– Это не поможет, мистер МакАртур, но не бойтесь, я не причиню вам вреда.
Слева раздался всплеск, застучали капли по камням. Из моря за большую, обтесанную волнами скалу скользнула черная тень.
– Погасите фонарь, пожалуйста, или направьте в другую сторону: сильно глаза режет, – попросил Томми.
Я с трудом удержался, чтобы не припустить вверх по склону в убежище нашего маяка, за крепкую дубовую дверь, обитую железными полосами, но в голосе Тома не было угрозы. Превозмогая страх, я убрал фонарь за камень.
– Спасибо, мистер МакАртур, – сказал Томми.
Глаза уже достаточно привыкли к темноте, чтобы увидеть, как слева от края скалы появилось круглое черное пятно: его голова. Маршалл долго присматривался, потом встал в полный рост и протянул руку ко мне:
– Простите, я не хотел вас напугать, – сказал он.
Я до рези в глазах вглядывался в его фигуру, пока не понял, что не так. Сейчас, в декабре, в продуваемой ледяным ветром бухточке на каменной скале посреди Атлантики, Томас Маршалл стоял передо мной голый, и при этом его голос не дрожал, и зубы не стучали. Я не верил ни в какую мистику, хотя… О Господи! Кого я обманываю? Ощущая, как волоски на шее поднимаются от ужасного предчувствия, я спросил:
– Томми, ты умер?
Он покачал головой:
– Нет, мистер МакАртур.
– Тебе холодно?
– Нет, – ответил он и присел на камень напротив меня.
Нас разделяло не больше пяти ярдов. От Томми исходил сильный запах только что выпотрошенной рыбы.
– Мистер МакАртур, я помню добро. Поэтому прошу вас: уезжайте с острова. Отправьте SОS лучом маяка в сторону Гебрид, вас должны будут отсюда вывезти.
– Томми, – сказал я, пряча панику за показным спокойствием. – Пойдем со мной. Дукат, конечно, редкая сволочь, но он сварил горячий грог. Если ты жив, если ты не боишься молитвы, значит, все еще можно исправить!
Я услышал странный звук: Томми то ли всхлипнул, то ли тихо рассмеялся.
– Вы только что просили защиты у Господа. Наверное, вы давно не вдумывались в слова этой молитвы. «Да будет воля Твоя на земле, как на небе», – продекламировал он. – Тут ничего нет про воду. Знаете почему?
Я недоуменно покачал головой.
– Потому что в океане свои боги, мистер МакАртур, и Господь земной и небесный не имеет над ними власти. Уезжайте отсюда, прошу вас, и больше никогда не возвращайтесь.
Он повернулся к морю и, осторожно переступая, вошел в воду.
– Том, – окликнул я его, – вспомни о своей жене и ребенке, которого она носит под сердцем.
– Нет минуты, чтобы я не думал о них, – ответил он не оборачиваясь.
Эти грустные слова, сказанные ровным, тихим голосом, потрясли меня.
– Ты ведь живой… – беспомощно пробормотал я и услышал:
– Смерть – не самое страшное…
Морская волна накрыла его с головой, и он исчез. Я долго вглядывался в темную воду, но больше Том не показывался.
Всю дорогу к маяку я думал, как рассказать Дукату о моей встрече с Томасом и, уже на пороге, понял, что не смогу. В лучшем случае он посмеется над суеверным джоком1, в худшем – запрет меня в кладовой от греха подальше. Поэтому я налил себе еще одну кружку грога и пошел спать. Но, несмотря на выпитый ром, заснуть мне удалось лишь под утро.
Целый день я ходил вокруг поворотного механизма маяка и обдумывал слова Маршалла. Я даже прикидывал, как оглушить Дуката и подать сигнал бедствия, но, оказалось, не так просто ударить исподтишка человека, даже если он тебя сильно раздражает. Так ни на что и не решившись, я лег спать, а утром пошел в обход по берегу.
Я вглядывался в океанские воды в надежде вновь увидеть Маршалла, но на море все так же стоял штиль, солнце бликовало на поверхности и слепило. Так я дошел до бухты, откуда Том выходил рыбачить. На берегу, полностью вытащенная из воды, лежала лодка с пробитым днищем. Никакой прибой не смог бы положить ее на берег так аккуратно. Я заглянул под шлюпку, но там было пусто. Я не сомневался ни секунды, что это дело рук Маршалла. Может быть, он не дождался мольбы о помощи с маяка и решил спасти меня таким путем?
В состоянии крайней задумчивости я вернулся на маяк. Дукат с любопытством посмотрел на мое отсутствующее выражение, и я сказал:
– На берег выбросило лодку с пробитым дном.
– Маршалла?
Я молча кивнул. Дукат, на ходу натягивая бушлат, выскочил наружу, я за ним, догнал его на краю обрыва возле бухты. Он задумчиво смотрел вниз, потом спросил:
– Она так и лежала?
– Нет, конечно, – соврал я, – она уткнулась носом в камни, полузатопленная. Я вытащил ее, чтобы не унесло отливом.
– А перевернули зачем?
– Чтобы дно осмотреть.
Меня тревожил его подозрительный взгляд.
– Сапоги сухие, – ткнул мне в ноги чубуком.
– Говорю же: лодку вынесло на берег. Я ухватил ее за кольцо и вытащил. В море не заходил.
– Хм-м, ладно, – протянул он недоверчиво и сбежал по камням к лодке.
Дукат придирчиво осмотрел днище, периодически многозначительно хмыкая и постукивая трубкой по доскам, потом приложил чубук к дыре и повернулся ко мне.
– Дно пробито снизу твердым предметом диаметром около трех дюймов. Что это может быть? – он посмотрел на меня с видом, будто этот предмет трех дюймов в сечении я держу за спиной. – Ну давайте, МакАртур, вы же из этих краев.
– Не знаю, – Я действительно был в недоумении. – Может быть, нарвал?
– Нарвал? – переспросил он. – Ну что ж, возможно, возможно…
И больше не проронил ни слова. Вечером за ужином я, как бы невзначай, спросил:
– Мистер Дукат, сэр, может, стоит подать сигнал бедствия? В смене должно быть три смотрителя, да и жена Маршалла до сих пор остается в неведении.
– Поверьте, МакАртур, – ткнул в мою сторону вилкой Дукат. – Неведение – это лучшее, что мы сейчас можем подарить бедной миссис Маршалл. Весь день с того момента, как он ушел с маяка, вы находились у меня перед глазами, а я у вас. Следовательно, никто из нас к его гибели не причастен. Обычная трагическая случайность на рыбалке: его путь пересекся с путем какой-то большой морской твари. Давайте продолжим нести службу и не будем лишать миссис Маршалл жалования ее погибшего мужа. Вы согласны со мной?
Я испытующе посмотрел в его глаза, пытаясь найти хоть малейший признак неискренности, но взгляд был безмятежен, как гладь пруда в безветренный день.
– Завидую вашему самообладанию, – покачал я головой, – как подумаю, что тело бедняги Тома обгладывают рыбы…
– Ещё заплачьте, МакАртур, вы же моряк! Море, бывает, забирает своих тружеников. Каждый, кто связывает жизнь с морской стихией, должен быть к этому готов.
Я не чувствовал и капли той уверенности, что излучал Дукат. Думаю, ему было плевать на наши жизни: и мою, и молодого Маршалла.
На следующее утро я взял деревянный ящик с плотницкими инструментами, моток пеньки и водостойкую смолу. Дукат, вытирая пену с выбритого между двумя кудрявыми кустами подбородка, спросил, куда я собрался.
– Хочу починить лодку, – ответил я. – Надоели консервы.
– Да? – усмехнулся Дукат. – А сеть вы из чего делать будете? Одной лодкой рыбы не наловишь, а все рыболовные снасти на дне морском, вместе с беднягой Маршаллом.
– Удочку сделаю из шеста, – буркнул я и отправился на берег.
Полдня я возился, заделывая пробоину. Я – рыбак, и делал это не раз. Работая, я вполглаза следил за морем, и боясь, и желая увидеть там голову Томми. Когда я думал о нем, о его беременной жене, об их нежных чувствах друг к другу, подступало уныние. Потом я вспоминал слова Маршалла о том, что Бог не властен над океаном, лежащим у моих ног, и тогда мне казалось, что я стою на самом пороге ада. Вот-вот вода взорвется брызгами, из нее вылетит костлявая рука и утащит меня на дно.
Постепенно привычные движения вытеснили из головы сторонние мысли, и я так увлекся плотницкой работой, что не заметил спустившегося по склону Дуката.
– МакАртур! – гаркнул он над моим плечом так неожиданно, что я подпрыгнул.
Испуганно обернувшись, я увидел своего начальника с трубкой в зубах и двумя глиняными кружками, из которых исходил пар.
– Дружище, вы на меня смотрите так, будто черта увидели.
Если б Дукат мог читать мысли, он бы понял, что был близок к истине.
– Извините, сэр, увлекся.
Дукат протянул мне одну из кружек.
– Держите, МакАртур, вам сейчас не повредит. Мой фирменный грог, только рома поменьше. Согреет, но не опьянит – то, что нужно.
Я принял кружку из его рук и сделал большой глоток.
– Ну как? – спросил он с улыбкой, и я благодарно зажмурился.
Со дня исчезновения Маршалла Дукат начал проявлять вполне человеческие качества.
– Вы не проголодались? – спросил он, но я покачал головой:
– Нет аппетита. Хочу сегодня доделать и оставить ее сохнуть. Вечером поем.
– Ну, как знаете, МакАртур. – Он пожевал губами, переводя взгляд с меня на лодку и обратно, его торчащие баки еще больше ощетинились. – Скажите начистоту: на кой черт вы ее чините? Только не рассказывайте про внезапно проснувшуюся тягу к рыбной ловле.
– Вы все равно не поверите, сэр.
– А вы попробуйте.
Я задумался, подбирая слова, потом сказал:
– Я видел Маршалла. Поздно ночью, в день его исчезновения.
Дукат молчал, пристально смотрел мне в глаза. Я выдержал его тяжелый взгляд и пояснил:
– Я сидел на камне в бухте, где мы высадились на берег… Кажется, прошла вечность с того дня. Том вышел из моря, он был наг, но, кажется, совсем не чувствовал холода.
– И что он сказал? – Голос Дуката был так же тих и безжизненен, как голос Маршалла той памятной ночью.
– Он попросил потушить фонарь. Свет причинял ему боль.
– Чёрт вас дери, МакАртур, ближе к делу! – воскликнул Дукат.
Я вздохнул, собираясь с силами. Конечно, мне нужно было сразу рассказать ему обо всём.
– Он умолял, чтобы мы подали сигнал бедствия и бежали отсюда как можно скорее.
– И вы только сейчас решили со мной этим поделиться?
Я пожал плечами:
– А вы бы мне поверили?
Дукат попыхтел трубкой, обдумывая ответ, потом сказал:
– До Мангерсты по прямой около двадцати миль. Многовато для утлой лодки с наскоро заделанной пробоиной.
– Вы сами сказали, что море, бывает, забирает своих тружеников, – возразил я. – Ну что ж, значит, судьба такая. В любом случае, сэр, я бы предпочел, чтобы у нас была хотя бы умозрительная возможность отсюда выбраться.
Ни слова не говоря, Дукат развернулся на каблуках и пошел к подъему. Забравшись на пару ярдов выше, он обернулся и сказал:
– Про весла забыли, МакАртур. Грести руками собираетесь?
Не дожидаясь ответа, он зашагал по склону.
Удивленный тем, что эта простая мысль не пришла мне на ум, я присел на киль лодки и повесил голову. Просидев так пару минут, я подскочил к воде и заорал:
– А весла, Том? Весла?!
На следующее утро под лодкой лежали два разномастных весла. Одно было похоже на те, какими Том выгребал на место лова, а второе, выкрашенное облупившейся зеленой краской, носило следы акульих зубов. Я показал свою находку Дукату. Он долго рассматривал их, скреб ногтем отметины. Потом поднял глаза, и я понял: что-то изменилось.
В тот вечер я впервые увидел, как он чистит револьвер. Откровенно говоря, я вообще не знал, что у него есть оружие. Теперь большую часть дня он проводил наверху, возле горелки маяка. Он бродил по кругу, рассматривая море в бинокль, был неразговорчив и рассеян. Пару раз я пытался подняться к нему поговорить, но сразу натыкался на угрюмое: «Мне нужно побыть одному, МакАртур, будьте любезны…». Я проявлял любезность и спускался на этаж, чтобы до позднего вечера слушать, как трещат половицы под его башмаками.
* * *Однажды утром я проснулся и обнаружил, что постель Дуката тщательно застелена. Я взял полотенце, мыло и вышел из спальни.
– МакАртур! – крикнул сверху Дукат. – Я слышу, что вы уже встали. Идите сюда!
Протирая заспанные глаза, я поднялся в фонарь. Дукат стоял перед восточным окном.
– Смотрите!
Дрожащий палец уткнулся в стекло. Я повернулся и увидел, что небо на востоке заполнило красное зарево. Его огненное полотно от края до края пересекала черная полоса.
– Вы моряк, МакАртур. Мне надо объяснять вам, что это значит?
Дукат повернулся ко мне, и я увидел, как сильно он постарел. Лоб покрыли морщины, под глазами в сетке красных прожилок набрякли мешки. Подбородок, обычно тщательно выбритый, топорщился щетиной.
– Понимаю, сэр, – ответил я. – Поможете затащить лодку внутрь?
Уже к полудню грозовой фронт подобрался вплотную к острову. Густые тучи заволокли небо, потемнело, почти как ночью. Из низких серых клубов в такое же серое море столбами били ослепительно-белые молнии. Налетел шквал, и я услышал, как зазвенели стекла в окнах маяка. Я только разложил еду, как вдруг Дукат схватил меня за шкирку и потащил наверх.
– Быстрее, Дональд, быстрее! – кричал он, впервые назвав меня по имени, и я, в потрясении от такой неожиданностью, карабкался следом. – Там, где яркий свет, мы в безопасности!
Только я взлетел за ним на самый верхний этаж, Дукат захлопнул крышку люка.
– Помогите мне, МакАртур, не стойте столбом!
Он пытался сдвинуть с места огромный рундук, забитый запасными линзами Френеля. Я уперся рядом и, совместными усилиями мы кое-как затащили его на люк.
– Дукат, черт возьми! – закричал я, забыв про субординацию. – Что происходит?
Он посмотрел на меня безумными глазами и сказал:
– Надеюсь, это их задержит.
– Кого их?
Не отвечая, он сел на пол, прислонившись спиной к основанию ацетиленовой горелки, и достал револьвер. Прокрутил барабан и прицелился в сторону люка. Удовлетворенно кивнув, высыпал из кармана горсть патронов и выставил их в ряд между широко расставленных ног.
– Мистер Дукат, с вами все в порядке? – спросил я, с беспокойством заглядывая ему в глаза.
– Зажигайте чертов фонарь, МакАртур. Никто вас от служебных обязанностей не освобождал! – рявкнул он и продолжил расставлять перед собой золотистые патроны.
Все мои попытки выяснить хоть что-то не увенчались успехом. Дукат выглядел совершенным безумцем. Вопросы он пропускал мимо ушей и упрямо избегал смотреть мне в глаза.
Буря снаружи разыгралась не на шутку. Порывы ветра бросали потоки воды в окна, и толстое стекло тряслось и звенело под их ударами. От линз за моей спиной шел нестерпимый жар. Я чувствовал, как закипают мозги. Какое-то время я пробовал сидеть, как Дукат, прислонившись к основанию ацетиленовой горелки, но прохладней там не было. Поэтому я слонялся вокруг, избегая концентрированного луча, плотного настолько, что я мог бы потрогать его руками.
Дукат, казалось, ничего этого не замечал. Он сидел на полу перед выставленными в два ряда патронами. Револьвер со взведенным курком лежал под его правой ладонью, стволом к забаррикадированному люку. Сфокусированный линзой Френеля луч отбрасывал непроницаемо черные тени. Дукат молчал, и мне было видно только его ноги в потрепанных башмаках.
Опасаясь, что очередной шквал разобьет стекло и обрушит на меня поток осколков, я перебрался к западной стороне и выглянул в окно. Контраст между светом и тьмой был таким резким, что я почти ослеп. Прикрыв по бокам лицо ладонями, я застыл, прижавшись к холодному стеклу. Постепенно глаза начали привыкать. Тьма снаружи запестрела светлыми и темными пятнами, и я понял, где заканчивается земля и начинается море.
Буйство стихий осталось за спиной. Здесь же буря огибала крутые берега нашей скалы, создавая относительно спокойный карман как раз со стороны рыбачьей бухточки. Я вглядывался в расселину, спускающуюся к ней, и думал, как хорошо, что мы успели затащить лодку в сарай. Я вспоминал наши рыбалки с Томом, разговоры, его теплую мальчишескую улыбку, а потом ровный и безжизненный голос в бухте высадки, и ужас брал меня за горло.
Наверное, слишком сильно разыгралась моя фантазия: мне показалось, что из расселины выползла тень, и стелясь по земле, как огромная ящерица, шустро перебежала к маяку. Я зажмурился до плавающих пятен и снова приник к стеклу, всматриваясь в темноту. Теперь я знал, что это не было обманом зрения. Еще одна тень выбралась из расселины и кинулась к стене. Когда над краем скалы поднялась третья голова, я крикнул:
– Дукат! Там из бухты вылезают какие-то люди и бегут к маяку.
И услышал его спокойный голос:
– Это не люди, МакАртур, неужели вы еще этого не поняли? Это ваш Маршалл и его новые друзья!
– Бросьте, Дукат, Маршалл не причинит нам вреда!
– Вы так уверены? – усмехнулся Дукат. – Представьте, что вы солдат. Вы можете быть прекрасным человеком, но если дали присягу, когда будет надо, вам придется, черт подери, убивать, потому что это и есть ваша работа. Вам ясно?
– И что делать? – растерялся я.
– Вам – ничего! У вас даже пистолета нет. Забейтесь в какой-нибудь угол и молитесь, чтобы мы смогли пережить эту ночь… – он взглянул на часы и горько усмехнулся: – Которая еще даже не началась. Все, уйдите, МакАртур, не перекрывайте мне линию стрельбы.
Мне ничего не оставалось, кроме как вернуться на свой наблюдательный пункт. Я вглядывался в темноту за окном, но никаких движущихся пятен больше не было. Ветер, казалось, немного стих, зато усилился ливень. За потоками воды, льющимися за стеклом, разглядеть что-то было уже невозможно. Пришлось расписаться в собственной бесполезности.
Я опустился на пол спиной к линзам и склонил голову. Попытался вспомнить молитвы, но кроме «Отец наш небесный» в голову ничего не лезло, а он, со слов Тома, спасти от этих тварей не мог.
Шло время, но ничего не происходило. Буря достигла плато и не усиливалась, но и не ослабевала. От жара, бьющего в спину, меня разморило, и я, кажется, задремал. Когда снизу раздался грохот, я подскочил от неожиданности и чуть не растянулся на полу. Голова трещала, как с перепоя. Воздух в фонаре разогрелся, а свет, бьющий сквозь линзы, выжег всю влагу. Я на четвереньках переполз к Дукату с обратной стороны, памятуя его слова про линию стрельбы, и опустился на пол рядом.
– В горле совсем пересохло, – просипел я. – Вы воды, случайно, не взяли?
– Нет, – ответил он, протягивая мне фляжку. – Только бурбон. Будете?
Я сделал осторожный глоток, огненная жидкость добавила жара, но после нее стало легче.
– Спасибо, – сказал я, возвращая виски. – Так может объясните уже, от кого мы тут прячемся?
– Понятия не имею, – пожал он плечами.
– Интересный поворот. А выглядели вы, как человек, который знает, что делает.
– МакАртур, – поморщился он с досадой. – Я в состоянии сложить два плюс два. В лодку я бы еще мог поверить, но в то, что вы станете нырять в холодное море за веслами, да еще найдете их, это уж совсем невероятно? Ну, согласитесь, несложно понять, что мы столкнулись с тем, что выходит за рамки обыденного. Будет правильнее принять все сказанное вами на веру. – Он поболтал в воздухе флягой, пытаясь определить, сколько в ней осталось, и со вздохом сунул ее во внутренний карман. – Знаете, Дональд, у меня старая привычка: в любой переделке я готовлюсь к наихудшему. После вашего запоздалого признания, я взвесил все за и против и решил: то, что вы рассказали – и есть худшее, что может случиться, как бы странно оно ни звучало.
– Удивительная у вас логика.
– Моя логика много раз спасала мне жизнь. Будем надеяться, что спасет и сегодня.
– Ну хорошо! – заметил я провал в его рассуждениях. – А свет? Почему вы сказали, что там, где свет, мы в безопасности?
– МакАртур! Вы меня разочаровываете. А кто мне рассказал о том, что Маршалл, вылезший из ледяной воды в первозданной наготе, просил вас выключить фонарь? Холод ему нипочем, а от чахлой керосинки – непереносимые страдания?
– Ясно, – поник я. – А можете дать еще глоточек? С виски как-то легче переживать эту ночь. Хоть это и бурбон.
Дукат глянул на меня косо, но достал флягу.
– Глотните, но немного. Ночь долгая.
Жара продолжала давить на мозги. Мы сидели с Дукатом бок о бок, говорить было особо не о чем, молиться некому. Снизу раздавался какой-то неясный шум, источник его определить было невозможно. За стеклом завывал ветер.
– Долго до рассвета? – спросил я. Мои часы остались на тумбочке в спальне, где бродили сейчас эти жуткие создания.
– Больше пяти часов, – ответил Дукат, щелкнув крышкой старомодной луковицы.
Я обреченно выдохнул. Внизу заскрипели ступени. Дукат насторожился. Он выставил локоть в сторону люка и уложил револьвер на сгиб. Мы замерли. Дукат казался невозмутимым, но я видел, как подрагивает ствол. Шаги приближались. Кто-то поднимался по винтовой лестнице к люку. Он остановился, стало тихо, потом скрипнули петли, но крышка не подалась. Раздался удар, и рундук глухо подпрыгнул.
– Дьявол, сильная тварь! – сказал Дукат. – Полезайте наверх.
Собрав волю в кулак, я вскарабкался на нашу импровизированную баррикаду. Дукат встал рядом, широко расставив ноги. Ствол пистолета он направил на край крышки, торчащий из-под рундука. Снизу стукнули еще раз, и по тому, как подпрыгнул неподъемный ящик под моими ногами, я понял, что такой удар пробьет мне грудь насквозь. Я встал на колени и обеими руками вцепился в крышку.
После следующего удара затрещало дерево. Еще один – и кусок доски просвистел в дюйме от носа Дуката. В образовавшуюся дыру просунулась рука и зашарила по полу. Дукат дважды выстрелил в кисть. Рука исчезла, с лестницы раздался истошный крик, совершенно человеческий. Дукат упал на колени перед дырой в люке и выстрелил еще дважды. Вопль оборвался, тело влажно врезалось в пол далеко внизу.
– Их можно убить, хорошая новость, – ухмыльнулся Дукат и подхватил четыре патрона с пола. Быстро загнав их в барабан, он встал на изготовку. Внизу было тихо, по лестнице больше никто не поднимался. – МакАртур, – сказал он шепотом. – Ветер стихает. Посмотрите в окно: новые твари не лезут?
Я прокрался к своему старому наблюдательному пункту и уставился в темноту. Сначала ничего не происходило, потом я увидел, как от стены маяка внизу отделились две тени. Они тащили за собой третью. Поднесли ее к обрыву и, раскачав, зашвырнули в океан, потом бегом вернулись к входу в маяк. Внизу послышалась возня, металлический скрежет. Луч начал угасать, в фонаре наступила темнота.
– Они перекрыли трубу? – Изумленно спросил я.
– То, что они разумны, я понял по вашему рассказу, а Маршалл прекрасно знает, как тут все устроено, – ответил Дукат.
– И что мы будем делать?
– Ждать, – он спокойно достал из кармана флягу, отхлебнул сам и протянул мне.
Внизу движение продолжалось. Звенел металл, потом что-то разлилось, забурлило. Я напряженно прислушивался.
– Кажется, мы остались без топлива, – сказал я.
– Паршиво, – без выражения ответил Дукат, вынимая из кармана новые патроны.
Буря за окном постепенно затихала, ветер разогнал тучи. Показалась полная луна, а на востоке небо посерело, даря надежду. Возня внизу продолжалась, но там было темно, а стрелять наугад Дукат не хотел. Потом наступила тишина, перемежаемая тихими щелчками, едва различимыми среди бульканья карбида. И, когда мы думали, что твари ушли, совсем близко раздался ровный голос:
– Мы дарим вам еще один день.
Дукат выпустил в люк всю обойму, но снизу раздался смех, такой же ровный и невеселый, как и голос перед этим. Пока мой начальник с дымящимся пистолетом, тяжело дыша, смотрел на поврежденный люк, я кинулся к западному окну.
От маяка, пригнувшись к земле, бежали два человека. Их движения были невероятно быстрыми и резкими, как у тараканов или ящериц. Один скользнул в расселину, а второй задержался на краю. В слабом свечении зарождающегося утра я, готов поклясться, увидел: приложив руку по военно-морскому, козырьком, он отдал честь и нырнул следом.
Когда солнце показалось над горизонтом, мы сдвинули рундук и открыли люк. Пол внизу был залит водой, емкости с карбидом пусты. Едкий запах ацетилена говорил, что все наше топливо без всякой пользы ушло в воздух. Хоть вслух я ничего не сказал, Дукат ухмыльнулся:
– Не все. Идемте.
В спальне он полез под четвертую, пустующую койку и выволок за ручку нетронутую емкость.
– Наши безголовые матросы очень торопились и расставили их как попало. Одну деть было некуда, я сказал запихать под кровать.
Мы внимательно осмотрели все части нашей ацетиленовой горелки. Емкости были вскрыты и опрокинуты, но трубы остались целыми.
– Ремонта на несколько часов, к темноте можно попробовать закончить, – заключил Дукат. – А что с лодкой?
Мы заглянули в пристройку. Лодка лежала нетронутой, весла тоже.
– Ну, что будем делать? Скажу сразу: у нас мало шансов пережить следующую ночь.
– И что вы предлагаете, сэр?
– Я постараюсь восстановить работу маяка, а вы можете попробовать на лодке добраться до берега. После такой ночки эти твари, думаю, отсыпаются. По крайней мере, у кого-то будет возможность выжить.