С остатками сопротивления ватажники из десятка Никиты Кривоноса покончили быстро: обслугу баллисты просто перестреляли из луков, а пушкарей и стрелометчиков живенько взяли на сабли – да те уже и сами наполовину разбежались. Все хорошо, все быстро сладилось – и вон он уже, в блекло-голубом небе – белый победный дым. Все! Теперь можно приступить к главному – к грабежу, чем ватажники и занялись на горе побежденным. А вот нечего приходить с набегами на Русь-матушку, жечь, убивать, захватывать да уводить в полон рабов! Все правильно, все так – око за око.
– Онисим, ты с нами?
– Да не… вы идите, а я тут погляжу.
– Смотри, с осторожкою. Мы тут, рядом, зови, если что.
– Ла-а-адно.
Махнув рукой, ватажник ужом шмыгнул к фонтану. Где там девка-то? Ага, вон она. Сверкает глазами… ух, и глазищи… красивая, эх-ма!
Онисим сглотнул слюну, вот оно, вот ради этого-то и стоило быть здесь, в ватаге, хотя иногда и тосковал он по тем простым и добрым временам, когда хаживал себе по темным проулочкам с кистеньком, на пару с кривоносым Никиткой. Ни забот тебя, ни хлопот особых. Вот, как сейчас… А может, и здесь, в Орде, повезет? А что? К тому покуда все-то и шло. Главное, не зевать, тогда запросто можно домой богатым человеком вернуться или… или не возвращаться вовсе. На что он, этот черт Ларион, старший дьяк Ларион Степаныч? Сиди себе на Белоозере, Ларион, а он, Онисим, Бог даст, в иные земли подастся – богатым купцом, своеземцем – а не худо! Коли так покуда везло.
– Ну, что ты хоронишься-то, дура! – ватажник поманил девчонку пальцем. – И-иди сюды… цып-цып-цып. Иди, сказал, не то пощекочу саблей!
Татарочка несмело подошла, задрожала… это – когда боялись – Онисиму Морде очень нравилось, делался он тогда сам не свой… Эх-ма!
Не тратя времени даром, хватанул девку кулачищем в лоб – та и обомлела. Ватажник не терялся, подхватил добычу, потащил под деревья, да, бросив в траву, рванул одежонку…
– Эх, плоскогрудая какая-то нынче попалась… Да ты парень! Ах ты ж… ничо, помучишься и ты, ничо… сейчас, сейчас, узнаешь.
– Гоподине, я просто слуга, – придя в себя, застонал юный пленник.
– Ишь, ты, по-русски знаешь!
– Тот дом богат, и там нет мужчин – одни женщины остались. И много золота, серебра, каменьев.
– Каменьев, говоришь?
– Я покажу, только не надо… саблей! – парнишка от ужаса часто заморгал.
Ну, вот она, удача-то, вот оно, счастье!
– Ладно, веди! – Онисим рывком поставил пленника на ноги. – Да смотри не вздумай бежать, не то…
– Что ты, что ты, господин. Что ты! Вон тот дом, совсем рядом.
В другой раз ватажник, возможно, и поостерегся бы, позвал, на всякий случай, своих. Однако парень этот, слуга, выглядел так жалко, дрожал, как осиновый лист и, похоже, говорил правду, все лепетал: не убивай. Да и с чего бы ему – слуге – врать? За хозяйское-то добро голову сложить никому неохота. Ладно, глянем сперва… А там…
– Вот эта дверца, господин.
Затолкнув слугу первым, Онисим на всякий случай выхватил саблю, вошел во двор… И в самом деле – золото, не обманул парень! Прямо здесь, во дворе, с раскрытыми крышками сундуки, а в них… ох, как блеснуло в глаза!
И ударило в голову…
Ударила… ловко брошенная кем-то дубинка.
– Я все сделал, как надо, господин Ильяс-бей?
– Ты молодец, Азат, и достойнейший сын своего отца, славного сотника Берды-бея.
Пир затянулся до ночи, на головном судне атамана Микифора Око гуляли так, что икалось всем татарам в округе. С вином, взятым на не успевших до конца сгореть складах, с удалыми песнями да пленными ордынскими девками.
– А ну, выпьем, робяты! Йэх!
Вожников, приглашенный на гульбу вместе со своими «сержантами» – Линем Окуневым, Иваном Карбасовым и Никитой Купи Веник, – хмуро сидел на роскошном, брошенном на кормовую палубу насада ковре и думал о том, что ему делать дальше. Веселье как-то не шло… нет, все остальные-то веселились, а вот молодой атаман… Не то чтоб он не радовался победе, но… Как-то сейчас о другом думалось. Ну, взяли Жукотин, что там дальше? А какой-нибудь другой город и, как накопится достаточно сил – Сарай. А что, можно и сжечь – запросто. Сегодня один город разграбили, завтра – другой, послезавтра – третий. Путь в никуда.
– Эй, господа ушкуйнички! – перебивая мысли Егора, взбежал на корму небольшого росточка сивобородый мужичок из только что освобожденных невольников, кажется, каменщик или плотник, или просто крестьянин, смерд.
Взобрался, поклонился всем:
– Дозволь, князь-атаман, слово молвить!
– Ну, молви, – милостиво кивнул Микифор Око. – Только выпей сперва. Налейте ему чашу!
Взяв чашу, спасенный, однако, пить сразу не стал:
– За вас хочу выпить. И за всех нас, полоняников бывших, скажу… Нет для всех нас, рабов ордынских, лучше и святее людей, чем вы, нет дня радостней и светлее! Выходит, не перевелись еще на Руси-матушке богатыри, есть еще кому за честь ее постоять, да за славу… ну и за нас, сирых да обиженных, есть кому посчитаться, есть кому злых татаровей унять! Смотрел я сегодня, как горит проклятый Жукотин, и сердце радовалось, а вспоминались наши горящие нивы, селения да города. И ордынцы с плетками, с саблями острыми, да с арканами да веревками – для полона, увесть в рабство людей. Славные вы мои, наши… – мужичок неожиданно прослезился и, обернувшись, махнул рукой: – Эй, отроки, бабы, да все… Чегой стоите-то? Неужто не желаете богатырей наших чествовать, благодарствие свое объявить?
– Да желаем, Онфиме, как же не желать?
Тут уж к корме подошли все ордынские рабы, кто смог пройти на атаманский корабль. Подошли – мужики, отроки, бабы да детишки малые – упали разом на колени, заплакали:
– Ай, господине ушкуйники, да живите вечно, и знайте – за дела ваши простит вам Господь все ваши грехи!
– Слава, слава атаману!
– Всем атаманам слава!
Радовались, как в песне – со слезами на глазах, многие из освобожденных даже не верили еще своему счастью, что такое вот может быть, случилось уже – наши православные воины явились почти в самое сердце черной и злобной Орды, отмстили за смерть, за позор и унижения, заставили считаться с собой надменных эмиров… считаться, уважать и бояться! А ну, пригнись, Орда, – ватага идет: горе вам, проклятые работорговцы, смерть вам, охотники за людьми, око за око, зуб за зуб – а накось, получите-ка!
Вожников неожиданно улыбнулся – а ведь и впрямь, не зря ведь сражались-то, не зря кровушку – и свою, и чужую – лили, не зря! Переломить хребет Орде, людей спасти, не только из пасти ордынской вырвать, но и от набегов будущих тоже – худо ли? Не это ль для богатырей русских самое главное нынче дело?
– Ой, господы-ы-ы, – заголосила какая-то женщина. – Давайте-ка, одежку вам постираем, починим, еду сготовим, да… да что хошь!
Микифор Око нахмурился:
– Угомонитесь, бабоньки… Давайте-ка сюда, к нам – вот вам вино, вот яства ордынские, а вот ткани персидские! Ешьте, пейте, наряжайтеся, натерпелись поди в Орде.
С новой силой зашумел пир, теперь и Егор повеселел, привалился к какой-то разбитной молодушке, песни вместе со всеми горланил, да чашу за чашей – пил. А чего ж не выпить-то? Этакое-то дело сделали… с десяток таких набегов – и нет Орды! Никакой – ни «Синей», ни «Белой», ни серо-буро-малиновой. Да будет так, да не прольется больше кровь русская, да не застонут русские рабы под ордынской плетью! Никогда!
– Господине Егорий… – кто-то тихонько подошел сзади, позвал шепотком.
Вожников обернулся и увидел самого лучшего своего ватажника Онисима Морду.
– Атаман, ты все про волшбиц спрашивал.
Про волшбиц? Ах да…
– Ну да, спрашивал.
Егору показалось на миг, будто весь хмель куда-то вышел, вылетел, растворился.
– Есть одна волшбица, – перекрикнул Онисим затянувших протяжную песню ушкуйников. – Там, в лодке, пленница. Говорят – сильная ведунья, так наши хотят ее того… утопить, чтоб не наколдовала чего.
– Утопить? – Вожников оперся на плечо сидевшего рядом Линя и, пошатываясь, поднялся на ноги. – Не! Топить-то пока погодите. Может, волшбица и пригодится еще.
– Да язм ведь так и подумал! И сказал. Токмо, мой атаман, долго они ждать не будут. А меня не слушают!
– Ладно, сейчас сходим, глянем на твою волшбицу. Дорогу укажешь?
– За тем и пришел.
Егор ухмыльнулся – ишь ты, черт мордастый, прогнулся-таки. И про колдунью – про то, что атаман волшбиц всяких искал – не забыл, вспомнил. Молодец, чего уж. Вот вам и маркиз де Сад!
Оба спешно спустились по сходням и, быстро пройдя по полному пьяными ватажниками причалу, вышли на пристань, где тоже, конечно, пили, но и – видно было – несли службу. У костров важно прохаживались относительно трезвые часовые, а пару раз мимо неспешно проехали всадники – тоже свои.
Ватажники – молодой атаман и Онисим Морда ходко прошли вдоль реки к каким-то полусгоревшим складам. Онисим остановился у кусточков, где уже кто-то храпел…
– А ну-ка, Онуфрий, налей! И… и… и где та мясистая? А?
Нет, и там тоже пили! Впрочем, не только пили, но еще и щипали ордынских девок.
– Куда теперь?
– Вона, господине – челнок.
Егор повернул голову, увидав в дрожащем свете луны и пожарищ длинный и узкий челнок с крытой беседкой посередине, на каких любила прогуливаться местная знать.
– Так что нам, плыть к нему, что ли?
– Не, господине – они сами к нам подплывут.
Зайдя по колено в воду, Онисим неожиданно громко свистнул.
В кустах, недалеко, заругались:
– От свистуны чертовы! На бабу не дадут взлезть.
Челнок между тем повернул на свист, сидевший на корме гребец в черной накидке чем-то напомнил Вожникову Харона. Да-а-а… ну и ассоциация, однако.
– Вот, господине… Ближе им не подплыть.
– Вижу, что не подплыть.
Хмельной атаман, качнувшись, едва не упал в воду, и Онисим Морда заботливо придержал его под руку, повел. Заплескалась под ногами вода… вот и челн. Егор рывком забрался:
– Ну, где тут волшбица?
– Да эвон, проходи, господин.
– Легко сказать – проходи… – пробурчал Вожников, становясь на коленки – беседка-то оказалась низенькой, в полный рост никак не войдешь.
Молодой человек сплюнул, нетерпеливо откинул рукой полог, продвинулся чуть вперед…
…и сразу получил чем-то тяжелым по лбу!
Заплясали перед глазами яркие ядовито-зеленые искры. Мир померк.
А гнусный предатель Онисим Морда, радуясь, пробирался к своим. Эк, как все хорошо устроилось, как ладно вышло – и сам от неволи татарской упасся, и врага… пусть не врага, пусть пока просто недоброжелателя, но весьма важного – погубил! Не своими руками – ха! Икнется тебе еще та татарская девка, господин атаман…
– Господин Онисим? – откуда ни возьмись вынырнула наперерез ему юркая небольшая фигурка.
Женщина? Ах, нет… тот самый ордынский отрок.
Ватажник на всякий случай попятился и схватился за нож:
– Э! Стой, где стоишь, парень! Чего еще? Я все, что обещал, исполнил честно. Пусть не самого главного, но самого удачливого атамана привел.
– То так, – спокойно согласился мальчишка. – Просто господин Ильяс-бей хочет вам заплатить. Вот ваше золото – двадцать цехинов, двадцать румийских монет. Будете пересчитывать или возьмете так?
– Так возьму, – разбойник гулко хмыкнул. – Подойди на три шага да кидай калиту.
– Какую калиту, господин Онисим?
– Ну, мешок с золотом! Где он у тебя? Сам же сказал – двадцать монет.
– Так вот он… Слышите, как звенит?
– Да слышу! Кидай!
Предатель вытянул руки… что-то пролетело в воздухе, ударив бедолагу в грудь! Онисим хотел что-то сказать, позвать на помощь, да не смог – захрипел, повалился наземь.
– Подлая собака! Умри ж!
Подойдя ближе, сын сотника Берды-бея Азат наклонился, вырвал из груди убитого кинжал и, плюнув на мертвое тело, побежал к реке.
Глава 14
Дубовый город
– За разбойничьего вождя мы много что можем взять!
С довольной ухмылкой потерев руки, ордынский вельможа Ильяс-бей, бывший флотоводец – и бывший узник – посмотрел за излучину, за утесы, где уже поднималось солнце.
Утро было ветреным, свежим, ниже по течению реки – вполне можно было бы догнать, если как следует напрячь гребцов насада – маячили три больших корабля.
– Ушкуйники? – прищурил глаза стоявший на корме рядом с Ильяс-беем Азат.
Вельможа тихонько засмеялся:
– Ты не видишь на их мачтах зеленые стяги Пророка? О, нет, это не разбойники – да и откуда у них такие огромные корабли?
– Не разбойники? – задумчиво протянул мальчишка. – Тогда кто же, мой господин? Наши? Флот светлейшего господина Джафара?
– Что ты такое говоришь, Азат? – Ильяс-бей презрительно скривил тонкие губы. – Светлейший господин Джафар, как ты его назвал, давно уже сбежал вместе с флотом, бросив наш город на произвол судьбы. Подлый и трусливый шакал! Нет, тут не может быть наших судов – и с этим-то кораблем нам просто повезло. Разбойники напились, слава Аллаху…
– Но…
– Думаю, это персидские купцы, – внимательно посмотрев вдаль, сказал вельможа.
– Будем их догонять, повелитель? – почтительно поинтересовался Азат.
– Может быть, может быть… позже. – Ильяс-бей ненадолго задумался и, подозвав воинов, приказал: – Приведите сюда пленного. Еще хорошенько подумаем, что с ним делать, может быть – обменяем, а, может – просто казним. Тот неверный трус, кажется, говорил, что этот пират очень удачлив? Вот и посмотрим, поможет ли ему шайтан!
Ордынец громко расхохотался, и юный Азат взглянул на своего господина со страхом – зачем тот упоминает богопротивное имя, да еще так громко, со смехом? Нечистый вполне может и прийти, и тогда ничего хорошего не будет!
– Ты что скуксился, славный Азат? – Ильяс-бей обнял мальчишку за плечи. Уж конечно, бывший узник был весьма благодарен этому столь вовремя появившемуся парню и людям его сотни.
Впрочем, за свое спасение вельможа точно так же мог бы поблагодарить и ушкуйников, точнее, устроенную ими неразбериху, когда всем стало ни до чего.
– Ничего, мой юный друг, в Булгаре у меня есть надежные друзья, они нам… – ордынец оборвал фразу. – Ага! А вот и наш дорогой гость! Как спалось, уважаемый? – Ильяс-бей перешел на русский, причем говорил очень чисто, безо всякого намека на акцент. – Не слишком ли мешали оковы?
Выведенный двумя мускулистыми воинами из темного трюма пленник – собственной персоной атаман «левой руки» Егор Вожников, бывший Капитан Удача – щурясь от дневного света, смачно зевнул и звякнул цепями:
– Спасибо, уважаемый господин, выспался неплохо. Вот только оковы и в самом деле немного мешали – руки натерли… Да! Не угостите ли вы меня… вина не прошу, хотя бы холодным шербетом или просто водой – голова прямо раскалывается, – Егор усмехнулся. – И так-то вчера перепил, так еще и кто-то по башке треснул. Ваши люди, я так полагаю?
Ильяс-бей, чуть улыбнувшись, кивнул:
– Они. – И тут же прищелкнул пальцами: – Принесите ему пить. Да, и снимите цепи.
А куда бы мог деться узник? Узкая корма, шестеро вооруженных воинов, да еще и сам Ильяс-бей с Азатом. Ну куда? А этот пленник… ну и тип! Забавный. Хочет показать себя храбрецом? Ну-ну. Вельможа хищно прищурился. Дать ему плетей! Обязательно, да отделать так, чтоб едва жив был, чтоб вся самоуверенность, весь гонор слетели начисто… Так и сделать! Но сначала пусть пьет… пусть…
– Ох, как хорошо!
Держа обеими руками тяжелую чашу, Егор пил долго, внимательно осматриваясь. Не очень ему нравились те двое воинов, что стояли рядом с саблями наголо. Да-а, тут не особо дернешься… и чего они эти сабли достали-то? Ведь когда из трюма вели, оружие свое держали в ножнах, а вытащили когда? Когда сняли оковы? Нет… точно нет. Ага – когда принесли чашу! Слишком тяжелая. Вот и опасаются – вдруг?… Так не надо, чтоб опасались…
– Благодарствую, уважаемый господин! – вернув чашу подошедшему слуге, молодой человек поклонился, приложив руку к сердцу, и одновременно сделал пару почти незаметных шажков к воинам – сразу за ними уже начинался борт… река… свобода… Сабли, сабли спрячьте, ведь все уже – попил, и тяжелую чашку отдал. Ага, убрали! А ветер-то свежий – зыбь! Еще попробуйте стрелами попадите…
Кланяясь и благодаря, Вожников продвинулся еще на несколько шагов, оказавшись рядом с воинами… Совсем-совсем рядом. Кандидат в мастера спорта по боксу! На расстоянии вытянутой руки! Ага. Варежками-то прощелкали, идиоты. А теперь уж…
Выпрямляясь, тому, что слева – апперкот – снизу в подбородок… а второму – прямой в переносицу!
Два удара – бух, бух – словно молния. И столь же быстро с борта вниз, в воду. На судне, конечно, сразу забегали, похватали луки, но и Вожников был не лыком шит, недаром ведь – Капитан Удача!
Плыл под водой как мог долго, вынырнул – просвистели над головой стрелы, впились в синие волны, уходя на дно. Глотнув воздуха, беглец снова нырнул… вынырнул… как раз у самой воронки, водоворота! Не заметил, что ж… Течение оказалось сильнее: схватило, потащило, потянуло на дно, словно кто-то вдруг дернул за ноги. Егор боролся из последних сил, и все же… Вот вам и Капитан Удача, скорее уж – Капитан Неудача.
– Он утонул, господин, – выбравшись из челна на борт, доложил воин. – Затянуло в воронку. Течение очень сильное, там и лодки иногда тонут.
– Я знаю, – хмуро кивнул Ильяс-бей.
– Может быть, господин, подождать, пока выкинет тело? – не отрывая взгляда от синих речных волн, Азат закинул лук за спину.
Вельможа дернул головой:
– Нет! Ждать нам здесь некогда, надо спешить в Булгар, предупредить.
– Но ведь разбойники же пьяны!
– Ты плохо их знаешь, мой мальчик. Эй, славные воины! Ставьте паруса, берите весла – нас ждет великий город Булгар… и великая битва. А этот беглец, – скривившись, Ильяс-бей презрительно сплюнул в воду. – Да пусть душу его обрящет шайтан!
Холодное и стремительное течение несло Егора, как щепку, иногда выплевывая на поверхность, а иногда унося вглубь, и с этим уж ничего нельзя было поделать – стихия – лишь поглубже вдохнуть на поверхности, да горячо молиться. Ох, как быстро-то! Одно хорошо – теперь уж эти утырки при всем желании не догонят. Да еще холод разгоняет хмель, так и окончательно протрезветь недолго…
Ввухх!!! Мощным рывком пловца в очередной раз вышвырнуло на поверхность, понесло близ берега, и тут уж Капитан Удача не стал теряться – ухватился за куст… мимо, оторвало, понесло дальше, и вода набивалась в горло, и снова потянуло на дно… Слава богу, сапоги стянуло течением, унесло… Чу! А что это несется рядом? Бревно? Ну да, обломанный ствол дерева, плавник… Егор рванулся изо всех сил, нагнал, ухватился… и немного перевел дух – теперь хотя бы дышать можно, на дно не утянет, если только вместе с бревном. А течение-то не ослабло, нет, даже, кажется, еще больше усилилось и несло… прямо на камни!
Не думая, беглец с силой оттолкнулся от бревна и поплыл прочь… быстрее, быстрее!!! И не видел вокруг ничего, да, казалось, ничего вокруг и не было – только бурные волны, стремнина и – впереди, уже очень близко – пенные от злобы камни.
– Помогите ему!
На палубе большого и широкого судна с тремя мачтами и худосочным рядом гребцов, скрестив на груди руки, стоял высокий человек в зеленой чалме и роскошном парчовом халате. Длинную, крашенную хной в рыже-красный цвет бороду его развевал ветер, смуглое, с большим горбатым носом лицо казалось застывшим, как камень. Впрочем, в глазах читался какой-то интерес.
– Что вы сказали, уважаемый Ибрагим-агы? – подбежав, почтительно поклонился слуга… нет, скорее, приказчик – молодой, юркий, живенький, в халате куда менее богатом, нежели у достопочтенного Ибрагима-агы, но в пестром, щедро расшитом бисером, тюрбане.
– Помогите ему, Новруз. Отвяжите шлюпку!
– Сделаем, господин.
Приказчик убежал на корму, быстро отдал распоряжения кормщику и матросам. Вернулся и доложил:
– Мы подняли его, досточтимейший господин Ибрагим-агы. Позвольте спросить?
– Спрашивай, Новруз, спрашивай, ибо как ты еще научишься нашему непростому торговому делу? Торговать людьми – большое искусство, и тут ничего лишнего не бывает. Тем более такой сильный раб – ты видел, как долго он боролся с течением?
Новруз опустил глаза:
– Я бы такого не взял. Он слишком силен и… и привык бороться! Он воин.
Работорговец неожиданно расхохотался, затряс красной своей бородой, словно лисьим хвостом:
– Ты верно заметил, мой дорогой. Я бы тоже не взял себе такого невольника. Себе… Но продать другим его можно… и даже нужно, да еще за хорошую цену. Так мы и сделаем, мой дорогой племянник.
– Да, дядюшка. Только… – приказчик был неугомонным, все никак не отставал от купца. – Только – ведь это мелочь, не так ли? У нас и так много невольников, все трюмы забиты.
– Забиты, да, – спокойно согласился работорговец. – И, если бы нужно было гнаться за этим рабом, или пристать к берегу, я бы на это не пошел. Но тут… плыл себе по реке бесхозный раб – а мы просто протянули руку и взяли. Вообще без всяких хлопот!
– Вы очень мудры, дядюшка, да продлит Аллах всемогущий и всемилостивейший ваши годы. – Новруз молитвенно сложил на груди руки и снова, не удержавшись, спросил: – Мы продадим наш товар в Сарае? Или повезем домой?
Ибрагим-агы почмокал:
– И дом, и даже Сарай – слишком уж далеко, а невольники склонны помирать, как рыбы в тухлой воде, что нам прямой убыток. Скольких уже выбросили?
– Тринадцать.
– Вот видишь.
– Тогда – Булгар?
– А Булгар слишком близко… Нет! Мы продадим невольников в Бельджамене – мужчин и женщин, и купим там же взамен красивейших юных девственниц и мальчиков – для утех владык.
– Ты мудр, дядюшка Ибрагим! – льстиво воскликнул приказчик. – Я всегда знал, как ты мудр.
Надсмотрщик – здоровенный, с голой, заросшей рыжими волосами грудью и в широченных шальварах, подпоясанных алым поясом, осмотрел рабов, только что приведенных с рынка, и, щелкнув бичом, язвительно осведомился:
– Кто хочет отведать плетки, а, глина? А тот, кто затеет драку или будет непослушен… Или… Ты!!! – Грязный палец его вдруг уткнулся прямо в Егора. – У тебя слишком гордый взгляд, глина. Видишь, там, в углу – скамья? Ложись на нее и подставляй спину. Клянусь Аллахом, я не забью тебя до смерти, ну уму-разуму поучу! Ну? Я должен тебе повторять, глина?!
Отбросив плеть, детина размахнулся… Егор машинально убрался с линии удара и ту же перешел в контратаку – свинг слева, в челюсть… хар-роший такой – бух!
Все невольники и столпившаяся на заднем дворе хозяйская челядь обомлели. Глазам своим не поверили. Еще никто и никогда не осмеливался… Тем более – самого Кызыма, старшего надсмотрщика достопочтенного Хидаяс-бека, смотрителя фонтанов и бань. О свирепой силе и мстительности Кызыма здесь был осведомлен каждый. Боялись – все, даже наглая ближняя челядь, всякие там прислужники, сказители, цирюльники.
– Ах ты… – отскочив в сторону, надсмотрщик помотал головой, словно не до конца оглушенный бык, и, резко выкинув правую руку, приказал уже подбежавшим стражникам с копьями и палашами: – Стоять! Я сам с ним. Эх!
Он снова нанес удар, и молодой человек снова уклонился, отскочил на просторное место – и снова нанес удар, на это раз – двойной в печень – бух-бух.
Оглоедина скривился, но все же с неожиданной резвостью смог уклониться от уже летевшего в переносицу джеба, и столь же быстро нанес удар сам… бух!!! Попал, пусть вскользь, но раскровенил губу, и та на глазах распухла. Он был опасен, этот Кызым, похоже, он неплохой боец, кулачник. Коллега, так сказать, гм… А вес-то у него – супертяжелый, не как у Егора, который всю юность свою в среднем весе бился. А от боя сейчас не уклонишься уже… Значит, тактика такая – не пропустить удар. И самому – нападать, бить, крутиться. Слав богу, силы были – многоопытный персидский работорговец Ибрагим-агы за неделю до подхода к славному ордынскому городу Бельджамену (по-русски – Бездеж) хорошенько подкормил всех своих невольников пойманной здесь же по пути рыбой, отчего рабы и рабыни приняли вполне товарный вид – округлились и повеселели, выгодно отличаясь от товара всех прочих, менее опытных торговцев.
Детинушка бросился в нападение вихрем! Работал руками-оглоблями, словно ветряная мельница, впрочем, определенная тактика в его действиях все же имелась. Егор с легкостью опознал апперкоты, хук, свинг, правда, удары были не очень-то четкими, и Вожников, как кандидат в мастера спорта, даже ухмыльнулся – да-а, техника-то неважнецкая. А в боксе бездумно метелить нельзя – думать, тактику выстраивать надо. Правда, супертяжелый вес есть супертяжелый вес, и с этим уж ничего не поделаешь, вот Капитан Удача (а нынче уже – Капитан Неудача) и выстраивал тактику. Ту, которую нужно.
Оба бойца, прощупав друг друга, кружили, словно пираньи, выбирая момент для смертельного броска. Вот первым дернулся надсмотрщик – выкинув вперед левую руку, нанес удар поистине сокрушительный… ежели б Егор его пропустил, однако не тут-то было!