбивается и не прыгает как нужно, но брат настаивал. Он фактически взял меня «на слабо», и мы сделали этот нестабильный трюк. Затем в подобных случаях, когда что-то шло не так, но мы выходили победителями – я просто смотрел на него, без слов напоминая об этой ситуации с тигрицей, и он понимал, что был не прав.

Так было много раз: весь массив нашего опыта складывается из безобидных в той или иной степени ситуаций, зачастую произошедших случайно и позволяющих нам многое понять. Другой пример: у меня есть видео, где я, готовясь к прыжку верхом на льве, упал с него вперед. Я всю жизнь боялся такого падения, потому что оно с большой долей вероятности могло бы закончиться моей смертью, – и вот за всю жизнь я лишь раз упал вперед, к счастью, успев удачно спрыгнуть.

Если вы теперь спросите меня, как исполнять трюк «Прыжок верхом на льве», я в первую очередь расскажу вам обо всех ситуациях, которые происходили со мной и с моим папой, который все же делал этот прыжок со страховкой. Это десятки ситуаций из разряда «Что будет, если…», но они гораздо важнее, чем техническая сторона трюка. Технически исполнить его нетрудно – ему можно довольно быстро обучить другого исполнителя, но без необходимого опыта он погибнет на пятом или десятом прыжке.

Это можно сравнить с техникой безопасности на производстве. Когда на завод приходит новый сотрудник, ему проводят инструктаж, говорят, что можно и что нельзя делать на рабочем месте. Технически – он готов к работе, но инструктаж лучше дополнить советами мастеров и уж точно делать его под надзором с их стороны. Ведь у них есть опыт – они пережили множество ситуаций на этом производстве и могут рассказать новичку, что будет в том или ином случае. Человек ведь не машина, чтобы делать все автоматически и всегда одинаково, наступает момент, когда работник думает, что определенную операцию лучше провести другим образом.