Мелодии порванных струн
– Эсперанса Сполдинг? – Переспросил он.
Чёрт его знает, какая там Эсперанса. Я никогда не слушал джаз и не собирался начинать. Хотя, о пьянстве и случайных связях я когда-то думал точно так же, но всё меняется. Никогда не говори никогда. На мой неуверенный кивок продавец протянул мне чёрно-белую обложку с силуэтом кучерявой женщины.
– Четыреста пятнадцать долларов.
– Сколько?! – Я почти перешёл на ультразвук, чем ещё сильнее позабавил парнишку.
Тринадцать записей за четыреста пятнадцать долларов? На эти деньги можно купить телефон, раздолбанную тачку и даже бриллиантовое кольцо – я даже присмотрел такое для Вэлери, но повезло, что не купил. Сорок порций пива или двадцать – приличного виски. Билет на игру «Чикаго Блэкхокс» или на постановку Бродвея. Но пластинка?..
– Беру.
С двумя пластинками под мышкой я забежал в пончиковую напротив и вернулся в квартиру Шона впервые в трезвом рассудке и без звенящего сопровождения бутылок в пакете. Весь вечер я слушал то, что слушала она, и крошил себе на грудь тем, чем крошила она. Эсперанса Сполдинг исполняет неплохие партии, а карамельные пончики и вовсе выше всяких похвал. Надо отдать этой Мэгги должное – у неё есть вкус на хорошую музыку и дрожжевую выпечку.
– Мы так и не добрались до того нового ресторанчика на углу Гаррисон-авеню и Хайли-стрит. Сегодня я была в том районе и решила сделать то, что мы хотели вместе, только без тебя. Всё теперь приходится делать без тебя, Шон. Ты был прав. У них и правда отменная кесадилья с курицей и жареные бананы.
На углу Гаррисон-авеню и Хайли-стрит затесался только один ресторанчик мексиканской кухни. «Эль Рей дель Тако». Пикантные ароматы острой паприки врезались мне в ноздри уже на входе. Я заказал кесадилью с курицей и жареные бананы на десерт, представляя, как за одним из соседних столиков сидела Мэгги и откусывала от лепёшки маленькие кусочки. Я умолотил заказ за пять минут – Шон был прав. Кесадилья с курицей в этом ресторанчике – как след на влажном зеркале в ванной. Исчезает почти незаметно.
– Сегодня никуда не хочется выходить. За окном льёт, как из ведра, впрочем, ты и так наверняка видишь. Знаешь, мне всегда казалось, что дождь – это слёзы тех, кто давно умер и смотрит на то, что мы делаем со своими жизнями. Оплакивают нас, хотя это мы должны оплакивать их. Я уже три часа не вылезаю из постели и смотрю фильмы из списка, которые мы не успели. На очереди «Форрест Гамп». Удивительно, что мы его не видели. Жалко, что мы его уже не увидим вместе.
Два с половиной часа о парне с проблемами в развитии?.. Не мой уровень. Я бы лучше позалипал на какой-нибудь боевик под пиво и чипсы, но джаз и кесадилья оказались очень даже нечего, так что советам Мэгги можно доверять. И я досидел до титров, даже не вспомнив о том, что в холодильнике давно заждался «Будвайзер», а в микроволновке – разогретая пицца.
– Как же я не люблю вечера. В этом мы с тобой всегда были непохожи. Есть в них что-то такое, что травит душу, отдаёт горечью, сжимает горло. Увядание дня, затухание света, печаль души. Одной в квартире встречать их до того невыносимо, что я снова пришла на мост в Джексон Парке, чтобы проводить вечер в небытие. Как постоянного гостя, что побыл и уезжает до скорой встречи. Здесь всегда самые красивые закаты. И печаль на душе слабеет. Надеюсь, там, где ты сейчас, тебе тоже видно это алое небо. Может, мы смотрим на него с разных концов земли?
Я промёрз до костей, отморозил уши и задницу, пока стоял на мосту в Джексон Парке и смотрел на закат. Одинокий волк, воющий на луну, не так жалок, как был я в тот момент. Дожидаясь, пока мартовский холод проберётся под куртку и защекочет рёбра, я наблюдал, как бледный шар солнца медленно катится к горизонту и рисует красные узоры на небе. Чувствовал себя идиотом, но мне нравилось, как эта Мэгги видела мир. Нравилось видеть мир её глазами. Было в этом что-то… Сумасшедшее и прекрасное одновременно.
– Кофе – музыка для тех, у кого нет слуха. Знаешь, с момента твоего ухода я перепробовала столько кафе, что давно уже заслужила карточку почётного кофемана. Только представь – показываешь её баристе, и тебе подают кофе абсолютно бесплатно. Надо внести такую идею на повестку дня. Тебе ли не знать, как я помешана на всяких списках, и… только не смейся, но составила список лучших кофеен Чикаго. В «Бриджпорте» самый вкусный капучино. «У Фила» к стаканчику подают маленькую шоколадку. В «Риверс и Роудс» умопомрачительные сиропы! А латте вкуснее всего в «Лока Моча». Но моим фаворитом был и остаётся «Пабло»…
В «Бриджпорте» меня облили зелёным чаем, когда я ждал свой капучино на вынос. «У Фила» в придачу к заказу подарили маленькую шоколадку и солнечную улыбку. В «Риверс и Роудс» я двадцать минут выбирал, какой сироп добавить в кофе, и попросил два стаканчика с кокосовым и карамельным, надеясь, что парень-бариста не примет меня за представителя не той ориентации с таким «ванильным» набором. До «Лока Моча» я добирался сорок минут по пробкам в час-пик и получил тот заветный латте из списка Мэгги. Я был экспертом в других областях, где фигурируют коньки и градусы, и по мне, все эти кофе были просто кофе.
В «Бодром Пабло» сегодня вечером было не продохнуть, как и всегда. Передо мной сгруппировалась длинная очередь, петляющая между занятыми столиками змейкой в тетрисе. Бариста носилась от кассы к ворчливой кофемашине, что то и дело плевалась кофе и исходила паром из всех щелей. От нетерпения я уже стал притопывать ботинком и чесать вспотевший затылок под зарослями отросших волос, как запах кофе разбавился другим. Знакомым, едким, резким. «Блэк Опиум». Мамины духи. Опять миражи из прошлого.
Я стал оглядываться по сторонам, будто пытаясь разглядеть маму за спинами случайных встречных. Но кроме бесформенной толпы, мужика в кожаном плаще и болтливых подружек-студенток, никто не бросился в глаза. Кроме…
Через два человека впереди ко мне спиной стояла девушка. Длинные светлые волосы, пальто ниже коленок, прикрывающее самое аппетитное, ножки в чёрных колготках. Когда она поблагодарила официантку Линдси и забрала свой стаканчик с кофе и пакет с какой-то выпечкой, прошла мимо меня и околдовала шлейфом знакомых духов. Может, это она? Та девушка из автоответчика? Она ведь постоянно здесь бывает. Светлые волосы, вздёрнутый носик. Всё, как я себе представлял.
Очередь дошла до меня, и бариста уже расплылась в выжидательной улыбке, но я бросился от стойки, как кипятком ошпаренный. Растолкал стайку подростков, врезался в мужика в кожаном плаще и зацепился за стул какой-то дамочки. Колено хрустнуло, послало разряд боли по телу, который вышел матерным чертыханием на полкафе. Меня тут же испепелили десятки глаз, но когда меня волновало чьё-то мнение? У самого выхода я нагнал незнакомку и тронул за плечо. Я так торопился её догнать, что не подумал, что здоровенный детина с заросшей бородой и немытыми лохмами может её напугать.
– Простите!
Незнакомка дёрнулась, развернулась и захлопала длинными ресницами, как веером. Симпатичная. Губы – две склеенные «Мишки Гамми» со вкусом персика в удивлении раскрылись. Тонкие брови съехались, как два влюблённых, что решили перевести отношения на новый уровень. Не так я представлял себе Мэгги из автоответчика, но в жизни вообще реальность редко совпадает с нашими ожиданиями.
Девушка стрельнула глазами на свои занятые руки, будто искала сподручное оружие против грабителя, но стаканчик кофе и пакет со сдобой вряд ли бы смогли справиться с детиной в девяносто килограмм, пусть и хромым на одну ногу и израненным на одну душу.
– Ваши духи… Это случайно не «Блэк Опиум»?
Она нахмурилась, оглядела меня с ног до головы. Такой вопрос смутит кого угодно. Но ей было к лицу это смущение.
– Эм… да, они самые. Мы знакомы?
В галдящем кафе её голос утонул, как лодка в озере Мичиган, и я не распробовал тембр на слух. Это мог быть её голос и в то же время не её.
– Нет. Но это можно исправить.
Нахальство всегда работает, если уметь им пользоваться. Что-то мне подсказывало, что Мэгги была не из тех, кто клюёт на самодовольных типов вроде меня. А с самодовольством у меня было получше, чем с карьерой хоккеиста. А раз в год, как говорится, и щука клюёт на кукурузу.
– Часто здесь бываете?
– Обожаю эту кофейню. Здесь варят лучший кофе. А ещё у них обалденные булочки с корицей.
– Вас случайно зовут не Мэгги?
– Нет, я Лиза.
Это ещё ни о чём не говорит. С чего я вообще взял, что девушку из автоответчика зовут Мэгги?
– А я Дэвис. Я протянул бы вам руку, но они заняты.
Каждый уважающий себя мужчина знает, что из его арсенала срабатывает на женщинах. Пока у меня была Вэлери, мне не нужно было практиковаться. Но за последние недели я отточил это мастерство до абсолюта. И если на мне не было хоккейной майки с номером «28» на спине, то в ход шла кривая ухмылка. Почти всегда срабатывало. Два из трёх, по моей личной статистике.
Лиза улыбнулась. В самое яблочко.
– А вы разбираетесь в женских духах? Может, вы парфюмер?
– Я много в чём разбираюсь. Но нет, я хоккеист.
Опустим некоторые детали о том, что я уже почти четыре месяца не переобувал кроссовки в коньки и не выходил на лёд. Что моим катком стала лестница, что вела меня только вниз. Что в руках я держал пивные бутылки вместо клюшки, а стальной пресс оброс сантиметром диванного жира. Чёртовы бургеры из «Поло Бридж» через дорогу.
– Хоккеист? – Лиза будто и не заметила мою плешивую щетину и красные прожилки глаз, и оценила широкие плечи и крепкие руки, что я сложил на груди горой. Всё же остался порох в пороховницах, и гора мышц, пусть и спрятанная где-то под снегами жирка и куртки, но всё ещё бросалась дамочкам в глаза. Два из трёх. – Из «Чикаго Блэкхокс»?
Очко в её пользу. Может, эта Лиза и не слышала о Уэйне Гретцки, зато знала местный хоккейный клуб, что уже переносило её на вершину турнирной таблицы.
– А вы чем занимаетесь?
– Я учитель.
Неужели всё же она?.. Я даже опустил руки, перестав рисоваться своими бицепсами. Девушка из автоответчика преподавала музыку. И часто бывала в «Бодром Пабло». Считала их кофе лучшим в Чикаго. И этот аромат духов… Может, так мама помогала мне отыскать нужную Мэгги.
– Преподаю рисование в начальной школе Каламбуса.
И я сдулся. Лиза будто кольнула меня иголкой, и я лопнул, как дырявый шарик. Это не Мэгги.
– Вы как будто расстроились? – Ухмыльнулась девушка. – Не любите рисовать?
– У меня был трояк по искусству. Зато на уроках физкультуры мне не было равных.
Смех Лизы загулял по кофейне, и я окончательно убедился, что это не девушка из автоответчика. Она никогда не смеялась.
Я собирался уже было распрощаться и вернуться за своим упущенным местом в очереди. Цеплять подружек на одну ночь в кофейнях – не моя стихия, а в бар я сегодня не собирался, чтобы дать печени денёк прийти в себя. Даже во время жаркого сезона нам давали время восстановиться между тренировками. Но Лиза вдруг предложила:
– Не хотите кофе?
История с контрактом «Монреаль Канадиенс» – наглядный пример того, что я никогда не упускаю выгодных предложений.
Тесса
– Это Шон. Меня нет дома или я просто не хочу отвечать. Оставьте сообщение после сигнала, и, может быть, я вам перезвоню.
– У каждого есть такое место, куда он никогда не вернётся. Которое пугает его до мурашек, до ломоты в костях. Когда-то я думала, что никогда не смогу вернуться в Блумингтон. Он всегда оставался для меня золотым криптонитом, ахиллесовой пятой, слабым звеном в моей цепи прошлого. Но ты помог мне справиться с этим страхом. И породил новый.
Теперь я почти никогда не бываю в твоей квартире и в районе Литтл Виллидж. Обхожу стороной, как ямы на дороге, как трещину в асфальте. Но встреча с Сойером всё изменила. Шон, надеюсь, ты не обидишься и не станешь ревновать. Ты всегда странно реагировал на нашу дружбу. Но после той встречи он пишет и звонит мне время от времени. И всё приглашает в «Марко Поло» на своё выступление. Я долго выдумывала отговорки, но у меня заканчивается фантазия. К тому же, ты сам учил смотреть страхам в лицо и смеялся, когда мы смотрели ужастики. Я пока не готова сесть перед большим экраном и посмотреть этот фильм ужасов от начала и до конца, но хотя бы прикрою глаза рукой и буду подсматривать, как тогда.
В эту пятницу Сойер с ребятами выступают в «Марко Поло». И я собираюсь сходить, ты не против? Посмотрю одним глазком, послушаю пару песен и тут же уйду. Всё равно не смогу находиться там без тебя слишком долго. Пора сразиться со своим криптонитом, обнажить ахиллесову пяту и избавиться от слабого звена. Только поборов свои страхи, я научусь жить дальше без тебя.
Дэвис
Мне снилась Вэлери. День нашей встречи. Сцена из романтической комедии, до нелепости пропитанная банальностью. Мы с Блейком и Ривзом выходим из кабинета биологии и ржём над какой-то ерундой, как табун лошадей. Перед нами расступаются, колонной почёта выстраиваются вдоль стен все – от мала до велика – потому что мы звёзды, свалившиеся с неба. На нас пускают слюни девчонки, малолетки хотят быть похожими на нас, а сверстники – быть нами. Но мы мало кого замечаем кругом, только своё превосходство.
И тут я случайно замечаю девушку у шкафчиков. Русалка с длинными волосами, что поворачивается как в замедленной съёмке и откидывает свои косы назад. Я никогда её раньше не видел и смотрел во все глаза, не слыша, что там несёт Ривз и как заливается Блейк. Их голоса – серый шум на фоне канонады моего сердца. Новенькая захватила меня в плен, заворожила каждым движением. Но что-то изменилось. Её тёмные волосы посветлели до снежной белизны. А когда она повернулась, у неё не было лица.
Я распахнул глаза от испуга и ослеп от яркого света. В квартире Шона не такие потолки. И не такие шторы. У него вообще не водилось штор, как у любого нормального мужика. Простынь слишком гладкая, матрас слишком удобный. Откинув одеяло и остатки сна, я сел в кровати и понял, что я не дома. По крайней мере, не в том доме, где обитал последние недели. Ухоженная, чистая комната с белой мебелью и мягким ковром. Картины на стенах и островки косметики на столике у окна. Сон о Вэлери сбил меня с толку. Словно в ней слилось два образа – её и девушки из автоответчика со светлыми волосами.
Протерев глаза, я натянул джинсы и выглянул из спальни, как вор, набегом проникший в чужую квартиру. Везде стояла мёртвая тишина, как будто все люди исчезли, пока я спал. Не помню, чтобы пил вчера, да вообще почти ничего не помню. Так глубоко провалился в сон, что потерялся во времени и пространстве.
На кухне я нашёл тарелку с остывшим завтраком – тосты и поджаренный бекон – и записку.
Доброе утро, соня! Ты так сладко спал, что я не стала тебя будить. Убежала на занятия. Можешь дождаться меня, и вместе пообедаем. Я рада, что вчера зашла за кофе и булочками, иначе не встретила бы тебя. Л.
Лиза. Кофейня. Аромат маминых духов. Предложение выпить кофе. Теперь я всё вспомнил. Как мы прогулялись по городу до дома моей новой знакомой, и она предложила зайти к ней на обещанный кофе. А потом симпатия всё больше, а поцелуи всё ниже. Упоминания о том, что я хоккеист, всегда работали как надо. Но я не собирался оставаться и повторять пройденное – я больше не в школе. Почему-то эта ночь вызвала у меня чувство вины. Одно дело тащить в постель доступных цыпочек из бара, которые пришли туда с той же целью – повеселиться. И другое – порядочную девушку, которая явно рассчитывала на нечто большее. Что наши ахи и вздохи в спальне перерастут в клятвы верности у алтаря. Или хотя бы во что-то серьёзнее перепихона. Какой же я мудак.
Сбегать без оглядки было бы совсем по-свински. Я может и обрастал лишними килограммами, но до свиньи мне ещё далеко. Перевернув записку, я черканул пару строк, забрал куртку и вышел из квартиры. Останусь горьким воспоминанием, тем парнем, на которого Лиза потом будет жаловаться за бокалом вина подружкам, какая же он сволочь. Она впустила меня в свою спальню и, судя по ласковым словам, хотела впустить в жизнь, а я даже не вытер ноги и наследил в ней. Когда Лиза вернётся из школы, увидит, что натоптали и всего два предложения на огрызке бумаги рядом с нетронутым завтраком.
Лиза, всё было здорово. Прости.
У неё не было моего телефона, чтобы названивать или оставлять гневные сообщения о том, какой я мудак. Впрочем, я и так это знал и не нуждался в напоминаниях.
Вернувшись домой, я бросил одежду прямо на диване и двадцать минут стоял под душем, смывая с себя ванильно-миндальный запах «Блэк Опиум» и незнакомой женщины. Пора завязывать со случайными связями, перестать вести этот глупый счёт расставания и пытаться отомстить Вэлери. Ей плевать, пусть я перетрахаю половину Чикаго. Пусть я поскользнусь в этом самом душе и разобью голову. Как плевать и всему остальному миру.
Колено взъелось на меня покалывающей болью, пока я вылезал из душа. Становилось хуже, точно сустав старел быстрее меня. Подниматься по лестнице на второй этаж, становиться на колени в поисках носков под кроватью и даже сидеть без движения теперь стоило неимоверных усилий. Но в чём смысл делать упражнения, если колено больше не пригодится на льду? Если я больше не пригожусь ни для чего? Обезболивающие, что прописал доктор Шепард ещё во время первого визита, снимали боль, но только спиртное помогало мне чувствовать себя тем, кем я был раньше. Всемогущим Дэвисом Джексоном, грозой коньков и льда, повелителем трибун.
Я как раз вытирал свои космы полотенцем, когда заметил свечение синего огонька на телефонной базе. Пока автоматический голос вещал, что мне – то есть Шону – оставили новое сообщение, двинулся к холодильнику, чтобы подзаправиться хоть чем-то съедобным, хотя особо ни на что не рассчитывал.
– У каждого есть такое место, куда он никогда не вернётся. – Заговорила Мэгги. – Которое пугает его до мурашек, до ломоты в костях…
Я так и застыл с дверцей холодильника в руке, перебирая в голове те места, куда я никогда не вернусь. Квебек, стадион «Белл Центр», наша с Вэлери квартира, родительский дом… Из этих мест можно собрать целый город-призрак с заброшенными домами и мусором на дороге.
На верхней полке нашёлся кусок твёрдого сыра, на удивление, даже не покрытого плесенью, пачка майонеза и одинокий скукоженный помидор. Похоже, на завтрак у меня сегодня недосэндвич с миллионом калорий и дефицитом белка.
– Теперь я почти никогда не бываю в твоей квартире и в районе Литтл Виллидж. Обхожу стороной, как ямы на дороге, как трещину в асфальте.
Интересно, что бы я стал делать, заявись она сюда? Постучи она в дверь по утру или вечером, ожидая увидеть за дверью Шона. А тут я… Помятый жизнью пропойца, больше смахивающий на бродягу. Мэгги точно приняла бы меня за бездомного, что влез в окно и портит своей вонью чужие простыни.
– В эту пятницу Сойер с ребятами выступают в «Марко Поло». И я собираюсь сходить, ты не против?
Нож завис прямо над помидором, так и не покусившись на его мякоть. Она собирается в этот бар в пятницу. Всё это время я гадал, кто скрывается за мягким, грустным голосом. И это мой шанс узнать. И сэндвич из помидора и сыра уже не показался мне таким невкусным.
Апрель не желал сдавать позиции весне и держал всё Чикаго в своих ежовых рукавицах, но как только я вошёл в «Марко Поло», на меня тут же дыхнуло жаром спёртого воздуха, дыханием десятков людей. В бар набилось много народа, сливаясь в одну какофонию звуков и одну мешанину запахов. Нечто подобное ощущаешь на стадионе, когда готовишься выйти на лёд: беспорядочный рёв толпы, предвкушение чего-то грандиозного, сладкое ожидание, когда всё начнётся.
Деревянный интерьер подсвечивали провисающие гирлянды из фонариков – они точно лианы оплетали потолочные балки и изливали на всех своё тёплое свечение. Целая армия круглых столиков каким-то неведомым образом уместилась в одном небольшом помещении, и все места уже были заняты подпитыми и воодушевлёнными любителями живой музыки и недорогой выпивки. Компании щебетали на своих языках, так что было не понять ни слова. Те, кому повезло меньше, жались к стенам или околачивались у барной стойки, за которой бегали сразу три бармена и выписывали финты шейкерами и бутылками. Я подоспел вовремя – на сцене пока наслаждались вниманием публики одинокие гитары, клавишные, микрофон и ударная установка. Они ждали своего часа, чтобы слиться звучанием в единый оркестр.
Пару раз я бывал на концертах. Ещё в восьмом классе напросился с Бенни и его приятелями на слёт каких-то малоизвестных рок-любителей, но запомнил только блюющих зрителей и драку у туалетов. С Блейком и парнями мы больше любили ходить на игры, но однажды Тим затащил нас на концерт «Зе Уайт Страйпс», что были в Чикаго проездом. Я почти оглох и получил локтем в живот, но в целом мне понравилось.
Перед тем, как заявиться на свидание с незнакомкой, о котором она ничего не знала, я пробил это местечко. Обычный бар с длинной винной картой и широким ассортиментом выпивки. Ничего особенного, кроме пятничных вечеров, когда с семи до одиннадцати здесь выступали местные музыканты со своими балладами и надеждами. Те, кому пока не удалось пробиться в мир больших сцен, а может, уже никогда и не удастся. На афише засветились имена и названия бэндов, выступающих сегодня вечером. Коул Хардман, Даниэлла Лавуазье, «Блу Валентин», «Лиддс», «Парни из Гринкасла», «Мист оф Обливион» и кто-то там ещё. Ноль узнавания. Зеро, как на рулетке.
Как же я понимал этих несчастных, ведь сам годами бегал за второсортные клубы низшей лиги, пока не попался на глаза Рикки. Мне удалось пробиться, но меня поставили на место всего одним ударом корпуса. В хоккее, как и в жизни: чем быстрее разгон, тем жёстче падение, если вовремя не затормозить.
Слишком шумно и людно – в другой день я бы за милую душу выбрал бы логово потише. Не люблю, когда моему пьянству находится много наблюдателей. Топить своё горе в бутылке – дело одинокое, и свидетели ему не нужны.
Привыкнув к полумраку бара, я пристроился у окна и стал сканировать зал в поисках Мэгги. Кого-то, кто натолкнёт меня на мысль, что это она. Девушек здесь было не меньше, чем парней. На любой вкус, как мороженого в «Баскин Роббинс». Мой охотничий взгляд подметил парочку симпатичных мордашек, с кем я был бы не прочь познакомиться поближе, но не в этот раз. Я здесь не на охоте, а в разведке. Вот только теперь я осознал, что в мой план затесался кое-какой изъян. Я понятия не имел, как стану искать Мэгги. Спрашивать каждую женщину в этом баре, не бросил ли её парень по имени Шон, которому она звонит вот уже два года и оставляет сообщения? И я решил просто ждать.
– Будете что-нибудь пить? – Проворковала официантка с пустым подносом, незаметно вторгнувшаяся в моё личное пространство.
Она наклонилась ко мне поближе, чтобы я расслышал её за шумом бара, и просто не оставила мне выбора, как заглянуть в её декольте и побарахтаться там глазами дольше приличного. Эффект Дэвиса Джексона действовал даже без хоккейной майки. Но сегодня я не собирался им пользоваться.
– Светлое пиво. – Ответил я и тут же перевёл глаза на сцену, где появилось первое движение.
Мужчина средних лет в футболке-поло вышел к микрофону и обнял его обеими ладонями, как любимую женщину.
– Добрый вечер, народ!
Зал загалдел в ответ, перенося меня в те времена, когда стадионы взрывались воплями при нашем появлении. Топот трибун до сих пор стоял в голове эхом эйфории, которую мне уже не ощутить. А у этих ребят ещё всё впереди. Они получили свою минуту славы.
– Добро пожаловать на наш пятничный вечер живой музыки! – Объявил в микрофон, судя по всему, организатор мероприятия или сам владелец бара. Хлопки в ответ. Горящие глаза зрителей прожекторами освещали сцену. – Сегодня будет много чего интересного, дамы и господа. Перед вами выступят те, кого вы уже давно знаете. Но мы познакомимся и кое с кем новым. Они впервые выступят на этой сцене для вас, так что поддержите их и встретьте так тепло, словно к вам приехала любимая бабуля!
– Ваше пиво.
Официантка ловко перемещалась в просветах между телами, и протянула мне бутылочку «Гусь Айленд» нефильтрованного с такой улыбкой, точно предлагала мне ключи от новенького «порше». Холодное стекло коснулось пальцев, и всё моё нутро уже затрепетало в ожидании первого глотка. Я отпил из бутылки и снова пробежался по толпе, ища грустную мордашку среди весёлых завсегдатаев. Но она могла оказаться кем угодно или вовсе не прийти. Что я вообще делаю? Выискиваю девушку, которая не подозревает о том, что я подслушиваю каждое её слово, каждый порыв разбитой души. Маньяк, ей богу.
– Итак, если вы готовы, встречайте нашего первого исполнителя. – Всё говорил себе мужчина в поло. – Вы все его прекрасно знаете. Фредди Макрей!