…Но Буря Придёт

ГОД ВТОРОЙ "…СЛОВНО УГЛИ ПОД ПЕПЛОМ" Нить 6

Сумерки за оконцами давно погасли как угли в потухшем костре, и глухая ночь плыла над взгорьями Глвиддглинн, а совет ратоводцев всё продолжался. Все наперечёт поминали имена павших друзей и товарищей, прежние выправы и битвы двух лет. Сперва все гости наперебой расспрашивали Тийре о том, как он смог спасти Áррэйнэ и вернуть его к жизни – уже шедшего в мглу безвозвратных ям змея. Рассказ их владетеля тянулся долго, лишь прерываясь похвалами áрвенниду и лекарю Буи́ре-сльохт-Тадгэ, да собственно и самому Áррэйнэ, который скромно сидел одесную от друга и лишь изредка добавлял кое-чего к его речи, почти не притрагиваясь к своему кубку.

Явившаяся вскоре в Ратный Чертог, дабы встретить своего почтенного дядю из дома Кинир, верная тень а́рвеннида Этайн – и та была ошеломлена, узрив подле Тийре Льва А́рвейрнов – и от своей спутницы весь этот час удержал тот подобную весть в прочной тайне.

– Хвала Бури Несущему! А я уже думала, что за этот год клятый обоих уже друзей детства лишилась – с тем и забыла родительский дом, как узнала, что и второй лежит при смерти после битвы с железом в груди. А вышло, что оба вы живы и снова сильны, сливокрады мои! – она обрадованно повисла на шее у Аррэйнэ, утерев рукавом набежавшие слёзы.

– Ты, почтенный, прости за подкову ту в детстве… Знала бы, какого прославленного воителя чуть не зашибла, позор был бы мне на мои уши. Недаром в чужом саду не страшился себе поперёк на макушку залезть – и теперь ты дейвонское дерево тряханул крепче прочих!

– Зато уж Тийре залез сейчас выше всех прочих! Честь мне зрить тебя, гэйлэ, супругой владетеля Эйрэ. Прости, что козой тебя в тот день назвал при подругах… – с почтением преклонил перед ней голову Аррэйнэ.

– Сейчас то прозвание за честь – по сравнению с тем, как зовут меня прочие нынче… – вздохнула с усмешкой дочь фе́йнага Конналов, – но и то мне неважно, если счастлива я подле Тийре. И пусть хоть в глаза те зовут потаскухой – плевать на их речи…

И хоть голос у Этайн был твёрд, но во взоре её Лев заметил тоску. Нелегка была дочери Кáдаугана из Глеа́нлох подобная ноша – отринуть свой род и почтенное имя, не став для владетеля Эйрэ женой по закону и не найдя примиренья с отцом… слыша шёпот иных тут в чертоге, радевших закон и устои – что явилась сюда эта девка с болота, кто позорит отцовские стены и славный кийн Конналов, не по че́сти в обозе владетеля будучи между других потаскух ей подобных. Почему из-за бабы владетель их в ссоре с сильнейшим из фейнагов запада, и лишил тем всё воинство многих загонов того, возложив то на их остальные уделы?

Точно молотом бил в сердце ей шепоток про проклятие Бейлхэ, чей род вымирает, богами караемый вот уж три века. Разве должно правителю быть без законной жены и наследников рода крови́ Врагобойца, чей дом слаб и нуждается в сыне? Видно Трое тем самым им кажут свой гнев, раз она до сих пор нечиста, понести не сумела от Тийре – хоть живёт с ним с весны. И по чести ли будет склониться древнейшим домам перед чадами их, кто родится без брака? Не довольно ли в кийне владетеля младших ветвей от его упокойной родни – и не сам ли он тоже таков, коль по правде сказать?

А тем больше в устах их за нравов раденьем сквозила обида – почему не их дом, почему не их дочь или внучку с племянницей выбрал владетель, что теперь никому уж по че́сти не выйдет сродниться с правителей кийном, а тем больше по стопам невесты продвинуть к Высокому Креслу свою же родню или хоть бы втереться за Конналов родом туда же как хвост.

И все взоры их с тихим ворчаньем речей точно камень ложились на Этайн, тяжкой платой припав ей за собственный выбор быть подле любимого ею мужчины, кому рок присудил нести бремя венца повелителя. Тяжело сердцу быть точно надвое разорвавшись…

Час тянулся как кудели нить в руках пряхи, свиваясь в рассказы собравшихся тут. Наполнялись хмельным кубки с чашами, и менялись подносы и блюда с горячей едой из стряпных. Долго длились все речи о прошлых событиях, успехах и неудачах.

– Минувшей зимой мы так и не смогли пробиться по рекам к Железным Воротам, хоть и были они совсем близко, клянусь Пламенеющим… Дейвóны стояли там насмерть, перегородив все проезжие русла до сáмого последнего ручейка целыми стенами кольев и пик, и били нас с вóротов по прямой, – хмуро поведывал Оллин, – все жители селищ укрылись за стенами твердей, а оставленные в бюгдэ припасы и сено сожгли там дотла с их домами и скарбом, и нам не досталось ни крохи. А много ли конницу было древесной корой и пожухшей травой с тростником из-под снега насытить? Люди – и те от морозов как мухи тогда умирали. Мой брат Ллугнад за ночь в седле насмерть замёрз, ослабевший от раны.

– Так – с припасами в стужу беда была просто! С голодухи навоз жрать с людьми был готов; половину всей кожаной сбруи зажарили даже… – согласно кивнул другу Каллиах, оторвавшись от кости с говяжьим жарким в жирном соке подливы, – в своём Гвенка́ррег-а-дэир и то в неуро́д на полях лучше есть приходилось мне в детстве!

– Ты-то, видно, страдал за троих – вон как с голода вымахал к небу! – пошутил над товарищем Догёд.

– Не считал – так молчи… – разобиделся сын кузнеца, – вот Тремя поклянусь – даже фейнаг наш мясо не каждый день жрал в эту пору! Слушай, Гийлин – подай вон то блюдо с гусями!

– А ты столько сожрёшь?

– Ты подай…

– Если этой зимою не будет внезапности, то и тут мы останемся снова без сена с овсом для коней – всё одно те обозы из Эйрэ за нами так скоро не подоспеют, как и было в тот нáступ к Железным Воротам. Сколько нас там погибло в ту стужу – не счесть… – вымолвил Унлад Стрелок.

– Из Дубрав твой знакомый – Илинн из Конналов – сложил тогда голову под дейвóнскими огнищами у Волчьего Кряжа со всем своим дáламлáох, – добавил кто-то из дальнего конца пиршественного покоя.

– Славные были воители… Жаль, не услышу историю ту, что нам Тадиг не дорассказал по дороге. А что я не вижу сегодня почтенного Брайнэ? – Лев оглядел Костяной Чертог в поисках Кнамхэ, владетеля Гулгадд.

– Кость весной при новом нáступе на О́рнинхре́йдургéйрд в дейвóнскую ловушку попал… – хмуро произнёс Кáллиах, отставив от себя пустой кубок и положив на уже опустевшее блюдо гусиную ножку, обглоданную до костей, – заманили старика ложным отступлением прочь от своего стана из сцепленных возов. Как наши опрометчиво кинулись в бросок за врагом – те развернулись, и тяжёлою конницей назад их в своё же логово через раскрытые ворота загнали в мешок.

– Жаль старика, был достойный воитель. С кем не свезло ему ко́пья скрестить?

– Сам Фреки Скороногий из Дейнова рода – своей рукой обезглавил в той бойне нашего Кнамхэ, а затем копейными и лучниками из ярнве́ггир отбросил все наши силы у Орлиного Гнезда назад на три дня пешего хода. И теперь он успешно разит нас в союзных уделах, вражина, сплотив тех последних из верных им фе́йнагов. Опасный противник – не раз с ним ломали мы копья в выправах…

– Не выпало в тот день старику благоволения Троих. А удалась бы ему та осада – так наши воинства стояли бы уже в конном дне от Хлидъярн быть может, – добавил ещё один гость.

– И ещё появился у них удалец – младший из сыновей Доннара Бурого, чьих двоих старших ты жёлуди снял с плеч в Ночь Смерти. Не в пример многим старым их ратоводцам этот мальчишка стал дерзок и опытен, даже малыми силами немало хлопот нам доставил за год… – промолвил áрвеннид, подняв с долгого блюда острым двузубым вильцом кусок сочащегося жирной подливой зажаренного оленьего языка.

– И летом непросто нам было теснить мохнорылых на запад. По всем большакам вдоль стерквéггов мохнорылые порассеивали кованые шипы-кругляши, что ни конём, ни быком не проедешь. Самим так не раз приходилось удерживать Áйтэ-криóханн, когда воинства ёрла сумели отбить много укрепей на пути к Чёрным Горам и подойти конными заго́нами едва не до прежней межи, – добавил Каллиах, – Бурый из Дейнблодбéреар сильный противник.

– Получил я от верных людей там письмо с птицей, – вмешался глава дома Донег, – что их скригга велел по всем редколесьям восточных уделов загодя засекать и обрушивать деревья, чтобы через зарастающие завалы наша конница и вороты не могли продвигаться так вольно как прежде.

– Надёжные люди, почтенный? – спросил его арвеннид.

– Надёжные, служат давно мне. Скажу как от себя – в этом году враг будет зимой настороже вдвойне.

– Будет, не сомневаюсь… – кивнул Лев.

– Так какие советы ты дашь, Áррэйнэ? – спросил у него старый Дайдрэ из Донег, – куда стоит в эту зиму вести наши силы?

– Как отец мой Ллур прежде твердил: «Когда гадить прижмёт – снять поножи сумеешь». Думаю, почтенные, что и на этот раз мы пойдём нежданно для них – самым югом… – взяв себе с точёного из цельного спила дуба резного блюда кусок зажаренного на огне вепрева окорока Áррэйнэ кивнул головою в ту сторону, словно глядел сквозь ворота и стены Костяного Чертога, – …чтобы по льду Гвин-э́байн с притоками выйти к их торговым городам в полуденных землях, где нас точно не ждут в этот раз люди ёрла.

– Югом? – приподнял бровь в удивлении Дайдрэ, и обернулся к владетелю.

– До того мы всё больше склонялись вновь попытать удачи на севере. Однако и такие предложения быть может обсудим, как думаете? – áрвеннид обратился к собравшимся тут.

– Юг, говорите… – задумчиво вымолвил феи́наг Кромдех Бранн Толстый Корень, хмуря в раздумьях брови, – мысль недурная, как поразмыслить толково. Что скажут иные?

Тийре повернул взгляд к молчаливо восседавшему весь совет гостю – крепкому, хоть и осунувшемуся и окривевшему после удара седоголовому старику с обветренным лицом и колкими синими глазами, один из которых был полуприкрыт, взирая на смотрящих пугающим прищуром.

– Достойный Ллугайд – ты здесь сегодня от лица многих кийнов Помежий, и твои уделы как раз лежат на северном пути. Расскажи, как обстоят дела в этих землях?

Тот, услышав обращение áрвеннида, почтительно привстал со скамьи, где прежде сидел подле говорившей с ним Этайн – дочери младшей сестры своей Айб – оставив на столе почти нетронутый за весь пир кубок вина.

– Сядь, почтенный, тут впору мне встать перед тобой. Твоя служба ещё моему отцу была вернее многих иных среди кийнов Помежий, прежде бросившихся под руку ёрла. Что ты нам расскажешь, какой дашь совет? Стоит ли нам избрать южный путь в эту зиму – или как было задумано прежде, пустить своё войско по северу?

Старый Ллугайд из Кинир какое-то время молчал, хмуря брови и морща седые как пепел усы.

– Двадцать зим стерегу я те земли в союзных уделах, владетель… Мне ли не знать все тайные тропы и логовища, в которых бытуют люди Скъервиров, забираясь до Чёрной и дальше к твоим землям? Половину того срока я не слажу с коня, выкорчёвывая их заго́ны вплоть до дейвóнских укрепей за межой и ещё дальше. Если не лгут знаки богов, то по приметам зима снова будет ранней – и быть может такой же суровой как предыдущая.

– И у нас то твердят прорицатели тоже, достойный… – согласно кивнул старику сын Медвежьей Рубахи.

– Верно, владетель. Зима будет тяжкой. На севере и моей силы хватит ломать горло ёрловым псам… В достатке у меня верных людей в их уделах, кто служит тебе и мне благодарно, и передаёт вести о готовящихся выправах дейвóнов. И знаю я точно, что мохнорылых сейчас в этих твердях в избытке, но вряд ли они выйдут скоро в выправу.

– Так значит, этой зимой они не решатся перейти севером в нáступ, почтенный? – спросил его áрвеннид, – верно ли, что воинства в твердях останутся на зимовку?

– Верно, владетель. И не только в помежных, как знаю я точно… – зловеще прищурился старик, – многие северные орны вдоль Каменных Ворот нынче не дали их ёрлу людей, и остались в собственных укрепях до весны. Не теряй времени, воспользуйся неготовностью юга этой зимой, как советует тебе твой товарищ – а северные уделы я продолжу заливать кровью Скъервиров, пока не передохнет это нечестивое семейство вплоть до последнего выщенка. В том я поклялся Тинтрéаху, и тебе присягну тем же словом.

– Хватит ли у тебя людей и коней, если всё же дейвóны рискнут зимним настом пойти на Помежья? Все силы я поведу югом, и северным уделам придётся тогда защищаться своими лишь силами.

– Разве смогли за минувшие годы враги пройти дальше Чёрной, владетель? – криволицый старик бросил пронзительный взор на их арвеннида, и вышитый на зелёной клетчатой верховни́це знак кийна Кинир словно шевельнулся в движении – вырастающая из огня пламенная рука на белом, ломающая в хватке пальцев горло извитому чёрному змею.

– С тех пор, как Скъервиры лишили меня дома и всех кровных близких, весь удел стал мне новой обителью. Кто из изменивших тебе семейств не вернулся к присяге и не отринул власть ёрла, уже давно сгнили в топях или бежали к дейвóнам, как Катайр с их прихвостнями – а самих мохнорылых я перебил там без счёта. Не спрашивай у меня за работу секирой, лучше торопись собрать воинство к югу. Раз наш Лев снова ожил – пусть он теперь изопьёт вражьей крови как следует.

Старый ратоводец пристально и одобрительно взглянул в глаза Убийцы Ёрлов.

– А север оставьте до самой весенней поры моим людям. Покуда я жив, Скъервирам там не бывать.

Áрвеннид встал со скамьи, возняв кубок с вином.

– Восславим Ард-Бре́на, что дал нам такого надёжного защитника северных меж! Долгих лет тебе, почтенный Ллугайд!

– Слава! – донеслось со всех концов Костяного Чертога.

– Благодарю, áрвеннид. Твой отец в своё время мало прислушивался к моим словам и предостережениям. Рад, что ты должно внимаешь стариковским советам.

– Твои советы порой ценнее копейной тысячи, достойный! – уважительно произнёс старый Ан-Шо́р, обращаясь к Каменной Тени.

– Я уплатил за них горькую цену, почтенные… – угрюмо промолвил седой точно пепел Клох-скáйтэ, и его искривлённое от удара лицо резко одёрнулось, – …чтобы возненавидеть дом Скъервиров до последнего – и не знать к ним пощады, доколе не сдохнет их семя – поглоти его Эйле.

Он вновь обернулся лицом к Аррэйнэ.

– Преклоняю голову перед твоим верным товарищем, кто под Гъельбу́рсти-гéйрдом и Вингой даровал мне отмщения кровью их многократ больше, чем я смог взять за все годы!

– Как твоё здоровье, почтенный? – спросил старика áрвеннид, – не каждый похвалится в такие лета́ круглый год не спускаться с седла.

– Пламенеющий даст мне сил, владетель – а если я не доведу свою месть до конца, то служить тебе в этих уделах будет мой приёмный сын Руáвн. Поверь, рвать твоих недругов там будет он не слабее чем я. Он тоже вкусил цену доверия Скъервирам… Руавн стал мне семьёй и надёжной десницей, был моим посохом и устами, когда ноги и речь изменили мне прежде в час слабости тела.

– Он уж сможет – то верно! – хохотнул Догёд Тал.

– Я рад, что ты крепок как прежде, достойный! – сын Дэйгрэ на миг приумолк, глядя прямо в глаза криволицему ратоводцу, – однако, я слышал однажды от Гулгадда, что не все из твоих детей ещё…

– Ничего ты не слышал, áрвеннид… – вдруг оборвал их владетеля старый Клох-скáйтэ, сжав зубы. Взор его глаз был столь полон суровой, безжалостной боли и ненависти, что юная Этайн, сидевшая подле старого дяди, взволнованно вздрогнула.

Ни разу тот не осудил дочь Кáдаугана за свершённое ей, что покинула Этайн свой отчий чертог без согласия родичей – лишь чтоб быть подле сына Медвежьей Рубахи – и любил дочь сестры своей словно родную, доселе служа ей опорой с защитою. Но ни разу же не вопрошала она его – кого прочие шёпотом звали Каменным Сердцем, даже здесь за столом тихо это шепча – почему старый Ллугайд и сам много лет как однажды отверг свою кровную дочерь, чьей вины было в том много меньше, что случилось в их укрепи Дуб-э́байн-сле́йбхе, чем сама по своей собственной воле свершила в порыве наследница Конналов. И понять не могла Этайн то, как же может отцовское сердце порой быть столь страшно глухим и жестоким, до сих пор не простив свою бедную Гвенхивер.

– И прости старика за неучтивость – раз ты рану мою посолил. Мою кровь унесла с собой смерть – или в Эйле ворота за ней затворились… Руáвн стал мне семьёй и опорой в моём воздаянии Скъервирам – он мой сын как и до́лжно.

Старик с сердцем из камня умолк, хмуря брови и пристально глядя в глаза их владетелю.

– Не тяни с той выправой на юг. Рази мохнорылых где только сумеешь – да дадут тебе боги дойти хоть бы и до Долгих отрогов Сорфъя́ллерне и Закатного океана. А северные уделы оставь стеречь мне.

– Хорошо, почтенный Ллугайд. Услышь Трое твоё пожелание.

Старик встал со скамьи.

– Позволь, я покину тебя, владетельный – час уже поздний, а я желал бы вернуться домой к своим людям и сыну.

– Конечно, почтенный – дарует тебе Каэ́йдринн доброй дороги! Могу я хоть чем-то помочь тебе? Серебром и оружием может?

– И того и другого имею в избытке на Чёрной реке, а тем больше как взяли Ард-Кнойх и все укрепи Катайр. Рази недругов как только можешь – это будет мне лучший подарок, видеть головы Скъервиров и их приспешников желудями в грязи под копытами воинства Эйрэ. А так – нет ли у твоего советчика Гулгадда молодых голубей, обученных лёту и выращенных в ардкатрахе? Его ремесло с перелётными птицами дружит, а значит и мне его помощь посильною будет.

– Есть такие, почтенный – даст их Гулгадд тебе сколько нужно. Надеюсь, к весне эти птахи принесут мне добрые вести с Помежья, достойнейший Ллугайд?

– И я того жду, áрвеннид… – учтиво кивнул на прощание криволицый старик.

– Давно Сердце из камня к горе не являлся… – фейнаг Кромдех наполнил рог хмелем, поднося сок лозы из дейвонских уделов под сенью Сорфъяллерне к носу и вдохнув терпкий пах.

– Весь их дом возначалив уж Ллугайд теперь размахнётся в союзных уделах – второй после Габ на востоке, и с этакой кучей земель по Помежьям, что отнял он у мохнорылых! – добавил глава дома Слеан.

– Больше местью своею он занят, чем владения множить и место при новом владетеле шире вытаптывать… – хмыкнул фейнаг из Дубтах, – проживя в их уделах стал Ллугайд как те обитатели – жёсткий как камень, суровый, непримиримый к врагам как никто, равный Борне.

– Ну – не думал бы загодя, вряд ли стал бы наследником делать приёмного сына, женив его аж на племяннице фейнага Конналов! – заметил сидевший поблизости глава дома Инбер.

– Что уж делать, раз кровь он родную не пожалел… Да – суровые нравы в тех землях, – вздохнул Бранн Толстый Корень, – вспомню старого Гайрэ из Донег, как тот ратова́л перед Дэйгрэ о твёрдых законах для Айтэ-криоханн, смирял их обычаи мести и требовал миром решать эти вечные склоки и ссоры. Верно я говорю же, достойнейший? – он обернулся к главе дома Донег.

Без устали полнивший рог хмелем Дайдрэ лишь хмыкнул насмешливо.

– Дурно знал ты о жизни почтенного Гайрэ, достойный – каким прежде он был в годы смуты…

– Все там не были святы… – нахмурился Бранн, – мой отец против дядей родных в эти годы боролся, и двоих из них сам же в сраженьях убил. Или вот как в семействе почтенного Конлойха, где…

– Безусый и сам то расскажет быть может – как из младшего сына от младшего сына их фейнага стал он владетелем после – куда в распре той делись иные в их доме, вознявшись с железом по разные стороны. Я скажу тебе, кем был мой родич – кто с годами как Конлойх стал мудр, почитаем и твёрд в уважении добрых законов…

– Снова Дайдрэ напьётся до Эйле огней – и такое нести будет вслух, что все волосы дыбом… – нахмурясь шепнул Бранну фейнаг из Слеан. Но старый владетель из Донег не слыша его продолжал говорить.

– Наш дом с Гилрэйдэ был не особо уж дружен – повелось так в века, что и данники наши сражались друг с другом, и мы… крови про́лито было до смуты ещё выше меры. Но на золоте был прежде волк наш на стяге – а алым тот стал лишь при Гайрэ.

Было ему может шесть или семь, как гостил у родни он в далёком уделе на самой меже с неприятелем. И в ту ночь отвечая на наши какие обиды напали на селище то люди Гилрэйдэ. Гайрэ один уцелел, затаившись в колодце, куда трупы убитых родных его скинули сверху враги – просидел там три дня без жратвы и питья, среди крови и вони, держась за заколотых тётку с сестрой… Надо ль быть дураком, что не много любви он с тех пор знал к дому Гилрэйдэ, взирая на двух секачей их знамён золотых? А уже перед смутой он сватался к младшей из дочек владетеля Ниалл, к той Линэд… Любил ведь её до безумия, правда. Но дочь Ойсина трижды ему отказала, и руку отдала наследнику Гилрэйдэ Килиду.