Автор идеи цвета

Катр тогда сам себе не поверил, когда понял, ЧТО нечаянно изобрел.

Дело в том, что капсула покоя, разумеется, неофициально, использовалась им не совсем по прямому назначению: лишние мышки неподходящего оттенка исчезали в ней, оставляя после себя цветную вспышку, проникающую через стену. В глубине души профессор был гуманистом и хотел облегчить страдания пушистым неудачникам. Не мог же он их устранять собственноручно… Капсула покоя принимала обреченных зверьков, безболезненно останавливала их сердечки, после чего утилизировала цветные останки. Это было крайне удобно, учитывая объем исследования.

Разумеется, этот сакральный прибор вовсе не был предназначен для ликвидации отработанного материала, и Катр не рассчитывал, что комиссия по этике стерпит такое кощунство, поэтому проделывал все запретные манипуляции исключительно в короткие циклы приватности – вместо отдыха.

Через непродолжительное время выяснилось, что мыши-исходники, ожидающие очереди на получение цвета вблизи помещения, где утилизировались их пигментированные собратья, переставали взрослеть. А еще позже профессор приметил, что и сам подозрительно неплохо выглядит несмотря на ставшую уже привычной усталость от постоянного недосыпа. Предположил тогда, что у присутствующих при утилизации тела, наполненного оттеночным пигментом, останавливаются процессы старения. Как он хохотал! Побочный эффект! Всеобщая недостижимая мечта досталась ему «на сдачу»…

***

– Профессор, ты и вправду сумасшедший! – Дали пришла в экстаз от таких откровений. – Кому еще могло прийти на ум использовать самый священный предмет этого мира в качестве утилизатора отходов производства! Умоляю, Катриэль, никому об этом не рассказывай, это чудовищно… – уронила голову на руки, обессилев от смеха.

– Дело давнее, кому такое интересно? – благодушно согласился он и спросил: – Дали, а чем так божественно пахнет? Я снова проголодался.

Нарезая толстыми ломтями только что испеченный пирог, Дали поглядывала на приятеля. Они не виделись после того, как возраст к нему вернулся. Катр ушел тогда не прощаясь, и в ее памяти так и остался несуразным юношей, внезапно получившим профессорские регалии. Улыбнулась, вспоминая угловатую тощую фигуру, огненно-рыжую копну волос и веснушки на выдающемся тонком носу. Впрочем, не так уж этот красавчик и изменился, в отличие от нее самой…

– Так что, понравились тебе мои свежеизобретенные деликатесы? – потребовала признания своих талантов Дали.

– Спасибо, очень красиво! – похвалил Катр и, прикусив язык, уткнулся в тарелку, избегая недоуменного взгляда хозяйки.

Под угрозой пыток не сознался бы автору идеи вкуса, что именно вкус еды для него второстепенен. Имели значение только запах и цвет. Мог с удовольствием употребить абсолютно безвкусную пищу, при условии, что это будет приятно пахнуть и красиво выглядеть. Надо отдать Дали должное, она никогда не пренебрегала оформлением своих произведений.

– Спасибо тебе, – растроганно повторил, поймав изучающий взгляд.

– Это тебе спасибо! Мне приятно выведать твои тайны, дорогой друг, – от лучезарной улыбки на постаревшем лице Дали засветились отблески прежней ослепительной красоты.

Катр благостно покосился на нее – уже почти перестал замечать разительные перемены, произошедшие с Дали за это время. Казалось, всегда и была такой: уютной, приветливой и мудрой.

– Далюша, ты чудесная! Ты единственная в этом мире, кто никогда не допрашивал меня о возвратном эффекте! – восхитился деликатностью подруги. – Знала бы ты, как меня все достали с бессмысленными расспросами! Я ведь и сам представления не имел о природе этого побочного явления.

Она замялась, но все-таки откликнулась на откровенность.

– Катриэль, я не спрашиваю, потому что знаю. Точнее, всегда знала.

Не обратив никакого внимания на нежелательную полноту имени, он подался вперед и взревел так, что задрожала посуда за медной стойкой.

– Ты знала?! Всегда знала? Почему ты… – он насупился и демонстративно отвернулся.

– Ну что ты, дорогой, не волнуйся так. Как ты говорил стажерам: «Ты не спрашивал».

Он и правда не спрашивал, возразить было нечего, и профессор рассмеялся. И правда, какая разница? Никто не вернет ему время, потраченное на разгадку сути своей ошибки.

– Друг мой, если бы я могла для тебя что-то сделать, перевернула бы весь этот мир. Недостаточно желать тебе другой участи. Ты не из тех, кто принимает помощь или нуждается в спасении, к моему великому сожалению.

Моргнув, Катр признал ее правоту.

– Прости, Далюша, что-то нервишки пошаливают в последнее время. Одичал. – он покаянно склонил голову и усмехнулся.

– Ничего, это пройдет, – утешительно подмигнула Дали.

– А скажи, я сильно изменился? – осмелился задать вопрос, предвидя, какой последует ответ, и надеясь на него.

– Пфф, – фыркнула она. – По мне – как был мальчишкой, так и остался. Нашел кого спросить! – Дали подошла поближе, села напротив, и, вытирая крепкие маленькие руки о новенький, удивительного лимонного оттенка передник, надетый по случаю приготовления обеда для дорогого гостя, проницательно заметила: – Я правильно понимаю, что своей ненаглядной черноглазой дамочке ты все еще не решился показаться, трусишка?

– И чем тебе не угодила Юнита? – будто продолжая давний диалог, не переставая с аппетитом жевать, поинтересовался он.

– Мне? Да мне решительно нет до нее дела! – презрительно отвернулась, будто отрицая существование неприятного ей персонажа. – А вот тебе, парень, вообще не стоило с ней связываться. Всегда хотела предупредить, но кто бы меня слушал.

Катр, подавившись, откашливался, побагровев так, что Дали испуганно метнулась за водой и вернулась с полным стаканом, впопыхах налив из кувшина прозрачной настойки, созданной недавно, но еще не прошедшей тестовые испытания.

Залпом выпив предложенное, выпучил глаза, хватая ртом воздух. Дали только что попыталась его отравить? Чем успел так ей насолить?

– Вот ведьма! – выругался он, когда вновь обрел способность дышать, сполз на пол и прислонился щекой к переднику старушки, принявшей отяжелевшую голову в ласковые объятия.

– Дорогой, извини, – без малейшего чувства вины в голосе пропела Дали. – Как тебе мое новое зелье? Не крепковато?

– Спасибо, в самый раз, – тактично начал, и, не выдержав, возмутился уже слегка заплетающимся языком. – Что это вообще было? Если ты будешь вместо дегустаций устраивать такие перформансы, тебя исключат из Сообщества, невзирая на твое почтенное время и репутацию!

– Не исключат, не волнуйся, я сама способна любого вытурить оттуда, ты и вообразить не можешь, как изменилась расстановка сил, пока ты неизвестно где шлялся.

Катр безоговорочно верил, нисколько не сомневаясь в могуществе автора идеи вкуса, но сейчас она была просто старинным другом. Старушка Дали всегда на его стороне и имеет полное право взять его лицо в шершавые ладошки, посмотреть в глаза и прямо спросить:

– Что с тобой приключилось, Катриэль, скажи мне?

И Катр, устроившись возле ее ног на каком-то пушистом предмете, напоминающем нечто среднее между пледом и ковриком, продолжил вспоминать. Старательно пытаясь отыскать ответы на вопрос Дали, прикрыл глаза и отстраненно просматривал благополучно выброшенные из памяти эпизоды. Смирившись, что все осталось в прошлом, и наполнившись ясностью, перебирал эти невостребованные сокровища.

***

Он всегда отчетливо ощущал бесконечную душу и ненадежность тела. Периоды жажды свершений чередовались с неизъяснимой потребностью в покое. Хотел для себя права на окончание пути, но не находил способа достойно подвести итог. Как это сделать, если капсула покоя не вызывает никаких эмоций, кроме смутной тревоги? Катр безоговорочно доверял интуиции, и она никогда не подводила.

Сколько помнил себя, был вынужден мириться с болью. Боль была всегда, наверняка появилась раньше него и, скорее всего, останется и после. Обитала внутри, где-то в солнечном сплетении, как будто там действительно переплелись жгучие ослепительно-темные лучи в тягучем неразрывном объятии. Ни с кем не говорил об этом, и коллеги видели в нем то веселого, то мрачного интеллектуала, безапелляционного и острого на язык, а кто-то и вовсе считал безумным. Катру это было безразлично – мучительно хотел просто быть и одновременно страстно мечтал избавиться от неумолимой спутницы, утихающей только тогда, когда был увлечен чем-то феноменальным.

В лаборатории проекта идеи цвета, находящейся прямо через стену от капсулы покоя – отнюдь не случайно выбранное им соседство, искал для себя гипотетическую допустимость последнего выбора. Похоже, что здесь ее имели все, кроме него. Возможность уйти в свое время. Безболезненно и без остатка. Превратиться в идеальное ни-че-го.

Вместо сна и отдыха тайно изучал принцип действия прибора для упокоения. На это не было прямого запрета, такое беспредельное нахальство было за гранью представлений добропорядочных составителей инструкций безопасности. Фиксировал излучение, появлявшееся в момент ухода навсегда, сопоставлял параметры с имеющимися данными о покойном.

Оказалось, что после ушедших остаются едва уловимые импульсы, соответствующие их прижизненной сути. И к великому сожалению все яснее становилось, что именно ему не приходится рассчитывать на стандартную процедуру упокоения. Был убежден, что, как только невидимое поле отключит волю и остановит сердце, избавив от боли, она, освобожденная, тут же найдет себе новую жертву. С таким было не смириться: «не навреди» была одной из немногих заповедей, согласовывающейся с выстраданной системой ценностей. При всей показной циничности верил, что действия, когда-либо им совершенные, в итоге приносят только пользу. И считал, что будет правильно, если так и останется, когда его не станет.

Увлечение нечаянным открытием способа прекращения старения принесло временное облегчение: боль уступила место энтузиазму. Катр не менялся уже достаточно долго, подопытные мыши тоже были настолько бодры, что появилась вера в успех. Понимая, что воспроизведение нечаянного результата, достигнутого посредством истребления цветных зверьков невозможно, Катр страстно хотел осуществить настоящую пробу фиксации возраста. Нужно было удостовериться в правильности гипотезы, дождавшись уходящего навсегда, наполненного цветным пигментом, и найти первую модель. Сам он уже на эту роль не подходил.

И удача снова не подвела: случай представился даже раньше, чем можно было надеяться. Один из старейших членов Сообщества завершил свой последний проект. Катр был знаком с доктором Ардом и лично разрабатывал для него индивидуальную сапфировую палитру. Старик принял тот факт, что время завершения пришло, и сделал свой последний выбор, решив уйти навсегда. Ассистент Юнита без колебаний согласилась на предложение стать первой.

Процедура прошла предсказуемо легко: Юнита ничего особенного не ощутила, находясь за тонкой стеной зала, в котором капсула упокоила ученого. Почтенный уход навсегда доктора Арда ознаменовался пронзительной синей вспышкой. Оставалось ждать и наблюдать за изменениями верной помощницы, а точнее, за их отсутствием. Целую дюжину длинных циклов Катр изнемогал, выжидая подтверждения гипотезы, и это было, пожалуй, самое неторопливое и растянутое время. Юнита оставалась все такой же неизменно прекрасной, как в первую встречу. Время скользило сквозь нее – эксперимент удался.

После длительных, занудных, выводивших из себя согласований с комиссией по этике, воспользовавшись положением о доверии, Катр все-таки ухитрился скрыть суть изобретения. Должно остаться тайной, что шанс не стареть – косвенное последствие реализации идеи цвета. Поэтому для начала в дополнительной инструкции к капсуле покоя появился новый пункт. Навсегда уходящий прощался со всеми, если считал нужным, и оказывался в месте упокоения в полном одиночестве. Последний путь без свидетелей – красиво, благородно и одобряемо обществом. Катр торжественно назвал этот коридор Лабиринтом, что было недалеко от истины: необходимо было запутать идущих с другой стороны к небольшой каморке за стеной капсулы покоя.

Усложнив для посторонних карты дорог возле башни, был спокоен: никто бесконтрольно не попадет в поле воздействия капсулы. Он и в дальнейшем никому не собирался сообщать о нюансах открытых взаимосвязей. И без того ясно, что мир, принявший возможность останавливать изменения, бесповоротно преобразится.

После введения положенных ритуалов объявил о своем открытии. Это был прорыв – Катр предоставил то, о чем не смели и мечтать.

Организовать условия было несложно: скрытая комната по соседству с капсулой покоя у него уже была. И никто так и не узнал, что остановка возраста – побочный эффект от близости к уходящему навсегда человеку, однажды выбравшему для себя оттенок из палитры, созданной автором идеи цвета. Катру нравилась мысль об этом невольном щедром жесте покойного: прощальном подарке тем, кто стремится к неизменности.