Метафизика опыта. Книга I. Общий анализ опыта

§2. Весь опыт субъективен

Но то, что обычно и традиционно понимается под метафизикой, совсем иное, потому что традиционная точка зрения – объективная или эмпирическая, а не субъективная или аналитическая. С этой точки зрения Бытие, вместо того чтобы предстать как то, что познается в познании, предстает как то, что никогда не может быть познано; то есть как нуменальная реальность, лежащая в основе феноменального проявления, которое является всем тем, что, исходя из природы случая, можно познать. Таким образом, знание предстает как система ощущений, восприятий и идей, а бытие – как нечто иное, мы не знаем что, кроме того, что оно полностью отличается от знания. А затем, поскольку все познаваемое рассматривается одной или несколькими конкретными науками – физическими, биологическими или психическими – или некой общей наукой, которая рассматривает отношения остальных наук друг к другу или подбирает, так сказать, проигнорированные крошки, которые могли упасть с их стола – эта общая наука иногда удостаивается титула философии – предполагаемая нуменальная и непознаваемая реальность остается в качестве удела метафизики, которая, как утверждается, в силу своей профессии имеет своим объектом бытие qua бытие. Метафизика, таким образом, отождествляется, по общепринятому мнению, с абсурдной и невозможной онтологией. Здесь не место разоблачать заблуждения, связанные с этим мнением. Я лишь должен указать на различие между этим мнением и моим собственным – тем, которое представляет метафизику как науку о непознаваемом, и моим собственным, которое понимает под ней субъективный анализ опыта.

Из сказанного станет ясно, что я рассматриваю эту новую метафизику, метафизику опыта, не только как необходимый шаг вперед в субъективной тенденции современной философии, но и как революционный по масштабам, поскольку она завершает то движение к совершенной субъективности, которое Кант и его преемники пытались, но не смогли завершить. Ключ к ее пониманию лежит в новом и более строгом различии, которое я провожу между объективным и субъективным в знании – между тем, что я называю объективным и субъективным аспектами бытия, или знания; обнаруживая это различие в самом знании и избегая любых исходных предположений, подразумевающих, что знание – это знающий или субъект, или что оно принадлежит ему, или что оно есть знание о каком-либо бытии, отличное либо от него самого, либо от субъекта или знающего, обладающего или приобретающего его. В рамках этой всеобъемлющей концепции и из содержания опыта, проанализированного на основе, которую она предлагает, – а сама концепция, как показывает анализ, имеет корень в универсальном факте опыта – можно будет показать, что подразумевается под реальностями, которые не являются дугой сознания, но существуют независимо от него, а также обосновать истинность этой концепции как производной. Собственно, в этом, можно сказать, и заключается основная нагрузка настоящей работы.

Таким образом, я порываю, ab initio, хотя и не впервые, с кантовскими принципами и принципами его учеников. Философы кантовской эпохи продолжали, как и их предшественники, наделять, по предположению, нечто чисто субъективное объективным свойством реальной агентности, предполагая также идею реальной агентности как нечто per se notum. С моей точки зрения, эта идея, равно как и различие субъективного и объективного аспектов, должна быть, прежде всего, прослежена до своего источника в опыте. К основаниям для такого изменения я вернусь позже. Но сначала я должен сделать несколько замечаний более общего характера.

§3. Опыт здравого смысла как экспликация философии

Есть много людей, которые вообще никогда не философствуют. Те, кто философствует, начали это делать в какой-то определенный период своей жизни, задолго после рождения. Они, так сказать, пробуждаются к философии. Но они не пробуждаются к ней из бессознательного состояния. Напротив, они пробуждаются к ней из состояния ума, в котором они бодрствовали только для обычных восприятий и мыслей о мире, видимом и невидимом, и о себе как его части, воспринимая различные объекты, людей и вещи, власти и силы, одушевленные и неодушевленные, духовные и физические, которые наполняют или составляют его; это можно назвать взглядом здравого смысла на вещи в целом. Ступени, по которым приобретался этот взгляд здравого смысла, были забыты задолго до нашего пробуждения к философии. Период его обретения и неоспоримого господства может быть назван в каждом из нас дофилософским периодом. А взгляд, который вытекает из него, – это масса чувств, восприятий и мыслей, скрепленных предположениями и умозаключениями, которые, когда мы пробуждаемся к философии и рассматриваем их с философской точки зрения, оказываются предрассудками, истинными или ложными, или отчасти и теми, и другими, и требуют отсеивания путем философского анализа. Эта масса ощущений, восприятий и мыслей также является, правда, формой опыта, но именно эта форма опыта и является объяснением, проблемой философии. Это наш опыт бытия, прежде чем мы поставили перед собой вопрос: «Что подразумевается под терминами „бытие“, „Я“ и „опыт“?» или, как мы можем это сформулировать, «Что подразумевается под бытием объектов, бытием субъекта и бытием знания, которое он имеет как об объектах, так и о себе?».

Совершенно очевидно, что если бы нам удалось получить полный, хорошо аргументированный и не противоречащий друг другу ответ на проблему, поставленную опытом здравого смысла, один из способов изложения которого был только что приведен, то мы получили бы тем самым другую форму опыта, способную быть поставленной рядом и сравненной с той его формой, которая является нашим экспликандумом. Это была бы система идей, воспроизводящая в иной форме и в иных отношениях между собой тот самый универсум, который мы имеем перед собой в опыте здравого смысла. Первый, который мы можем назвать философским опытом, объяснял бы, будучи проанализированным и организованным воспроизведением второго, или опыта здравого смысла.

второй, или опыт здравого смысла; в то время как этот последний служил бы проверкой степени истинности, достигнутой первым, поскольку каждая предложенная экспликация должна быть обязательно сопоставлена с ее экспликацией, прежде чем быть принятой как точная или как достаточная. Существенное различие между двумя формами опыта заключается не в том, что одна из них является знанием Реальности, а другая – знанием Видимости; и не в том, что одна из них является знанием Абсолютного, а другая – знанием Относительного. В самом деле, если бы Абсолют имел какое-либо отношение к рассматриваемому различию, то знание о нем следовало бы отнести к опыту здравого смысла, а не к философии, поскольку мираж абсолютного существования, полностью отделенный от знания, является предрассудком здравого смысла. Реальное различие состоит в том, что философский опыт – это форма, которую должна принять наиболее точная, организованная и всеобъемлющая система знаний, на которую способен человеческий разум, после того как были подняты и обдуманы все возможные сомнения и вопросы, и в которой, следовательно, он должен быть вынужден признать свое ближайшее возможное приближение к истине; в то время как опыт здравого смысла – это форма, в которой это же приближение к истине появляется, прежде чем та группа ищущих сомнений и вопросов, которая составляет начало философии, была приведена в рамки сознания.

Далее следует отметить, что философия не одинока в объяснении мира опыта здравого смысла, ставя рядом с ним другую форму опыта. Позитивная наука также воспроизводит в обоснованной, точной и систематической форме явления здравого смысла и устанавливает эту форму, которая является ее научным объяснением этих явлений, напротив опыта здравого смысла, чтобы быть проверенной им в то же время, когда она их объясняет. Она перегруппировывает эти явления в другую группу и открывает законы или единства природы, которыми управляется каждая группа и которыми она связана с другими группами. В этом отношении процедура позитивной науки такая же, как и в философии. Действительно, на ранних этапах развития науки и философии наука и философия не отличались друг от друга. Можно сказать, что Аристотель был первым, кто показал, что между ними существует некое фундаментальное различие, в работах, на которые я уже ссылался, под названием Τά μετά τά φυσικά, дополняющих энциклопедическое описание большинства отраслей науки.

Но позитивные науки намного опередили ту часть старого неразделенного стремления к знанию, которая сохраняет название философии в отличие от науки. Дело в том, что философия не могла добиться систематического прогресса, какой бы плодотворной она ни была, и занималась тонкими рассуждениями и сложным теоретизированием, пока не был открыт ее истинный метод, я имею в виду метод анализа опыта как субъективного явления, отбрасывая предположения. Именно эта особенность и является характерным отличием философского метода от научного. Оба метода устанавливают новую форму опыта в противовес его обыденной форме, но только философия исходит из субъективного анализа того, что действительно переживается, в отличие от научного метода, основанного на индукции, гипотезе, предсказании и проверке. И, следовательно, философская форма опыта, достигаемая таким образом, является единственной формой, в которой может найти место знание о Бытии, в отличие от предположения о нем как о чем-то per se 'notum (которое, как отмечалось выше, также является чем-то совершенно непознаваемым, хотя и предполагается как реальное).

Поэтому в том, что касается принятия субъективной точки зрения и ее последствий, философия противостоит научной форме опыта так же, как и здравому смыслу. Ибо наука и здравый смысл схожи в том, что принимают объективный взгляд на опыт, в отличие от субъективного. Наука, правда, субъективна как знание; таков же и опыт здравого смысла. Но это не то же самое, что субъективный взгляд на него. Говоря, что наука объективно рассматривает опыт, мы имеем в виду, что она берет объекты для анализа и изучения в их характере объективно данных фактов или данных. В этом характере они являются ее предельными значениями. Здравый смысл – это тоже эмпиризм. Наука заменяет эмпиризм здравого смысла точным и точно доказанным знанием. Мир науки – это не что иное, как мир здравого смысла, сведенный к измерениям и отнесенный к общим законам природы. С объективной точки зрения видны только объекты. Но с субъективной точки зрения и объекты, и знание о них видны сразу, отличаясь друг от друга, но находясь во взаимной и неразрывной связи. Таким образом, и здравый смысл, и научная форма опыта одинаково выходят за пределы философской формы, которая, тем не менее, ни в коей мере не выходит за пределы феноменального и относительного существования, которые, по сути, являются пределами самого опыта.

§4. Всеобщность философии по сравнению с наукой

Таким образом, логическое первенство обеспечивается философии как над здравым смыслом, так и над наукой. Я имею в виду, что оно обеспечивается только что упомянутым фактом, что субъективная точка зрения – это та, с которой одновременно видны и субъективный, и объективный аспекты вещей, и Знание, и Бытие; и что именно эта точка зрения принята философией, и этот двойной аспект стал ее особым объектом – материей. Правда, и здравый смысл, и наука на самом деле субъективны, поскольку являются формами познания; но они не выделяют этот факт для исследования и не прослеживают его в его разветвлениях; они не делают отношение между субъективным и объективным, между познанием и бытием, объектом своих поисков. Отсюда следует, что науки не охватывают всю область бытия. Они берут каждую группу объективных явлений, законы которых они пытаются открыть, насколько им позволяют позитивные концепции и возможно проверяемые гипотезы. Способы бытия, с которыми человеческая чувствительность не находится в прямом соответствии и которые, следовательно, не могут быть позитивно постигнуты человеком, находятся за пределами их компетенции. Для них не существует различия между непознаваемым человеческими чувствами и просто непознаваемым. Все, что выходит за рамки позитивно мыслимого, является для науки пустым местом, областью, в которой она не находит опоры, областью небытия для науки.

И все же это область, которая не выходит за пределы простого бытия, то есть бытия в самом широком смысле этого слова. С субъективной точки зрения мы формируем некоторое представление о ней и представляем ее по аналогии с тем, что позитивно мыслимо, хотя и не позитивно мыслимо само по себе. Хотя оно непознаваемо человеческими чувствами, оно не просто непознаваемо. Оно находится в отношении как к сознанию, так и к другим объектам сознания. Неоспоримо, что материальные существа, не говоря уже о нематериальных, могут существовать в реальности, которые, в силу либо огромности, либо ничтожности их масштабов, либо особых законов их строения и функционирования, могут быть не только полностью неощутимы, но и положительно немыслимы для нас. Также неоспоримо, что могут существовать реальные существа, которые по своему виду не имеют отношения к чувствительности таких видов, как наш. Нельзя также сказать, что если бы это было так, то мы непременно узнали бы об этом косвенно, по эффектам, которые были бы произведены на мир, с которым мы находимся в непосредственных отношениях и о котором мы непосредственно знаем. Если бы мы не знали обратного, вся видимая вселенная могла бы оказаться в петлице какого-нибудь микромегаса, и вся история ее существования могла бы начаться и закончиться, пока он спокойно дремлет после ужина. В таком случае что мы должны знать о Микромегасе, его пальто и его петлице? Отрицать реальность бытия за пределами человеческой чувствительности не менее абсурдно с одной стороны, чем отрицать то, что находится за ее пределами, с помощью воображаемого Микромегаса – с другой. Что нам нужно, так это установить границу между тем, что позитивно познаваемо о Бытии в пределах человеческой чувствительности, и тем, что позитивно познаваемо о Бытии просто, будь то в пределах этого диапазона или за его пределами. Позитивное знание того, что находится внутри него, является частным случаем позитивного знания простого бытия. Но это отношение частного случая к общему можно увидеть только с позиции, которая охватывает оба, то есть с субъективной точки зрения философии.

Возможно, лучше всего мой смысл можно передать следующим образом. Научные деятели редко отрицают возможность реального существования за пределами человеческой чувствительности, отрицая, как они справедливо делают, связь такого существования с наукой. Они часто говорят, что могут представить себе существование реального мира, совершенно отличного от всего, что находится в пределах человеческого опыта, и совершенно не зависящего от какого-либо вида человеческого сознания. Говоря "совершенно независимо", они, очевидно, делают одну большую, но негласную оговорку: они абстрагируются от факта собственного сознания в представлении мира, о котором они говорят, в то время, когда они его представляют. Для того чтобы их предполагаемое утверждение было буквально истинным, необходимо, чтобы оно включало их собственное сознание в тот момент, а не исключало его путем молчаливой оговорки. Но включение его сделало бы их предположительное утверждение невозможным, поскольку тогда они должны быть одновременно и сознательными, и не сознательными по отношению к миру, о котором они говорят. Поэтому их утверждение не может быть буквально истинным. Либо они должны сделать свою оговорку явной, что влечет за собой явное противоречие в терминах, либо они должны отказаться от нее, и тогда мир, о котором они говорят, не будет полностью независим от человеческого сознания.

Дело обстоит так. Для них мир, о котором они намерены говорить, мыслится как полностью независимый от человеческого сознания, но с вышеуказанной оговоркой; для метафизика он мыслится как относящийся к его сознанию, пока он его мыслит, что и есть то самое, от чего они абстрагируются, делая свою оговорку. Но поскольку они не осознают сделанной ими оговорки, а делают ее молчаливо и оставляют скрытой в своей мысли, из этого следует, во-первых, что мир, который они затем представляют себе, они представляют себе как абсолютно существующий, не соотносимый с сознанием, и, во-вторых, что они также не осознают противоречия, которое влечет за собой такое представление о нем.

В действительности это противоречие неизбежно и непреодолимо; из этого следует, что есть только один способ, которым мы можем без противоречия мыслить мир, который в любом истинном смысле не зависит от человеческого сознания; а именно: сначала сделать нашу нынешнюю мысль о нем (которая является предметом их оговорок) основой всей концепции, а затем признать, что эта мысль – лишь набросок, содержание "которого мы не имеем возможности представить себе положительно. Если мы вообще имеем право говорить о непознаваемом, то не потому, что у нас нет никакого представления о нем, а потому, что у нас есть представление о нем как о чем-то непознаваемом в его позитивных чертах. Соответственно, о непознаваемом мире можно говорить либо как о связанном с нашей мыслью, когда мы думаем о нем, либо как о не связанном с каким-либо позитивным знанием о его природе; и эти два способа практически одинаковы. Один нелогичный путь – говорить о таком мире как о полностью независимом от человеческого сознания, но с молчаливой оговоркой о том, что мы думаем о нем в настоящий момент; это показывает, что у нас нет отчетливого знания о том, что мы делаем. Это сразу же вовлекает нас в противоречивую концепцию абсолютного существования, не соотносимого с сознанием, что является наказанием нашей плохой логики.

Заметьте также, что сознание, от которого научный человек абстрагируется своей предполагаемой молчаливой оговоркой, есть то самое сознание, которое метафизик выбирает для исследования, будучи сознанием в момент актуального опыта, сознанием, которое имеет или может иметь своим объектом существование во всей его полноте, сознанием в самом широком смысле этого слова, опытом, рассматриваемым с субъективной точки зрения; короче говоря, чем бы ни было содержание настоящего момента сознания, разница велика. Момент действительного опыта – это то, от чего абстрагируется человек науки и что постоянно держит в поле зрения метафизик.

Таким образом, только с этой точки зрения Бытие можно рассматривать в самом широком смысле этого слова, то есть как любой объект любого вида Познания. Прежде чем классифицировать объекты Познания, мы должны сначала рассмотреть их, поскольку они могут различаться только на основе ощущаемых и известных различий. Поэтому именно философия, а не наука, включает в себя логику. То, что Дж. С. Милль назвал индуктивной логикой, является лишь особым видом рассуждений, способом исследования и открытия, который правильнее было бы назвать научным методом, а не логикой.