Вертоград

Пока это пустой трёп. Башаров угрожает просто за то, что сотрудник ему не подчинился, но человек он злобный и вполне может выместить гнев на Виктории.

Когда подозреваемую доставили на допрос к следователю, Неробов уже находился в кабинете Заварзина, удалось напроситься. Приходит она в той же кофте с юбкой, что и была в гостинице – точь-в-точь строгая учительница. Подтвердила, что ее вызвали как эксперта, требовалось заключение по иконе «Моление Богородицы в цветах», полученной полковником Дубровиным по наследству. Они назначали встречу дважды, ей даже перечислил гонорар, но всякий раз экспертизу откладывали. С Дубровиным она толком не поговорила, ее встретили и проводили в номер к иконе. Что-то она слышала урывками, так что из её показаний приходится собирать пазл: Дубровин, икона, пентхаус.

– А почему в гостинице? – интересует следователя Заварзина.

Вика тянет, интересничает. Лестно считаться любовницей полковника, хотя бы и на время. Неробов видеть не может, как она врёт и выкручивается.

– Павел Александрович не хотел, чтобы его видели. И потом у него намечалась еще одна встреча.

На столе у Неробова альбомы с фотографиями преступного элемента, и Виктория начинает их листать. В большинстве встречались откровенно бандитские физиономии, но попадались и вполне приличные лица, не скажешь, что убийцы. Скуластые лица и узкие глаза выдают уроженцев здешних мест: у Неробова те же скулы и узкоглазость. Родственники жены спросили при первом знакомстве, не из якутов ли он.

Полевая никак не может определиться и запутывает и без того непростую ситуацию. Еще немного – и Неробов упадет-таки в обморок. Масштаб стресса больше, чем он способен выдержать.

Вике только бы сыщиком работать, никто бы ни в чем не разобрался.

– А вы меня подозреваете? – спрашивает.

– Ты же потерпевшая, – Неробов и рад бы ее утешить, но пока не знает общего расклада.

Заварзин интересуется, кто вызвал полицию. Дежурному звонила женщина из гостиницы, но имени не назвала.

– Понятно. А когда вы услышали выстрел?

Неробов выходит из коридора. В курилке ведутся умные разговоры. Просто поразительно, как из абсолютно бытовых вещей складываются криминальные сюжеты. Тут считают, что икона краденая и предназначалась на свадьбу для Сергея Русу, но Дубровин этот подарок перехватил.

– Слышь, Ильич, говорят, Дубровин этого контролера терпеть не мог, ты в курсе? – по протяжному заунывному голосу уже ясно, кто это говорит. Люся Горелова, инспектор по делам несовершеннолетних.

Коллеги высказывают предположение, что на самом деле Русу состоял при Дубровине вроде агента, поэтому они притворялись, что друг друга терпеть на могут – это требовалось для оперативных целей. Инна Гришина названивала контролеру Русу, чтобы договориться о молдаванах для ремонта. Заодно спросила про икону, но тот ответил, что ему ничего неизвестно.

Сама она отрицает, что к ней обращались по поводу убийства, да и вообще никаких следственных действий, кроме допроса Полевой, не запланировано. Телефон Журавлева не отвечает. Николай Ильич беседовал с дежурным, тот сказал, что майор отсутствует по оперативным делам. Где и когда он вернется, никто не знает. Стало быть, выполняет личные поручения крокодила Заварзина, и сейчас при нём вроде той птички, что чистит зубы.

В своё время капитан Абросимов позвонил на его старое место работы Журавлева, навел справки. Погорел паренек на взятке, едва удалось замять, и теперь Башаров взял его под крыло. Поскольку раскрытий за ним не значится, он сидит без премии на голодном пайке, но ведет себя так, словно денег у него куры не клюют. Если убрать машину, подаренную тестем, и зарплату жены, то получится в сухом остатке обыкновенный дебил – ни материальных ценностей, ни духовных. Не с того начал жить ты, майор Журавлев. Впрочем, учить его поздно.

После совещания Неробов собирается в экспертную службу выполнить поручения от коллег. Следователи-женщины Инна Гришина и Алла Александрова в морг не любят ездить, предпочитая отправлять поручения. Стажерка Наталья Черноярова, которая на улице осматривала труп, тоже просила подъехать. Ножевое. Она молодец, в истерику не впадала.

По дороге Неронова перехватил дежурный.

– Вы про Жулу спрашивали? Он вернулся, сейчас в столовой.

Время пролетело быстро, вот и обед. Сидеть за столом в обществе грубого Журавлева мало желающих, хотя это полезный контакт, его тесть работает в службе ГИБДД начальником. Георгий Семенович сразу подходит к Неробову и предлагает тарелку свиного шашлыка. Дома Неробова таким холестерином не кормят, а потому он допускает небольшое злоупотребление. Теперь можно и выслушать, что просит Журавлев.

– Дел на полдня, а я тут зашиваюсь. Выпишу тебе следственное поручение. А ты мухой туда-обратно, Николай Ильич. Подпишешь, что скажут. – И подчеркнул особо: – Не надо вникать, просто бумажки. Во ФСИН сами разберутся

Неробову хорошо известны подобные фокусы.

– Сделаю, как положено, но сегодня я занят. Морг, потом еще с Наташей Чернояровой работать. Извини.

Собственно, всех дел съездить на другой берег реки и забрать из колонии документы на УДО. Взамен Жула сулил любую услугу. Любил он выехать на кривой козе, и всегда у него это получалось. В таких непростых обстоятельствах следователь Неробов пытался лавировать, что занимало у него массу энергии – поэтому он и оставался худым, сколько ни ел.

«У вас с преступниками противостояние, а я занимаюсь с ними любовью», – шутил Жула, отпуская какого-нибудь негодяя.

Остроты оставляли Неробова равнодушным. Что он, женщина, чтобы смеяться?

Имелся у Журавлева пунктик по поводу одежды. Длинное пальто, белый шарф. Вот Неробов и не удержался, чтобы его не поддеть:

– А знаешь, Жора, сейчас модны джинсы с расстегнутой ширинкой. Так их и носят.

– Забавно! – В глазах у коллеги появляется блеск, он уловил юмор и тяжело смеется. Рука автоматически сползает к брюкам. Проверяет. А Неробов обрушивает на него новые подробности: его жена подписана на канал с модными трендами. Он раз заглянул, кое-что запомнил. Вот и пригодилось козырнуть.

После обеда Жула опять уехал в район. Хотя он не афишировал свои поручения, просочились слухи, что история с телефонами являлись прикрытием, на самом деле все обстояло сложнее. Ходили слухи, что из колонии сбежал осужденный, хотя при построении численность не изменилась. Неробов предположил бы, что готовится бегство, но оно не состоялось. Не совпали необходимые факторы.

…– А что же не отказался? – растерянно спрашивает Гришина, которой претит мысль, что Николай Ильич будет работать на Журавлева.

– Я не красавица Александрова, чтобы ломаться, – отвечает Неробов.

Вечером Неробову звонила Виктория Полевая сообщить, что ее отпустили домой. Она дала показания следователю и снялась для блогера – видео с Викторией на фоне музейной витрины с иконами крутится в инете. Николай Ильич поискал изображение иконы «Моление Богородицы в цветах», но ее нигде не нашлось. Куда она подевалась с места преступления, неизвестно. В задачу следователя входит, чтобы этих неизвестностей стало как можно меньше.

Теперь осталось только идти домой ужинать, но прежде еще одно дело. Связавшись со знакомыми адвокатами, Неробов везде получил отказы. Кто-то завален делами и не может отложить присутствие в суде, остальные на выезде и когда освободятся неизвестно. В Москву Неробов не хочет обращаться, тут нужен кто-нибудь из местных, знающих реалии, так что он отправляется к Бурденкову.

Антикварный магазин находился в ветхом строении, которое ухитрялось оставаться в рабочем состоянии, несмотря на все урезания бюджета. Сооружение из красного кирпича было пригодно для чего угодно, но только не для обслуживания населения, зато оно размещалось в бойком месте. В окне, зарешеченной прямоугольной дыре, виднелся силуэт господина в костюме и галстуке. В дверном проеме оставались решётки, которые невозможно выбить из стены, но дверь, к счастью, оказалась, открытой.

Смотритель древних сокровищ звался Константином Петровичем Бурденковым.

Здесь торговали тем же, чем и в других скупках: люстрами «Каскад», самоварами, приключенческой литературой. В витринах лежала военная форма, медали и знаки отличия. Стоял музыкальный агрегат на тонких ножках – радиола, кажется. Все это было ему знакомо.

– Как идет бизнес? – поинтересовался у антиквара Неробов.

– Вы шутите? С перенесенным ковидом, с двумя закрытиями, с куар-кодами для покупателей. Одни клиенты умерли, другие оказались в изоляции. Год тяжеленный, адовейший.

Им приходилось не раз сталкиваться во время расследования кражи. С тех пор Константин Петрович зарекся иметь дело с ворами, и Неробов надеялся, что урок подействовал.

Он имеет большие связи, только неизвестно, захочет ли он помочь.

Изложив ему дело, Неробов засомневался, понял ли тот просьбу. Тот молчал и не торопился с ответом.

– В общем так, ничего гарантировать не могу, но позвоните Джагаеву. Просто тут намечается серьезная конфронтация, и не каждый подойдет. Амир Асланович никому не подчиняется, и его резонансное дело может заинтересовать.

Ах, как прав антиквар. Нарисовывается противостояние, это даже непосвященным видно. Башаров против Дубровина, Русу против Митова, и никто ждать не хочет, всем нужны победы и желательно быстрые.

Есть и еще один вопрос, но тут ответ отрицательный. По поводу иконы к Бурденкову никто не обращался, но он обещал поспрашивать у коллег.

– Вот еще что. В Юрьевце есть женщина, она хоть и на муниципальном окладе, но в искусстве разбирается. Просила, чтобы я направлял к ней клиентов, и мы договорились о комиссионных. Наведайтесь к той музейной даме.

Для Неробов было новостью, что Полевая сотрудничает с Константином Петровичем, но эту тему он не стал развивать.

– Ваш телефон у меня есть, если что, – только и сказал.

Ответ от Бурденкова поступил тем же вечером.

– Интересующий вас образ предложили одному коллекционеру, но он просил не называть своей фамилии, тем более, что сделка не состоялась. Поскольку он не знал того человека, то отправил его с иконой к Виктории Полевой, которая выполняет для него экспертизы.

Вика об этом ни словом не обмолвилась.

Утром становится известно, что по убийству Дубровина сформирована следственная бригада во главе с полковником Маковцевым, следователем из области, которого прочат главой следственного отдела. Об этом человеке известны только незначительные детали, но сам факт, что его перевели из области в район, указывает на прегрешения, которые он должен загладить ударным трудом.

После совещания можно возвращаться к насущным делам. Стажерка Черноярова ждет совета, и Неробов направляет ее к участковому с поручением допросить грузчиков в соседних магазинах, там убийцу должны знать. Пропойцы не уходят далеко от дома. Верно, подозреваемый работал грузчиком, и нашлись свидетели драки, произошедшей за распитием водки. Неробов вписывает в протокол их имена, избегая упоминать своего осведомителя, благодаря которому и раскрыл дело. Теперь можно писать заключение и передавать дело в суд. А с этим Наташа прекрасно справляется, у нее отличный слог.

Чуть позже звонит адвокат Джагаев, который спрашивает, как можно связаться с клиенткой, и получает подробное описание, как добраться до музея. «Не надо, просто скиньте мне геолокацию», – бросает адвокат. Когда Неробов предлагает ему делиться информацией, тот скептически хмыкает.

– Можно добиться досудебного соглашения, если доказать, что захват Дубровина был спланирован, – говорит Неробов, но адвокат не намерен попусту тратить свое личное время.

О том, что у него заслуженная репутация, Неробов убеждается в течение этого дня, вернее, его первой половины, потому что еще до обеда Амир Асланович подтверждает, что в операции в гостинице использовали бойцов из антитеррористического подразделения под видом оперов оцепления. Он спрашивает, располагает ли Неробов видеозаписью штурма гостиницы. Есть, и она вполне приличного качества, позволяет распознать лица.

– Я бы и сам мог установить личности бойцов, если бы знал, с чем сравнивать, – говорит следователь, но Джагаев отвечает, что с этим прекрасно справится компьютерная программа.

– А вы ничего не боитесь, Амир Асланович? – спросил Неробов.

– Так я же адвокат, мои услуги всем могут понадобиться. И от меня зависит, отправится ли человек домой или на кладбище.

Неробов даже крякнул от такого откровения. А ведь ничего не возразишь.

Видеозаписи хранятся у его сына Дениса, и, памятуя привязанность адвоката к скоростным перемещениям, Николай Ильич скидывает ему геолокацию младшего Неробова.

Он успевает закончить разговор с Джагаевым, как в кабинет ему стучит Гришина, коллеги собираются на встречу с новым начальством, однако Неробов не готов продемонстрировать дружеские чувства. Он ждет звонка Джагаева, чтобы все тщательно проверить, но уверен, что предчувствие его не обманывает. И он получает истинное наслаждение, когда ему звонит адвокат и подтверждает, что на видеозаписи с камер опознаны бойцы из антитеррористического отряда.

– Я прямо сейчас отправляю запрос, – уверенно говорит Амир Асланович, – но считайте, что ваша знакомая практически свободна. Позвольте выразить восхищение вашим методам работы. Буду рад дальнейшему сотрудничеству.

Дополнительная информация позволяет Неробову сориентироваться. Операция в гостинице с захватом Дубровина на взятке проводилась под руководством Маковцева, который держал спецназ в машине в ожидании прибытия Митова. Тот на место не приехал – вероятно, его предупредили. Так что мужчина с близко посаженными глазами – это не он. Пока убийца делал свое черное дело, целая команда ждала отмашки. Это Неробов не со зла, а просто для того, чтобы понимать, под началом какого человека ему предстоит работать.

Кому помешал Дубровин, тоже вопрос. Если бороться со взяточниками, то начинать надо с старшего следователя Журавлева, которого неизвестно каким ветром задуло в СО. Похоже, в условиях кадрового голода Дубровину на шею удавку набросили, раз ему пришлось на Жулу согласиться.

Пока новое начальство Неробова не беспокоит, но к вечеру раздается звонок:

– Это Маковцев. Встретимся полвосьмого. А в восемь совещание, вы присутствуете.

Вячеслав Михайлович уже всем представился, один Неробов остался неохваченным, вот ему и хотят преподать урок за непослушание. Лучше бы Маковцев провел разбор операции, которую сам же завалил.

В кабинете царит сумрак, но форточка открыта, и Неробов подходит поближе вдохнуть свежего воздуха.

– И это ваша единственная версия? Серьезно? – рокочет начальственный голос, все разгоняясь. – Вы отпускаете единственную подозреваемую, хотя у вас нет другой версии.

– Почему нет? По убийству работает подполковник Башаров, это его вотчина, заказные убийства.

– Как это удобно, все свалить на товарища. А самому можно не работать.

– Мне удобно. Только не я это придумал, что заказные убийства берет он. На текучку Башарова никогда не бросают.

– И сколько заказных убийств он закрыл? Я скажу! Ноль. Так что лучше вы подключайтесь и колите эту Полевую.

– Мне это неудобно по этическим соображениям. Она моя подруга.

Это признание и услышала Кукшина, которая зашла спросить, принести ли кофе. До чего же пронырливая особа. Мало ей подслушивать. Так нет, собственными глазами желает посмотреть. В ее присутствии Маковцев сразу повышает голос:

– Давайте, это я буду думать, что удобно, а что неудобно. С ней будут работать ваши коллеги, для вас другое поручение. Найдите оружие, из которого сделал выстрел подлый убийца. Не простим ему смерть нашего дорогого Павла Александровича. Правда, Вероника Андреевна?

Секретарша стоит как вкопанная.

Неробов готов прослезиться от такой прочувственной речи. Еще вопрос, не Маковцев ли навел. Не подвернись ему эта должность, выгнали бы его из органов. Кстати, надо бы поинтересоваться деталями.

– Вячеслав Михайлович, а что я могу сделать?

Тут до Маковцева доходит, что при служебном разговоре присутствует посторонний, и он отсылает секретаршу.

– Вас аттестовали как мастера агентурной разработки. Полевую завербовали. Так что пройдитесь по своим каналам и доставьте пистолетик мне – в коробке с красной ленточкой. – Вячеслав Михайлович смеется своей шутке. – Сами-то ничего не можете без подсказки.

Если Неробов и ждал подходящий момент, то вот он.

– Что это? – Маковцев машинально берет служебную записку из его рук.

– То, что на сей день удалось доказать. Дубровин стал жертвой мошенничества, организованного его коллегами. Приложения готов предоставить по первому требованию. Показания секретарши Дубровина, бронировавшей отель, ночного сторожа, опознавшего сотрудника спецслужбы. Кстати, вы еще не дали объяснений по поводу привлечения отряда по антитеррорру. Всё это для того, чтобы сфабриковать дело против полковника Дубровина, принципиального защитника нашего города.

– Что?

– Или мне отправить эти материалы сразу в службу собственной безопасности? Башаров будет не в восторге, но ведь я могу прямо его областному руководству передать. Пусть там узнают, какие методы практикует следственный отдел у них в районе.

Входит секретарша, приносит кофе. Маковцев вкрадчивым голосом говорит:

– Спасибо, Вероника, мы уже поговорили. Больше не буду вас беспокоить. А кофе вы оставьте. Я выпью.

О строптивом Неробове он наслышан, поэтому и в бригаду его не включил, вменяя тому близкую дружбу с подозреваемой, хотя факт близости является недостоверным. Рассчитывать на понимание Неробову не приходится, надо работать с тем, что имеет. Тем более, что капитан Абросимов в группе задействован, и от него информация поступает без задержки.

Теперь надо подождать. Неробов представляет, как после такого пресса он вырисовывается в кабинете у Маковцева и говорит: «Давайте я на вас поработаю, а то у меня пятно на профессиональной репутации, да и вообще, мне в подполковники пора». Ну и как это будет выглядеть?

– Чего ты там про ширинку говорил? – говорит Абросимов, переговорив с майором Журавлевым. – Он говорит, что ты совсем спятил, Ильич.

– А ты как думаешь, Андрюша?

– Что ты никогда ничего не делаешь просто так. А, неважно…

– Задумывалось как насмешка, но не получилось. Значит, он посчитал это как знак деградации? Плоский юмор, недовольство и брюзжание.

– И еще он сказал, что утром тебе стало плохо. Лицо побелело, и ты чуть не упал.

– А он молодец, наблюдательный. Ловко всё обставил. Только ведь и мы из этого пользу извлечём. Недооценка противника чревата провалом. Ладно, потом сам поймешь.

Так что сейчас Неробов со сцены уходит, предоставляя действовать адвокату Джагаеву, который сражается за репутацию музейного работника Виктории Полевой. По судебному решению в качестве меры пресечения в отношении подозреваемой избирается домашний арест. А это значит, что у Неробова есть два месяца, чтобы доказать ее невиновность.

– Нам повезло, что ее дело так быстро рассмотрели в суде, – говорит защитник Полевой. – С вами приятно работать, Николай Ильич, а вот про клиентку так не скажу. Если не секрет, кем вам приходится мадам?

– Мы с ней в фазе друзей детства, – отвечает тот.

Тем временем к двери приходит Александрова и кричит:

– Не пора ли к столу? Пора резать тортик.

Неробов кладет трубку:

– А ты молодец, ловко все с судьей провернула. Настоящий переговорщик. Не только человека спасла, но еще и с пользой для следствия поработала. Теперь эта Полевая… короче, спасибо огромное.

– Хорошо, я передам маме.

А мама у нас кто? А мама у нас судья.

Потом и Гришина подключается:

– Сколько можно работать?! Некогда чай попить.

Неробов расцветает от женского внимания. Теперь бы с Викторией разобраться. Что-то адвокат не весел: одну угрозу отвёл, но пользы пока не принёс. Неужели в Вике дело? Она всегда была с придурью, что-то на сей раз выкинула? Хоть в охранники к ней иди. Прямо сейчас надо и ехать.

И похвалив угощение, Неробов срывается в Юрьевец.

Полевая проживала в частном доме, соседствующим с музеем двором, где была разбита клумба с подснежниками и пролесками. Место для них было выбрано очень удачно: крохотные луковички давали побеги под лучами солнца, а соседние постройки защищали их от холодного ветра с реки. Половина местных жителей ходили в музей, чтобы посмотреть, не зацвели ли там подснежники и не запоздает ли весна.

Прием посетителей для Виктории ограничили решением суда, вот и он не входит в число лиц, которые имеют к ней доступ.

Неробов молчит и покусывает ус. Он не следователь, не дознаватель и не относится к контролирующим органам. Он не может позвонить поскольку она может использовать телефонную связь лишь для вызова аварийно-спасательных служб в чрезвычайных ситуациях, для вызова скорой помощи, для общения со следователем, судом и контролирующим органом.

Когда открывается дверь, он не может не переступить порог.

– Я привез продукты.

Вызов доставщика ей разрешен, но на улице о многом не поговоришь. В отношении ее квартиры применяется аудиовизуальный, электронный и иных технических средств контроль, однако Виктории на это плевать. Она сразу пускается выяснять отношения.

– Ты ведешь себя так, Коля, словно я провинилась перед тобой. В чем? Или для следователей вообще безвинных людей не бывает? Тогда я рискую никогда перед тобой не оправдаться.

– А ты попытайся помочь следствию. Не всё же мне на себе тянуть, надо и тебе оказать содействие.

И тут она срывается. Слишком часто она слышит призывы о помощи, вот и не выдерживает.

– А я кто, чтоб тебе помогать, агент под прикрытием? Я работник культуры, а телефонные мошенничества – это ваш профиль. Люди из-за вас страдают.

– Чего там про икону, Вик? – пора направить разговор в мирное русло.

– Там много чего было, золотая и серебряная утварь, церковное шитье, резьба по дереву. Короче, знали, за что меня дергать. Я сначала отказалась. Раз такая ценная коллекция, пусть спецов из центра вызывают, предложила им одного московского эксперта. Нет, говорят, нам для предварительной оценки и дальше бла-бла-бла. Дала им себя заболтать, согласилась, приехала. Я вообще-то рисковая.

– Это я знаю. А Дубровин тут при чём?

И тут Вика начинает ржать:

– В смысле?

– Он что, подбивал к тебе клинья? Не томи, выкладывай!

– Почему-то никто не верит.

– А ты всем рассказываешь?

– А что, стоит рассказать? Как мы с ним встречались в гостинице и проводили время? А что это запрещено законом?

– И как часто вы это проделывали… встречались?

– Дважды в неделю.

– Тогда Дубровин оформил бы номер на себя, и эту бронь я найду. Не сомневайся. На тебя должен быть пропуск, и я это проверю в гостинице. И по камерам тоже прослежу ваш приход и уход. И если ты врешь…

– Да ты чего, Коля, шуток не понимаешь?

– А если без шуток?

– Я и сама удивилась, когда меня вызвали в гостиницу. Объяснили, что место выбрано из соображения безопасности. Внизу охрана, проход по пропускам. А будет Дубровин, не ожидала. Он тут какого черта? Ты мне про него рассказывал, осёл с копытами, к культуре не имеет никакого отношения. Это надо было постараться, чтобы нас свести.

– Ты приехала. Что дальше?

– Он явился в мундире, мы стали беседовать, всё, как ты говорил, осел ослом, только копыта итальянские. Человек, что должен икону принести, запаздывал, и меня отправили в спальню. Никакой коллекцией нет. В номере вообще никого, кроме меня и Дубровина. Ждем полчаса. Потом дверь открывается, входит человек в черной маске-балаклаве и начинает палить в Дубровина: раз-раз! Я под стол залезла, но он меня не тронул. Потом он ушел. Я вылезла. Кругом кровь, и все желтое от солнца.

– Стрелять в тебя ему было незачем, ему подозреваемая требовалась. Или я ему нужен, чтобы через тебя на меня надавить. Скоро узнаем. Ладно, а пистолет он с собой забрал?

– На полу не видела, может, в коридоре выбросил.

Вика в деталях рассказала, как ее возили на место происшествия, чтобы она показала, как все было, но там к ней особо не прислушивались. Провели мероприятие для галочки.

– Ты давай поактивней работай, Коля, а то мне репутацию загубишь. Я ценный специалист, поэтому меня пока не увольняют. Во второй раз я на такое место не устроюсь. И насчет мошенников меры прими.

В этом она права. Мошенники совсем распоясались в городе, и надо что-то с этим делать, пока они тут всех не поубивали.

Весь следующий день Неробов ведет прием по личным вопросам, в большинстве граждане жалуются на кражи и телефонных хулиганов. Жула, назначенный Маковцевым ио помощника руководитель следственного отдела, от этой работы уклоняется.

В ходе опроса складывается невеселая картина. Преступным путем выманены от 50 тысяч до двух миллионов, последнюю сумму у старушки забирают молодые люди под видом работников банка, чтобы положить её на секретный счет. Они не попались на глаза соседям, так что и свидетелей не нашлось. Расписки молодые люди не оставили. Выдача денег прошла добровольно. Теперь старуха тихо сходила с ума и выла. Хорошо, что секретарша пришла на помощь и утащила посетительницу к себе пить чай.