КАРТИНА «КУКУРУЗНОЕ ПОЛЕ»

4

Закончив летом учебу, Питер сначала приехал к родителям в Дулут, а затем все чаще стал бывать в Айове на ферме Джека Кёртиса в качестве жениха его дочери. С Райаном они стали видеться реже. Наверное, каждый из них в глубине души подозревал другого в этом преступлении. К тому же, новость о предстоящей женитьбе на Пэйтон больно ранила Райана, хотя он не подал виду.

На ферме Райана тоже принимали тепло. Его видели другом жениха на свадьбе. Райан помнил свой первый приезд на ферму. Ему не терпелось увидеть коллекцию Джека Кертиса. Она не обманула его ожиданий. Коллекция была необычна сама по себе уже тем, что она находилась хоть и в добротном и просторном, но в простом и ничем не примечательном фермерском доме в глуши Айовы. Никому бы и в голову не пришло ожидать увидеть здесь такие шедевры. Вперемешку с неплохими, но все же любительскими картинами Пэйтон, в гостиной висели по-настоящему уникальные шедевры, как, например, цветочный натюрморт Морера, в котором преобладали яркие коричнево-зеленые цвета, картина Роберта Генри, которая изображала лицо случайного незнакомца, шагавшего по улице большого города, непосредственно над диваном висели две черно-белые фотографии Эдварда Стейхена, изображавшие вечерний Нью-Йорк.

Но самым волнительным для него стал момент, когда он, наконец, увидел пейзаж Уайэта. Художник словно смотрел в окно сквозь пелену дождя, рисуя акварель, на которой была изображена мокрая осенняя трава, колыхавшаяся на ветру. На этой картине тоже присутствовал отпечаток некой утраты и замолчанного трагизма. Райан вспомнил первую встречу с Джеком, когда они вели разговор о творчестве Морера.

–Эндрю всегда умел найти и подчеркнуть поэзию, магию и глубокий смысл в простых обветренных лицах соседей и друзей, которые мы встречаем каждый день. А его почвенные пейзажи полей, открывающихся из окон их домов, кажутся такими знакомыми. Ваша картина «кукурузное поле» написано в этой же манере. Я бы приобрел ее у тебя, – обмолвился как-то Джек.

Взгляд Райана увидел одну из картин, и он вздрогнул. Это была картина «Торнадо над Канзасом» Джона Стюарта Карри.

–Это же…!

Джек улыбнулся:

–Нет, это всего лишь копия.

–Талантливо сделана!

–Пэйтон постаралась.

–Пэйтон? – в полном изумлении воскликнул Райан.

На лице Джека отразилась отеческая гордость:

–Это одна из моих любимых работ в стиле риджионализма. Я считаю, что риджионализм лучше всего отражает дух настоящей Америки. Разумеется, эту картину мне не достать, поэтому Пэйтон сделала мне такой подарок на день рождения год назад. И вот еще одна ее копия, – Джек отвел Райана к креслу в углу гостиной. Над ней висела копия картины Эдварда Хоппера «Заправочная станция».

–Ваша дочь очень талантливо рисует копии. Я бы сказал даже мастерски. Она никогда не хотела учиться?

–Полноте, не сбивай девочку глупыми мыслями. Место Пэйтон здесь, на ферме, она здесь счастлива. И поверьте, это не я так считаю, а она сама. К тому же ей никто не мешает рисовать. В саду у нее есть что-то подобие мастерской. Я сам переоборудовал старый сарай для ее нужд.

–Я люблю Хоппера, – сказал Райан. Он не хотел спорить с Джеком, – сюжеты его картин показывают то, где мы сильнее всего уязвимы, они показывают нас такими, какие мы есть. Именно это я ищу и своем творчестве.

–Это любимый художник Пэйтон. Пока американцы делят одеяло, кто все-таки лучший: Уайэт или Вуд, моя дочь давно выбрала Хоппера.

–Это так по-женски: не знаешь, какую из двух юбок выбрать, выбирай третью.

Где-то за месяц до свадьбы Райан и Питер очередной раз отдыхали на ферме. Улучив момент, когда Питер уехал с будущим тестем по делам в окружной центр, Райан остался наедине с Пэйтон. Пэйтон была достаточно рослой девушкой, на полголовы выше Райана. С Питером, в котором было чуть более шести футов, и который был выше ее, она, безусловно, смотрелась более органично, но Райана никогда не смущали такие мелочи. В тот день он признался ей:

–У меня не была праведная жизнь, но я готов измениться ради тебя. Когда я впервые увидел тебя на выставке, сразу понял, что ты необыкновенная девушка. С тех пор я часто думаю о тебе. Не торопись со свадьбой, умоляю тебя. Мне кажется, Питер не любит тебя. Он – хороший человек, и он мой друг, но мне кажется вы оба совершаете ошибку. Тебе со мной будет лучше. Ты также тонко понимаешь живопись, как и я. Ты меня, как художника, понимаешь, я это чувствую. Я предлагаю тебе уехать со мной, в Нью-Йорк. Ты могла бы там учиться живописи. Тебе нельзя зарывать свой талант. Твоя ферма от тебя никуда не денется. Мы также можем приезжать сюда.

Райан говорил еще долго и пылко. Пэйтон слушала его не перебивая. А потом сказала:

–У меня в жизни тоже были моменты, за которые мне стыдно. Но на то мы и люди.

–О чём ты говоришь?

–Наверное, мне стоило рассказать об этом Питеру прежде чем мы поженимся, но я… я не могу. Он такой внимательный и нежный, и … и правильный. Но при этом, мне нужно кому-то рассказать, чтобы понять…, что я неплохой человек, что я достойна его.

–Ты!? Пэйтон, разве ты можешь быть кого-то недостойна! Помилуй, боже, о чем ты говоришь. Послушай, раз ты не можешь рассказать Питеру, расскажи это мне. Клянусь тебе, это останется между нами. Я не смогу причинить тебе вред.

–Это случилось, когда мне было шестнадцать. Я знала его давно, и мы часто виделись по делам. А в тот день я его увидела и поняла, что со мной вдруг что-то произошло. Я поняла, что он – особенный. Я вдруг увидела, какие у него грустные красивые глаза, какая необыкновенная улыбка. Со мной раньше такого не было. Мне захотелось видеть его каждый день. Если по какой-то причине мы не виделись, я места себе не находила. В общем через три месяца я узнала, что я беременна. Он сказал, что пойдет к моему отцу просить моей руки, но я ему запретила это делать под страхом, что наложу на себя руки. Я знаю своего отца. Он очень строгих, если не сказать, старомодных правил. Они в этом с Питером в чем-то похожи. Он сразу отправил бы его за решетку, а я не пережила бы этого. Пока могла, я скрывала, а потом, потом я сказала маме, что меня изнасиловал в поле какой-то незнакомец, и что я беременна. Аборт делать было поздно. Отец рвал и метал. Для него это был несмываемый позор. Сначала он хотел идти в полицию, но я плакала, что боюсь давать показания. В итоге они с мамой решили, что когда я рожу, они скажут, что это их ребенок. Мне запретили покидать ферму, чтобы меня никто не увидел. Я родила девочку. Мой отец ее не любил, видел в ней того воображаемого насильника, считал гнилым семенем, а мы с мамой в ней души не чаяли. Когда ей исполнилось четыре года, она ушла со двора в кукурузное поле и пропала. Я сильно горевала, но еще сильнее плакала моя мама, – глаза Пэйтон увлажнились, – ты можешь подумать, что мой отец к этому причастен, но это не так. Если бы ты его знал, ты бы никогда так не подумал. Да, внешне он иногда мог себе позволить нетерпение, но в душе он очень нежно любил ее, она была его нежность и его боль одновременно. Когда Мисси было два годика, она заболела воспалением легких, она могла умереть, так отец доктора среди ночи нашел, а потом увез Мисси в хорошую клинику. Врач мне потом сказал, что я должна благодарить своего отца, если бы он так оперативно не действовал, они бы ее не спасли.

– А отец девочки? Он из вашей общины?

–Да, – Пэйтон опустила глаза, – только не спрашивай о нём ничего.

–Он знает, что произошло?

–Да. Я в тот же день ему сказала, что Мисси пропала. Он искал ее везде, но безрезультатно. Больше я свою дочь не видела.

– То, что ты рассказала, это ужасно. А о Питере ты зря так думаешь. Он очень волевой и порядочный человек. Я думаю, он бы понял.

–Но я не хочу, чтобы он знал. Ты обещал. И вообще, что касается Питера… Мы любим друг друга. Да и поздно уже что-то менять. У нас с Питером будет ребенок.

Райан уехал в тот же день и больше на ферме не появлялся. Родителям Пэйтон он сообщил, что не сможет присутствовать на свадьбе, так как ему предложили работу в Нью-Йорке. В качестве подарка молодоженам он прислал свою картину «Кукурузное поле», которая тогда на выставке понравилась Пэйтон.

5

У Пэйтон и Питера родилось двое детей. Джеку исполнилось шестнадцать, – Хейли – восемь. Жили они все это время в доме Джека и Дороти Кёртис. Это был большой одноэтажный дом с большой верандой и коническими колоннами.

Дети занимали две спальни в правой части дома. Там же была лестница в подвал, где для Джека был оборудован небольшой тренажерный зал.

Джек усиленно занимался тяжелой атлетикой и играл в бейсбольной команде старшей школы Олд Кэмп. В последнее время он стал приводить в тренажерный зал свою подругу Мэй. Мэй работала на заправке матери. Марджи называла это «подмени меня», хотя на самом деле торговала большую часть времени Мэй. Джек выглядел старше своих лет, и был таким же симпатичным, как и его отец и мать. Он был похож сразу на обоих. Мэй нравился этот светловолосый юноша, хотя и Эйдену Дугласу она тоже не говорила ни «да», ни «нет». «Мэй лихо умеет вертеть задницей перед обоими парнями, вся в мать», – как-то скабрезно заметил Генри Дуглас, когда его сын очередной раз собирался на свидание с ней.

Первое время молодые люди встречались у Мэй в доме. Они слушали музыку, иногда смотрели в интернете информацию на разные темы, например, какие колледжи были в Де-Мойне. У Джека не было дома компьютера. И про его будущее в семье тоже пока не говорили, но он твердо решил для себя, что после окончания школы уедет из Гранби учиться в колледж.

Однажды Марджи, увидев их вместе, сидевших на диване и смотревших телевизор, в то время, как Джек слегка приобнял Мэй, вдруг неожиданно вспылила и запретила Джеку бывать и них в доме.

Джек убежал, как побитая собака, а Мэй набросилась на мать с упреками, но Марджи, которая, обычно, потакала всем желаниям дочери, на этот раз была на удивление непреклонна. Она категорически запретила встречаться с Джеком, посоветовав в грубой форме, если уж так «чесалось», как она выразилась, у Мэй, обратить внимание на старшего из братьев Дугласов, Эйдена.

Мэй расценила эту выходку Марджи, что той не нравилось, что Джеку только шестнадцать. Угрозы Марджи не напугали Мэй. Тайком она стала приходить в дом Джека. Она незаметно пробиралась через гараж и спускалась по лестнице в подвал.

В подвале стояла скамья с навесом для штанги, тренажер для тренировки мышц спины, висела большая потрёпанная груша. В углу стоял небольшой старый диванчик. На этом диванчике Джек впервые поцеловал Мэй. Это случилось перед пасхой. У Мэй был выходной. Она притащила две бутылки пива. Джек тогда впервые попробовал алкоголь. Они сидели очень близко друг к другу, соприкасаясь бедрами и плечами. Неожиданно для себя и долгожданно для Мэй он повернулся и поцеловал ее в губы. Поцелуй получился короткий и нервный. После этого Мэй обняла его за шею и прильнула к его губам.

Однажды маленькая Хейли увидела, как из подвала сначала поднялась Мэй, а следом за ней Джек, который незаметно вывел ее через сад на заднюю улицу.

–Я видела, кто поднимался из твоего спортзала, – шепнула она Джеку на ухо, когда тот вернулся в дом.

–Ты же никому не скажешь? – в ответ шёпотом спросил Джек.

–Нет, я тебя не выдам. Ты же мой брат.

Джек крепко обнял сестренку.

Большая спальня Джека старшего и Дороти, а также огромная ванная и гардероб занимали всю левую часть дома. Сюда вела отдельная дверь из гостиной. Из спальни был выход в зимний сад. Дороти любила сидеть там зимой. Спальня Питера и Пэйтон располагалась слева от прихожей и тоже имела собственную ванну, хотя и более скромных размеров.

Питер несколько раз заводил разговор с женой, что пора бы им подумать о собственном доме. Но Пэйтон и слушать ничего не хотела. Она говорила, что очень привязана к своей семье, что этот дом – ее родовое гнездо, и она хочет жить только здесь, и чтобы ее дети тоже росли здесь. После нескольких безуспешных попыток отговорить супругу Питеру пришлось сдаться.

6

Со временем Питер понял для себя одну вещь: он не любил Пэйтон, но она оказалась той женщиной, которая идеально подошла ему на роль жены. Она была такая же спокойная и деловита, как он, все свое время посвящала семье, лишь иногда позволяя себе придаваться своему хобби – рисованию. Она была экономна и бережлива, что тоже радовало Питера. Он вырос в большой семье, где принято было экономить.

Пониманию отсутствия близких чувств к Пэйтон способствовало одно обстоятельство. Первые десять лет Питер жил, не задумываясь ни о чем подобном. Он искренне считал, то, что он испытывал к Пэйтон, и есть любовь. Годы, похожие один на другой, заполненные заботами и ежедневным трудом, пролетели быстро. Затем Питер стал ловить себя на мысли, что ему чего-то не хватает в отношениях с Пэйтон. Нет, она не изменилась. Она была также внимательна и заботлива. Изменился он.

Раз в два года он ездил в Дулут к родителям. Обычно он брал с собой Джека или Хейли, но в тот раз дочь заболела, а Джек нужен был в поле, и Питер приехал один.

Семья Питера Коллинза жила в большом красивом доме на склоне холма. С него открывался прекрасный вид на бухту и порт. Отец Питера Дон Коллинз всю жизнь проработал в порту. Анаис, его жена, получила степень по психологии и степень по праву, но стаж работы у нее был небольшой. Главную свою роль она видела в воспитании детей. У Питера были две сестры и два брата. Все устроились в Дулуте. Все часто бывали в родительском доме, поэтому приезд Питера всегда был большим событием для семьи.

Питер уехал на неделю один, и там у него случился первый роман на стороне с его бывшей одноклассницей. Анаис позвала ее на ужин, поскольку они были соседями. После ужина Питер пригласил ее прогуляться по набережной, где они нежно и страстно целовались у фонарного столба, а затем, как страстные влюбленные, всю ночь не спали в номере отеля. Продолжения никакого не было, да и оно никому и не было нужно. Но тот факт, что Питер не чувствовал раскаяния, подвело его к мысли, что он не любит свою жену. А полтора года назад, сразу после рождества у него завязался страстный роман с Марджи Паладини.

Новый год было принято отмечать всей общиной, в отличии от Рождества, когда каждое семейство собиралось в своем кругу. Поскольку общего места, где вся община могла бы собираться в деревне не существовало, хотя Джек Кёртис, и братья Дуглас давно выбивали деньги у местных властей помочь им со строительством некого подобия общественного центра, и они даже были готовы строить сами, не хватало финансирования, то тот новый год отмечали в доме Марджи Паладини.

Тут несколько слов нужно сказать об общине Гранби, одном из полутра тысяч поселков, разбросанных по всему штату.

Гранби возникал неожиданно. Трасса из центра округа пересекалась искусственно посаженной лесополосой, которая разделяла поля кукурузы разных общин. Слева в конце лесополосы виднелись несколько отдаленных ферм, территориально тоже относившихся к Гранби. За лесополосой на трассе сначала появлялся старый дом, за ним через некоторое расстояние на дороге, петлявшей среди холмистых полей, засеянных кукурузой, появлялась заправка с супермаркетом и кафе на семь столиков. Рядом находился вырытый котлован. Своей гостиницы в Гранби никогда не было, но неугомонная Марджи последнее время вынашивала мысль о постройке небольшого отеля рядом со своим кафе.

У заправки дорога раздваивалась. Налево она шла в объезд деревни. Здесь стоял огромный амбар, где Джек хранил тюки, готовые к отправке, чуть поодаль – три гигантские цистерны с водой. За цистернами стояло два ангара с техникой и автомастерская. Перед ними раскинулся широкий двор, заваленной разными ржавеющими деталями, канистрами и прочим хламом.

Прямо дорога вела в деревню, превращаясь в единственную улицу. Первым на улице стоял дом Марджи Паладини, владелицы заправки. Марджи была старшей дочерью Люка Грегуара, который владел молочной фермой, стоявшей на другом конце общины на невысоком пригорке.

Марджи было сорок два года, но она великолепно выглядела и была уже третий раз замужем. Она была женщиной щедрой, незлобивой, с веселым легким нравом и бьющей через край энергией.

От первого брака со священником из Де-Мойна у нее родилась единственная дочь Мэй Хьюстон. Девочка была очень похожа на свою мать – те же черные густые волосы, те же синие глаза. Сейчас ей уже исполнилось девятнадцать, и выбирая между приходом отца и заправкой матери, она решила пока остаться жить в общине.

Поженившись, Марджи и ее муж жили в Де-Мойне, где Марджи полностью вкусила плод столичной жизни, чего ей так не хватало в Гранби. Ее поведение не соответствовало поведению жены священника. Через восемь лет после рождения дочери, преподобный Хьюстон не выдержал бурного нрава жены и ее бесчисленных похождений и уехал с разбитым сердцем в Дубьюк, где его назначили викарием в один из приходов. Мэй осталась жить с матерью. После развода Марджи вернулась на ферму к отцу и какое-то время жила там, пока не встретила Энрико.

Второй муж Энрико Паладини продержался в жизни Марджи еще меньше. От него женщине досталась не только звучная фамилия, но и неплохое состояние. Энрике был человек широкой души и тугого кошелька, и именно благодаря ему, у Марджи появилась заправка с кафе и тот роскошный по местным меркам дом, в котором она жила. Но Энрике арестовали за махинации с налогами, поэтому Марджи опять осталась одна, однако, не замедлив по-быстрому развестись. Ей удалось спасти дом от ареста имущества. Но одной она пребывала недолго.

Два раза в неделю она ездила в Дубьюк в тренажерный зал, пока однажды не повстречала там красавца Тристана. Сейчас Марджи была замужем в третий раз. Тристан был на двенадцать лет ее моложе, обладал внешностью греческого бога, но был абсолютно бесполезным в хозяйстве. Он действительно походил на античную статую, которой можно было разве что любоваться. Марджи его держала от скуки, а Тристан был настолько ленив, что ничего не хотел менять в своей жизни. Когда ему становилось скучно в общине, Марджи выгуливала его в Де-Мойне, где они пускали деньги в каком-нибудь ночном клубе, благо что денег у этой предприимчивой женщины водились всегда. Тем не менее наличие мужа и тот факт, что она была подругой Пэйтон не помешало Марджи завести роман с Питером. Он продолжался чуть более полугода, пока страсть не утихла. Потом они остались друзьями. Пэйтон ни о чем не догадывалась, и Маржи продолжала бывать у них дома.

На той новогодней вечеринке, что Марджи устроила для жителей общине, она была самой неотразимой. Питер не мог не заметить ее длинного черного платья с голой спиной и боковым разрезом, откуда иногда проглядывало черное ажурное кружево чулка. Черные блестящие волосы были закручены в аккуратные пряди, лежавшие на плечах. Одна прядь была заколота сбоку брильянтовой заколкой. Дополняла облик роскошная красная помада.

Питер весь вечер украдкой наблюдал за ней. Марджи, как опытная женщина, не могла не заметить этих взглядов. Нужно сказать, то за почти пятнадцать лет, поведённых на ферме, Питер сильно возмужал. Постоянная физическая работа на свежем воздухе и натуральное питание ему пошли на пользу. Питер раздвинулся в плечах, его широкую спину не скрывал даже чуть большеватый пиджак, который ему пришлось надеть по настоянию Пэйтон. Питер чувствовал себя в этом пиджаке неловко. Во-первых, он никогда не любил их носить, и жизнь на ферме не способствовала формированию этой привычки, а во-вторых, это был один из пиджаков Джека. Питер полагала, что он смотрелся на нем как с чужого плеча.

Уличив момент, Марджи подошла к нему:

–Тебе нравиться здесь?

–Да, у тебя прекрасный дом, – ответил Питер.

–Хочешь я покажу его? – Тон у Марджи был абсолютно приятельский, но вот глаза…, глаза выдавали другое. Марджи умела разговаривать глазами. Как говорится, за слова можно поймать, а вот за взгляд никогда.

Питер огляделся. Пэйтон была увлечена беседой с Мэри Трумэн и своей матерью. Мэри Трумэн и Дороти Кёртис, как они сами о себе говорили, были подругами с рождения. Они даже родились в один месяц, Мэри была на две недели старше. Мэри Трумэн была женщиной несгибаемой воли. Наверное, именно такие люди могли жить и, главное, радоваться жизни в этих местах. Даже трагическая гибель ее дочери не сломили ее. Она посвятила свою жизнь воспитанию внучек. Ее сын Джулиан все время пропадал в поле. Все заботы по выращиванию кукурузы лежали на нем. Джулиану было около сорока, но он так и не женился, однако Мэри все надеялась, что сын когда-нибудь приведет в ее дом жену.

Его тесть в это время разговаривал с братьями Дуглас. Генри и Монро были угрюмыми, малообщительными людьми. Их семья, пожалуй, была самая закрытая в общине, так, по крайней мере, решил для себя Питер, когда постепенно стал знакомиться со всеми ее жителями, однако, с его тестем братья Дуглас охотно имели дела. Питер сразу заметил, что его тесть был очень уважаемым человеком в общине, и по факту, ее негласным лидером, так как ни оно более или менее важное дело не решалось без его участия.

Решив, что на него никто не смотрит, Питер кивнул Марджи, и они скрылись за синей портьерой.

Питер ошибся. Один человек внимательно, но незаметно, исподлобья, наблюдал за ним. Это был Люк Грегуар, отец хозяйки дома.

Люк рано стал отцом. Марджи родилась, когда ему был восемнадцать, а его любимой жене Беатрисе двадцать три. Спустя четыре года родилась Шарлотта, а спустя еще восемь лет – Энн. Во время последних родов у Беатрисы открылось кровотечение, и она умерла. Женщины их общины всегда рожали дома, приглашая семейного доктора. В тот раз доктор не приехал, потому что в то же самое время принимал роды у другой роженицы в соседней общине за тридцать миль. Та рожала первенца, и доктор решил, что там его присутствие было более необходимым. Они с Беатрисой тоже думали, что третьи роды пройдут как по маслу, но ошиблись. Когда доктор все-таки приехал, было уже поздно. Он лишь проверил состояние малышки и констатировал смерть роженицы. Люк сам воспитал троих дочерей, так больше и не женившись. Все три его дочери были совершенно разными: решительная и жизнерадостная Марджи, успевшая третий раз выйти замуж, и родившая пока единственную внучку, сдержанная и замкнутая Шарлотта, которая побыла замужем за Эриком Дагердом. Эрик был неплохим парнем. Люку он нравился своей искренностью и еще тем, что он был очень опытным ветеринаром. А еще Эрик даже внешне немного походил на Люка, такой высокий, крепкий, с черными непослушными волосами и большими карими, как вишни, глазами. Кто не знал их, мог бы подумать, что это Эрик – сын Грегуара, а Шарлотта – его невестка. Эрик с Шарлоттой развелись через три года после свадьбы. Детей у них не было. Инициатором развода была Шарлотта. После развода Эрик поселился в деревне в маленьком домике напротив дома Марджи.

В этом доме когда-то жил старый школьный учитель, который преподавал еще у Мэри Трумэн и Дороти Кёртис. Он умер глубоким стариком. Его дом долгое время пустовал, так как никто не хотел покупать дом в такой души, пока не появился Эрик Дагерд. Эрик нашел родственников старика и приобрел у них этот домик.