– Трофеи, командир! – я преданно посмотрела ей в глаза и щелкнула каблуками.
Лея Агата хмыкнула и кивнула на фургон. Мне досталось место с края, значит, еще смогу еще немного полюбоваться видами Негарама. Мешок я вручила Бертиль, она шмыгнула носом и тихонько поблагодарила.
– Не вздумайте спрыгивать на ходу, руки-ноги не высовывать! Пойдем порталами, размажет по дороге, – предупредила Агата и пошла к кучеру на облучок.
У меня глаза разгорелись. Порталы очень дороги, доступны только аристократам. Дворяне победнее, так же, как все остальные, передвигаются на лошадях или кораблями. У нас в Грамаме один парень было придумал построить повозку с парусом, проехал разок, так добрые соседи изломали его повозку, а самого прогнали.
Бертиль взвизгнула, когда повозка тронулась. Сью фыркнула, а я смотрела на широкие улицы и нарядные дома, убегающие вдаль. Все-таки красивый город! Если тут я оказалась не ко двору, может, столица примет ласковее. А главное, столица намного дальше от маменьки и соседа.
Девчонки затеяли пустяковый разговор, а я все смотрела на дорогу. Вдруг повозку встряхнуло, а дома затянулись будто радужной пленкой.
– Ах! – Сердце сделало кульбит. Все-таки страшновато было первый раз.
Бертиль стиснула зубы и закрыла глаза. А я рассматривала уже совсем другие дома, высоченные, черные, мрачные. Задрав голову, успела посчитать этажи и не поверила собственным глазам. Восемь! Целых восемь этажей! Кто же будет карабкаться на такую верхотуру? А коляску как с ребенком тащить?
Повозку снова тряхнуло. Копыта мягко застучали по проселочной дороге, а дома сменились пасторальным пейзажем: зеленые луга с пасущимися овцами, невысокие холмы и купы развесистых деревьев.
Девицы заспорили. Бертиль считала, что в столице у нас будут отличные шансы составить выгодную партию, и это немного примиряло ее с грубостью леи Агаты. Мойра утверждала, что мы, кроме полигона и казармы, и видеть ничего не будем. По крайней мере, пока длится обучение. Во дворце и вовсе любовным шашням не место, при поступлении в легион дается специальная подписка, что никаких замужеств, беременностей и родов в течение срока службы. Втрескаешься и залетишь – с позором прогонят.
– Тоди, как ты думаешь? – решила найти поддержку Бертиль.
Я пожала плечами. О Легиона я узнала вчера после обеда, о чем и сообщила спутницам. Да и в столице никогда не была.
– Ты сбежала от несчастной любви? Чтоб доказать ему, как он ошибся в тебе! – фантазии Бертиль было не занимать. Интересно, с чего такие выводы?
– Нет, просто раньше работала няней, надоело. Приехала искать работу, а меня не брали никуда, – попыталась внести ясность. – В Легионе неплохое жалованье.
Кажется, Бертиль мое объяснение не устроило. Далась ей эта любовь! Не понимаю ее восторженного придыхания.
Любовь – это когда Гвель принес мне горячего молока, когда я сильно простыла. Близняшки опрокинули на меня ведро с водой, а ветер был холодный. Такая любовь Бертиль точно не подойдет. А если она о слюнявых поцелуях, тем более непонятно, что в них хорошего. Это же отвратительно, когда чужой скользкий язык хозяйничает во рту!
Про любовь я все знаю.
Как-то я прибиралась в маменькиной спальне, когда к ней пришел наг, отец Дины. Я безумно боялась этого черно-желтого аспида, меня приводили в ужас извивы его хвоста, до сердечного спазма, до мокрых штанов. Поэтому я залезла в одежный шкаф и плотно закрыла дверки. Подглядывала в замочную скважину, выжидая, когда можно будет уйти.
Ну, в самом деле, что можно делать в спальне днем, да еще и вдвоем? Для сна ведь существует ночь. Помню тонкие ноги маменьки в кружевных чулочках. На широкой загорелой спине нага они казались особенно хрупкими и беззащитными. Сам наг рычал, прижимая к себе бедра маменьки, его мускулы бугрились, когда он резко дергал ее на себя. Потом я увидела его орудие, с двумя огромными шишковатыми выростами. Мне пришлось зажмуриться и зажимать себе рот рукой: боялась, что меня стошнит от отвращения. Как этот причиндал помещался в изящном стройном теле? Но маменька предпочитала совокупляться с нагом именно во второй ипостаси, ее глаза блестели, губы улыбались, она призывно выгибалась, сжимая свои груди и требовала еще.
Так и сомлела в душной темноте, а когда пришла в себя, спальня была пуста, и я вывалилась из шкафа, не чувствуя ног. Нет ничего более гадкого, чем любовь!
Гвель говорил, что видел мать в парковой беседке с двумя оборотнями. Спросил, чем маменька могла чавкать, наклонившись к паху одного из них? Сидела-то она в это время на коленях второго. Любовью, конечно, чем еще можно занять рот? Не помню, чем я отговорилась, сочла, что братику это знание не нужно. Гвель ходил задумчивый несколько дней. Затем, видимо, его просветили товарищи по школе. После этого я замечала несколько раз презрительный взгляд Гвеля, направленный на маменьку. А раньше он ее боготворил, даже обижался и упрекал меня, что я ее не люблю. При всем при этом у маменьки не было репутации гулящей, падшей женщины. Ее считали несчастной, невезучей, но глубоко порядочной леей. Нежной и чувствительной, тонкой и ранимой натурой. Соседи ее жалели и оправдывали, ведь она ищет сильное плечо и защиту для своих крошек. Она так обожает своих деточек! Это я слышала своими ушами от соседки, леи Стеллы. Якобы нет в городке более нежной и любящей матери. Уж не знаю, кого она любила, но только не нас. Разве что к Брюн и Ким относилась чуть получше.
Настроение испортилось. Если Бертиль мечтает про такую любовь, то мне этого счастья даром не надо! От него дети бывают, а хуже детей только болезнь и смерть.
Мы проехали еще пару портальных арок, но я уже не восхищалась, а угрюмо молчала, глядя на свои сплетенные пальцы. Полдень еще не наступил, когда впереди показались шпили столицы.
Глава 5.
Мойра оказалась права.
Миновав городские ворота, мы двинулись не по широкой аллее, ведущей ко дворцу, обсаженной вековыми липами. Наоборот, свернули и поехали по городской окраине. Неказистые домишки были точь-в-точь как у нас, я даже засомневалась на минуту, что мы в столице, но над высокими крышами виднелся полукруглый купол главного храма, да и на холме высилась громада дворца с башнями, увенчанными развевающимися флагами. Девчонки восторженно пищали.
Попаду ли я туда? Там, небось, заждались такой бродяжки, как я. Приготовили блины с вареньем. Лично король будет уговаривать съесть еще немножко. Эта мысль меня развеселила, и дальше я ехала уже не в таком мрачном настроении.
Поплутав среди запутанных улочек, подкатили к приземистому зданию, без окон, огороженному прочным каменным забором. Поверх забора высились кованые штыри. Мойра тут же указала Бертиль на них и язвительно заметила, что лоскуты от ее юбок неплохо их украсят, если она вздумает бежать. О каких юбках она говорит, если мы все сейчас в одинаковой коричневой робе? Все же яда этой девушке не занимать, не иначе, наги в роду отметились.
Кучер стукнул в ворота сложенным кнутом. Ворота открылись мягко, без скрипа, и повозка проехала внутрь.
Из караулки высыпали трое гвардейцев. Самый красивый, высокий с вьющимися каштановыми волосами легко снял лею Агату с облучка и звонко расцеловал в обе щеки.
Мы робко полезли наружу, переминаясь возле повозки.
– Агата привезла свежее мясо! – восхищенно прицокнул языком брюнет с гладкими длинными волосами, собранными в низкий хвост. Двигался он с завораживающей плавностью. Значит, оборотень, скорее всего, пантера или леопард, только у них такая плавная походка, полная скрытой мощи. Возможно, отец Гвеля был таким же, ведь на что-то повелась моя маменька, раз собрала в своей постельной коллекции всю возможную экзотику? Мойра уставилась на брюнета, будто завороженная.
– Мы не мясо, – пискнула Бертиль. – Мы рекруты.
Леопард засмеялся, показав белые зубы с острыми клыками.
– Мясо, детка, мясо! Которое надо приготовить. Отбить, посолить, натереть пряностями, – он облизнулся, – обвалять в сухарях и отжарить!
Двое других подхватили веселье.
– Не пугай девочек, Норрис, – расслабленно отмахнулась лея Агата. Гвардеец так и продолжал ее обнимать, и она не собиралась покидать его объятий. Даже голову положила ему на грудь и закрыла глаза. – Примите и распишитесь.
«Как же с подпиской», – думала я, шагая за ним. Сразу видно, что у леи Агаты с этим гвардейцем неуставные отношения, и никто и ухом не ведет. Разве что он ее брат? Я посомневалась, но решила, что нет. Не брат.
– Идите за мной, – сказал третий, самый обыкновенный на фоне красавцев. Щупловатый даже. Никакой. Русые волосы, серые глаза.
Он привел нас на склад, где мы получили постельное белье и одеяла, дополнительный комплект формы, точно такой же, но с сапогами, перчатки, шапки, ремни, плащи. Тюк получился весьма увесистый и объемный.
– Нам что, не помогут это донести? – возмущенно сказала Мойра.
Бертиль нежно улыбнулась и похлопала ресничками, рассчитывая, что кто-то из служащих склада тут же бросится помогать.
Я молча взвалила тюк на спину.
Они просто не вытаскивали детей из воды в тяжелой намокшей одежде. Ким по весне провалилась под лед, хоть ей было запрещено там кататься, Брюн кинулась ей помогать, пришлось вытаскивать сразу двух дур, все время ожидая, что я сама тоже присоединюсь к веселой компании. Брюн истошно орала и молотила руками и ногами, ломала лед, увеличивая и без того большую полынью. Пришлось зарядить ей в лоб. Хорошо, что на крики примчался Гвель и кинул веревку. Идиоток удалось вытащить, и на другой день они стали пакостить, как и раньше. «Спасибо» не сказали ни мне, ни Гвелю. И хоть бы одна чихнула!
Пока вспоминала, дошли до казармы.
– Занимайте свободные комнаты, – кивнул провожатый.
Комнаты? Не общая спальня на всех? У меня никогда не было своей комнаты, я спала с Диной, регулярно писавшейся в постель. Приходилось по три раза за ночь ее высаживать на горшок, иначе проснешься в луже. Я с энтузиазмом пошла осматриваться. Занято, занято, занято, свободно! Бухнула тюк на кровать и огляделась.
В комнате было все необходимое – узкий шкаф, кровать, стол и стул, а на стене полка. Правда, не было двери, но по мне, так это мелочи, быстрее выходить буду. Красть у меня нечего, секретов нет, значит, и дверь не нужна. В целом было похоже, что огромный зал просто разгородили перегородками на отдельные клетушки. Даже пахло хорошо, свежим деревом и лаком.
Прошлась, посчитала комнаты. Двадцать здесь и столько же наверху, свободных много, значит, к вечеру ожидается прибытие еще рекрутов. Прибывшие раньше нас девушки устраивались, стелили кровати, знакомились, перекрикивались, смеялись. Кто-то менялся комнатами, кто-то ходил, задрав нос, одна уже самозабвенно рыдала, уткнувшись в подушку. Суета и брожение.
Я нашла кладовку с ведрами, швабрами и тряпками, вымыла у себя полы, протерла мебель, ровненько заправила постель. Разложила вещи в шкафу. Красота! Никто не прибежит в криками, не вымажет грязью одежду, не порвет простыни, не опрокинет стул, не выльет суп на пол! И не подложит дохлую крысу в постель.