– Ничего не видно, – вслух озвучил его мысли отец. Он все время стоял рядом, молча наблюдая за действом.
– Не от нас зависит, – развел руками монах. – Но, естественно, организму необходимо время. Тело будет меняться, перестраиваться, постепенно, чтобы не нарушить жизненный баланс…
– Сколько? – оборвал его отец.
– Может быть месяц, – пожал плечами служитель храма. – А может и год. Кто скажет?
Еще есть время.
Глава 3
Вечер прошел, как обычно. Если не считать озноба. Его постоянно колотило, мысли то и дело возвращались к… Он теперь… баба? Нет. Он не сможет. О замужестве вообще не думалось, мозг не в состоянии осознать настолько глобальную плаху. То и дело подходил к зеркалу, и постоянно мерещилось… лицо нежнее? Шея тоньше? Оттягивал штаны и заглядывал вниз. Хозяйство еще на месте.
Ула-Ула-Ула… Найдись. Умоляю. Не о таком мечтала, сестренка, но ты все же девчонка. Тебе легче. Однозначно.
Ночь прошла в кошмарах. Он видел себя в женском платье, и вокруг издевательски тыкали пальцем его бывшие «друзья». Диаруб Умас, лидер компании, кадет офицерской школы и сынок старшего рода, зло ухмылялся: «Ланчик… Как тебя теперь зовут? Дашь старому другу разок-другой? Да ладно, ты же женщина, это теперь твоя стезя…» Он то и дело просыпался, вытирая со лба липкий пот.
А утром удивленная служанка принесла платье. Началось. Аника откинул одеяло.
– Господин, – смущенно улыбнувшись, тактично спросила горничная: – вы решили перейти в наш лагерь?
– С чего ты взяла? – мрачно огрызнулся Лан, зло рассматривая это батистовое порождение женских фантазий.
– Говорят… – неопределенно хмыкнула девица и заткнулась, напоровшись на его неприязненный взгляд.
Ну вот. Слухи пошли.
Шел по коридору, и готов был провалиться сквозь землю. Платье шелестело, подметая пол, талия перетянута корсетом, утягивая еще тоньше. Похожей на бабскую. Навесили старые драгоценности: на шее алмазное ожерелье, на пальцах перстни, в затылке сапфировый гребень. Волосы не как у девчонок, но хватило, чтобы соорудить на макушке узелок, и голова стала напоминать девичью. Хорошо, что в доме из слуг только повариха, горничная, да… Ноби заменил всех слуг, сверкая зубами, будто его осыпали золотом:
– Глядите, какая у нас красавица!
Отец грохнул по столу кулаком так, что подпрыгнули тарелки. Ноби заткнулся, но ухмылка не исчезла. Мать удивленно смотрела на сына, будто видела первый раз. Стулья Улы и Дарта пустые, но блюда по традиции на месте, и приборы разложены как положено. Их ждут. Всегда будут ждать.
Еда не лезла, руки тряслись. С Лана не спускали глаз. Чучело, выставленное напоказ. Скоморох. На коленях голубой батист, пальцы в перстнях, уши пунцовые, нос чуть ли не в тарелке… Выдержи. Вытерпи. Пройдет. Потом и не вспомнишь. Забудется, как страшный сон.
Барон Марш приехал сразу после завтрака. И не поверил глазам, увидев Лана:
– Кто это, Брут? Твой сын?!!
– Уже дочь, – хмуро ответил отец, сверля Лана глазами. – Вчера была инициация. Шимала. Мальчик всю жизнь страдал… но наконец обрел гармонию.
Трогательно. Барон сейчас расплачется.
– Шутка? – не захотел вникать в душераздирающую песнь барон. – Мы договаривались об Улиане, твоей старшей дочери!
– Вот дочь! – рявкнул, не выдержав, отец. – Я всегда держу слово! Через пару месяцев будет здоровой девицей, и сможет зачать ребенка! Что не так?
Затылок заломило, Лан побледнел, как полотно. Всем естеством ощущая, как под ногами разверзается пол.
– Мы что, на выставке крупного рогатого скота? – не поверил ушам барон. – Выбираем корову? – покрутил головой. – Нет, Брут. – Так дела не делаются. Мой сын видел Улу, разговаривал, твоя дочь приглянулась. И я не понимаю, как ты можешь… – осуждающе смерил Лана с головы до ног, не нашелся что добавить, и затопал к выходу.
Нормальный барон. А мальчишка стоял, без кровинки в лице, и в ушах только гудели колокола: бу-бом, бу-бом…
После смотрин злой, как четыреста бесов, отец заперся в кабинете и Лана оставили в покое. А он содрал с себя платье, и засел в своей спальне, бледный как простыня, слушая в ушах колокольный звон. «Через пару месяцев будет здоровой девицей, и сможет зачать ребенка!» Это… про него? Его… только что чуть не выдали замуж?
Бу-бом, бу-бом… А как же «только пока не найдем Улу?»
Инициацию он понимал, не маленький. Любой врачеватель, лекарь, или просто знахарь сходу скажет, кто перед ним: девушка или парень. Независимо от того, что болтается между ног. В магическом мире между ног можно сотворить что угодно. Были бы деньги. Женское тело выделяло женские соки-сулиты, мужское мужские. Эстер и тестон, наука знает. Благородные рода не опускаются до глупой лжи, которую легко открыть. Его тело уже вовсю крутит эстер, и значит… он женщина.
Бу-бом, бу-бом… Ты веришь отцу, Лан? Вернет все обратно?
Еще верил. До изнеможения, до немоты, с силой стискивая ладони. Он не хотел сомневаться, не мог даже допустить мысль… Ибо тогда старый мир рухнет. В омут. Под землю. А в новом – нет для него места.
В окно ударил камешек, от неожиданности вздрогнул. Поднялся с постели и осторожно выглянул из-за портьеры – за изгородью гомонила ватага ребят, его бывшие друзья. «Лан! – сложив ладони рупором, закричал Мидра, сопляк, младше его года на три: – как тебя теперь звать?!» Грохнул взрыв хохота… Резво отпрыгнул от окна.
Приплыли. Уже все знают.
Он сидел до самого вечера, все надеясь, что вот-вот отроется дверь, и его позовут. И отец: «Ладно, сын, не вышло, но ты все сделал правильно. Собирайся, будем возвращать тебя обратно». Но дверь все не открывалась, и его никто не звал. Поздно ночью, когда в окошке поднялся бледный серп луны, разделся и забрался под одеяло. Но сон не шел, хоть мыслей почти не было. Только тягучий ком. Как патока.
Никуда не позвали и на следующий день. И на следующий. Он никуда не выходил, сидел с утра до вечера на постели. Спина затекала, и шея, но тело не чувствовало боли. В мозгах все сильнее углублялась пропасть: отец не позовет. Оставит как есть. На выданье. Это же не сын, это мешок с деньгами.
Зеркало не приносило облегчения. Лицо еще его, но… глаже. Исчезает пробивавшаяся под носом тонкая светлая поросль. Волосы как будто мягче. Ему всего шестнадцать, в этом возрасте у многих мальчишек внешность больше определялась одеждой. В мужском мальчишка. Наряди в женское – совсем как девчонка. Но еще месяц, и его уже никто не спутает с мальчишкой. «Позови!!! – метался в панике разум. – Пожалуйста, отец! Верни все назад! Я же сделал, как ты приказывал…»
Несколько раз заходила мать. Стояла в дверях, молча смотрела. Ты предала меня, мама. Не надо слов. Она и уходила, так ничего не сказав.
Пару раз заглядывал Ноби, растягивая пасть до ушей, но наткнувшись на мертвый взгляд, захлопывался и тоже исчезал. Даже в дауне может что-то шевельнуться.
Есть не хотелось. Горничная приносила еду в комнату, но он даже не притронулся. Через час-другой добрая девушка горестно вздыхала, и уносила поднос.
А потом его наконец позвали. На четвертый день. Когда он уже не верил. И когда за ним закрылась дверь отцовского кабинета, старый майер не на шутку разозлился:
– Ты что, совсем баба?! Распустил сопли, как последняя девка!
Лан не ревел. Ни разу. Он просто не спал. Но промолчал. Мозг плохо воспринимал реальность. Мозг ушел в прострацию. Как постановку какого-то дешевого театра.
– Умойся, переоденься, и приведи себя в порядок! – слова даже толком не осознались. – Приедут смотреть большие серьезные люди. Тебе очень повезет, если сможешь им понравиться.
Мозг отупел. Новая смена декораций.
Снова платье и побрякушки. Переставлял деревянные ноги, как истукан. Навесили наряд на деревянное чучело. Но в приемной зале вдруг тряхнуло, и даже проснулся…
Рядом с высоким худым господином стоял Олав. Его давешний враг, которого так помпезно разложил на ристалище. Оказывается, судьба еще не отсмеялась. Он еще не допрыгнул до дна.
Отец после коротких приветствий сразу перешел к маркетингу, а оба вперились в Лана, как в некое диковинное чудище. Впрочем, и есть чудище. Господин удивленно смотрит в лицо.
Мальчишка белее полотна. В голубом платье, только что пробили уши и навесили громадные серьги. Что ему надо? Позлорадствовать? Да в их прайде баб завались, одна другой краше! Богатый старший род.
– Погуляйте, молодежь, – довольно добродушно кивнул к выходу на террасу гость-южанин. – Пока отцы пообщаются.
