Враг мой: Сокол для Феникса

Радомир поначалу тоже усмехался, что за воин такой… шаман иноземный. Да вскоре улыбку спрятал и назначил дикаря своим главным охранником. Воеводе Степаку Игоревичу наказал у иноземца уроки брать, да дружинных новым хитростям обучать. Благо, новоявленный охранник таинства своих навыков не блюл, потому воины князя по малёхоньку новые приёмы оттачивали.

Первое время Богдана народ стороной обходил. Девки шарахались, дети плакали, а потом ничего – попривыкли к иноземцу. Тем более нрав у Неруса спокойный. Никто не слышал, чтобы он голос повышал, когда злился, но вместе с тем, никто не слышал, как радовался победам дружины и князя.

Радомир привез его в княжество сломленного не только телом, но и духом. Сам лечил его раны – выхаживал, часами разговаривая и не давая впасть в забытье. И Нерус постепенно оправился, хотя шрамы в душе остались навсегда.

В прошлой жизни Богдан звался Фенгджи, и поклонялся птице Феникс. Но однажды не восстала из пепла самая главная в его жизни птица, и тогда он проклял своего бога и отрёкся от служения ему.

Феникс добротой не блистала: не пришёлся ей по нраву поступок Фенгджа. Она привыкла ко всеобщей любви и поклонению, поэтому решила проучить, и послала на его земли новую напасть…

Радомир впервые отправился в дальние края. На восток, в загадочные земли и край диких народов. Отец доверил старшему сыну ведение войны, и будущему князю Минскому нужен был сильный союзник. Договорился успешно. А сейчас мчался к своему войску, чтобы поведать о стратегии, которую они обсудили с узкоглазым.

На Чёрный отряд налетели случайно, не разглядев в темноте опасности. Княжич был молод и горяч, поэтому разбираться не стал – наши – чужие. Сразу же ввязался в драку, порешив небольшой отряд в три приёма.

Собрался было уже уезжать, когда внимание привлекла клетка из тонких, но прочных стволов молодых деревьев – бамбука, как нарекли его местные.

Несколько секунд всматривался в темноту, и всё же разглядел на полу, в самом углу жалкое подобие человека. Никогда до сего момента Радомир не знал такого чувства как жалость, но теперь… дрогнула его душа.

Высветил факелом спутанные чёрные волосы. Узкие глаза, молящие о смерти. Цветной рисунок птицы на ключице. Покрытые ритуальными картинками руки, ноги…

Таких наколок никогда не видел княжич. Но слыхал, что в этих диких землях шаманов помечали специальными символами. И то не каждого – только у истинно-отмеченных загадочной птицей Феникс.

Шаманы опасные люди.

Князь задумчиво покачал в руке меч. Опять уставился на пленного.

За спиной ворчали его преданные люди, не понимая, почему княжич медлит. Да он и сам не понимал.

Убить шамана было гораздо правильнее, чем выхаживать, но нутро противилось. Рука не желала рубить с плеча, и Радомир велел:

– Освободить и перевязать раны. Не сможет идти, ко мне! На моего коня!

Немногим позже, когда княжич Минской не брезговал и сам перевязывал раны шамана, отказывающегося есть и пить, княжич пытался достучаться до сути умирающего. До его здравого ума. На своём языке, ломано на языке узкоглазых дикарей. Теми отдельными, корявыми звуками, которые успевал заучить, пока ехал по чужим землям. Слово за слово, упрёк за упрёком, совет за советом, и шаман стал откликаться.

Также нелепо и обрывисто, как и Радомир на его языке, шаман ронял звуки, понятные княжичу и его людям. Сначала они бурчали, потом посмеивались, а затем даже начинали переговариваться с дикарём.

И когда шаман чуть окреп, а отряд князя Минского попал в засаду, между ними и закрепилась кровная связь. Отбиваясь от врагов, Радомир и шаман, стоя спиной к спине, отражали атаки противников, пока к ним не подоспело основное войско.

Вот тогда, все в крови, поту и задыхающиеся после продолжительной бойни, уткнувшись лоб в лоб, они стояли и улыбались друг другу. Совсем не похожие: разных миров, богов, языков… Слушали бой сердец, хватая ртами воздух и уже понимали, как близки по духу.

– Не знаю, что ты натворил. Не знаю, за что прогневал своих богов, но отныне ты мой побратим! Если потерял смысл в жизни, предлагаю своё плечо и свой кров. Не навязываю своих богов и своих врагов, но если и дальше пойдёшь со мной, я обещаю тебе… не осуждать.

Фенгджи кивнул. Не всё понял, но доверился страсти, с которой говорил Русич. Ощутил силу и пошёл в новый мир.

С тех пор ни разу не предал. Плечо к плечу, спина к спине. Всегда с Радомиром и за него!

А теперь вот… ещё и сына своего князь ему доверил!

Главным телохранителем значился, был воином и человеком дела, а не хозяйства и семьи. Несколько мгновений смотрел на сопящее недоразумение. Кое-как закутал в княжью рубаху и отнёс в избу, где сам проживал аскетом близь казармы дружины. Молодые, крепкие, ловкие мужи, знающие о выносливости, силе, оружии больше других. Умеющие воевать, охранять и убивать. Другой семьи у Неруса не было.

И не стремился он к ней… До сих пор не мог смириться с болью молодости.

Уже любил когда-то давным-давно. Любил, да защитить не смог. И ежели б не князь – сам был бы в подземных мирах, раздумывая, как воротиться. Вот только с тех пор, как отрезало. На девиц только по надобности смотрел, а мысли о семье запер на амбарный замок.

Так и было, так и есть, только оказался в его огромных ручищах никому не нужный едва живой комочек, так душу и затопила нерастраченная отцовская нежность.

В скромной хижине огляделся хмуро: скамья, стол, да печь – вот и всё убранство, и, не раздумывая, на стол куль положил. Осторожно развернул.

Хм, а ничего, вроде, налился молочным цветом малец. И сон крепкий. Ткнул аккуратно пальцем в мягкий животик. Мелкий сморщился, закряхтел. Взял за ножку и поднял вверх тормашками. Мальчишка ручки растопырил… да как рот открыл.

– То-то же! А то – не жилец, – хмыкнул Нерус, но уже через несколько минут пожалел о поступке. Мальчишка от натуги аж покраснел…

***

Как воспитывать детей, Богдан ведать не ведал, потому подошёл к этому делу по-своему, по-мужски. Крестьяне дивились ухищрениям нерадивого приёмного отца. Передавали из уст в уста жуткие истории. Мол, вместо того, чтобы укачивать ребенка в колыбели, главный телохранитель князя эту колыбель с младенцем о стену шарахал с такой силы, что бревна пообтесались. Что в сугробе маленькое тельце валял, да обтирал снегом. Что в прорубь с ним нырял. Пробежки поутру, а младший княжич то на спине Неруса, то на груди…

– Тверд, плыви, – на своём иноземном наречии кинул Богдан мальцу, ещё и года не разменявшему. Тельце слабовато, но ежели дух не сломлен, плоть воспитать да натренировать можно. Так и рассудил Нерус, окунув Тверда в небольшое озерцо. Карапуз вытаращил глазищи испуганно, дёрнулся под водой и рванул на поверхность, за жизнь сражаясь!

Так научился плавать первее ходьбы. Богдан упорствовал, порой зверствовал – то дыхание задержи, то нырни на большую глубину, то под водой останься, покуда можешь терпеть. И до того малец приноровился в воде плескаться, что порой думать начинал, что это и есть его родная стихия. Что ничего лучше воды не бывает!

Как только Твердомир окреп, да ногами стал устойчив, Богдан усложнил занятия, подняв над землёй – в «воздух».

Для начала приволок из леса толстое бревно и наказал княжичу овладеть несколькими простыми упражнениями. День, второй, третий… месяц… А бревно поднимал всё выше и выше, обучая новым трюкам. Затем в одночасье сменил на тонкое, будто жердь.

Глава 2

17 лет назад

Твердомир

Твердомир рос молчаливым, нелюдимым, скрытным. Может то привил ему Нерус, сам обходящий людей стороной, а может люди, которые до конца не верили, что мальчонка выживет и в силу войдёт.

На то Тверд не серчал, хватало общения с Богданом. С отцовским телохранителем сложились доверительные отношения. Он считал его учителем во всем, и даже кровный отец не обладал таким влиянием, как наставник.

И вот однажды наблюдая из окна своей комнаты за уроками Богдана и сына, Радомир подивился, как малец проворен и ловок.

– Преведи его ко мне, – крикнул князь своему телохранителю, – пора понимать, чей он сын, а то ещё решит, что твой! – усмехнулся в усы, а Нерус нахмурился, но промолчал.

Вот так Тверд шагнул в кровное мужское братство: братьев и отца, который в часы тишины звал младшего княжича к себе, ведя мирные разговоры, но глазами вспоминая лучшие годы со своей женой.

И чем больше смотрел и общался князь с сыном, тем больше убеждался – Твердомир не походил ни на него, ни на братьев, которые были все как на подбор – синеглазые, русоволосые, высокие. Плечи – косая сажень, силища богатырская. Радомир с одного маха головы рубил неугодным!

Тверд же был гибким, как лоза, стройным, как березка. С волосами цвета спелой ржи и стальными глазами, обращающимися в непогожую темень, ежели был чем-то недоволен или зол.

Поставь княжичей рядом, никто бы кровь Радомира в Тверде не признал, разве только те, кто помнил ещё Зорицу, любимую жену князя.

Зато отсутствие отцовской руки не смущало Тверда – ему хватало знать, кто его отец, и что он – младший сын великого княжьего рода. А по наставлению Богдана князь в своё время согласился набить на себя и на каждом своём сыне знак принадлежности к роду.

Нерус сам набросал рисунок. И накалывал сам. Потому, как княжичи терпели боль, и выделил самого выносливого и стойкого. И не удивительно, что им оказался Твердомир. Он будто и вовсе не замечал иглы и множественных проколов. Смотрел в одну точку и ждал, когда отцовский телохранитель даст приказ уйти.

Но Богдан и тут ему испытание устроил, чуть усложнил рисунок, добавил цвета… Младший княжич всё выдержал. Ни слезы не проронил, ни стона.

С тех пор на груди носил сокола, как символ великого бога – Рода, который и являлся прародителем рода Твердомира. И, по словам Богдана, сила рода в том, чтобы не выпячивали принадлежность к Соколу, а бережно хранили на груди великую птицу, как заступницу, помощницу в военных битвах – силу, объединяющую их всех в одно целое, закрепив ритуал обменом крови: от отца к сыновьям, от брата к брату.

– Каждый из нас принадлежит к какому-то роду! Даже к двум – роду отца и роду матери, – поучал Богдан подопечного.

– А ты, Твердомир, принадлежишь сразу к трём: роду ХаАрийцев – второму из четырёх родов Великой расы по отцу,  роду ДаАрийцев – первому из четырёх родов Великой расы, из которого вышла твоя мать. И… – Нерус встряхнул княжича за плечи, – роду Расенов, третьему роду Великой расы. Моей…– Он давно был на службе у князя, но никому и никогда не выдавал секретов своего рода, придерживаясь традиций ХаАрийцев, а вот мальчонке решил поведать. Возможно не надеялся на то, что когда-то у него появится сын, и он сможет передать великие знания, а может отцовская любовь, так некстати проснувшаяся в нем, нашептывала о тайном…

Так или иначе, но на предплечье младшего княжича появилась руна Силы.

– Сила указывает на победу Воина, – говорил Богдан, мрачно наблюдая, как морщится Тверд, когда прикладывал к его жилистой руке раскалённое железо, выжигая символ. – Чтобы идти вперёд – нужна сила, заключённая в мужестве. Легко быть добрым, когда ты слаб, ибо нет выбора. А вот когда ты силен и могуч – доброта – твой осознанный выбор. Твоё мужество. Твоя воля. Твоё величие.

Тверд упрямо терпел боль от ожога, и только скупая одинокая слеза, сбежавшая по щеке младшего княжича, выдала насколько эта боль была невыносимой.

***

Твердомир взрослел, мужал – был молчалив, упрям, сам себе на уме. Если что втемяшится в голову, никто не отговорит. Да и не выдавал Тверд своих мыслей до тех пор, пока не опробует задуманное. Не раз влетало ему от приёмного отца. Не раз был нещадно бит, но всё равно стоял на своём.

А Нерус наказывать наказывал, да втихую нарадоваться не мог на приёмыша.

Достойная замена росла! Такому можно передать все тайные знания рода Расенов – не разболтает, не предаст.

Вот и учил потихоньку мудрости миров. Через тихие вечерние разговоры передавал энергию жизни их рода, забывая, что сын не его, что мальчишка принадлежит к другой ветви. Но Тверд характером и гибким телом настолько походил на Богдана, что иногда казалось, души в прошлых столетиях были знакомы – уже учились понимать друг друга без слов, уже радовались узнаванию в этом мире.

Так и вступил на путь Воина по заветам Расенов Твердомир, воспитываясь в суровых обычаях шаманов-воинов.

Богдан заботился о становлении характера будущего Воина, помогал наработать отвагу, мужество, выносливость, терпение. Растил мальчишку бесстрашным и смелым. В суровых условиях, на грани невозможного, ибо только так можно стать равным богам и дать отпор.

Тяжёлые работы, ранние подъёмы, часовые бдения по ночам, а то и ночи без сна, ходьба босиком, нагишом, аскетизм, голод, долгие забеги и многодневные походы и одиночные выживания в лесу…

Тверд не жаловался, потому что не знал другой жизни, сытой, тёплой, радостной.

***

– Тверд, собирайся, уходим в лес! – Нерус отдал приказ, будто не сомневался, что других дел, как поход в горы у княжича нет.

Шли долго, молча. Но Твердомиру нравилось безмолвствовать в присутствии Богдана – само молчание говорило больше, чем слова. И княжич чувствовал себя спокойно и уверенно.

– Здесь! – телохранитель отца сбросил сумку посередине крошечной поляны. – Пойдём.

Незримая тропинка вывела их на другую полянку, где одиноко стоял дуб, не так давно пронзённый молнией. Голый, с кривыми, но раскидистыми ветвями. Кора обуглилась и местами сошла, оголяя ствол, но мощь дерева всё ещё была видна.

– Вот оно! – кивнул на дуб Богдан. – На сегодня урок прост. Лазать по голому стволу и прыгать с ветки на ветку, пока не взберёшься на самую верхушку! На сегодня это твой наставник, познакомься, – и Нерус склонил голову в поклоне, приветствуя некогда мощное дерево. Твердомир нерешительно повторил жест Богдана, краем глаза отметив, как тот одобрительно улыбнулся.

Тверд несколько мгновений оценивал толстый ствол и никуда не спешил: прикидывал, как достичь цели, не наломав дров и не свернув шеи.

– Ты же помнишь, – тихо, дабы не спугнуть мысль княжича, наставлял Богдан, – как мы делали ладони крепкими, локти выносливыми, плечи сильными?

Твердомир кивнул, разглядывая свои руки.

– У тебя есть сила убить и для этого тебе не надо оружия! – продолжал ровно телохранитель. Тверд снова кивнул, памятуя, как наставник развивал силу в некрепких пальцах и запястьях.

– Теперь ты должен сконцентрировать всю энергию в руках и ногах и залезть на вершину. Научиться ломать человеческие кости легко, даже пробивать металл, дерево, камни голыми руками, куда сложнее стать невидимкой.

Твердомир уже давно ничему не удивлялся. Телохранитель-наставник-приёмный отец был необычным человеком. Мудрость, воинские умения и шаманские знания простирались далеко и глубоко. Княжич, несмотря на юный возраст, с жадностью хватал всё, что мог ему дать Богдан, желая успеть почерпнуть, как можно больше.

Потому что Богдан был для него больше, чем наставник, даже больше, чем отец…

16 лет назад 

Твердомир Минской

Тверд Богдана называл отцом лишь наедине и то, когда вели беседы, а не оттачивали воинское мастерство, но однажды Радомир услышал это обращение и так рассердился, что назначил младшему княжичу десять ударов палкой. Чтобы выбить дурь и напомнить, кого он должен величать отцом. А Неруса назначил тем, кто будет наносить удары, чтобы не забывался и помнил, кто в доме хозяин.

На площади собралась толпа. Шепталась, гудела, дивясь суровому наказанию. Народ жалел хрупкого княжича и не верил, что малец, возраста отрока, спокойно переживёт подобное.

Князь занял место на помосте, братья – рядом, с сочувствием поглядывая на младшего.

Тверд безлико подошёл к месту наказания. Скинул холщевую рубаху и протянул главному отцовскому телохранителю руки, чтобы тот связал их и прочно закрепил на балке. Лишь на миг они встретились взглядом.

Твердомир чуть дёрнул уголок рта – после «боевого» массажа, которым Богдан тренировал княжича – десять ударов палкой вызывали скупую ухмылку.

Но Радомир не был внимателен к сыну и его воспитанию. И потому сейчас перед его глазами стоял тощий отрок с дерзким взглядом, не признающий вины и не желающий смириться.

Князь кивком дал добро на начало порки.

Богдан на ни секунду не замялся.

Прилетел первый гулкий удар – Тверд молча вытерпел боль, чуть голову подняв, чтобы Радомир видел кривую усмешку на его лице.

Второй, третий… четвёртый – так и стоял младший княжич, пока толпа охами отсчитывала каждый удар. Пока не наступила оглушающая тишина после последнего.

– Ещё! – отдал короткий приказ князь, прицельно глядя на сына.

Толпа недовольно загалдела. Братья и без того отводили взгляды, а теперь с осуждением уставились на отца. Каждый зритель, ежели не жалел, то проникся уважением к гордому младшему княжичу и всё больше осуждал князя Минского. Но даже это не остановило отца.

– Я велел продолжить! – пророкотал Радомир, вперив злые глаза в Богдана.

Главный телохранитель поджал сильнее губы, да вскинул палку опять.

– Княжий дух, – шептали в толпе, пока на спину Тверда обрушивались безжалостные удары. – Княжья кровь. Радомир такой же был. Молодой, упрямый, гордый, дерзкий.

Твердомир молчал. Лишь с каждым ударом сжимал зубы, размышляя о вечном, как учил его наставник любимый, да глаз не сводил с кровного отца. Вели перекрёстную битву упрямыми взглядами, покуда Богдан продолжал наказание чинить. Нерус бил, не смягчая ударов, но с каждый очередным делился своей силой. Тверд чувствовал это всем телом – от затылка до самых пяток: приёмный отец передавал свою живу – укрывая, словно в кокон, теплом.

И когда счёт миновал две дюжины, остановился:

– Хватит! – недобро зыркнул на князя. – В своём бессилии ты забьёшь сына или сделаешь его калечным! В случившемся я виноват, меня наказывай!

– Хорошо, – ровно качнул головой Радомир, так и не получив долгожданного облегчения. Боль обиды рвала душу на части. – Коль он выдержал две дюжины, значит ты и подавно переживёшь. – Метнул повелительный взгляд на старшего дружинного Микулу и кивнул: – Поставь их рядом, чтобы каждый помнил о своём месте.

Вот так и стояли они под палящим солнцем: с непокрытыми головами, обнажённые до пояса… Наставник и младший княжич.

Нерус давал урок взаимовыручки, хотя оба знали, что Тверд способен был выдержать до пятидесяти ударов палкой, а Богдан и того больше.

Радомир не дождался окончания наказания. В сердцах плюнул и ушёл с площади, но ещё несколько часов смотрел из окна своей палаты на близких людей. Кто всецело принадлежал ему и при этом осмелился отодвинуть своего князя на задний план. Внимательно, вдумчиво, сжимая кулаки и скрипя зубами, пока не озарила его страшная истина.

Он злобу лютую выместил на тех, кого любил и уважал как никого. Свою вину смахнул на них, а они и слова ему супротив не сказали!

Он виновник случившегося!

Сам отказался от сына. Вручил его своему другу, да главному телохранителю. И он не отвернулся от княжьего отпрыска, хотя мог! Всё это время заботился о сыне князя, как ежели б был его собственным!

А он, Радомир, князь Минской, поздно обратил взор на взросление Твердомира… И до сих пор требовал того, что ни одной палкой не привить: любви и уважения!

– Мой сын! Моя кровь, – шептал в макушку младшего княжича князь, снимая со столба, пока Микула занимался Нерусом. Хотел было отнести Тверда к лекарю, но княжич высвободился из медвежьих объятий отца. Передёрнул гордо плечами и пошёл сам, не сгибаясь под болью: не позволяя слабости завладеть его разумом.

– Что ты с ним сделал? – князь бросил недоуменный взгляд на телохранителя, тоже не принявшего помощи старшего дружинного.

– Ращу из него достойного княжича, а не бабу, – Богдан хмуро облачился в рубаху, да принялся занемевшие кисти растирать: – Можешь гордиться сыном, князь. Тверд – дикий, гордый, упрямый. Но тебя ещё подпускает. Коли не желаешь и того потерять, купи ему самого резвого коня – пусть учится любить!

Коня Тверд назвал Лютый.

Не конь – а воин. Краковая масть, близкая к вишнево-вороной. Голова, мощная шея, длинные ноги и крупные копыта – точно в смолу окунули, а грудь и круп – аж лоснились багрянцем.

Стройный, жилистый стан, взгляд самого Чернобога. Да и нравом ему под стать…

***

– Заставишь противника дрогнуть – считай уже выиграл, – поучал Богдан Тверда, вручая ему один из двух коротких деревянных мечей. – Настоящая битва происходит в умах! – постучал по виску княжича пальцем. – Проигравший умирает, дав слабину в голове.

Кивком повелел атаковать, и только Тверд сделал несколько аккуратных выпадов, без видимого напряга уклонился, даже не удосужившись махнуть своим.

– Победитель определяется за долю секунды. И только роли разобраны – изменить исход битвы невозможно, – отцовский телохранитель словом следил за княжичем, танцующим с мечом и сражающимся с собственной тенью.

– И как победить в играх разума? – не по возрасту умные глаза Тверда уставились на Богдана. Да, душа младшего княжича возмужала раньше его тела, но и оно всё торопливее взрослеет и наливается мужской мощью.

– Дао! – на своём истинном наречии продолжил наставник.

Язык его народа не столько богатый, как у Русичей, но звучный и мелодичный. Язык людей с идеальным слухом и чувством движения. Да и некоторые команды звучат гораздо короче, чем выходило бы на языке Русичей. Тем более, Тверду китайский давался легко.

– Путь к победе состоит из трёх этапов! – чётко распинался на своём  Богдан – практика княжичу не навредит. – Ты пока на первом этапе – подготовки духа! А победа – результат длительных тренировок! Второй этап – намерение. Забыть о подготовке, но быть готовым. Это уверенность в себе! Упражнения будут бесполезны, если ты не сумеешь быть обманчиво расслабленным во время битвы. Опыт, сноровка, смекалка! Предвидение и умение приспособиться… Всё имеет значение, и чем большие у тебя способностей, тем больше шанса победить. А это и есть переход от подготовки к победе! – Богдан замолчал, вслушиваясь в ровное дыхание Тверда. Наблюдая, как мелькают короткие мечи в замысловатом танце. – Немногие играют ради победы. Многие играют, чтобы не проиграть! А это проигрышная позиция, сын!.. Запомни, дважды повторять не буду! Если не возжелаешь быть победителем, не стоит и начинать! Это тупик… Ты будешь обречён на проигрыш!

Пока Твердомир прислушивался к звучанию собственного тела, Богдан прокрутил в ладони деревянный меч и ненавязчиво вступил с княжичем в бой.

Шаг за шагом, мах за махом… Заставлял отбиваться, позволял наступать. Уходил от атак и тотчас нападал, побуждая Тверда обороняться всё проворней и ловчее.

Серые глаза блестели злостью и решимостью. Закушенная губа выдавала напряжение. Младший княжич старался изо всех сил – маленький воин жаждал победы… Но в считанные минуты всё было кончено!

Его меч отлетел в сторону, а насмешливый пинок от наставника вынудил княжича ухнуть лицом в землю.

– Как я узнаю, что мой разум сильнее разума соперника? – зло скомкал в кулаках грязь княжич. Уперев руки в землю, подскочил, вперив гневный взгляд в Богдана: – Как пойму, что уверенней противника в победе?

– Поверь, – хитро сузил и без того узкие глаза наставник. – У тебя не останется никаких сомнений! Всё станет ясно, просто и понятно! А вот последний этап… – Богдан значимо умолк, вглядываясь в белые облака, плывущие по синему небу. Тверд не торопил наставника, терпеливо ждал.

– Самый сложный шаг на пути к победе. Умение очистить разум от эмоций и почувствовать вдохновение, – прикрыл глаза, словно отрезая себя от мира. – Победить меня тебе помешала твоя злость. Освободи разум! Живи настоящим… Ты должен освободиться от желания выиграть, ведь оно наравне с мыслями о победе нагоняет ненужное волнение и недопустимый страх поражения. Беспристрастность! Ты должен научиться спокойно оценивать ситуацию, будто наблюдая со стороны. А злость… злость только отвлекает от сущего. Злость – причина твоего поражения! И запомни ещё одно – битва за превосходство происходит всегда и везде! Не научишься сейчас, будешь проигрывать всегда!

Глава 3

13 лет назад 

Радомир/Твердомир Минские

Радомир который месяц наблюдал за сыном из окна своих покоев. Каждое утро. Едва солнце мелькнуло на горизонте, облизав дальние земли и окрасив огненным светом верхушки деревьев и крыши домов, как хрупкий мальчишка, упрямо поджав губы, уже стоял с огромным луком на ристалище. Сна ни в одном глазу, хотя другие дружинные только выползали из казармы. Зевали, тянулись, умывались… либо не обращая внимания, либо бросая скучающие взгляды на молодого княжича. Воевода и главный телохранитель ни о ком не забывали – и воины Радомира по праву считались сильнейшими во всех ближайших княжествах, в чём не раз доводилось убеждаться – то на поле боя супротив врагов, то на дружеских играх, соревнуясь в умениях с побратимами и доблестными воинами мирных княжеств.