Вокзал судьбы. Фантастика

Пьянству бой!

Второй день своего злополучного заточения Джинн провел в необычайной активности и суете. Вроде бы создавшаяся ситуация позволяла дрыхнуть целыми днями на нарах, восполняя силы, утраченные в суматошной беготне по здешним болотам и бездорожью, однако мозг работает по своим, заложенным древнейшей эволюцией, законам. Вот эти-то инстинкты и подталкивали организм досконально изучить территорию обитания на предмет непредвиденных опасностей и возможности покинуть данную мышеловку без ущерба для своей любимой тушки.

Заключённый осмотрел подвал уже без той паники, что дикой волной захлестнула его в первые часы заключения в этом каземате, когда адреналиновый шторм бушевал в кровеносной системе и не позволял вычленить мелкие и, казалось бы на первый взгляд, несущественные детали. Сейчас же исследователь всё делал не торопясь, осмысленно, с чувством, толком, расстановкой.

Оказавшийся в его единоличном пользовании, подвал представлял собой бетонный коробок со стенами семи метров в длину каждая. Внутренняя угловая стенка из красного кирпича выделяла своеобразную прихожую, ныне непонятного назначения. Возле входа лежала горка обрезков старых, потемневших от времени и гнили, досок и прочих кусков древесины. Рядом валялась ржавая, но с острыми, не так уж давно отточенными зубьями, ручная пила. Очевидно, недавние хозяева данного схрона собирали по округе всяческий хлам и разделывали его для отопления своего скромного приюта.

Основное помещение, кроме просторных нар и импровизированной печурки, сложенной из кирпича без применения какого бы то ни было скрепляющего раствора, не радовало взгляд исследователя наличием материальных ценностей. Лишь старый, солидных размеров холодильник архаичного дизайна притаился в тёмном углу. Пузатый, с огромным шильдиком на дверце, он олицетворял всем своим внешним видом давно ушедшую в прошлое эпоху, когда даже бытовая техника обладала некоей солидностью, монументальностью исполнения конструкции. Смахнув с надписи пыль в свете светодиодной матрицы фонарика, исследователь подземелья прочёл на красной эмали аббревиатуру «Зил». Ниже на белом фоне гордо читалось: «Москва».

«Ух ты! Да это же настоящий раритет! Именно данная модель советских холодильников впервые стала экспортироваться за рубеж. Современен был той эпохе, даже по мировым стандартам, – Джинн уже как-то встречал подобный агрегат на даче своего приятеля и был тогда крайне удивлён, что столь древний монстр оказался вполне себе здоров и исправно выполнял свою функцию, несмотря на почтенный возраст. – Ну, и чем ты меня порадуешь, красный динозавр?»

Джинн потянул на себя внушительных размеров и странной формы магниевую ручку. Глухо щелкнул курковый затвор и перед изумленным взором бродяги предстали стройные ряды стеклянных бутылок, что заполняли весь весьма приличных размеров внутренний объём агрегата. Бутылки находились в горизонтальном положении и напоминали цилиндры снарядов, что своими боеголовками хищно наметили себе одинокую и беззащитную цель.

Исследователь антиквариата извлёк один экземпляр жидкого оружия тотального поражения населения страны Советов. Этикетка подивила яркостью красок и чёткостью изображения. Так как крайнюю текстовую информацию путешественник усваивал ещё за пределами Зоны, да и свободным временем теперь обладал без ограничения, то прочёл он все слова и буквы, что высветил луч фонарика, не торопясь, даже с неким наслаждением. Впрочем содержимое было предельно кратким и, соответственно, усвоилось молниеносно. Из лирики в этикетке присутствовала лишь пасторальная картинка некой деревеньки на взгорке, с соседствующим пшеничным полем средь зелёных древ среднерусской возвышенности. Был там правда ещё и загадочного вида вензель, отдалённо напоминающий скелет двуглавого имперского орла. Но в те далёкие времена лишь искушённые геральдики да упоротые конспирологи смогли бы углядеть в этом скрытый подвох, либо каверзную издёвку. А простой обыватель, замысливший тупо прибухнуть, ознакомившись с «инструкцией» получил бы лишь ёмкую порцию утилитарных данных. Да и то его интересовала бы только половина из напечатанного текста: «Пшеничная водка. Минпищепром СССР. 0,75 л вместимость. 40% крепость. Сделано в СССР. Цена со стоимостью посуды 8 руб 00 коп. Ост 18-292-76.»

Споро пересчитав количество бутылок спиртосодержащей жидкости, обладатель неожиданного клада энергично почесал в затылке: «Да тут упиться в стельку можно! Эх, это конечно мечта любого алконавта, но лучше бы лимонад или минералка… Хотя стухло бы всё иное за столько-то десятилетий… Интересно, а водяра не выдохлась? Попробовать что ли? Пару глотков. Исключительно для эксперимента». Джинн оживился и суетливо ринулся к рюкзаку за кружкой.

Дегустацию напитка решил осуществлять в «прихожей», как он про себя стал именовать помещение, расположенное непосредственно у входа.

Пара глотков на дне дешёвой китайской кружки, что имела приличный объём в 350 миллилитров, неведомым образом трансформировалась в солидную лужицу прозрачной жидкости. Осторожно понюхав древний алкоголь, дегустатор пригубил напиток. Вкус жидкости удивил своей мягкостью и отсутствием резкого послевкусия. Повлияло ли на восприятие вкусовых сосочков самовнушение об особых качествах «Пшеничной водки» позднего социализма или произошло естественное понижение градуса напитка в результате частичного испарения спирта, осталось для Джинна неведомым. Прислушавшись к ощущениям в своём организме и не зафиксировав никаких негативных реакций, он решительно закинул оставшуюся водку в рот.

«Не, ну не выливать же ценный продукт на землю. Да и обратно в бутылку как то неприлично… Но больше не буду. Однозначно. Эксперимент успешно завершён: водка, как водка,» – сделал фундаментальный и эпохальный для всего мирового сообщества вывод Джинн.

Он вальяжно уселся на импровизированный табурет и достал сигаретную пачку. Неспешно, с наслаждением затянулся ароматным дымком, откинулся спиной на грязную кирпичную стену. Теплая волна заполняла желудок и плавно растекалась по всему телу, расслабляя мышцы, вытесняя из сознания тревожные мысли и опасения.

«Хороша чертовка! Ай, красава! Уважаю. Вот только выпивка без закуски – это непорядок, признак дурного тона,» – притушив сигарету о кирпичную кладку, Джинн аккуратно пристроил окурок в шов кирпичной кладки и отправился за закусью. Жадничать не стал и притащил из кладовки суточный сухпаёк целиком. Расстелил на полу кусок полиэтиленовой плёнки и распотрошил пакет, извлекая его разнообразное содержимое. Открыл и поставил греться на спиртовке баночку гречневой каши с тушёнкой. Сказать, что запах консерванта разбудил аппетит – ничего не сказать. Последний сыграл роль внезапной боевой тревоги, взорвав желудок шквальным выделением желудочного сока и наполнив ротовую полость обильной слюной.

Не дожидаясь полной готовности блюда, Джинн распотрошил пачку галет, плеснул в кружку ещё порцию водки и мгновенно употребил её строго по назначению. Пресная печенюшка показалась изысканным деликатесом, а последовавшая за ней тепловатая каша, вообще ассоциировалась в восторженном сознании с пищей древнегреческих богов.

В какой-то момент наступило состояние изменённого сознания: краски вдруг стали неестественно ярки и насыщенны, окружающие звуки изменили привычную тональность, пространство воспринималось гармоничным, слаженным и в тоже время несколько нереальным, похожим на призрачно дрожащий мираж. Джинн находился ещё в той стадии опьянения, когда рассудок чётко осознавал происходящее и получал наслаждение от ощущений микрокосмоса который внезапно обрёл. В дверном проёме ландшафт местности вызывал лишь позитивные, умиротворяющие эмоции. Даже низкое серое небо с редкими проталинами синевы не навевало тоски и уныния, а, напротив, казалось уютным покрывалом, что защищает от невзгод и опасностей.

«Всё в норме. Завтра придумаю, как из этой передряги выбраться. Фигня вопрос… Подкоп сделаю… Или через потолок пробьюсь… А сегодня и отдохнуть можно. Имею полное право, – виртуально разрешив все свои проблемы, Джинн решительно набулькал ещё „пару капель“ веселящего зелья в свою „рюмашку“, залпом осушил её и без зазрения совести произвел дикий, варварский налёт на оставшиеся всевозможные пакетики и баночки суточного пайка. – Ерунда, жратвы мне хватит… Но с водкой, пожалуй, надо завязывать… Похоже я увлёкся этой стервой,» – он решительно закрутил крышку бутылки и отставил негодяйку к стенке. Минуты две спустя, всё же налил в кружку ещё одну порцию водного раствора этанола, оправдывая данную слабину веским безапелляционным доводом: «Крайняя, на посошок».

Закурил ещё одну сигарету, но ощущения эйфории почему-то больше не наблюдалось. Никотиновый привкус горчил во рту и удовольствия не приносил. Внезапно грусть и печаль охватили странника липкими холодными всепроникающими щупальцами. Небо из уютного пуховика как-то незаметно обратилось в мрачную унылую пелену, скрывающую от взора нечто светлое и желанное. Обведя мутным взглядом пыльное помещение с бетонным полом, усыпанным всевозможным хламом, Джинн даже передёрнулся от отвращения. Неприятная прохлада проникала казалось в самое сердце. Вновь стало бесконечно жалко себя. Даже не как биологическую субстанцию под руководством содружества нейронных облаков, а как осознанную личность, нечто большее, чем биологический объект – часть глобальной ноосферы. Окинув внутренним взором свои прожитые годы, он пришёл к неутешительному выводу: при всём обилии освоенной информации, он не так уж много и повидал. Да и повиданное не отличалось своей изысканностью, утончённостью. Наоборот, зачастую представляло из себя серую заурядность, а порой и того хуже. Совсем не с теми людьми общался, дружил, искал их внимания и понимания. Определял перед собой глупые, порой ничтожные цели, а что самое обидное, не смог выставить именно первостепенные, ключевые, позволившие бы достичь гармонии духа, просветления или, на крайний случай, удовлетворения и равновесия. В глубине сознания Джинн, естественно, понимал, что подобный удел предписан большей части людишек, живущих на данной планете, но легче от этой избитой истины не становилось. Больнее всего болит своя «царапина».

Тяжело вздохнув и сурово нахохлившись, горемыка затянул осипшим голосом есенинские, такие простые, но от этого ещё более гениальные, вирши о золотой осенней роще и журавлях, печально курлыкающих про ушедшую молодость, несбывшиеся мечты, неоправданные надежды. Горькие, как полынь, слова, царапая горло и душу, срывались с губ шершавой опавшей листвой. Одинокая слеза прочертила короткий трек по давно немытому лицу и мгновенно поглотилась прокуренными усами поющего.

Бедолага судорожно отвинтил пробку, вылил остатки водки в кружку и осушил её до дна. Его передернуло от отвращения, даже спиртное не казалось уже этаким эликсиром силы и радости, а по сути своей превратилось в пошлую анестезию, замораживая не только физические ощущения, но и душевные терзания. Пустая бутылка, неловко отставленная к стенке, упала и обиженно покатилась по полу, визгливым скрипом выражая своё возмущение и презрение к человеку, которому она отдала всё своё прекрасное содержимое. С трудом поднявшись, пошатываясь и натыкаясь на острые кирпичные углы Джинн угрюмо поплёлся в «спальню». Инстинктивно сжавшись в позу эмбриона, пытаясь спрятаться от этого неуютного, безжалостного мира, он провалился в чёрное алкогольное забытье.

*****

Назвать следующее утро мрачным – это всё равно что обозвать семибальный шторм безобидным волнением морских масс. Выпитая в два приёма, оставшаяся со вчерашнего банкета, бутылка минеральной воды вызвала обильный липкий пот по всему телу и мгновенную слабость. Провалявшись в кровати ещё пару-тройку часов, Джинн поднялся с постели и в полумраке подвала побрёл к холодильнику. В черепной коробке исступлённо долбил в мозг взбесившийся дятел, вышибая из него даже те жалкие остатки примитивных обрывочных мыслей, которые ещё могли генерироваться. В глазах возникали неясные образы объектов, достроенные похмельным мышлением из обстановки плохо изученного пространства. Наткнувшись на валявшийся на полу кирпич, бедолага зашипел от боли и грязно выругался, сам поражаясь плотности исходившего от себя перегара. С отвращением сплюнув густую слюну, рванул дверь холодильника на себя, он дрожащими руками выхватил бутылку водки из нутра хищного ящика Пандоры, отвинтил пробку и на одном дыхании сделал несколько глубоких глотков. Сжавшись от рвотных позывов, стараясь даже не дышать, Джинн терпеливо ожидал обезболивающего эффекта. Через какое-то время дятел в голове утомился барабанить по мозгам туповатого индивидуума и упорхнул в незваные гости к другому раздолбаю. Сердце наконец-то заработало ровно и уже не билось испуганной птичкой о стенки грудной клетки. Желудок перестало стягивать спазмами обжигающей боли. Короче, больной пошёл на поправку. Ну а его расслабленная тушка побрела к постели и ещё часов пять провалялась в ней, оглашая тёмное подземелье душераздирающим храпом богатыря, отрубившему Зелёному Змию все его головы и хвосты.