…Но Буря Придёт

– Вот тебя-то похуже железом куснули. Немногие остались бы жить после таких тяжких ран через горло, – вздохнул лекарь в волнении, – но не твоя это была судьба – умереть там. Вот только голос слегка изменился…

– Да, отец, изменился… – Áррэйнэ больше ничего не стал говорить, когда слова Коммоха точно молнией осветили вдруг в памяти ту роковую осеннюю ночь во дворце – те удары ножа в грудь и шею, едва не сразившие его насмерть и погрузившее в долгую тьму средь беспамятства Шщаровых ям.

– Ну да ничего, сынок – и слепым я из тысяч узнаю тебя. Ты наш малый Львёнок, как же ты вырос из прежнего мальчика! Жаль, брат не дожил до этого дня, чтобы увидеть, кем стал наш найдёныш. Я тогда, дурень, отдал тебя на воспитание Ллуру – думал, что не для ребёнка будет бродячая жизнь в воинских заго́нах, возьми я с собою тебя– а вот как ведь ошибся! Твоя слава дошла, говорят, аж до самых закатных пределов!

– И слава не самая добрая… – криво усмехнулся Áррэйнэ, – толкуют, в Дейвóналáрде матери уже перестали пугать непослушных детей именем Клохлама – а мужи поминают меня в проклятьях как самогó Шщара.

– Да, сынок – Винга долго будет помнить твоё копьё в её ворота. Áррэйнэ Убийца Ёрлов – подумать только, какого многославного ратоводца я когда-то крапивой стегал за его шалости! – старый Коммох потрясённо закачал головой, – пойдём же, мой мальчик, отдохнёшь у меня с дальней дороги!

– Я не устал, отец. И потом, много дел ещё будет сегодня. Боюсь, с моим приездом спокойная жизнь в кáдарнле скоро закончится.

– Знаю, сынок. Твоё появление за тебя говорит, что пока Борна будет удерживать юг, молодой áрвеннид поведёт войска в бой на север. И моё ремесло будет нужно не раз…

Коммох нагнулся и подобрал с земли перевёрнутый жбан с остатками варева из первых крапивы со щавелем, раздосадовано бормоча себе под нос:

– Была бы тебе добрая похлёбка с дороги, сынок – да я, старый дурень, от радости не сумел удержать.

– Ничего, отец, поправим! А хочешь дичи к обеду? Зайца подстрелить не обещаю – наши не иначе за зиму всех их в округе переловили силками на жарево – но каких пару птиц ощипать принесу. Дай только в лес выбраться на восьмину.

– Ничего не нужно, Áррэйнэ. У меня и так в кладовой есть свежатина. Я и сам тебя славно угощу. Пойдём!

Он повёл сына в дом, растворив низкую дверь и оставив пустой жбан на полу у порога. Из огромной плетёной корзины с крышкой Коммох достал свежие, чуть усохшие связки молодых крапивы и щавеля, а из земляной ямы в углу пола, накрытой плетёным ивовым кругом с толстым куском дёрна поверх, вытащил обложенную для сохранности той же крапивой и солью тушку подстреленного дикого гуся – уже ощипанную и освежёванную.

– Знатная добыча! – Лев взял из рук отца тяжёлую птицу, – ты сам охотишься?

– Нет, сынок – не в мои уже годы… В седле я держусь пока крепко, и рука ещё твёрдая, чтобы лук натянуть – да вот глаз уж не тот. Левый совсем бельмом вышел, зрю как в тумане ночном… – он показал пальцем на помутневший, ставший почти что белёсым зрачок.

– Да и правый всё хуже становится… Никакой ведь отвар не поможет от старости. Врачеватель из меня скоро будет дрянной так сослепу, сынок. Жаль, что кроме Буи́ры не осталось толковых преемников. Сколько их было… – старик прижмурился, припоминая былое, – …да прежде меня полегли они все в тех выправах и битвах, никто наше умение передать не успел дальше. Но помощь мне всё-таки есть и теперь, и немалая…

– Так значит, сынок, этой зимой ты с áрвеннидом водил наши силы на юг за Гвин-э́байн?

– Верно, отец – все южные города до Медвежьей Горы теперь наши. Эх и хватило же нам там работы железом – один только их Я́рнфъялл-гéйрд чего стоил! – Áррэйнэ в запале ударил себя кулаком по груди, припоминая то кровопролитное ночное сражение на стенах и узких кручёных переходах веж-клычниц, – Трое даровали удачу в выправе – что удалось в снегопад окружить и занять главные вражьи стерквéгги, и все припасы нам в руки попали нетронутыми, прежде запасенные против нас на их весенние нáступы. Серебра и брони с оружейным товаром, и прочих запасов купеческих собрали возов больше сотни за откуп. А городище у Буковой горы и вовсе без боя на хитрость мы взяли, ни одного человека не потеряв.

– И какую же?

– Ну… – хмыкнул Аррэйнэ, – просто – как сливы из сада украсть… Сам не поверил, что вышло всё так без сучка и колючки! Прежде нашего войска выправили туда под видом торговцев своих людей, в дейвóнов их обрядив – и те передали главе укрепи вести, что с севера для защиты от нас же подходят им в помощь большие загоны под предводительством Фреки Скороногого из Дейнова рода. И с их развёрнутыми стягами идобытым оружием так вскорев растворённый навстречу нам Бейкифъя́ллернгéйрд и вошли среди ясного дня. Ёрлов хондмактэ так рот и раскрыл в изумлении – только поздно уж было копейных сзывать.

– Хитрец ты какой – так провёл всех искусно! И как же такой прославленный ратоводец как Скороногий вам стяги свои добровольно отдал? – усмехнулся старик, похлопав сына по плечу.

– Ни к чему ему в Халльсверд те стяги уже… – нахмурясь ответил отцу Лев, не желая рассказывать старику о совсем не бескровной той битве Стремительных Ратей с лучшими из заго́нов Железной Стены под предводительством первого среди военачальников Я́рнвегг, где кровь алым горячим дождём проливалась на белый покров поля их сшибки и искусной ловушки для всадников Скороногого.

– А теперь мы подступим к дейвóнам и с севера, где нас меньше всего поджидают. И к горящему камню пути перережем, коль сможем – а хоть бы и просто осадим Высокую Дубраву.

– Верно мыслишь, сынок – нет иных там затворов на вашем пути к ходагейрду. Сломишь этот препон – и до Винги всего лишь три дня конской рыси.

– Так отец – хоть и ближе идти на ходагейрд старым путём через средние земли, только это значит столкнуться в лоб с войсками самих Несущих Кровь Дейна на их же земле. А пока жив сам Эрха…

Лев какое-то мгновение помолчал, помянув скриггу Дейнова рода.

– Слухи твердят, он совсем плох здоровьем, и со времён Огненной Ночи уже не встаёт больше с ложа. Но он по-прежнему первый защитник Дейвóналáрды, глава всего воинства ёрла… и он сама кровь Дейна, потомка Горящего… А воевать с ним лоб в лоб не решусь даже я, отец – и Тийре то знает. Так что кратчайший путь может вдруг стать самым долгим – и потому мы внезапно ударим по ним не с востока, где ждут нас – а севернее.

– Так вот для чего твоё войско сюда заявилось… – прищурился Коммох догадливо.

– Верно, отец. Край этот малообжитый, хоть и сотни лет как Дейн привёл туда свой народ – сильных стерквéггов там мало, и в тех вряд ли ждут нас так зорко, как в сердце страны. Правда, и торных путей там намного ведь меньше, сплошь дикое бездорожье…

– Это верно – в тех диких местах и медведи под окнами гадят… – усмехнулся старик.

– Но ничего, – Лев снял с себя кожаную чешуйницу с проклёпанными внутри рядами стальных плиток брони и стянул простёганную подбойку, устало разминая затёкшие за долгую дорогу плечи под мокрой от пота холщовой рубахой.

– Бездорожья мои люди не страшатся, а собранных сил у нас хватит – будь спокоен, отец. Вóроты уже готовы, а воины в подкрепление нам будут тут совсем скоро, если со сборами не задержатся. Молот, он же таков – то ветра скорее погонит, то раздувает седмину.

– Помню этого увальня, что товарищ твой с юности, – усмехнулся старик, – или стал он уже выше бурры? Как сам хоть сын Хидда теперь?

– Будь таким – не водил бы я войско на запад, а пустил одного его только, расшвырять всех дейвонов как жаб под ногами, – хмыкнул Аррэйнэ, – что с ним станет, если только супруга все соки не выпьет из Каллиаха?

– Даже этот ваш столб, из духов бездн уродившийся – и тот свою тень отыскал. Только ты вот, сынок, всё один… – вздохнул старый целитель, пристально глянув на сына. Но Аррэйнэ будто и не услышав слов родича заговорил о другом, с чего начал.

– Áрвеннид ждёт лишь когда завершатся разливы весенние, и через месяц самое позднее мы выступаем. Дейвóны уже заслышали вести о том, что я жив, но не особо пока тому верят. Вот самый час и напомнить им…

– Верят, сынок. Не хотят – новерят. Потерять за одну эту ратную зиму половину юга Дейвóнала́рды с их торговыми городами, оружейнями, пашнями и скотом, и подобраться едва не вплотную к самому ходагейрду – чьих это дерзких рук может быть дело? Борна брал эти земли весь год, как ты мёртвым считался, но с боем взял их уделов едва на четыре дневных перехода, далеко не дойдя до Медвежьей горы, перемолов всё то воинство мохнорылых как жёрнов зерно, но завязнув в их стенах копейных. И никто кроме твоих удалых конников не зовётся доселе стремительными.

Они стояли вдвоём у большой коновязи с резвящимися скакунами, куда Лев отвёл Ветра. Под их храп и топот копыт по влажной земле отец и сын вели неспешный разговор о предстоящей войне – о том, что происходило последние месяцы у горы и во всех землях Эйрэ, о молодом áрвенниде и успевшей настичь его славе в сражениях против дейвонов, о готовности войска для летней выправы – и много ещё о чём ином.

Коммох никак не мог нарадоваться, что его сын спустя столь долгий срок, но всё же приехал к нему – живой и здоровый. Отрадно было услышать для старика и то, что за великие ратные успехи и верную службу для дома Бейлхэ его давнишний друг и владетель Высокого Кресла в конце зимы пожаловал Льву уделы из добрых земель к югу от его родного Килэйд-а-мóр и наделил чином конюшего при воинстве у горы.

– Говоришь, ты отныне десница у Старого? Ого! – обрадованно усмехнулся марв-сьарад, – так, глядишь, и свой кийн оснуёшь! Ты теперь прямо знатный стал, фе́йнагу сродни…

– Я из Килэйд, отец – и иного мне дома не нужно, – несогласно махнул рукой Аррэйнэ, – да и когда сам осяду в тех землях – лишь Троим это ведомо. Всё на войско идёт с тех наделов. Как уже там завести себе дом и семью…

– Да, сынок – такие сейчас времена… Но и они всё же не вечны.

Вдруг Коммох пристально глянул в глаза сына.

– Áррэйнэ, скажи мне… Ты верно когтёвника наклевался, или лишился рассудка – как под зиму прислал сюда эту дейвóнку?

– Всё же догадался, отец… – Áррэйнэ умолк, виновато опустив глаза к земле. Надо же – он уж за зиму забыл о ней напрочь, едва тень беглянки исчезла во мраке ночи́, устремляясь на север – и вот тебе снова… Но было бы странно, если бы Коммох о ней не спросил.

– Сынок – я же прожил почти вчетверо больше тебя, и глаза у меня поострее иных молодых, хоть и подслеповаты уже. Пусть и говорила она на всех наших наречиях так, словно прожила с рождения тут у горы, и знала все наши нравы и обычаи наперечёт – да как когда-то мой брат про тебя там сказал: «зайца видно по ушам, а дейвóна по глазам».

Лекарь кивнул головой на суетившихся в кáдарнле многочисленных воинов.

– Это они ещё молоды – и всякое женское лицо, как на кого ни смотри, в первую очередь видится женским, с других мыслей сбивая… – хитро ухмыльнулся старик, – а я уж не в тех годах, и смотрю сам иначе за вас, молодых и горячих – и дейвóнку от а́рвейрнки и в нашей одежде с одного взора ещё отличу…

Лев молчал, хмуро глядя под ноги.

– Она прибыла сюда раненной и совсем хворой – я едва выходил её за пол-зимы. Уже думал, что и похороню тут в чужой ей земле безымянной. Кто она была? С чего ты её на Помежья прислал вдруг ко мне?

Áррэйнэ замялся – не зная, как же сказать отцу непростую правду.

– Та это… В общем – та самая девка, кто тогда меня с Тийре едва не отправила к Шщару в нору.

Коммох на мгновение смолк, точно размысливая что-то и хмурясь.

– Ум тебе волки пожрали, сынок? Отколол ты, иначе не скажешь…

– Прости, отец – виноват. Наглупил я.

– Я тебя не корю, сын. Самому интересно… И ты прислал её сюда: дейвóнку, свою убийцу – и прямо в наш кáдарнле? Зачем? – он внимательно посмотрел в глаза сыну.

– Да так… – отмахнулся Лев, – я её пощадил и домой отпустил, чтобы та кое-что передала дейвóнам. А это, верно, из уст в уста скоро дойдёт и до ушей самогó Эрхи и всех мужей дома Дейна. Пусть знают…

– Что ты жив, сынок? Они и так уже знают – после того, как ты откромсал у них юг до Медвежьей горы – и её вести вряд ли опередили твоих скакунов. Глупо это было, Áррэйнэ, глупо… – покрутил головою старик.

– Что же… Что сделано, то сделано, – махнул Лев рукой, – пусть мохнорылые ждут меня снова в их собственном доме. А с этой девкой пусть и хотел я сперва поквитаться за раны, ноне по мне это – баб убивать или мучить. И так этой дуре досталось, как Тийре держал её под замком в бурре год, чтобы как встану я на ноги мне на расправу отдать.

– Отчего же не решился? – старик пристально глянул на сына, – пожалел?

– Может и так… Что я – зверь? Знаешь, отец – напомнила мне она что-то. Я вдруг вспомнил о том, кем я некогда был… о тех местах, где родился когда-то. И в какой-то миг в ней не врага увидал, а просто оторванную от родных, настрадавшуюся в плену девчонку.

Лев вдруг насмешливо хмыкнул, проведя ладонью по горлу с видневшимися там красноватыми шрамами.

– Хоть ножом поработала хватко та баба – Буире трудов там хватило с избытком, из Эйле меня неживого вернуть.

– Ясно, сынок. Что же, это по-своему мудро, что ты – став для дейвóнов врагом пострашнее за Клохлама – не ожесточился сам сердцем и не разишь безоружных отмщения даже заради. Так кто она была, эта Майри?

– Вот ведь… Даже настоящим именем тебе назвалась! – нахмурился Лев, – совсем потеряла рассудок, болтунья безмозглая… Сирота она с севера.

– Сирота, говоришь? – усмехнулся чему-то марв-сьáрад.

– Видимо так, если при расставании мне не солгала. А что, отец?

– Да ничего, сын. Сам о ней тебя больше не знаю, не выведал. Так что знаешь ещё?

– Ну, вырастили её ближние родичи в каком-то лесном селище, вот в охоте с оружием знает толк, – Áррэйнэ шутя провёл ладонью по своей шее, – знаю, что дядя её помахать топором в лесу очень горазд – древорубом наверное будет. Вот отчего-то ей вздумалось летом минувшим подле мужей их семейства отправиться на войну. Может мстить за кого из своих же из кровных решила вдруг, глупая… Ехала вместе с роднёй в войско Уннира, а попала в неволю, как весь их обоз мои люди разбили. Вот и всё, что я знаю.

– Ах, вот оно как… Ну ладно, хоть эту вот тайну постиг я – а то хотел было подумать, что ты… – старик хитро прижмурился, глядя на своего умолкшего сына, – но ты значит, просто её пощадил и отправил через меня прочь домой, от себя чтобы подальше?

Но Áррэйнэ словно и не уловил стариковской шутки с недоговорками, снова сделав вид, что не расслышал родителя.

– Ты говоришь, она была ранена, как прибыла к тебе осенью? – сын пристально глянул в глаза старику, – что за рана? Откуда?

– Кто знает? Она в одиночку верхом проскакала со стрельною раной в плече аж от самой горы. Может разбойников встретила, а может быть выдала чем себя и отбивалась от наших людей? Как сама с такой раной добралась сюда – одни боги то знают. Она не призналась, а я не расспрашивал больше…

– Вот как… Она всё передала тебе?

– Всё, не сомневайся – не из воровок она.

– Ага… Эта не лапой утащит – так острым железом возьмёт… – хмыкнул Аррэйнэ, – ну и ладно, что выжила и убралась к мохнорылым. Ты дал ей припасов в дорогу, как я просил?

– Всё что ты и просил. Ну и дева – как будто железная! – изумлённо качнул головою старик, – доскакала сюда через вражий ей край в холода, где каждый встречный её распознать мог и вмиг зарубить. Сил в ней было полно, и недуг она свой одолела, хотя и была поначалу совсем тяжела – мне казалось, горячечный жар её съест точно Шщар кости мёртвых.

Коммох недовольно поморщился, потирая ладонью седые усы.

– Знал бы ты только, сын, раз уж просил моей помощи – как я старался укрыть ту подальше от всех чужих глаз, чтобы никто тут из наших не услыхал ненароком дейвонскую речь… Две седмины та бредила, непрестанно разговаривала про себя, окликала в бреду и попутчика некоего….

– Какого попутчика? – резко нахмурился Аррэйнэ, не понимая о том ничего.

– Мне ли знать то, сынок? Звала по именам всех родных… – старик снова внимательно посмотрел в глаза Áррэйнэ, точно пытаясь уловить что-то в его бесстрастном лице, – но потом моими стараниями отошла от врат в Эйле и быстро поднялась на ноги. Клянусь, я к ней даже привык после всего как к родной дочери, пусть она и дейвóнка.

И помолчав миг, добавил:

– Такой славной помощницы мне не даровал бы и Бури Несущий. Не знаю даже, готов ли её отпустить прочь в родные края – как без рук ведь останусь!

– Погоди, отец… Погоди, – Áррэйнэ запнулся, обернувшись лицом к старику, – она что ли всё ещё здесь?

– А это ты сам у неё спрашивай, – лекарь усмехнулся, глядя на застывшего в изумлении сына, – отчего она до сих пор не отправилась за реку на дейвóнскую сторону?

– Но… – он так и не смог ничего сказать, скрипнув зубами – потрясённый нежданною вестью.

– Ты ведь сам отослал эту деву ко мне, чтобы переправить домой за Помежья – а уж я её вылечил, и помог чем сумел, – виновато развёл Коммох руки, – однако Майри отчего-то пока никуда не спешит. И думается мне, сынок, она дожидается тут тебя…