Вертоград

Глава 1. Пирамидальные тополя (лат. Populus pyramidalis)

Неробов встает с восходом – так и солнце приветствует гору, чьи седины оно прекрасно знает. Безжизненный пейзаж приобретает смысл. Зеркало фиксирует довольную улыбку, в телефоне крутится звонок будильника, а в голове – идея, что с внедрением искусственного интеллекта работа следователя потеряет смысл. После короткого движа, называемого физкультурой, водные процедуры с перепадом температур. На затуманенном зеркале Неробов изображает сердечко со стрелой, которое затем стер. Его опередил голос жены.

– Твоя музейщица будет довольна.

– Не моя, а сама по себе.

– А ваш роман?

– Сто лет назад, когда тебя на свете не было, – возражает Николай Ильич.

В настоящем у него Ирина, которая вышла за него в возрасте двадцать лет. Сердечко – для неё, но чего толку объяснять. Если умная, поймет, но потом. С рождением детей она приобрела житейскую мудрость, но Неробов считал, что выводы у неё интуитивные, а потому непрофессиональные. Так он и сказал.

– А ты не жужжи, – бросила Ирина.

– Я просто бреюсь, чтобы выглядеть наилучшим образом.

Взгляд Ирины прекратил скитаться по деталям гардероба, остановился и замер на лице мужа – высветился новый предмет для обсуждения.

– Ты у меня красавчик, майор юстиции.

Неробов так удивляется, что едва не сбривает брови. А ведь он матерый следак.

Жена уже приготовила овсяную кашу, которая смотрится тягостной кучкой, а резиновая сосиска сворачивается в пыхтящую кучу комбикорма. Какие алгоритмы нагенерирует такой завтрак? Не лучше ли питаться чистым электричеством? Следователь молча съел завтрак, выпил кофе и просмотрел по планшету сводку происшествий по городу, которая официально не выводилась в цифровом виде, но кто смог настроить, пользовались.

Зазвонил телефон. Для семи утра рановато. Имя из списка контактов, «музейщица», Виктория Полевая. Реакция жены последовала незамедлительно:

– Опять Вика. И перед этим секретарша. И Гришина Инна, а затем Алла Александровна. – Удивительно, что Ирина сама верила в свои страхи.

Существовало правило: когда у неё возникали догадки, обычно они срабатывали.

– Намучаешься ты с ней, – пророчила она.

– Не знаю. Возможно, нажала на номер по ошибке.

Не рискуя вызвать недовольства жены, Николай Ильич не стал перезванивать.

– Чаю.

После кофе он обычно пил чай, причем жена ему заваривала ему липу с мелиссой для иммунитета – еще с тех пор, когда он работал дознавателем в полиции, практически не бывая дома, и потом, когда перешел в прокуратуру.

– Оперативная необходимость, говоришь? – Ирина вернулась к обсуждению соперницы. –Хитрый лис.

– Ты забыла упомянуть Наташу Черноярову.

– Стажерка не считается, – отбрила она.

Неробов раздраженно похлопал по карманам, вспомнил о записке начальника. Накануне секретарша оставила на его столе, но прочитать он так и не собрался.

– Чем займешься?

– Работаю по отказным материалам. Бумажки не видела? Дубровин оставил ценные указания.

Николай Ильич приучил руководство дублировать свои просьбы письменными распоряжениями. Время непростое, и он подстраховывался.

Ирина извлекла бумажку из письменного стола. Как она туда попала, лучше не спрашивать. Неробов прочел: «Найди меня утром» и убрал ее во внутренний карман.

Дурацкая просьба. Они и так увидятся с полковником на работе. Каждое утро Неробов заходил к нему в кабинет.

Жена окинула его взглядом:

– Старый денди.

– Без «старый».

– Просто денди.

– Нет, самурай.

– Новость! Кто ещё у нас самураи? Валентин?

– Пожалуй. Еще Василий, Ираклий.

– Абросимов?

– Пока не готов.

– А музейщица кто, гейша?

– Виктория Владимировна сама по себе. Я не виноват, что у меня харизма.

– Ещё одной крали я не выдержу, так и знай, – горестно изрекла Ирина. – Взял таблетки?

Нащупав упаковку в верхнем кармане, Неробов кивнул и вышел из дома. Погода радовала, и до работы он отправился пешком. Со стороны парка тянуло тополиной смолкой, первым подарком весны. Если бы не выбранная им профессия следователя, Неробов вполне мог бы стать садоводом. Вот и сейчас он сделает крюк, чтобы выйти к центральной аллее. Семь пирамидальных деревьев, семь тихих нот, стояли ровно и едва подрагивали ветвями.

Такие тополя нигде в области больше не встречались, их привезли переселенцы с юга. Весной деревья зеленели первыми и все разом – серебряные стволы, тёмные сережки, неповторимый аромат – всё это словно уносило на юг. Ветки и веточки создавали едва слышную музыку, которую сейчас уловил Неробов. Тревожная мелодия отозвалась на сердце дурным предчувствием.

Человек в чёрном драповом пальто нагружал древесным мусором тележку, которая из-за большого веса грозила опрокинуться.

– Доброе утро, – поздоровался с садовником Неробов. –Я бы посоветовал поправить ветки. Позвольте помочь.

Цветочная пыльца вызвала у него сильнейший чих с обильным слезотечением, во время которого ему открылось кино про человеческое жилье, а потом и трупы в мельчайших подробностях. Неробов сморгнул, возвращая картину сваленных бревен. На одном из них он сидел, а над ним склонялся человек, обрезавший ветви.

– Вам нехорошо? – участливо спросил мужчина.

– Спасибо, всё прошло. Не думал, что такой салабон. Я Николай Ильич. А вы?

– Нектарий. Восстанавливаюсь после ковида. Вы ведь следователь Неробов?

Работник кутался в своё тяжелое пальто. Неробов уловил его учащенное дыхание и то, как неровно он дышал.

– А вы тоже по нашей части. Отставник? – Цепкий взгляд следователя определил военную выправку собеседника.

– Да, было дело, теперь подвизаюсь священником в монастыре. Получил благословение работать с растениями.

Нектарий взирает на мир с добротой, а вот у Неробова прищуренный взгляд, привык смотреть исподлобья, словно волк. Скрыть профессиональную хватку не удавалось.

Рядом стояла нагруженная тележка, и лёгкой ее не назовешь.

– В таком случае, возьмемся вместе.

Вдвоем они работали ладно, только священник часто останавливался перевести дух, все-таки он был не здоров. Избавленный от древесного сора пустырь преобразился: свежая трава сверкала яркими красками. Солнце струило лучи, которые ещё не стали жаркими, и Неробов подставляла им лицо, чтобы солнечный свет омыл его морщины. Ради этих сладостных минут он и любил выбираться на природу.

– Благословит вас бог, сын мой. – С этими словами Нектарий возложил руку ему на лоб.

– Да мы одного возраста.

– Так полагается. Когда на душе неспокойно, хорошо отвлечься на простую работу. Это помогает на время, но потом все равно приходится вернуться к нерешенному вопросу. Вы, наверное, по делам спешите?

– Ничего, подождут.

Взгляд священника скользнул в сторону и вверх, он поморщился – не к добру галки кружат над церковью.

Погода умиротворяющая, солнце пригревает и запахи щекочут ноздри – Неробову не хочется торопиться. Под ноги падают багровые сережки, по ним мягко идти. Неробов прикрывает глаза. И тут же раздается звонок дежурного.

– Быстро работаем. Николай Ильич. Свежий труп. Где гостиница на площади знаешь? Там опера.

– Сейчас буду, а ты собирай группу.

– На месте.

Тут он вспоминает про звонок Виктории, нажимает на быстрый набор, на том конце сразу берут трубку.

– Аллё, это ты Ильич? – Голос знакомый.

– Ты-то тут каким образом, Андрюша? Что Полевая делает на твоем участке?

– Она в гостинице, в пентхаусе. Нас придали для усиления. А ты ее курируешь? – Абросимов по горячим следам начинает сбор информации.

– Никого я не курирую. И по телефону такие опросы не ведутся.

– Верно. Приезжай, тут такая информация.

Информация поступает, но неизвестно к кому. Да и вряд ли Неробова подключат, учитывая его близкое знакомство с «музейщицей». В общем, надо действовать быстро.

– Отец Нектарий, ваш грузовичок на ходу? Подбросите меня до площади?

– С Божьей помощью мы работу выполнили, так отчего бы и не прокатиться?

Ветер усилился, и зеленые верхушки тополей клонились, ветки трещали. Амплитуда их движений нарастала – так, если бы нёсся ураган, редкий для здешних мест. Ветер обрывал со свечей красные серёжки, которые неслись навстречу своей погибели вниз и шипели, вминаясь в мокрый асфальт.

Трескуче-шипящие звуки сопровождали Неробова всю дорогу до площади, где ждала его Виктория Владимировна и неизвестный труп.

Здесь возвышался единственный в городе небоскреб, бывший банк, а после его разорения –гостиница. После разговора с Абросимовым прошла четверть часа, городок у них небольшой. На подъезде, еще на улице, Неробов попросил притормозить, не желая привлекать к себе внимание.

У входа в гостиницу установили оцепление, но он предъявляет удостоверение следователя и проходит. Сотрудников правоохранительных органов тут хватает, только и разговоров про убийство. Опера незнакомые, худые. Таких из деревни набирают – с широкими скулами, узкими глазами, кирпично-красных и очень дерзких. Их обычное занятие – разнимать мордобои. Неробов представляется и спрашивает Абросимова, того всегда вызывают на убийства.

Парень из оцепления двигает Николая Ильича локтем. Вот щенок сопливый.

– Ты кто, дядя?

– Следователь Неробов. Дайте пройти.

– Может, дадим, может, нет – как прикажут.

– У тебя вообще фляга свистит? – следователь отстраняется.

Когда в вестибюле появляется капитан Абросимов, он сразу хватает наглого гуся и выводит за наружное оцепление. Тот сопротивляется.

– Смешно, – говорит Николай Ильич.

Настроение у него портится, хотя, казалось бы, дальше некуда.

– Нет, – возражает капитан Абросимов. – Бронь номера сделана на твое имя, 1239, люкс.

Они заходят в гостиницу через дверь с надписью: «Служебный вход», которая ведет в коридор и к площадке с лифтами. Тут обстановка аскетичная. Стены выкрашены зеленой краской, никаких зеркал не предусмотрено.

– Личность установили?

– Полковник Дубровин.

– Арестовали? – спросил Неробов.

– Полевую. Сейчас ищем сообщника. Найдется, куда денется.

– Грабители?

– Людей на земле мы проверим, да только опера не верят, что разбой.

– Плотно работайте с гостиницей, – инструктировал следователь. – Там не дураки работают. Что-то они видели.

– Портье отлучался с поста. Дежурная горничная спала. Постояльцев на этаже нет.

Они садятся на лифт и едут вверх, на двенадцатом этаже их встречают работники гостиницы, которые отводят глаза. Событие неприятное, и никому не хочется быть замешанными.

– Андрюша, возьми портье и пройдись по этажу, проверьте номера. Всякие бывают обстоятельства. Ты вот что скажи, кто дело возбуждал?

– Журавлев. Его Башаров послал.

– А тот каким боком?

– Против Дубровина копал, хотел его на взятке прихватить. Тут еще спецназ обещал подъехать на задержание.

Капитан идет уверенно, он знает дорогу. У него круглое лицо, не будь которого, он бы походил на индейца – молчаливостью, устремленным взглядом и длинными волосами, которые он закалывал на затылке. Абросимов выглядел молодо и его чаще принимали за музыканта, чем за опера.

– И? – продолжает Неробов.

– Что-то не срослось. Подогнали областных оперов, они на маршруте были, быстро подъехали. Видел их внизу? Смотрят на нас волком, как на убийц.

– Пошли их работать. Пусть опрашивают.

– Не выйдет. Тут Башаров командует, он к себе это дело прибрал. Говорил, что готовил операцию с самого начала.

Постоянное упоминание имени подполковника покоробило следователя.

Если Башаров говорил, что была взятка, значит, согласовал мероприятие наверху, а без веских оснований это не выйдет. Кто мог подложил мину Дубровину?

Дверь в люкс №1239 открыта, там работает следственная бригада. Неробов остается на месте. Это чужая территория, а приглашения проходить не было.

– На месте происшествия задержана женщина, личность установлена, рядом труп мужчины, он опознан, полковник Дубровин, – объявляет эксперт.

Неробов заходит в номер. Опер, карауливший в коридоре, напомнил, чтобы он не оставлял отпечатков. Медэксперт протянул перчатки, которые следователь надел, хотя и не собирался ничего трогать. Порядок есть порядок.

Номер двухместный. В гостиной люстра, ковер, деревянные панели, на стене постер. Тело в спальне на полу. Огнестрел. Правая височная доля поражена, пуля застряла в теле. Пятно крови на полу, брызги – на стене. Следов волочения нет.

– Кто еще на выезде?

– Приезжал Башаров, но сразу ушёл после установления личности.

– Сколько выстрелов?

– Два. Причина смерти – после вскрытия, – коротко отвечают ему.

– Оружие?

– Ищем.

Всех их Неробов хорошо знает. Это ребята проверенные, сделают, как положено.

Чтобы не мешать фотосъемке, следователь заглянул в санитарный блок. На краю ванной обозначился кровавый след от ладони. Тело унесли. Узнав, что комната свободна, Николай Ильич перешел в спальню. Там стояла большая кровать и две тумбочки. Он заглянул под кровать, там лежал чемодан, к которому он не стал притрагиваться.

А вот и Абросимов с новостями, докладывает:

– Башаров встречает начальство из области. Про Маковцева что-нибудь слышал?

– Слышал, но это потом. Где Виктория Владимировна?

– Рядом, в соседнем номере.

Они устремляются по коридору. Дверь номера 1240 открыта. Виктория в спальне, лицо у нее заплаканное, но сейчас она успокоилась. Ее волосы убраны в пучок, одета она в строгий костюм – явно это не любовное свидание. На столе стакан с водой, принес кто-то из оперов, тут их хватает.

– Вика, как самочувствие?

– Ты меня знаешь, Коля, я не могла бы никого убить.

Неробов просит оставить их одних. Вряд ли Полевая тут причастна, хотя, может, что-нибудь интересное вскроется. Но это потом. Сначала он смотрит на ее руки. Смывов на пороховые газы не сделали.

– Всё, успокоилась? Теперь поговорить можем?

– Знаешь, Неробов, ты свои следовательские допросы брось. У меня душевная травма, не даю я согласия, чтобы меня опрашивали. Да и не хочу я с тобой говорить, пусть кого другого пришлют.

Сопротивление следует давить на корню. Дай ей волю, Виктория таких дров наломает.

– Рассказывай, но только коротко. У меня только пять минут, потом я уеду, и будешь ты говорить с человеком, которого пришлют. Вот ему и вешай лапшу на уши. А мне – коротко и по существу. Встреча с Дубровиным была заранее назначена?

– Неделю назад договорились за неделю на экспертизу иконы, изъятую в составе контрабанды, но точной даты не было. Вчера позвонили, назначили на семь утра, сплошная срочность и секретность. Ничего объяснять не стали, сказали место и время.

– Что за икона?

– Почитаемая в наших местах. «Моление Богородицы в цветах», была написана в 30-х годах прошлого века, хранилась в Нагорном монастыре, после разгрома которого считалась утраченной. Я видела ее на репродукциях, но вживую – ни разу. Судя по стилю письма – это она. Я звонила тебе, чтобы сообщить, но ты не брал трубку.

Неробов пытается сообразить, как все сложилось, но давать расклад не торопится.

– Почему не перезвонила?

– Меня торопили. Я вообще не хотела ехать. Но они настаивали, ссылались на тебя.

Существовали эти люди или нет в реальности, бог весть. Выясним.

– Тебя забрала машина? Опиши ее.

– Обычная, белая. Людей я видела первый раз. Какие-то чернявые, нерусские лица.

– С кем разговаривала?

– Мужчина лет сорока, моложавый. Военный. Славянская внешность. Глаза близко посаженные, немного вдавленные, глубокие глазницы. Опознать смогу.

По словам эксперта, никакой иконы на месте происшествия не обнаружено.

– Дубровин?

– А мне откуда знать? Вроде бы он. Общались только по телефону. Судя по погонам, полковник. Он в другой комнате разговаривал с тем, кто меня привел, я разговор слышала.

– Что потом не возникло никаких вопросов?

– Все быстро произошло. Дубровин с кем-то повздорил, тот ушел, хлопнул дверью, после чего полковник сказал, что экспертиза отменяется. Что-то у него не срослось. Я собиралась уходить, но тут раздались выстрелы – два, один за другим. Я решила, что сейчас и меня убьют, спряталась в шкаф. Это всё.

– Допрашивали?

– Да. Любовники ли мы с Дубовиным и чего мы не поделили? Но ты знаешь…

Николая Ильича огорчала ее болтливость: такого наговорит, что потом замучаешься объясняться.

– Молчи, Вика. Суетиться сейчас не самое время. Ни с кем не делись, не отвечай на вопросы. Анкетные данные можно. Отрицай связь с Дубовиным, не знала, не видела. Найму адвоката. Короче, буду работать.

Не хотелось обнадеживать заверениями, что скоро ее вытащит. Не время открывать свои карты, тем более что на руках у него ничего нет. В том-то и дело: он не знал, что он там знал Дубровин.

В проеме двери появляется капитан Абросимов:

– Ильич, Башаров идет сюда.

– Не кипешуй. Что по машине, на которой приехала Полевая? На стоянке должна быть камера. Узнай госномера.

– Камеры не работали. Их включают в девять, когда заступает охрана.

– Не везет. Ладно, теперь по машине Дубровина. Где он ее оставил? Откуда взялась белая машина?

– Работаем.

Неробов вспоминает присказку: «Если ты чувствуешь, что охота идет слишком легко, что след зверя сам попадается тебе под ноги, то знай: тот, кого ты наметил себе в жертву, уже смотрит тебе в затылок».

– Работай. Будет тебе премия за сегодня, – он пытается шуткой разрядить напряжение.

– Не знаю, посмотрим, что Геннадий Евгеньевич скажет.

В это время мимо них проходит упомянутая персона, крупный лысый мужчина, известный всему управлению склочным характером, так что приходится перестраиваться.

Капитан Абросимов импровизирует на ходу и докладывает о водителях такси, которые высаживали пассажиров возле гостиницы. Он предлагал опросить водителей экскурсионных автобусов, но Неробов говорит, чтобы искали одиночку.

Башаров вперился в Неробова взглядом, словно не видел ничего интереснее.

– Надо поговорить. Ты с Дубровиным долго работал, расскажешь, что знаешь.

Неробов изображает смайлик недоумения.

Башаров, специалист по заказным убийствам, здесь без году неделя. Есть подозрение, что это его первая тяжкая статья. но он сразу устанавливает присутствие киллера. Существует этот человек в реальности, не существует – уже не дело следователя. Пусть с этой версией другие работают. Неробов хочет последовать за капитаном, но начальник предлагает следовать за собой.

– Докладывай.

При условии, что Неробов в статусе подозреваемого, Башаров все-таки полагается на его мнение.

– Тут действовало не менее четырех человек, возможно, пятеро. Один оставил след в ванной, замывал кровь. Если проверить Полевую, станет ясно, она это или нет. Скорее всего, нет. Смывы покажут.

– А второй?

– Мужчина. Возможно, приезжий. Его чемодан я видел под кроватью.

Они направляются в спальню. Чемодана там нет. Значит, постоялец номера успел сюда вернуться. А ведь прошло минут десять, не больше, да и в гостинице полно полиции. Кем он представился? Работником правоохранительных органов или гостиничной обслугой? В любом случае, ряженый, и хладнокровия ему не занимать.

– Дальше? – Башаров торопился.

– Стрелял наемник, в этом я с вами не согласен. Данных нет. Он стрелял с близкого расстояния, на него попала кровь жертвы, он стал замывать кровь, наследил. Сейчас пережидает в логове. На нем пороховые газы, так что он должен срочно вымыться и сменить одежду. Я бы предположил, что он приехал на машине, но, ее нужно найти.

– Полевая – твоя знакомая?

– Друг. Обычно в таких случаях отстраняют от следствия, но я ведь собираю предварительные материалы.

– Делом будут заниматься другие. Спасибо, можешь идти.

Все предсказуемо, тягостно и муторно.

Если бы Неробова спросили, много ли дел расследовалось в городе с участием наемных убийц, он бы не вспомнил ни одного. Бащаров, единственный специалист по заказным убийствам, занимался исключительно взятками. В провинциальной картине мира они составляли важную часть.

Неробов продолжает расследование и наведывается на пульт охраны. По словам Абросимова, там обитает сторож, он и сейчас не в себе. В его показаниях интересен один момент. Он отрицает, что отключил камеры на ночь, ссылаясь на приказ.

Сейчас он торопился исправить свой промах, и на мониторе замелькали фигуры оперов из оцепления, которые вели себя несколько агрессивно, более привыкшие не защищать, а карать.

– Что тебе сказал мужчина, который велел отключить камеры? – наседает Неробов на ночного охранника и получает описание мужчины лет сорока, моложавого, славянской внешности. Глаза близко посаженные, немного вдавленные, глубокие глазницы, – он повторяет слово в слово описание Виктории.

– Чем он объяснил распоряжение?

– Ничем. Предоставил удостоверение. Он из органов, – рапортует охранник.

– Как фамилия? Вы же смотрели его документы. В ваши обязанности входило записать его личные данные в журнал. ФИО, должность, место работы, точно время, к кому и цель посещения. Вас же инструктировали.

Охранник мямлит.

– Все произошло слишком быстро.

В коридоре шаги. Теперь сюда идет Башаров.

– Пффф, – улыбается Неробов. – Вот решил заскочить, ознакомиться с обстановкой прямо на месте. Будем сегодня совещаться?

– Сейчас мне неудобно. Давай ближе к обеду. Заканчивай тут.

Неробов получает у охранника видеозапись с наружной камеры. Собственно, там ничего нет, кроме мелькания оперативников, устанавливающих линию оцепления, но следователь копирует файлы, в том числе запись видео из коридора 12-го этажа, на котором можно рассмотреть оперативников, охраняющих доступ к месту происшествия. Если среди них находился тот, кто изъял чемодан, не занесенных в список вещдоков, но Неробов его не увидел.

В номере шел обыск, опера занялись поисками чемодана.

Всё, теперь можно отправляться в отдел.

На улице у него выпали глаза: грузовичок ждал Неробова на том же месте. Из открытого кузова доносилось благоухание: тополевые ветки испускали такой аромат, что ими была пропитана вся улица.

– Успели с работой? – спрашивает отец Нектарий.

– Она никогда не кончается, но я свою часть выполнил. Теперь в отдел. Прокуратура на соседней улице.

– Подброшу. Все равно по пути.

– Спасибо вам, отец Нектарий. Верно вы говорили, приходится возвращаться к нерешенным вопросам. Надеюсь, что все получится.

– Несомненно. Пока наши помыслы совпадают с господними, нас не победить.

Священник мог уповать на провидение, но юрист не мог позволить себе перекладывать обязанности на других.

Глава

2.

Ноготки

– (

лат

. Calendula officinalis)

В глазах у Неробова рябили цветные треугольники. Приступ начинался с помутнения зрения. В этом месте тополя росли особенно густо. Свой приятный нежный бархат выпустили почки. Неробов чуял их сильный смолистый аромат, ощущал тепло ствола. От тополя шёл резкий запах, и его скопилось столько, что человеку хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Вот только на майора Журавлёва весеннее колдовство не действовало. Он отличался непробиваемостью, оставляя позади даже плитки мостовой.

– Есть что-нибудь по Митову? – спросил он.

– Да так, – Неробов не торопился раскрывать карты. – Жаловался слежку и анонимные угрозы, но от конкретных вопросов увиливает.

– Ладно. Теперь им займутся другие. Я говорил с Маковцевым. Они ищут специалиста в отдел краж. Тебе надо подать заявление, может и сгодишься.

Неробов берется за ручку двери, и этот захват помогает ему удержаться на ногах. В глазах мутнеет, и он из последних сил удерживает сознание.

Бригада вернулась с выезда на труп. Стажер Черноярова скребла руки под струей в раковине, но капитан Журавлев отличался нечистоплотностью, у него гнилостный труп, а он рук не моет. Когда он с грязными руками лез здороваться, Неробов его локтем оттолкнул: ковид сам знаешь.

– Эй, брат, закурить дай. Видишь руки грязные. У тебя есть, я знаю.

Неробов выщелкивает из пачки сигарету, раскуривает ее и сует в рот Журавлеву.

– Кайф! – бормочет тот.

Он мог стать специалистом по разбойным нападениям, нравится ему это. Может, поэтому он и не моет руки, что сам разбойник. Кабы не ловил преступников, сам бы вышел на промысел.

Неробов в бережном обращении не нуждался. Он был простой парень, быстро все схватывал.

– Давай сфотографируемся с тобой, Жула. Золотой ты парень.