Время текло незаметно. У Киракии появлялось всё больше вопросов, и она даже не обратила внимание на то, как её перестала волновать холодная вода. Ири отвечала на всё. Она никуда не торопилась. Это был только их, семейный момент, и она наслаждалась каждой секундой, проводимой с любимым ребенком. В некотором смысле, она прощалась со своей "маленькой Искоркой", ведь отныне той суждено было встать на путь взросления. Перестать быть малым ребенком. Её ребёнком.
Очень скоро, в их разговоре всплыло имя: Жухон Юанэ. Старшая Мать. Её упоминание было неизбежным: Ири была обязана познакомить дочь с хранительницей клана хотя бы заочно, а Киракия, прежде, уже интересовалась личностью загадочной "всематери" Ву'Лан. Рассказать о ней оказалось на удивление не просто. Точнее, очень непросто было решить, с чего стоило начать о ней рассказывать. Эта фигура имела слишком много тяжеловесных значений для всего клана. В каком-то смысле, Киракия уже знала о ней, – она просто ещё не догадывалась, что многое в её жизни, в жизни каждой девочки и женщины в Ву'Лан, было продиктовано именно ею.
– Мама? –Киракия вынырнула из-под воды с очередным вопросом. Ири мотнула головой, подав ей знак, и Кира новь подставила ей свою голову, позволив продолжить ухаживать за своими волосами. – Мама, а можно мне не называть Юанэ мамой, когда я встречу её в Храме?
– Нет, Искорка. –отвечала Ири, поправив ей локон промокших волос. – Нельзя. Юанэ – Старшая Мать. Все называют её мамой, Кира.
– Но она не моя мама. –в типичной для себя манере, запротестовала Киракия. – Она даже не была папиной женой!
– Она – наша духовная мать, Кира. -терпеливо пояснила Ири, взяв дочку за руку, и заставив повторить движение, которым она укладывала омытые волосы. – Чти её.
– Как её могут называть мамой все? –продолжала недоумевать младшая Хойен, повернувшись к маме лицом. – Дядя Жин-ран старше неё!
– Он тоже зовет её так, Кира. –чуть нахмурившись при упоминании Жина-ран, ответила Ири. Киракия по-прежнему не знала, почему мама явно недолюбливает дружески настроенного к их семье старого мастера. – Жин-ран обращается к ней "почтенная Мать".
– Но это же глупо. Как можно называть мамой… младших?!
– Кира, разве ты не слушала что я тебе говорила? –чуть приподняла брови мать. – Без Старшей Матери не было бы… никого из нас. –окончив с мытьем волос дочери, Ири принялась за свои. – Она решает, чему быть, а чему – нет. Она хранит традиции, и бережет линию всего клана, отсеивая… дурную кровь. –Киракия немного замешкалась, услышав последние слова. "Дурная Кровь" – это словосочетание было ей пока что непонятно, но она уже слышала его раньше. Акари произносили его тихо, украдкой, словно страшное ругательство или проклятие. Киракия до сих пор не была уверена, хочет ли она знать, что это означало. Она и теперь не решилась спросить.
– Она решает… -повторила она, пытаясь уложить это в своём сознании, наотрез отказывающемся соглашаться с тем, чего не могло уразуметь. – Это потому, что она разрешает или запрещает кому-то любовный танец? Разве мужчины обязаны её слушать? Они же мужчины!
– Ты всё поймешь, позже. –заверила Ири, распрямляя липнущие к обнаженному телу волосы. – Пока-что, просто прими это как есть. И не спорь с мамой. -удовлетворенно, и даже с гордостью она заметила попытку Киракии помочь ей. Повторяя её же движение, дочь нежно и неспешно разгладила волосы матери, и пусть ей не хватало ловкости и уверенности в движениях чтобы сравниться с родителем, прогресс был заметен. – Спасибо, Искорка. –Ири потянула руку за край бадьи, к полотну что свисало с небольшой полки. Киракия вновь прильнула к ней, привычно ожидая того что мама начнет сушку с нее, но Ири вручила полотно ей в руки, коротким кивком приказав сушиться самостоятельно. Киракия подчинилась.
– Но… но… Старшая Мать ведь – тоже девочка! –вновь запротестовала она, продолжая растирать мокрые волосы о уже смоченное полотенце. – То есть, женщина. Как я! Но почему ей всё можно, даже командовать мужчинами, а нам…
– Она принесла большую жертву, Кира. –прервала её мать. – Все Старшие Матери приносят большую жертву ради клана. –Киракия отложила полотенце, открыв взору мамы взъерошенные, и всё ещё влажные волосы. Ири удержала её за руку, и жестом наказала продолжить сушку. – И не трись так сильно, волосы себе повырываешь, и кожу попортишь. –добавила она, не отрывая от дочери глаз.
– Чем она пожертвовала? –сквозь мельтешение полотенца задето бросила девочка.
– Тебе нужно стать взрослее, чтобы понять. А до тех пор, не сомневайся в ней, и её главенстве. –младшая Хойен вновь отложила полотенце, и поглядела на мать. Та глубоко вздохнула и покачала головой. Встав в полный рост, Ири переняла полотно у дочки, и по старинке закончила процедуру своими руками. Киракия нахмурилась, и восприняла это как поражение. – Ты прямо как твой папа. –посетовала Ири то ли с ностальгией, то ли с грустью. – Вечно спешишь, и прикладываешь слишком много усилий там, где можно обойтись одним лишь терпением. –осушив дочку с головы до пят, и придав её волосам хотя бы некое подобие причёски, Ири бросила полотенце на край бадьи, и достала с полки второе.
– Можно я? –подала обнадёженный голосок Киракия, что выбравшись из бадьи и ступив на полы банной комнатки уже готовилась одеваться. Ири, недолго поразмыслив, отрицательно покачала головой.
– Ты помнишь правило, Искорка: прежде чем делать что-то для других, научись делать то же самое для самой себя. –нравоучительным тоном ответила она, накидывая полотенце себе на голову. Киракия вновь нахмурилась, и разочарованно вздохнула.
Её скромное домашнее платьице было уложено на другой полке, той что висела у двери в коридор. Оно уже было стареньким, и давненько начало выцветать, но Киракия ни под каким предлогом не желала от него избавляться, потому как оно было сшито из тканей, привезенных когда-то давно её отцом. Она гордилась этим платьицем. И разве что совсем чуть-чуть завидовала платью мамы, что лежало рядом.
Покончив со своей кагемой, – уложенным в свёрток длинным куском материи, коим женщины акари обматывали интимные части тела на манер бинтовки, тем самым заменяя привычное людям нижнее бельё, – она потянулась к платьицу, но не сразу сдернула его с полочки.
– А кто главнее: О'ран, или Старшая Мать? –вдруг спросила она, поворачиваясь к маме.
Ири изменилась в лице. Она осекла дочку строгим взглядом.
– О'ран стоит выше всех в клане, Киракия. –очень строгим, но не озлобленным тоном ответила она, покидая бадью. – Только он. Никогда не сомневайся в его первенстве, даже если все кругом будут говорить иначе, Кира. –предостерегла она, приближаясь. – Даже, если иначе буду говорить я. –она нежно и ласково коснулась подбородка дочери, приподняла его, и поцеловала в лоб. – Но О’ран никогда не пойдет наперекор воле Старшей Матери. Как и она – наперекор ему. Считай их… большими папой и мамой, но сразу для всего клана. –она обратила внимание на то, как Киракия справилась с кагемой. – Хорошо. –подметила она. – Но тебе пора учиться перевязывать не только таз, но и грудь. –Киракия удивленно посмотрела маме в глаза, а затем оглядела себя.
– Но у меня грудь ещё не такая как у тебя.
– Ничего. Учиться нужно заранее. Возьми вторую, Искорка. –Киракия покорно потянулась к полке за второй кагемой. Ири взяла свою. – Повторяй за мной.
Киракия научилась не сразу. Лишь её третью попытку Ири сочла приемлемой, чего для первого раза было достаточно.
Глава V
1. 12.1481 г. Н.Э.
– А теперь, запишите свои имена. Без фамилий. –голос учительницы письменности звучал вкрадчиво-мягко, тихо, и осторожно. Две девочки по соседству взялись за кисточки, поочерёдно макнули их в чернильницу, и потянулись к своим табличкам. Киракия немного замешкалась.
– Извините… -немного неловко выдавила она из себя, виновато поглядев в глаза учительнице. Та сию секунду обратила на неё взор, слегка приподняв брови в молчаливом вопросе. – Моё имя записывается из двух иероглифов, или трёх? Просто значения получаются разными.
– Давай подумаем вместе! –живо отозвалась учительница, без малейшего упрёка в тоне. Она чуть вытянулась вперёд, приблизившись к Киракие. – Твоё имя звучит "Киракия". Но записать его можно по-разному. Если записать это имя символами "K'yi", "Rha", и "Kya", – то значение имени будет состоять из "Не согласна", "Мягкий металл", и "Борьба". –говорила она, записывая каждый символ элегантным почерком. Она наносила их на табличку отдельно друг от друга, как бы "препарируя" образуемое ими слово, тем самым наглядно демонстрируя предмет их разговора. – Какое же имя из этого получится? "Та, что идет вопреки; мягкий металл оказывающий сопротивление"? Думаешь, так задумывала твоё имя мама? –Киракия отрицательно помотала головой.
– Если добавить пару штрихов, -отвечала она вдумчиво, осторожными мазками кисти дополняя выведенные учительницей символы. – …то значения символов сложатся иначе, и образуют другой смысл. Теперь, это имя означает… "Гибкий металл, что, изгибаясь, сопротивляется".
– Молодец, Хойен! –одобрительно-тёплым тоном прокомментировала старания подопечной учительница, широко улыбнувшись. – Ты понимаешь язык письма так, как обучают им управляться девочек из старших классов! Это очень умелая манипуляция преображающими частицами. Это очень хорошо. Но здесь и сейчас, – это несколько не уместно. Не забывай: ты всё ещё в младших классах, и здесь от тебя требуется лишь знание первичных основ. Попробуй записать своё имя несколько проще.
– Хмм… Тогда, я запишу два символа: "Kira", и "Kya". "Гибель", и "Борьба". Получится… "Гибельная борьба"?
– Ну-ну, -чуть покачала головой учительница. -…не торопись. Я просила тебя писать проще, а не прямолинейнее. Давай я тебе кое-что объясню. –она взяла у Киракии её табличку, кисть, и жестом попросила пересесть к себе поближе. Киракия незамедлительно подчинилась. Учительница смочила тряпочку в ведёрке с водой, и лёгким движением смыла с каменной таблички всё то, что было написано на ней ранее. – Твоё имя – очень редкое, девочка. –начала она, осторожно положив плоскую прямоугольную табличку перед собой. Это было довольно хрупкое изделие, пусть и было сотворено оно из камня. – Это имя известно во всех кланах акари, но плотно связано именно с историей нашего клана. –продолжала она благоговейным тоном, будто бы описывала нечто для себя, – да и для всего клана, – сокровенное. – Ты названа в честь Перворождённой, Хойен. Так называют первых, и самых могущественных детей Праматерей кланов. Именно от Перворождённых ведут свои линии все семьи акари, в каждом клане. Так гласят легенды. –две девочки по соседству явно увлеклись рассказом учительницы, потому как они бросили натужные старания записать свои имена на табличках правильно, и всецело внимали рассказу учительницы вместе с Киракией. – Великая Праматерь Ву'Лан имела трёх детей. Имена её двух старших сыновей, братьев-близнецов, утеряны в веках, ибо несмотря на всё своё могущество, они не смогли оправдать надежд матери, и сгорели в огне её великой ярости. Но младшая её дочь смогла справиться с возложенным на неё бременем, и пережила гнев матери. Столь сильна оказалась младшая Перворождённая, что смогла впитать в себя духи уничтоженных братьев, обретя их волю, их гнев, и их силу, – за что была прозвана Триединой. Эту Перворождённую Ву'Лан, – единственную её Перворождённую, – звали Киракия. –закончила она почти шёпотом. Две соседние девочки восхищённо выдохнули, выслушав рассказ. Киракия молчала. Она глядела куда-то в сторону, в точку. Будто бы в саму себя. Она внимательно слушала учительницу, но не выражала свой интерес, своё восхищение рассказанной легендой так же открыто, как это делали две её соседки. Учительница взяла в руку кисть, и макнула её в чернильницу. – Её имя действительно записывается символами "Kira", и "Kya", но погляди как. –она записала имя Киры своим элегантным почерком, и доселе неведомым Кире штрихом связала оба символа воедино, объединив их в единый, слившийся иероглиф, украшенный несколькими штрихами добавившими частицы преображающие базовое значение.
– "Kirakya", -прочитала Кира своё имя на каменной табличке, впервые в жизни узрев то, как выглядело её имя на письме. – …"Бессмертная".
– "Бессмертная". –подтвердила учительница. Она заметила интерес своих учениц к выведенному ею сложному иероглифу. Те уже давно были обучены всей таблице символов, но ещё никогда не видели "такого". Они и не могли о нём знать. – Это "старое наречие", которому уже давно не обучают учениц в Храме. –пояснила она. – Знание "Старого Письма" хранят лишь избранные единицы, коих Старшая Мать избирает среди куллурок. На то есть причины, девочки. –она вновь обратилась к Киракие: – Старое наречие куда меньше привязано к словам как таковым, нежели новое, Хойен. Куда больше, в нём ценится дух произнесённого. А потому, сие имя имеет сразу множество трактовок: "Бессмертная", "Та, кто бросила вызов самой смертности", "Та, чьё орудие – сама Погибель". –она аккуратно сложила кисть рядом с чернильницей. – Это очень старое имя, девочка. Древнее. Не каждая мать решится дать такое дочери. Это имя несёт в себе великую силу… и великие испытания.
Когда пришло время покинуть класс письма, где сегодня днём училась только её группа, Киракия обыденно промыла свою табличку, и уложила её на полку с другими. Кисточку с чернильницей она уложила в небольшой шкафчик близ выхода, и поспешила выйти из кабинета. Две её одногруппницы делали то же самое, но не прекращали обсуждать услышанную ими от учительницы историю, что, от чего-то, немного раздражало девочку. Эта история была рассказана ей. Это было её имя. Это её история.
Кире, почему-то, было неприятно, что историю её имени "подслушали". Она не стала задерживаться с девочками, и в одиночку ушла в прогулку по залам и коридорам Храма Традиций, отдаваясь собственным мыслям.
Храм Традиций был огромен. Несколько лет назад, когда она впервые пришла сюда, у Киракии перехватило дыхание от величественной торжественности этого места. Говорили, что больше Храма был лишь сам Боевой Монастырь, но его Киракия ещё в жизни не видела, – даже издалека.
Храм был строением о трёх высоких и просторных этажах, примыкающим своим тылом к уходящей ввысь горе. Каменная кладка, что гармонично перемежалась и сливалась с естественными выступами горной породы, могучие колонны и дополнительные опоры, – всё это делало Храм непоколебимым бастионом в любой шторм, ненастье, и беду. Единым целым с самой горой.
Но что завораживало больше – его красота. Киракия ранее не видела таких декораций – нигде. Даже в элементах украшений самых сильных семей. Казалось, будто акари со всего клана объединили усилия, и решили запечатлеть всю свою изобретательность и изощрённость в умении создавать великолепие, всю полноту вкуса и стиля, – свойственного только им, Ву'Лан, стиля, – в одном этом строении.
Каждая колонна – изрезана особым рисунком, и раскрашена в цепляющий глаз алый цвет. Стена – поделена на сегменты, каждый из которых исписан сложным рисунком, или же является полотном, покрытым письменами из иероглифов, выведенных кистью лучшей мастерицы своего поколения. Каждый фонарь, лампа – стилизованы и окрашены. Каждому сегменту, каждой детали уделено внимание, и посвящена кропотливая ручная работа, равной которой было не сыскать во всём клане.
Крыши домов могущественных семей украшены резными статуэтками? Ха! Крыши ярусов Храма украшены целыми их переплетениями! Некоторым домам старинных семейств уже не одна сотня лет? Что ж, Храм – едва ли младше самого клана, ведь некогда он был первым и общим домом для всех поселившихся на этой горе акари ву'лан! Храм был средоточием всего самого ценного и важного для клана, как в материальном так и духовном эквиваленте. Сердцем культуры и духа. А посему, он был исключителен. Во всём. Даже лестницы храма были причудливы, и стилизованы. А их ступени… кажется, они были вполне обычными, но в общем фоне выглядели как нечто по-настоящему волшебное.
Кратким словом, – за что бы здесь не цеплялся взгляд, то был пир для глаз. Во всяком случае, – для глаз девочки, привыкшей к скромной жизни горянки, это было настоящее яство.
Но главное ждало внутри.
Огороженный диковинной живой изгородью, каким-то чудом выживающей на морозе вершины горы и не гибнущей в бедствиях, Храм скрывал от глаз посторонних свой просторный внутренний двор. Там нашлось место для нескольких площадок, где устраивали представления и танцы, нескольких милых и уютных на вид ротонд, и даже цветущему саду полному странных и даже чудаковатых растений и цветов. За всем тем что здесь было непрерывно следили и ухаживали служки, именуемые куллурами и куллурками. Во дворе Храма всегда бурно кипела жизнь.
Нутро Храма от его двора отделяли множество ходов, которые Киракие, несколько лет назад, ещё только предстояло начать изучать, но "парадным" ходом служили две большие и тяжёлые двери-половинки, богато украшенные резьбой. Согласно ритуалу, впервые придя на землю Храма, каждый новичок был или была обязаны пройти внутрь именно этим ходом. В своё время, Киракие пришлось приложить немалое усилие, чтобы открыть себе проход. Именно тогда, её глазам и предстало наполнение этого восхитительного места.
Прежде всего, в нос ей ударил аромат благовоний и цветов – такой необычный, резкий, но чарующий. Затем, лица коснулся ласкающий кожу своей мягкостью занавес из багровой ткани. Глаза быстро привыкли к освещению; оно было ярко как свет утреннего или закатного солнца, – лампы и фонари были здесь повсюду. Да, обычно, Акари украшали дома лишь извне, ценя во внутренних убранствах скромность – но это правило явно не касалось Храма. Внутри он был ещё более прекрасен, нежели снаружи. Полы, устеленные привезенными со всего света коврами; мягкие диваны и кресла, уставленные не менее мягкими подушками, что были разбросаны в том числе и по полам. Причудливые светильники и резные люстры; курильницы с благовониями и ароматные свечи; укромный внутренний сад, полный прекрасных растений и цветов; занавесы в каждой комнате, в каждом переходе, – и всё цветасто, ярко, мягко, и душисто!
По первой, у девочки перехватывало дыхание от всего того, что здесь можно было встретить. Она ловила на себе взгляды храмовых послушниц, одетых в разные причудливые платья, – одни скромные, другие откровенные, но непременно подчеркивающие своих обладательниц с наиболее выгодной стороны. Они глядели на неё слегка снисходительно, но дружелюбно. Распознать "новенькую" ученицу для них было несложно, и потому очень быстро сыскалась взрослая куллурка, вызвавшаяся провести для новоприбывшей девочки ознакомительный тур.
