Как всегда по утрам, вышла с корзиной, поздоровалась с соседками. Они хмуро кивнули в ответ, не переставая промывать кости сыну одной из них. Завернула за угол. Оглянулась и коротко свистнула. Гвель мне кинул сумку. Что-то слишком объемная.
– Положил теплую куртку, на всякий случай, и весь хлеб с сыром, – в щелку между неровно пригнанными досками я видела его необычно серьезные глаза.
Обязательно заберу его, когда устроюсь в городе. До остальных детей мне нет дела. Пусть ими занимается маменька.
– Спасибо, ты замечательный. Побегу, пока никто не обратил внимания.
Гвель кивнул и исчез.
Меня ждало десятичасовое путешествие в душной коробке дилижанса.
Глава 2.
Выгляжу я, как обыкновенная девушка, ищущая лучшей доли в городе. Таких приезжает десятки каждый день, на меня никто не должен обратить внимания. Была бы красотка, другое дело, таких высматривают и уговаривают на «непыльную высокооплачиваемую работу» сутенеры. А такие, как я, только в служанки и годятся.
Ночевала я на станции дилижансов, на скамейке в углу. На самую дешевую комнату мне не хватило. Пригодились одеяло и подушка, и выспалась я ничуть не хуже, чем дома. Пригладила волосы, съела кусок хлеба с сыром. Умыться и попить смогла попозже, из уличного фонтанчика. В открывшейся кассе купила карту и пошла туда, где было больше отмечено значков постоялых дворов.
Я уже позабыла, какое это счастье – просто идти по городу. Одной! Без визжащего Тима, без виснущей на шее Дины, без шкодливых и пакостных близнецов! Не надо искать кустики, чтоб дети могли пописать. Не надо искать воду, чтоб они напились, не надо оттаскивать никого за руку от витрины кондитерской, не надо поднимать валяющегося на земле Тима, требующего немедленно купить ему игрушку. Так что корзина меня ничуть не напрягала. Ее общество меня устраивало, ей же не надо писать, пить или покупать игрушки. И грязью в лоб она не залепит, и подножку не подставит.
Я счастливо щурилась на солнце и ожидания у меня были самые радужные.
Уж устроиться служанкой в таверну – самое плевое дело, как мне казалось. Ошиблась.
Те таверны, которые мне нравились, в прислуге не нуждались. А те, в которые меня соглашались взять, скорее напоминали притоны. А еще оказалось, что просто так наниматься нельзя, все, кому нужны работники, дают вакансии в бюро трудоустройства, их много по городу. И нужно встать на учет, заплатить взнос, тогда мне что-то подыщут. Я расстроилась, на такие расходы я не рассчитывала.
Веснушчатая служанка одной из таверн меня утешила и сказала, что мне придется отдать пятую часть первого жалованья. Мы еще немножко поболтали, девушка сама приехала всего три месяца назад и была очень довольна местом и жалованьем, а клиенты еще дают чаевые. У девицы были большие голубые глаза, полная аппетитная фигура с пышным бюстом и круглой попой. Не сомневаюсь, ей чаевые дают охотно. А честные девушки, как известно, стоят дороже.
– Да что вы, лея! Вакансий нет! – уже в пятом бюро трудоустройства мне отказывали. Ну, разве я виновата, что мое лицо людям не нравится? Разве в служанке лицо – главное? На руки надо смотреть! А они у меня подходящие: красные, с загрубевшей кожей, с мозолями от овощечистки и ожогами от плиты.
Я вышла из бюро и села прямо на ступеньку. Устала. Платье пропотело подмышками, на висках и верхней губе выступил пот. Надушенного платочка у меня не нашлось (странно, да?), поэтому утерлась рукавом.
– Дура деревенская! – сплюнул на мостовую типичный оборванец. Чуть помладше моего Гвеля. Полуоборотень, кошачьи глаза наглые, хитрые, сразу видно, палец в рот не клади, оттяпает по локоть.
– Почему дура? – все же решила уточнить.
– В этом районе ничего не найдешь!
А что не так с районом? Красивые дома, двух- и трехэтажные, нарядные, окрашенные в яркие цвета, разных оттенков розового, желтого, голубого. Улица оставляла очень приятное впечатление.
– Деревня, – снисходительно фыркнул паренек.
– Если по делу, то говори, а мне с тобой лясы точить некогда, – я подхватила свою корзину. – Мне еще ночлег искать, если с работой не повезет.
– Тут приличные люди живут, состоятельные. У них прислуга образованная, с рекомендациями, даже с даром есть. Кто тебя, замарашку, с улицы в дом возьмет?
– Кому надо, тот и возьмет, – не согласилась я.
Уголь носить, печи разжигать, золу выгребать, овощи чистить, птицу рубить и щипать – работа не для чистеньких горничных в кружевных наколках. Кухонная работа по большей части грязная. Я даже птичницей или скотницей работать согласна, любая корова спокойнее и добрее выводка орущих детей. И благодарнее!
– Хочешь, отведу тебя к булочнице? У нее двое малышей, и она на сносях сейчас, ей нянька точно нужна, муж-то у печи весь день. С тебя монета!
– Да ни за что! – с негодованием воскликнула я.
Стоило уезжать из дома, чтоб снова возиться с кучей малышни? Я четверых вынянчила, хватит с меня! Я готова работать от зари до ночи, шить, стирать, убирать, готовить, но хочу по ночам спать! Разве это много? Своих детей не хочу и чужие мне без надобности! На любую работу согласная, только не к детям! Сыта по горло!
– Ну и дура, – обронил мальчишка и побрел прочь, засунув руки глубоко в карманы. Сам себе агентство по найму.
Я посмотрела карту. Налево река и мост, вдоль реки набережная и красивый бульвар. Только мне не до прогулок. Да и распугивать народ своим видом не хочется, вон какие там нарядные дамы и кавалеры катаются в блестящих открытых колясках. Красивые девушки в ярких платьях щебечут и тоненько смеются, стреляя глазками в проходящих мужчин.
Маменька тоже так умеет, завлекательно и мелодично смеяться, будто звенит хрустальный колокольчик, при этом она томно поднимает голову, давая возможность полюбоваться ее лебединой шеей. Меня передернуло от воспоминаний.
Пойду-ка подальше, еще полицейский даст тумака, чтоб вид не портила.
Направо высилась громада храма. О, кажется, это то, что надо! На три ночи можно попроситься в странноприимный дом при любом храме, по крайней мере, будет крыша над головой и хоть какая-то еда. Таковы незыблемые правила храма для паломников, но кто знает, куда я иду и зачем? Может, как раз по святым местам? Место, где меня приютят и накормят, несомненно, святое! Правда, молиться и кланяться придется, но это лучше, чем стирать пеленки в холодной воде.
Я медленно побрела к храму.
Слаженный шаг подкованных сапог заставил меня пугливо обернуться и отойти подальше. Солдатам лучше не попадаться. От этого бывает урон девичьей чести и приплод. Однако это были не мужчины в серых мундирах стражников, которых я видела дома.
Это шли, печатая шаг, девушки! Высокие, отлично сложенные, в синих куртках с кожаными нагрудниками, пристегнутыми на блестящие пуговицы, в черных брюках с зеленым кантом, красиво облегающих стройные бедра, в сапогах, отражающих солнце. С короткими мечами и кинжалами у пояса, в необычных шапочках с узкими, поднятыми вверх полями и вытянутым вперед козырьком.
Нет, у нас тоже можно было увидеть девушек в брюках, нечасто, правда, им вслед смотрели неодобрительно. Маменька бы в обморок упала, увидев меня в брюках. Непотребство же! Все, что должно быть скрыто от похотливых взоров, выставлено наружу! Наемницы, бродячие магички, предсказывающие судьбу, непотребные женщины – словом, сброд. Даже крестьянки, которым было бы гораздо сподручнее на поле в брюках, и то стеснялись работать в штанах.
Но эти девушки производили впечатление настоящего военного отряда. Разве женщин берут в армию? Разинув рот, я смотрела им вслед. Какие красивые, сильные, какие уверенные в себе, как смело они смотрят! Я ощутила острую зависть и вздохнула.
– Записывайтесь в Зеленый легион! – гаркнули у меня над ухом, я отшатнулась и наступила на ногу пожилому господину. Господин охнул и обругал меня, я пристыженно извинилась. Что, в самом деле, как деревенщина какая, совсем по сторонам не смотрю?
– Записывайтесь в Зеленый легион! – закричали впереди.
Кричала девушка в такой же форме, на боку у нее была сумка, из которой она доставала листовки и раздавала встречным. – Караульная башня, в три часа дня! Отбор в Зеленый легион!
Я дотронулась до локтя какого-то мужчины и робко спросила:
– А что за легион такой?
– Старшая принцесса играет в солдатиков, – плюнул мужчина. – Разве воевать бабское дело? Легион, скажут тоже! Кучка дур ненормальных!
Я подхватила корзину, изрядно уже отбившую мне бедро, догнала девушку и протянула руку за листовкой, опасаясь, что меня поднимут на смех или прогонят. Тут же ее получила и остановилась, поставив корзину возле ног. Я просто так, из любопытства прочитаю.
О-о-о! Я чуть не застонала, увидев сумму жалованья. Трактирная подавальщица столько не получает! По нашим местам сумма просто огромная! Полное обеспечение. Обучение полгода. Зачисление в легион по результатам экзаменов. Сердце замерло в радостном предвкушении. Вот мой шанс! Главное, меня полгода будут кормить, а жалованье я буду копить, и мне хватит потом снять жилье, чтоб было куда перетащить Гвеля. Всерьез на зачисление надеяться глупо, тут таких, как я, нищих девчонок хоть пучками вяжи, по дешевке продавай. Поди, есть из кого выбрать, чтоб строй не попортить неказистой мордашкой.
Я посмотрела на оборот, там была нарисована девушка в форме, с блестящим мечом. Условие приема: начальное образование… ладно, разберемся, возраст – до двадцати пяти лет, прохожу, физическое здоровье – имеется, дар не ниже сорока пунктов. Сердце у меня упало. Не примут.
Дар у ребенка был величайшей мечтой всех мамаш в округе. Каждый год приезжали маги из столицы, проверяли поголовно всех детей, достигших десяти лет, отбирали на учебу. Столица, обучение у лучших магов, отличные перспективы, честь для семьи, из которой вышел одаренный. Девушки не засидятся в девках, даже если показали крохотный потенциал и их оставили дома, ввиду нецелесообразности обучения. Кровь же! Двадцать магелей – нижняя граница, меньше необучаемые, но у них есть шанс родить мага.
Но у меня и столько нет. Наверное. Я ни разу не попала на отбор.
Сначала была мала, бабушка не успела меня проверить, а мамаша фыркнула и сказала «нечего время зря терять». Я хотела сама сбегать, но заболели близнецы, на следующий год надо было собрать в школу Гвеля и мы не вылезали из леса, собирая лианы золотого вервия. Гвель безошибочно вынюхивал его по запаху (для меня он ничем особенным не пах), зато аптекарь платил чистым серебром за каждый хлыстик толщиной с полмизинца. Заросли в ближайшей округе мы извели начисто, но комиссию пропустили. Маменька, видя деньги, даже согласилась присмотреть за мелкими. Правда, и львиную долю денег забрала себе, якобы «на хозяйство», но мы были ученые, часть выручки спрятали, как всегда. В доме, где есть дети, всегда есть неожиданные расходы, а маменька то в загуле, то в отъезде, то страдает от потери очередного любовника.
