Куплю маму для сына. Дорого
Инга Максимовская
– Ты будешь мамой для моего сына.
– С чего бы?
– Потому что он так решил. И потому что я очень хорошо тебе за это заплачу.
На меня смотрят ледяные глаза. В них нет ни жалости, ни каких либо эмоций. Отец ребенка, найденного мной на улице, не шутит. И мне бы отказаться от безумного предложения, но этот властный человек не оставляет мне ни малейшего шанса на побег.
–Ты соглашаешься быть любящей мамой, пока мой сын в тебе нуждается, а я решу твою проблему. Любую. Щелчком пальцев. Поверь, для меня нет невозможного. Так что? По рукам?
И как отказаться от такого предложения? Тем более, что на решение самой важной проблемы в моей жизни у меня всего полгода.
– По рукам, – подписываю я договор, расторгнуть который невозможно.
Инга Максимовская
Куплю маму для сына. Дорого
Глава 1
– Авокадо очень полезно. Очень. В нем куча ненасыщенных жирных кислот, он полностью покрывает дневную потребность организма в калии. На завтрак обязательно надо есть этот чудо фрукт, хотя по составу он к овощу ближе. Не важно. Рита, ты меня слышишь вообще?
– Слышу, – уныло выдыхаю я в мембрану телефонной трубки, которую прижимаю ухом к плечу. – Уже иду в магазин, покупать.
– Опять в этих своих уродских трениках идешь? Маргарита. Так ты навсегда останешься одинокой, синим чулком, старой девой, пряхой. А я твоя мать. И мне очень…
– Мама, я прекрасно одета сейчас. Дышу духами и туманами, – я вру. На мне любимые спортивные штаны, кеды которым, если мне не изменяет память уже лет пять и куртка моего бывшего, что он забыл, когда сбегал от меня. – И вообще. Мне некогда. Ты сама всегда меня учила, что дорогу надо переходить не отвлекаясь на разговоры по телефону и не считая ворон.
– Рита, купи яйца еще. Запечешь авокадо с яйцом. Чуть присыпь моцареллой. Не пармезаном, а моцареллой. Твой зад не вынесет еще и жирного сыра. Дочь…
– Угу, – бухчу я, уставившись на крошечную детскую фигурку, застывшую на травяном газоне, разделяющем четырехполосную оживленную дорогу. Мальчик, совсем крошечный. Одет странно, как будто сбежал из фильма ужасов: в коричневый строгий пиджачок, такие же шорты и гольфы, настолько белые, что у меня начинают слезиться глаза. И все проезжают мимо, будто не ребенок стоит посреди дороги замерзший, а невидимка. Я даже моргаю, ну а вдруг это у меня уже глюки на фоне недавно диагностированного у меня «уродства». Да нет, мальчик так и стоит. Ждет, когда загорится зеленый. Не понимает, что надо нажать на кнопку на стоящем рядом столбе, чтобы светофор переключился.
– А еще, не соли… – несется мне в ухо назойливый голос любящей родительницы. Да, любовь моей мамы безгранична и очень абьюзивна. Она умеет заботиться на расстоянии так, что мне иногда хочется оглохнуть и разбить телефон.
Мальчик делает крошечный шаг, и у меня сердце пропускает удар. Телефон пихаю в карман, даже не отключив, и не раздумывая бросаюсь вперед. Главное успеть. Нажимаю кнопку и даже не дожидаюсь когда наконец включится разрешающий сигнал. Зажмурившись бегу вперед, слушая визг покрышек по асфальту, ругань и проклятья, которыми осыпают меня водители. Мальчик испуганно сжавшись, закрывает ушки руками. Не плачет, не кричит. Просто молчит и мне от этого становится бесконечно страшно.
– Эй, ты в порядке? – беру ребенка за плечи, разворачиваю к себе. На меня смотрят пустые глазенки василькового цвета. И по телу моему пробегает волна ледяных мурашек. Взгляд у мальчишки как у кукушонка из старого хоррора. Но одежда очень дорогая, теперь я могу ее рассмотреть. На кармане мериносового пиджачка вышит логотип какой-то школы. Стрижка у ребенка идеальная. Красивый. Он красивый, словно кукольный. А ручонка, которой он вцепляется в мою ладонь ледяная. – Ты же замерз. Как тебя зовут? Ты можешь сказать откуда ты тут?
Молчит. Все время молчит, пока я сдираю с себя куртку и шарф и закутываю его, чтобы хоть немного согреть. Даже не моргает, не дрожит. Просто смотрит мне прямо в душу и молчит.
– И что мне с тобой делать?
В ответ тишина. Только ладошка в моей руке начинает подрагивать, а во взгляде ребенка появляется какая-то решимость и наливаются они влагой. Боже, он что немой? Не может говорить, отсюда и эта злость. А я глупая и дурная. Он и голодный наверное. Но не домой же тащить чужого ребенка. – Откуда же ты взялся? Ладно, пойдем. Тебя ищут, наверное. Нужно в полицию. Идем, малыш.
Он выдергивает ладошку из моей руки резко, хмурится. Что же это означает? Он не хочет домой? Может его обижали и он сбежал. Но ребенок ухоженный, одет дорого, нет на нем следов побоев или издевательств. Нет, мальчик необычный.
– Послушай, так правильно. Ты же меня слышишь? Полицейские добрые. Найдут твоих маму и папу. Понимаешь?
Кивок. Слышит и понимает. Чудесно. И даже опять доверчиво дает мне взять себя за ладошку. Только при слове мама как то дергается, а потом даже пытается улыбнуться.
– Только сначала зайдем вон в тот магазин, и купим тебе штанишки теплые и шапку. Ты же замерз?
Снова кивок. Из взгляда малыша исчезает напряжение. Сколько ему? Лет семь, наверное. Хотя судя по тому, как взросло он смотрит на меня васильковыми глазами обрамленными густыми ресницами, возраст определить трудно. Ему и все десять может быть.
Идет за мной послушно, словно доверчивый щеночек. Господи, родители наверное с ума его сходят. С ног сбились. А вдруг его украли, похители, а он каким-то чудесным образом сбежал? Тогда если меня поймают сейчас с ним за ручку, я загремлю в тюрьму. Черт, мне надо меньше смотреть дурацких сериалов на ночь, запивая их и свое чертово одиночество вином. Малыш тянет меня за руку к витрине с медведем. Мишутка смешной и очень дорогой, сидит прямо в центре инсталляции рекламной и стоит, как крыло боинга. А ребенок тычет пальцем в игрушку так оживленно, что я сдаюсь почти сразу. Что ж, медведь так медведь. Вспоминаю, что там у меня на карте осталось после зарплаты. Должно хватить если залезть в накопления неприкосновенные. Прости мама, но авокадо откладывается. После сегодняшней прогулки я буду до следующей моей зарплаты продавца зоомагазина, жевать пустые макроны из мягкой пшеницы и наедать зад, про который ты мне все уши прожужжала.
Медвежонок, курточка с динозаврами, шапка которую мальчик нацепил на себя в форме мультяшного миньона, приведшая его в неописуемый восторг и флисовые штанишки делают мою карту не похудевшей, а выжатой до основания. По фигу, зато ребенок теперь даже улыбается и больше не похож на Омена. И ему тепло, а это самое главное.
– Ты молодец и герой, – шепчу я. – Медведя как назовешь?
Снова тишина. Игрушку он прижимает к груди, будто старается за ней спрятаться от этого мира. Идет послушно за мной, вцепившись ручонкой в мою ладонь. Господи, а если бы кто-то другой его подобрал? Люди то разные. Сердце сжимает ледяная рука ужаса. И пока мы идем до полицейского участка, я гоню от себя мысли о том, что сейчас у меня мальчика заберут и я даже не буду знать, что с ним будет дальше.
Глава 2
– А что с ним будет? – смотрит на меня равнодушно молодой лейтенант, или кто он там, я не разбираюсь в званиях. – Отправим в приемник распределитель и начнем искать родню. В сводках нет ничего о пропаже ребенка, так что, скорее всего мальчик просто сбежал.
– У него на пиджачке. Вон там. На кармане написано название школы, – я нервничаю, и поэтому говорю слишком громко, что совсем не нравится сотруднику доблестных органов правопорядка. А меня страшно бесит его равнодушие, прямо аж скулы сводит. Зато мальчик сидит спокойно на дурацкой деревянной скамейке возле стены выкрашенной зеленой краской и смотрит на игрушечного медведя, и даже улыбается, а может общается с Топтыгиным ментально. Я не смогу его оставить тут одного. Ну какой приемник распределитель? Он и без того напуган.
– Спокойно, дамочка, разберемся. На то мы тут и посажены. И про курточку разведаем, и про то, почему пацан один по улицам шляется. И, кстати, вы его в этой одежде нашли? Игрушка у него была?
– Нет, я купила, – шепчу я. Черт, что я натворила? Может в сводках описана одежда пропавшего ребенка, а я…
– Мать Тереза? – кривится в ухмылке полицейский. – Денег девать некуда?
– Мальчик замерз. Я не… Послушайте, а почему вы со мной в таком тоне разговариваете? – я завожусь. Это плохо. Это очень-очень плохо. Потому что я сейчас слечу с катушек, и тогда снова влипну в историю. Хотя, уже влипла, как муха в варенье.
– Ладно не надо кипятиться. Просто я не верю в альтруизм. – морщится лейтенант. Да нет, точно, одна звездочка на погонах маленькая.
– Мне вас очень жаль в таком случае. Доброта мир спасет.
– Подписывай протокол и свободна. Вызовем повесткой если будешь нужна. Там внизу пиши «С моих слов записано верно, и мною прочитано».
– А мальчик?
– С ним будут работать наши педагоги из детской комнаты. Опросят, и потом по инструкции – приемник, детская больница. А потом…
– Нет. Я его не оставлю, – выдыхаю я. Ребенок словно воробышек встрепенулся, смотрит на меня расширившимися от ужаса глазенками. Понял, что я могу уйти сейчас. Черт, черт, черт, ну за что? Почему именно я. – Не уйду без него. Слышите?
– Девушка, покиньте кабинет, пока я не вызвал охрану. Вы свой долг гражданский исполнили, поступили по закону. До свидания.
Мальчик вдруг соскакивает с лавки, бежит ко мне, вжимается в ногу и я слышу…
– Мама, не уходи. Мама…
Мне кажется что неведомая сила поднимает меня в воздух, переворачивает вверх ногами и со всей силы бьет дурной башкой об дешевый линолеумный пол. И дышать нечем, а грудь распирает от яростной боли.
– Мамочка, – шепчет малыш, раздирая всю мою уверенность в том, что я поступлю правильно, в клочья. Прижимаю к себе крошечное тело, уже точно зная, что сейчас я наживу себе кучу неприятностей на мою толстую по мнению мамы задницу. Авокадо мне теперь будет только сниться, потому что в обезьяннике не подают таких изысков.
