Не боги решают за нас

Глава 3

Вечер прошел, как обычно. Если не считать озноба. Его постоянно колотило, мысли то и дело возвращались к… Он теперь… баба? Нет. Он не сможет. О замужестве вообще не думалось, мозг не в состоянии осознать настолько глобальную плаху. То и дело подходил к зеркалу, и постоянно мерещилось… лицо нежнее? Шея тоньше? Оттягивал штаны и заглядывал вниз. Хозяйство еще на месте.

Ула-Ула-Ула… Найдись. Умоляю. Не о таком мечтала, сестренка, но ты все же девчонка. Тебе легче. Однозначно.

Ночь прошла в кошмарах. Он видел себя в женском платье, и вокруг издевательски тыкали пальцем его бывшие «друзья». Диаруб Умас, лидер компании, кадет офицерской школы и сынок старшего рода, зло ухмылялся: «Ланчик… Как тебя теперь зовут? Дашь старому другу разок-другой? Да ладно, ты же женщина, это теперь твоя стезя…» Он то и дело просыпался, вытирая со лба липкий пот.

А утром удивленная служанка принесла платье. Началось. Аника откинул одеяло.

– Господин, – смущенно улыбнувшись, тактично спросила горничная: – вы решили перейти в наш лагерь?

– С чего ты взяла? – мрачно огрызнулся Лан, зло рассматривая это батистовое порождение женских фантазий.

– Говорят… – неопределенно хмыкнула девица и заткнулась, напоровшись на его неприязненный взгляд.

Ну вот. Слухи пошли.

Шел по коридору, и готов был провалиться сквозь землю. Платье шелестело, подметая пол, талия перетянута корсетом, утягивая еще тоньше. Похожей на бабскую. Навесили старые драгоценности: на шее алмазное ожерелье, на пальцах перстни, в затылке сапфировый гребень. Волосы не как у девчонок, но хватило, чтобы соорудить на макушке узелок, и голова стала напоминать девичью. Хорошо, что в доме из слуг только повариха, горничная, да… Ноби заменил всех слуг, сверкая зубами, будто его осыпали золотом:

– Глядите, какая у нас красавица!

Отец грохнул по столу кулаком так, что подпрыгнули тарелки. Ноби заткнулся, но ухмылка не исчезла. Мать удивленно смотрела на сына, будто видела первый раз. Стулья Улы и Дарта пустые, но блюда по традиции на месте, и приборы разложены как положено. Их ждут. Всегда будут ждать.

Еда не лезла, руки тряслись. С Лана не спускали глаз. Чучело, выставленное напоказ. Скоморох. На коленях голубой батист, пальцы в перстнях, уши пунцовые, нос чуть ли не в тарелке… Выдержи. Вытерпи. Пройдет. Потом и не вспомнишь. Забудется, как страшный сон.

Барон Марш приехал сразу после завтрака. И не поверил глазам, увидев Лана:

– Кто это, Брут? Твой сын?!!

– Уже дочь, – хмуро ответил отец, сверля Лана глазами. – Вчера была инициация. Шимала. Мальчик всю жизнь страдал… но наконец обрел гармонию.

Трогательно. Барон сейчас расплачется.

– Шутка? – не захотел вникать в душераздирающую песнь барон. – Мы договаривались об Улиане, твоей старшей дочери!

– Вот дочь! – рявкнул, не выдержав, отец. – Я всегда держу слово! Через пару месяцев будет здоровой девицей, и сможет зачать ребенка! Что не так?

Затылок заломило, Лан побледнел, как полотно. Всем естеством ощущая, как под ногами разверзается пол.

– Мы что, на выставке крупного рогатого скота? – не поверил ушам барон. – Выбираем корову? – покрутил головой. – Нет, Брут. – Так дела не делаются. Мой сын видел Улу, разговаривал, твоя дочь приглянулась. И я не понимаю, как ты можешь… – осуждающе смерил Лана с головы до ног, не нашелся что добавить, и затопал к выходу.

Нормальный барон. А мальчишка стоял, без кровинки в лице, и в ушах только гудели колокола: бу-бом, бу-бом…

После смотрин злой, как четыреста бесов, отец заперся в кабинете и Лана оставили в покое. А он содрал с себя платье, и засел в своей спальне, бледный как простыня, слушая в ушах колокольный звон. «Через пару месяцев будет здоровой девицей, и сможет зачать ребенка!» Это… про него? Его… только что чуть не выдали замуж?

Бу-бом, бу-бом… А как же «только пока не найдем Улу?»

Инициацию он понимал, не маленький. Любой врачеватель, лекарь, или просто знахарь сходу скажет, кто перед ним: девушка или парень. Независимо от того, что болтается между ног. В магическом мире между ног можно сотворить что угодно. Были бы деньги. Женское тело выделяло женские соки-сулиты, мужское мужские. Эстер и тестон, наука знает. Благородные рода не опускаются до глупой лжи, которую легко открыть. Его тело уже вовсю крутит эстер, и значит… он женщина.

Бу-бом, бу-бом… Ты веришь отцу, Лан? Вернет все обратно?

Еще верил. До изнеможения, до немоты, с силой стискивая ладони. Он не хотел сомневаться, не мог даже допустить мысль… Ибо тогда старый мир рухнет. В омут. Под землю. А в новом – нет для него места.

В окно ударил камешек, от неожиданности вздрогнул. Поднялся с постели и осторожно выглянул из-за портьеры – за изгородью гомонила ватага ребят, его бывшие друзья. «Лан! – сложив ладони рупором, закричал Мидра, сопляк, младше его года на три: – как тебя теперь звать?!» Грохнул взрыв хохота… Резво отпрыгнул от окна.

Приплыли. Уже все знают.

Он сидел до самого вечера, все надеясь, что вот-вот отроется дверь, и его позовут. И отец: «Ладно, сын, не вышло, но ты все сделал правильно. Собирайся, будем возвращать тебя обратно». Но дверь все не открывалась, и его никто не звал. Поздно ночью, когда в окошке поднялся бледный серп луны, разделся и забрался под одеяло. Но сон не шел, хоть мыслей почти не было. Только тягучий ком. Как патока.

Никуда не позвали и на следующий день. И на следующий. Он никуда не выходил, сидел с утра до вечера на постели. Спина затекала, и шея, но тело не чувствовало боли. В мозгах все сильнее углублялась пропасть: отец не позовет. Оставит как есть. На выданье. Это же не сын, это мешок с деньгами.

Зеркало не приносило облегчения. Лицо еще его, но… глаже. Исчезает пробивавшаяся под носом тонкая светлая поросль. Волосы как будто мягче. Ему всего шестнадцать, в этом возрасте у многих мальчишек внешность больше определялась одеждой. В мужском мальчишка. Наряди в женское – совсем как девчонка. Но еще месяц, и его уже никто не спутает с мальчишкой. «Позови!!! – метался в панике разум. – Пожалуйста, отец! Верни все назад! Я же сделал, как ты приказывал…»

Несколько раз заходила мать. Стояла в дверях, молча смотрела. Ты предала меня, мама. Не надо слов. Она и уходила, так ничего не сказав.

Пару раз заглядывал Ноби, растягивая пасть до ушей, но наткнувшись на мертвый взгляд, захлопывался и тоже исчезал. Даже в дауне может что-то шевельнуться.

Есть не хотелось. Горничная приносила еду в комнату, но он даже не притронулся. Через час-другой добрая девушка горестно вздыхала, и уносила поднос.

А потом его наконец позвали. На четвертый день. Когда он уже не верил. И когда за ним закрылась дверь отцовского кабинета, старый майер не на шутку разозлился:

– Ты что, совсем баба?! Распустил сопли, как последняя девка!

Лан не ревел. Ни разу. Он просто не спал. Но промолчал. Мозг плохо воспринимал реальность. Мозг ушел в прострацию. Как постановку какого-то дешевого театра.

– Умойся, переоденься, и приведи себя в порядок! – слова даже толком не осознались. – Приедут смотреть большие серьезные люди. Тебе очень повезет, если сможешь им понравиться.

Мозг отупел. Новая смена декораций.

Снова платье и побрякушки. Переставлял деревянные ноги, как истукан. Навесили наряд на деревянное чучело. Но в приемной зале вдруг тряхнуло, и даже проснулся…

Рядом с высоким худым господином стоял Олав. Его давешний враг, которого так помпезно разложил на ристалище. Оказывается, судьба еще не отсмеялась. Он еще не допрыгнул до дна.

Отец после коротких приветствий сразу перешел к маркетингу, а оба вперились в Лана, как в некое диковинное чудище. Впрочем, и есть чудище. Господин удивленно смотрит в лицо.

Мальчишка белее полотна. В голубом платье, только что пробили уши и навесили громадные серьги. Что ему надо? Позлорадствовать? Да в их прайде баб завались, одна другой краше! Богатый старший род.

– Погуляйте, молодежь, – довольно добродушно кивнул к выходу на террасу гость-южанин. – Пока отцы пообщаются.

Кадет галантно выставил локоть, белый Лан сунул дрожащую ладошку, и парочка чинно прошествовала в сад. Со стороны смотрелось занимательно. Среди кустов гортензии тишина, жужжат пчелы, пересвистываются птицы.

– Не знал, что ты… это… – не нашел слов и заткнулся.

Тишина. Хрустит гравий под каблуками.

– Зачем тебе это, Олав? – наконец не выдержал мальчишка. – Поиздеваться? Похохотать? Можешь начинать.

– Почему ты не убил мое плечо? – вдруг ответил вопросом на вопрос «жених», кивнув в сторону города: – там, на ристалище? Ты мог!

Лан нахмурился, пытаясь заставить работать уставшую голову. Тебе дело? Цел, и цел…

– Хочу кое-то проверить, – добавил кадет, странно глядя на него. Оглянулся, террасу уже скрыли кусты гортензии, вдруг обхватил его за шею, наклонился и впился в губы. Ба-бах! Будто наковальня шарахнула по макушке. Мальчишка вытаращил глаза. Губы обхватили, всосали, и… сердце вдруг отдалось болью, тоской… Ноющей, нудной… как тогда, на ристалище. Резко пришел в себя и с силой вырвался, оттолкнув незадачливого повесу:

– Мозгами тронулся?!

Парень глубоко дышал, глядя на Лана. Мальчишка тщательно вытер губы и зло посмотрел на «суженого»:

– С головой тю-тю!?

– У нас с тобой связь, – неожиданно выдал кадет.

– Да хоть тысяча связей! – не мог успокоиться мальчишка. Его только что зацеловали, как бабу, а он… глаза вылупил, как идиот.

– Такое очень редко, сегодня, – не согласился Олав. – Мы как бы… – сделал пасс рукой, подбирая слова, – предназначены друг другу. Понимаешь?

Мальчишка застыл, разинув рот. Он это серьезно?

– А еще… – продолжил гость, вдруг усмехнувшись и пробежавшись по Лани, снизу доверху, – ты станешь отпадной цыпой!

Цыпа? Снова ощущение театра, какой-то липкой нереальности. Какая к бесам цыпа!! До боли хотелось ущипнуть себя и проснуться.

А кто?

Чертово платье, ветерок, обдувающий горячий лоб, покачивающий сережки в ушах…

– Я еще вчера был парнем, – хрипло сказал, с трудом сглотнув. – И сейчас еще…

– Уже почти незаметно, – «успокоил» кандидат в женихи, глядя на него. – Мне кажется, ты станешь замечательной невестой.

– Я не невеста!!

– Правда?

Четыреста бесов льют испражнения на голову. Что на это ответить?! Что?!

Лан?!

– Я еще парень, – просто тихо напомнил, еще раз вытирая губы. – Неужели не противно?

– Да забудь уже эту хрень! – не выдержал кадет. – Посмотри на себя, какой к бесам парень?!

Шах и мат.

– Молодежь! – донеслось с террасы.

У калитки сыто урчал до блеска начищенными медными боками дорогущий автомобиль. Лан косился вдоль улицы, не дай бог кто увидит…

Ты уже жениха провожаешь, Лан!! Смысл в прятках?

«Ты уверен?» – чуть слышно донеслось из-за дверцы, прежде чем чудо инженерной мысли тронулось в путь. «На все сто. У меня с ней связь» «Невероятно. Будто одно лицо…»

Старый майер был доволен. Радостно потирал руки, глядя вслед клубам дыма. Впервые ободряюще похлопал по плечу, обтянутому голубым батистом:

– Тебе крупно повезло! – потряс толстым пальцем с золотым перстнем, специально нахлобученным ради встречи. – Завтра продолжай в том же духе, и все у тебя будет в ажуре!

– Завтра? – поразился мальчишка.

А он мечтал зарыться поглубже, подальше от всех, кто смотрит, дышит, и издает звуки…

– Господин лорд приглашает тебя завтра к себе в поместье, – поделился новостью довольный отец, глядя на сына так, будто тот должен немедленно счастливо взвизгнуть и захлопать в ладоши. – Постарайся быть поласковей с парнем. От этого зависит твоя судьба.

Казалось, старый маг уже напрочь забыл, что у него еще пару дней назад был сын. Или не хотел грузить себе голову. А мальчишка снова ощутил, как в груди ширится бездонная пропасть.

Поздно ночью закрыл за собой дверь спальни, прошлепал босыми пятками в кладовую, и достал с верхней полки смертадох. Яд. Сильный. Им смазывают наконечники стрел, когда ходят на крупного зверя. И еще, травят крыс. Боль будет невыносимой. Вывернет наизнанку. Но лучше минута, чем потом вся жизнь.

Аккуратно спустился вниз, по вытертым ступеням в подвал. Здесь, в круглом зале, обложенном гранитом с барельефами старых богов, тускло светился Аллой. Камень рода. Святая святых. Сила и защита семьи. Когда-то его принесли сюда первый раз, когда он еще был маленьким сопливым свертком на руках матери, сколько воды утекло…

«Что я сделал не так, покровитель смертных? – воззрился в лицо Крома, верховного божества, творца мира. – Я трус? Проклят? Недостоин быть мужчиной? Стоял и смотрел, и в уголках глаз дрожали мелкие соленые бусинки. Никогда не страдал недостатком ума, и прекрасно знал, что в окружении хватает мальчишек, которые ничуть не храбрее его.

За что?!

Камень молчал. Боги не ответят. Им мало дела до воззваний одиноких отчаявшихся душ. К ним взывают народы, цари, жрецы, властители. Кто хоть раз слышал ответ?

Сердце стучит, как колокол. За что?!

Будьте вы прокляты, боги. Вам нужна боль, а не людское счастье.

Сзади что-то зашуршало, от неожиданности вздрогнул, выпустив пузырек… У барельефа Иккры шмыгнула здоровенная наглая крыса. Склянка хлопнулась о пол, разлетевшись на мелкие осколки. Мальчишка несколько секунд растерянно смотрел на мокрое пятно под ногами, радостно впитываемое сухим камнем… затем упал на колени, и впервые за долгие годы разрыдался.

Может, это просто сон? Кошмар? Может, он просто спит? И утром проснется, от яркого солнышка, заглядывающего в окно? И вздохнет с глубоким облегчением, стирая из памяти остатки ночных страхов…

Глава 4

Уже до завтрака у ворот урчал автомобиль. Мальчишка спустился по ступенькам, придерживая ненавистное платье, чувствуя, как щеки щекочут дорогие сережки. Тело деревянное, как у манекена. Мозг плавает в тумане ирреальности: небрежно расстегнутый мундир, клинок в захватанных ножнах, золотые эполеты на плечах… девчонки призывно улыбаются вслед…

Недалеко глазеют пара знакомых мелких юнцов, с восторгом наблюдая, как шофер галантно придерживает дверцу, и Лан в платье плюхается в автомобиль. Будет что рассказать в гоп-компании! Мозг слабо реагирует на внешние агрессивные помехи, мозг просто фиксирует картинки.

Камешки мягко шуршат под дутыми колесами, исполинские вязы убегают назад. Пустырь. Ажурные ворота. Пара черносотенцев, в полной экипировке. Мебрих. Красивый, ухоженный, облизанный. Подстриженные кустики, трава, газоны. Витые решетчатые заборчики, опутанные замысловатой вязью калитки. Солидные особняки, аккуратные домики и палисадники. Не видно ни бедности, ни нищеты. Мозг продолжает фиксировать картинки.

Лана встречают. Уже знакомый худощавый глава рода, май-лорд Гвендин Дарр, вчера приезжал вместе с сыном. Его супруга, стройная май-леди Розари. Смотрит с прищуром, недоверчиво-изучающе. Сестра, молодая май-леди Ведина, в глазах любопытство. Вроде была еще младшая сестра, если в памяти не перепуталось, но сестры пока не видно. Олав Дарр, «жених». Один из заводил южной молодежи, кадет офицерской школы в Невелире, столице западной провинции Шер. Там же учились и парни из Ланкиного клана.

Старший род. Сословная аристократическая семья до кончиков пальцев. Две дюжины вассальных родов, из них пять средних. Две. Пять! Это много. В прайде Эмора три старших рода, этот сразу за патриаршим. Второй по значимости. Трудно преувеличить вес.

Лан поклонился. По-мужски. Еще не обучен женским реверансам.

– Леди Лания Брут.

Слова резанули, выдернув за шкирку из тумана.

Ему представили всех. Его представили всем. Все чин чином. Благородно прошествовали в трапезную, где уже накрыт большой стол. Завтрак. Всем семейством. Что не так?

Сережки бьются о щеки при каждом повороте шеи. Колени… что, свести вместе?

…Все так. Завтрак как завтрак. Если не считать количества снующих за спиной слуг с подносами, и быстро меняющийся натюрморт на столе. Вкуса он не чувствовал. И почти не ел, вяло ковыряясь вилкой в тарелке. Паяц, шут на сцене, ярко освещенный светом светильников. Стоп. Что-то не так. Все смотрят.

– Простите?

– Я спросила, когда вы почувствовали себя другой? – вежливо повторила супруга главы, аккуратно разделывая у себя на тарелке что-то остро пахнущее. – Интересно, как ощущают мир такие как вы.

– Я не помню.

Голос хрипло булькнул. Рассказать?

– Каждый ребенок фиксирует мир по-своему, – пожал плечами май-лорд. – Ему трудно вычленить тот самый момент, когда возникло чувство чего-то неправильного. Сломанного. Не та среда, не то окружение.

Стараются понять? Да вы издеваетесь…

– Прости, но тебе не идет голубой, – по-доброму улыбнулась хозяйка. – Твоим волосам, цвета ржаного поля, лучше бы подошли бежевые тона. И ожерелье… незачем такое вычурное. Как на приеме у короля.

Кажется, его всему обучат. Наряжаться, краситься… что там еще делают женщины?

– Думаешь, девчонкой легче? – вдруг не выдержала сестра Олава, вызывающе вздернув нос, и презрительно смотря на Лана. – Думаешь, цветы, стихи, все такое? Не слышал…

– Веда! – предостерегающе рыкнул Олав, но сестру уже понесло:

– …о днях, когда спазмы крутят живот, и кровь хлещет, как из кувшина? А рожать детей? Растить, не спать ночами? Стирать-готовить-шить-убирать, если нет слуг? Встретить мужа, усадить за стол, накормить, хоть сама валишься от усталости? Ублажить в постели? Это мужчинам нет дела, распороли пару глоток, и…

– Веда!! – угрожающе хлопнул по столу старший май-лорд, перевернув бокал с вином – красное пятно принялось стремительно разрастаться между блюд.

– Да к бесам, – огрызнулась Ведина, снова презрительно зыркнула и поднялась из-за стола. – Нарядился в женское платье, как идиот, навесил серьги…

Сестра покинула трапезную, скрывшись за бархатной портьерой. Лан замер, ладони дрожали на коленях. Потом отодвинул тарелку, от еды уже чуть ли не тошнило:

– Простите.

– Я покажу дом! – подскочил Олав, помогая отодвинуть стул.

Поместье огромное. Но он ничего не видел, машинально переставляя ноги, как на ходулях. Платье натурально жгло, своими складками, и прозрачный ипрон, обращающий ноги в женственную гладкость, будто припекся к бедрам. Ему до жути хотелось содрать эти бабские тряпки, вываляться в грязи, и плюхнуться в кадку с горячей водой.

– Не бери в голову, Веду иногда заносит, – успокаивающе заметил Олав, помогая подняться по лестнице, придерживая за талию. – Прямая, как Арканский галеон, язык бы побрить…

– У вас есть кладовая? – перебил Лан.

– Кладовые? – удивленно переспросил кадет и задумчиво почесал нос. – Ладно, если даме угодно…

Даме угодно. Рука по-хозяйски упокоилась на талии, «жених» повел в другой коридор. Мозг тупо фиксировал двери, портьеры, лестницы, тупики. Вот и череда темных помещений, подсвеченных лишь одиноким светильником. Стеллажи, полки, заваленные всякой пыльной утварью.

– Мне тоже хочется, еще раз, – неожиданно шепнул в ухо Олав, по-своему истолковав прятки в чулане.

Лан не осознал, как вдруг оказался прижат к стене, и в губы снова впился чужой рот. Рванулся, но сказались бессонные дни, и то, что почти не ел. Он ослабел. Сильно ослабел. К тому же, кадет офицерской школы был старше, и на порядок сильнее. Невеста только дергалась, как бессильная тряпичная кукла, в крепких руках…

Снова накатило, на этот раз что-то трогательное, трепетное, как мотылек, которого боишься упустить… Через какое-то время объятия разжались, и он стал с трудом хватать воздух. «Жених» тоже дышал, глядя на него, как победитель.

– Олав, даю слово, – наконец отдышался мальчишка, тщательно вытирая рот рукавом. – Еще раз повторишь такое, и…

– Да ладно, – нахально оскалился «жених», возвращаясь к своему излюбленно-зубодробильному: – ты же моя невеста!

– …больше меня не увидишь, – закончил Лан.

Конечно, он блефовал. Отец наверняка его продал, с потрохами. Без права голоса. Но кадет заткнулся, удивленно глядя на невесту. Он что, серьезно опасается его потерять?

– Я тебе вообще не нравлюсь? – вдруг спросил парень, пытаясь что-то разглядеть в Ланкиных зрачках.

Лан бы многое мог ему сказать. Вылить полную бочку. Но лишь спросил, отвернувшись, ибо все еще был прижат к стене:

– В твоей семье у невест есть право голоса? Нет?

– Прости, – как-то сходу стушевался победитель, хотел что-то добавить, но запутался и снова заткнулся.

Мир снова над ним смеялся. Как треклятая пьеса, со скоморохами, и прочими несносными созданиями. Но ему было не смешно. Мозг до сих пор не мог поверить, что это все происходит на самом деле.

– Мне можно побыть од… одной?

Сад у семьи Дарр… не сад. А парк. Не пара дорожек, обсаженных гортензиями. А тенистые аллеи, этажные клумбы с орхидеями, кусты чуть ли не всех видов шипастых лиоз. Уютные беседки, обвитые вездесущим вьюнком, дорожки, выложенные мягко-упругим песчаником. Мостики через веселый ручеек, а в самом центре настоящее озерцо, с белыми кувшинками.

Лан медленно брел, подметая длинной юбкой светлый пористый камень. Приподнял ожерелье и повертел шеей, весомое украшение начало натирать кожу. У самой изгороди опустился на скамью и обхватил голову руками. «Нарядился в женское платье, как идиот…»

Она ведь права.

Разжал вспотевшую ладонь, разглядывая маленькую склянку. Самоубийство страшный грех? Жрецы говорят, боги не прощают руконаложников.

Вздор. Вранье. Богам плевать на людей.

«Тот самый? – вдруг донеслось из-за спины. – Невеста Олава?»

Черт!! Позади, из-за витой изгороди, полускрытой кустами тиса, на него глазела ватага ребят. Многих даже знал, как не знать? Сам Ихвар Лоухан, собственной персоной, как отче наш. Безусловный лидер всей южной молодежи, наследник патриаршего рода, выпускник офицерской школы, маг какого-то запредельного круга. Без пяти минут офицер. Тайная мечта половины девчонок города. Окка, темноволосая красавица, злая, как стая крыс. Тоже старший клан, тоже из главных, и тоже какой-то небесный круг. Светловолосая Мия, не раз дававшая жару на аренах, заставлявшая уползать битыми чуть ли не на коленях. Розовощекий толстяк Бугг, Лео… как ее? И другие. Вся главенствующая верхушка. Генералитет. Не раз встречались в стычках на пустыре, на арене и ристалище. Жесткие. Не прощающие. Всю жизнь были врагами. Хотя вряд ли помнили его лично, до всего этого театра. Мелок. Не дорос.

Теперь заметили.

– Ну и как оно, в платье? – дружно прильнули к решетке, обозревая с макушки до пяток. – Олав еще не трахнул?

Лан показательно спокойно поднялся, и неторопливо двинулся прочь, натянув равнодушную маску. Думаете достать? Да хоть сдохните от смеха. «Ни зада, ни сисек, ни ног, – оценили позади, и с удовольствием последовали совету. – А между ног уже… то самое?»

Говорят, это мир людей. Правда? И эта семья, которая хочет его купить… что скрывается за вежливыми лицами?

– Лания? – донеслось из-за деревьев.

Люд никогда не примет таких. Мужчин, которые не захотели быть мужчинами. Тьфу.

«Свекровь» поджидала на ступеньках террасы, со странным прищуром глядя на приближавшегося мальчишку. Правильно. Смотреть не на что.

– Олав собирается на май-шугг. Хочет познакомить тебя с друзьями.

Спасибо. Уже познакомился.

– У меня есть право отказаться? – устало спросил.

Леди удивилась вопросу, с непонятным вызовом. Май-шугг – майерская тренировка, на специальной арене-полигоне, для магов. Интересное зрелище. «Шугг» на версанском, а на нем писаны все талмуды по магии, означает «шаг назад».

– Ты можешь оказаться и не совсем нулем, Лания, – по-своему истолковала его нежелание, но мальчишка уперся: